У входа Бранч в знак уважения к хозяину встал на задние лапы. После зноя полуденной пустыни апартаменты Ожорга встретили приятной прохладой и запахом углеводородов: совершеннейший Ожорг встречал его в бассейне с подогретой нефтью, как того предписывали этикет и мода нынешнего сезона.
– Ты звал меня, совершеннейший, – клацнул зубами Бранч. – Я пришёл.
– Присоединяйся, – Ожорг сдвинулся к краю бассейна, освобождая место; его шкура влажно блестела в свете ламп.
– Благодарю, – Бранч поклонился и не сдвинулся с места. Ожорг вправе приглашать, но Бранч не вправе соглашаться. Опрометчиво, их статусы несравнимы.
– Твой статус низок, – сказал Ожорг. – Будь равным. Входи.
Повторное приглашение – это большая честь, а заодно формальное оправдание. Отказаться значило оскорбить совершенство хозяина. Не медля, Бранч погрузился в жижу.
Хорошо! Добытая на океанском шельфе, богатая лёгкими фракциями, нефть затекла под чешую, омыла все складки, деликатно заполнила поры. Бранч блаженно прикрыл глаза: гость доволен, хозяин рад.
– Твой статус низок, – повторил Ожорг. – Но мне нравятся твои картины. И не только мне…
Разговоры о статусе не ведут просто так. Ожоргу что-то нужно. Неужели заказ?
– Что я должен сделать, совершеннейший?
– Для начала угоститься.
Из люка в потолке спустились два силовых подноса, зависли перед хозяином и гостем.
Бранч незаметно втянул воздух ноздрями: острая приправа, вино и редкий деликатес – живое желе. Стимулируемое электрическими разрядами, желе слабо подрагивало.
Подхватив черпалкой кусок яства, Бранч макнул его в соус и кинул в рот.
Комплименты не требовались: угощение Ожорга соответствовало статусу, то есть было выше всяких похвал, поэтому Бранч снова промолчал.
Ожорг есть не стал.
– Тебя не смущают подробности кулинарии, равный Бранч? – спросил он.
Бранч приготовился: хозяин явно перешёл к делу.
– Это жизнь, совершеннейший Ожорг, – осторожно ответил он.
– Это нервная ткань животных с одной окраинной планеты, – сказал Ожорг. – Мы не так давно ввели её в содружество. Старейшие в Совете помнят.
– Они разумны?
– Относительно.
Ожорг выпил вино, уронил кубок в нефть. Полимер вспыхнул и сгорел, напоил воздух над бассейном ароматным дымом. Бранч оценил запах и запомнил его; хороший штрих для обонятельного слоя будущей картины.
– Они научились делать орудия труда, – объяснил хозяин, – иногда очень сложные, но не изучили себя.
– Они неразумны, – констатировал Бранч.
– Ты споришь с Советом? – оскалился Ожорг.
– Нет, совершеннейший, – испугался Бранч, – но…
– Слушай лучше, – серьёзно произнёс Ожорг. – Художнику простительно, но не торопись.
– Я весь внимание, совершеннейший Ожорг, – сказал Бранч.
Ожорг ударил хвостом, нефть в бассейне заволновалась, плеснула наружу. Загудел робот-уборщик.
– Они продвинулись в технологии, – заговорил он, – очень далеко для обычных животных. Совет долго не мог решить, как их трактовать. Победил формализм. Для чего я это рассказываю…
– Да, совершеннейший?
– Чтобы ты был готов, – сказал Ожорг. – Дело давнее, решение принято. Совет выбирал между «условно разумны» и «практически неразумны» и выбрал первое. Это почти одно и то же, разница в нюансах, которые интересны только юристам. Это животные, но иногда умело имитируют разум.
– Поставки продукта, – Ожорг шевельнул желе черпалкой, – упали. Ненамного, но слишком заметно для случайности. Заказы не выполняются в срок. Твоя задача – навести порядок. Тогда твой статус вырастет. Справишься, равный?
– Да, – без сомнений ответил Бранч.
– Я так и думал, – довольно сказал Ожорг. – Корабль ждёт тебя, все разрешения готовы. Лицензию на временный статус получишь у секретаря. Верю, он станет постоянным. Как продвигается твоё новое полотно?
Аудиенция закончена, понял Бранч. Ожорг сказал всё, что хотел и получил ответы на все вопросы.
– Продумываю последний слой, совершеннейший, – сказал Бранч. – Позволь мне удалиться?
– Позволяю, – разрешил Ожорг. – И помни, мы ждём… Угощение можешь забрать с собой.
Снаружи всё осталось как прежде. Звезда висела в зените, тени от кактусов сдвинулись не более чем на коготь. Но в сознании мир стал совсем другим! Доверие окрыляет, Бранч взлетел бы в иссушенное небо, не потеряй его далёкие предки за ненадобностью крылья. Его творчество заметили, его синтетические картины помнят и ждут!
О задании Бранч думать не стал. Во-первых, рано, во-вторых, оно очевидно просто. Это способ повысить статус, выбранный его поклонниками. Задание невозможно не выполнить, управление не бывает трудным для расы, владеющей галактикой. Это в любом случае так, даже если он верно понял намёк Ожорга: аборигены окраинной планеты не просто разумны, но умны и изворотливы.
