Из дневниковых записей пилота Агжея Верена.
Абэсверт, Мах-ми
– Бак пафшкииц! Щамурафц! (Этот Бак, да он же сумасшедший!)
Я слушал и наслаждался. Пфайфики прозвали меня Бак, что по-ихнему означало – большой. И это не только за рост. Я вообще оказался слишком «большим» для здешних гуманоидов, потому что нес в себе много чужого и непонятного.
До моего появления на астероиде пфайфиков жизнь текла по бинарному принципу: есть топливо – бери, нет топлива – отваливай.
И тут нарисовался я.
– Топлива нет! – заранее просигналили мне со старенькой, покореженной метеоритами базы.
– Ну и ладно, – сказал я и стал заходить на посадку.
– Топлива нет! – думая, что человекообразный плохо понимает стандарт, пфайфик стал показывать мне отсутствие горючки жестами.
Я энергично кивнул ему пару раз и… сел.
Сел против неписаных местных правил. Но и стрелять в меня пфайфики не решились: топлива-то не завезли, а значит – и защищать нечего.
В обшарпанной проржавевшей забегаловке ко мне тут же подошел один, самый смелый, и, косясь на трех других, подпирающих головами сделанную под человека стойку, спросил на стандарте (их чириканье я понимал с большой натяжкой):
– Топливо ждать будешь?
– Нет, – сказал я и стал пить авт – местное слабоалкогольное пойло.
Пфайфик онемел. Удлинившимися от удивления глазами он влез, практически, в мою кружку, а пальцы сложил коробочкой, словно изготовился молиться.
Я пил.
– Так не будешь ждать топливо? – переспросил пфайфик, очумело таращась на меня.
– Не буду, – согласился я, равнодушно глядя, как мой зеленокожий собеседник бочком, точно краб, пятится к своим.
Конечно, на астероиде сейчас только и разговоров, что о моей персоне. Но передатчик тут маломощный, и дальше информация не уйдет.
Горючка меня действительно не интересовала. И то, что я официально числился штрафником, никак не мешало работать непосредственно на Мериса. А Мерис велел на недельку сдохнуть. Ну я и сдох.
Какой-то хороший, наверное, парень валялся сейчас под обломками рефлекторной башни с моим личным браслетом на руке. (Маячок из плеча я тоже на всякий случай вырезал – дохнуть, так дохнуть).
Выпил за этого безымянного парня, по весу похожего на экзотианца (больше о нем ничего нельзя было сказать с уверенностью – слишком обгорел). Щас он еще полежит, бедняга, денька три. Потом его откопает Келли, он видел, куда я его сунул. Потом сочинят рапорт. Потом пошлют в Главное управление армады материалы для генетического анализа. Потом потеряют их по дороге, война же. Родители получат армейскую пенсию за «пропавшего без вести», и будет им, наконец, от меня, беспутного, хоть какая-то польза.
А может, Келли и пять дней промаринует «меня» в развалинах – лето не самое ядреное в центральной части третьего континента Мах-ми. Нет, как ни крути – неделя. И неделю я должен пропить. На то она и «неделя», чтобы ничего не делать.
Тоска-то какая, Беспамятные боги!
Нужно было пить, чтобы не думать. Не думать о том, что будет дальше. Не думать о смерти Дьюпа. Она все еще была со мной, когда я останавливался. Стоит замереть и умирание нащупывает в тебе родные корни. И ты снова набираешь скорость, бросаешься в зону Метью, без навигации, без расчетов, вперед, в безвременье, чтобы и мысли не смогли догнать тебя. Но нет ничего быстрее мыслей.
Зря меня после истории с расстрелом террористов кинули в штрафбат. Это был тактический проигрыш военного министерства. Меня нужно было сразу вешать. Зачем пытаться переиграть Мериса в его же фантики? Уже через три месяца из штрафбата меня перевели в группу зачистки, в подразделение смертников, которое документально еще существовало, а на деле – практически нет. Потом с уголовниками я оказался на Мах-ми, где шли уличные бои, «сливы», биоэвакуация… Самая подходящая обстановка, чтобы тихо стать безымянным куском мяса.