Он вернётся, получит статус и сможет творить, не отвлекаясь на мелочи!
Мысль о творчестве, как всегда в последнее время, бросила в депрессию. Любая картина – это единство слоёв; мысль и цвет, линия и звук, касание, аромат и эмоция. Продумано почти всё, осталось воплотить, там нет ничего сложного, инстинкт и техника, но последний, эмоциональный слой не готов! Иногда Бранч хотел всё бросить, пойти в техники, в военные, даже в администраторы! Собственно, именно это и предложил ему Ожорг, тоскливую рутину, временный, но необходимый этап… Он прав, творчество требует жертв.
Кораблик Бранчу понравился. Стандартный скутер разведчиков, но с разумом и комфортом дипломатической шхуны.
– Называй меня Бранч, – сообщил Бранч, входя.
– Приветствую, Бранч! Называй меня просто Мозг, – представился катер. Бранч подумал, что катер соскучился по общению. Это показалось забавным — машина, которая, может скучать. Нет, не машина даже, а всего лишь программа, несколько миллионов строчек кода, подключённых к объёмистой базе данных. Забавная штука разум, трудно понять, где кончается технология и где начинается он.
– Ты знаешь, куда мы летим? – спросил Бранч. – Мне нужна информация, вся информация.
– Да, я знаю, Бранч, – сказал Мозг. – Общие сведения готовы и загружены в оперативную память. Ты сказал, всю информацию. Значит ли это, что ты хочешь ознакомиться с записями аборигенов?
Лукавый Совет Старейших! Они признали обитателей планеты почти животными, но даже Мозг катера называет их аборигенами!
– Конечно, Мозг.
– Тогда я рекомендую сначала изучить их языки.
– Язык, ты хотел сказать? – переспросил Бранч.
– Языки, – ответил Мозг. Бранчу показалось, или машина иронизировала? Впрочем, он не большой знаток интеллектуальных интерфейсов. Кто знает, как далеко они продвинулись на пути имитации разума…
– Сколько их?
– Два десятка основных, несколько тысяч второстепенных, не считая искусственных и вышедших из употребления. Правда, не все имеют письменную традицию.
Бранч понял: ему не будет скучно.
– Выбери три самых главных.
– По каким критериям?
Бранч задумался. Что выбрать?
– По числу документальных записей, – приказал он. В конце концов, он простой художник и не подписывался изучать сказки народов галактики.
– Выполнено! – доложил Мозг. – Примерное время освоения — два стандартных оборота Метрополии.
– Этот только языки? – не понял Бранч.
– Лексика и основные понятия, – сказал Мозг. – Плюс порядка сорока стандартных оборотов на документальные сведения. Извини, Бранч, – виновато добавил он, – не могу спрогнозировать точно. Не знаю твоего ментального индекса.
Мозг издевался. Программа посмеивалась над ним, разумным Бранчем! Но, так или иначе, остановки в экзотических мирах — для отдыха и осмотра красот, на что он рассчитывал, отменяются…
Сами себя аборигены называли люди или человеки. Бранч не вполне уяснил разницу между этими понятиями, хотя её не могло не быть. Использовать разные слова для одной и той же вещи — непозволительное расточительство. Впрочем, люди вообще были чрезвычайно расточительны, что по отношению к родной планете, что по отношению к себе подобным. Их историю переполняли войны, эпидемии и другие несчастья, зачастую не из-за чего и на пустом месте. Приход, как они называли расу Бранча, попечителей — он оценил точность, а также обманчивую простоту термина — вполне возможно, спас аборигенов от вымирания.
Низкие продолжительность и качество жизни определили мировоззрение. Основные философские системы считали жизнь подготовкой к посмертию. Древняя, рациональная часть сознания Бранча вообще не поняла, о чём речь, и приняла прочитанное за ошибку перевода. Молодые, артистические слои его натуры восхитились парадоксальностью идеи. Как можно рассчитывать на то, что будет после, если из самого определения смерти следует, что после не будет ничего? Мысль о личном посмертном существовании затягивала в тёмную пучину, туда, где нет логики, где причины и следствия поменялись местами, переплелись, растворились друг в друге.
Распространённость и власть этой идеи чрезвычайно затормозили развитие технологий. Человеки могли, но не успели выйти в галактику, а теперь и не выйдут. Попечители опередили.
Бранч восхитился мудростью Совета: люди не умели без деструктивной философии, их психика не выдерживала. Колонизаторы уничтожили большинство религий как вредные и не поддающиеся контролю, а взамен дали простой и приятный культ размножения.
Секс угоден попечителям!
Люди стали жить долго, они сыты, здоровы и послушны.
Послушны ли? Старейшие предусмотрительны, иначе никогда не признали бы разумных смышлёными, но животными! Зато теперь Бранча ничто не ограничивает, опасных зверей изолируют, а чаще уничтожают.
Систему жёлтой звезды на окраине периферийного рукава галактики они достигли на сорок седьмой стандартный оборот. Бранч успел переварить информационную лавину и даже выйти наружу. Релятивистский образ звёзд за коконом защитного поля не успокоил и не принёс новых впечатлений. Звёздам не нашлось места в слоях его картины, они пахли мертвенной скукой.