Мерис подтянул на Мах-ми Келли, который временно командовал нашей ЭМ-17, и теперь оставалось всего лишь тихо похоронить бывшего капитана Верена и зачислить к Келли какого-нибудь другого двухметрового болвана. Вот этого самого Бака, например. Нужно-то всего лишь недельку подождать.
Мерис предполагал нанять меня тут же, на Мах-ми. В таких случаях предельная наглость снимает все подозрения. Моей задачей было – отсидеться на астероиде, а потом свалиться на голову Келли.
Пояс астероидов, окружающий Мах-ми, мало пострадал от обстрела. Да здесь и до нас было спокойнее некуда. Мах-ми – это тебе не приграничный наногигант Аннхелл, где только ленивый не играет в политику. Тут ловить нечего. Ни высоких технологий, ни сырьевых ресурсов, ни особенных культурных ценностей.
Мах-ми – исконно экзотианская территория, но население преимущественно «наше». Так сложилось. И южное крыло армады слопало этот маленький мир, даже ни разу не икнув.
Особого сражения за Мах-ми, кстати, не было. Экзотианские корабли отступили к Гране, там есть что защищать – урановые рудники, серебро и палладий. А вот на грунте нам повоевать пришлось: часть населения небезуспешно оборонялась. Плюс мародеры, которым все равно, кого грабить. Ну и наши головотяпы.
Я взял еще кружку авта. Какой вообще бандак придумал такой слабый, никчемный алкоголь? Утопиться ж проще, чем напиться!
Напиться я безуспешно пытался двое суток. На третьи уснул и проспал часов десять. Когда проснулся, выяснил, что пфайфики освоились с моим телом и почитают его за мебель. Возле головы лежала какая-то рекламная снедь, строем стояли полные кружки… Похоже, я украшал своей персоной местное заведение и привлекал посетителей.
Астероид тряхнуло. То ли садился корабль, то ли… Тряхнуло снова, и других «то ли» не осталось. Садился корабль. Судя по вибрации – не самый маленький. Топливо привезли? Я зевнул. Пфайфики уже не замечали меня особо – привыкли. На вибрацию они тоже не отреагировали, значит, посадка была делом ожидаемым и банальным. Точно – топливо. Теперь пфайфики начнут продавать его мелким леталам, типа меня, которые крутятся в системе, выживая спекуляцией и контрабандой, купят себе немного кислорода. Ну и я, может, как-нибудь убью тут шесть, ой, нет – семь дней.
Я еще раз зевнул. Чуть челюсть не вывернул.
В обжитый мною бар вошел пилот с новоприбывшего корабля. Похоже, гуманоид – рост, телосложение и все такое. Лицо закрывал шлем – за двойным шлюзом дверей воздуха не было.
Шлем аккуратно лег на стойку…
Человек. Совсем молодой парень. Наверное, в космосе начал пахать, как я на ферме – сначала за пульт, потом в школу. Хорошая осанка, ровная походка. В движениях что-то экзотианское, но костяк средний. Полукровка? Пфайфики защебетали с ним по-своему. Какой-то – я их не различал – показал на меня. Парень обернулся. Странные у него были глаза. Длинные, теплые, похожие на серебряных рыбок. Мне как-то не попадались такие раньше.
Он сел за соседний столик. Я кивнул, предлагая поделиться своим кружечным изобилием. Он по экзотиански склонил голову набок, отказываясь. Точно – полукровка. Тонкие черты, темно-рыжие волосы. Красавец. Бабы от него, поди, без ума.
Мой собственный опыт общения с противоположным полом все еще бродил вокруг борделя. Я никогда не знал, о чем с дамами можно говорить, чего от них особенного хотеть и все прочее. Моя мать… Я не был любимым сыном. Им был мой старший брат Брен. Родных сестер не случилось. Погодки двоюродные росли слишком девочками и сторонились мальчишек. Мы с Бреном подглядывали за их глупыми играми.
Я помотал тяжелой ото сна башкой, и полукровка нервно оглянулся. Война и гражданским психику попортила…
Надо пойти размяться хоть как-то, а то уже задница приросла к стулу.
Я полез наверх по ржавой лестнице – в барах такого типа автоматически предполагается зал для отдыха.
Зал нашелся. Пустой. И из всех развлечений досталась мне родная физкультура. Хорошо хоть пфайфики не видели, каким способом я перевожу кислород. Вот бы оскорбились.
Я увлекся. Вернее, слышал мерный скрип лестницы и видел проекцию одинокой человеческой фигуры на экранчике спецбраслета, но не отреагировал – это же не личное помещение. Да и кто мог закашлять за моей спиной, если не новоприбывший пилот?
– Чего тебе? – спросил я, не оборачиваясь: так скрутился растяжкой, что фиг обернешься.
– Мне стрелок нужен. Ты, часом, не стрелок?
Голос мягкий, приятный.
Я продолжал растяжку, размышляя, надо ли мне вообще с кем бы то ни было разговаривать? Но мысль о семи днях на астероиде победила. Разговор – тоже развлечение.
– Я часом занят. Сильно.
Полукровка недоверчиво хмыкнул. Видно, пфайфики уже рассказали, как «сильно» занят их гость. Однако комментировать я не собирался.
Он подождал.
– Могу заплатить горючим.
Я, наконец, выпутался из своего узла и развернулся к нему.
А парень-то озабочен: глаза-рыбки прищурены, под ними залегли тени, красивый рот кривится. В полутьме бара я этого не заметил, но тут он встал в аккурат под «лампочкой».
– Я не на стандарте сказал? – спросил с ма-ленькой угрозой в голосе (большая моему росту не полагалась). – Я занят. И деньги мне не нужны.
Полукровка круто развернулся и затопал вниз по лестнице. А мне сразу расхотелось заниматься – тоска встала перед глазами во всей своей зеленой красе.
– Эй, ты, – сказал я в удаляющуюся спину. – На сколько дней тебе нужен стрелок?
Он остановился. Кажется, вздохнул – лопатки дернулись. Снова полез вверх.
Я еще раз смерил его взглядом – нет, не экзотианец, но что же в нем не так?
Парень хмуро смотрел на меня, прикидывая что-то.
– Дня на два, – буркнул он, наконец. – Ну, может, на три.
– Ну, если только на три, – усмехнулся я. И спросил в лоб. – Ты кого собрался убить?
Секунды две полукровка непонимающе хлопал глазами, потом на скулах у него проступили пятна, и он схватился за сенсор.
«Майстер-34» был укреплен у него на голени. Это же надо согнуться, правильно положить ладонь, чтобы разблокировалось крепление…
Через две третьих секунды я сидел на этом чудике. Мне было весело – оружие парень вытащить так и не успел.
Да, мне было именно весело. Лерон вынес мне мозг своим спасательством. И смех немного защищал меня от меня же. Иначе бы уже наспасался. Дураков кругом паслось как никогда много. Но этот мне еще и приглянулся чем-то. Хотя… скука тоже имеет право голоса.
Я встал с полукровки. Как-то неловко оказалось на нем сидеть. Потом скрестил руки и, улыбаясь, наблюдал: вот он подскакивает, выхватывает-таки тяжеловатое для его руки оружие… Тем более, сенсорное вполне можно было подобрать и полегче.
От неловких движений полукровки маячок бионаведения «майстера» сдвинулся. Забавно. Сенсором со сбитой наводкой лучше просто махать – больше шансов, что попадешь хоть куда-то.
Однако парень разочаровал – не стал стрелять в мою ухмыляющуюся рожу. С интеллектом у него, к сожалению, все оказалось в норме. Где он найдет здесь другого стрелка? То, что мы сошлись – уже редкая удача. А на Мах-ми стоят части регулярной армии и спецона, там ему вообще ничего не светит. Кроме виселицы. В целях экономии энергии. Там не будут долго разбираться: полукровка он или нет.
Я зевнул. И, обогнув парня, пошел к лестнице.
С полдороги окликнул:
– Пошли, что ли, наниматель? Тебя зовут-то как?
– Влан, – почти не разжимая зубов, выдавил он.
Последнюю букву полукровка произнес вообще с закрытым ртом. Я с трудом понял. Была, кажется, птица в здешней системе – влан. Кличка значит. Только что придумал, поди. Ну-ну. И я для тебя – Бак. Впрочем, я вообще сейчас Бак. Агжей – три дня как умер.
Мне снова стало смешно, и я затопал к выходу из бара, минуя суетящихся на уровне моего пресса пфайфиков. Они, наверное, пытались понять наш с Вланом разговор. Вот только знание стандарта не дает никаких ключей к пониманию намерений гуманоидов другого вида. Мы для них – темный лес, как, впрочем, и они для нас.
Влан, прихрамывая, тащился сзади. Видно, упал неловко. Но я и так видел, куда идти. Корабль на стоянке маячил один-одинешенек. «Партнерский», совместного производства, класс «эль», межсекторные грузоперевозки. Управление у него символическое. Делов-то: реактор антивещества, марш-форсаж, один разгонный и два маневровых двигателя (для которых, собственно, и нужна горючка). Потому что при входе в стратосферу реактор антивещества блокируют в целях безопасности. Считается, если атомного реактора на судне нет, такая блокировка вполне надёжна.
Влан отключил защитное поле, и я вошел первым. По привычке сел в кресло первого пилота, проверил системы управления. Полукровка не мешал, но и не садился рядом.
– Куда полетим, птица? – спросил я весело.
– На Мах-ми, – сквозь зубы процедил Влан.
– Ты что, обалдел? – поинтересовался я сдержанно. – Или это какая-то новая местная шутка?
Полукровка молчал.
Я развернулся к нему вместе с креслом. Нет, он не шутил. Это было видно по глазам, по сжатым челюстям.
– Ты чем треснутый? – спросил я, не повышая голоса. – Нас срежут еще до входа в атмосферу. Это ты понимаешь?
– Я – хороший пилот, – упрямо сказал он.
– Ты? – ему удалось меня удивить. – С твоей реакцией?
У Влана на скулах опять расцвели пятна.
– На меня просто никто никогда не прыгал! – сердито сказал он.
– У тебя теперь много чего будет «как никогда», – парировал я. – Кто у тебя остался на Мах-ми? Подружка?
Скулы вспыхнули сильней. Чего же мы так краснеем-то?
– У меня там семья!
– И?
– Они – экзотианцы! Пока я… – он запнулся, не желая посвящать меня в подробности личной жизни, – …был в соседней системе, там такое началось! Мне нужно их оттуда вывезти, понимаешь, ты, большой… – он не решился-таки меня оскорбить.
– Они – экзотианцы, а ты значит – нет? – усмехнулся я.
– Я – нет. Кровь есть, но это неважно совершенно.
– Что ж, может и неважно… Ну, пошли тогда.
Я встал.
– Куда пошли? – румянец пропал и глаза расширились.
– В мою шлюпку пошли, дурак. На корабле мы никак не проскочим. Слишком большая мишень. Каким бы кто пилотом себя ни возомнил, есть характеристики систем наведения. А на шлюпке, если повезет, сядем по-тихому. Большое у тебя семейство?
– Двое.
– Войдут.
– Как я потом с тобой рассчитаюсь?
– Ты? – удивился я. Ни какого «расчета» я не планировал. С моей стороны затеянное являлось чисто гуманистическим актом. – Ну, подумай. Только в процессе думай, когда ногами двигать будешь. Времени у меня – не вагон. Да и у тебя, учитывая, что на Мах-ми творится – тоже.
В своей посудине я демонстративно переключил второй пульт в режим дубля. Пусть сначала эта птичка докажет мне, что вообще умеет летать. Пусть и моталась на «грузовом» без напарника.
Влан не сказал ничего. Молча сел, надел шлем. Движения скупые, привычные. И то ладно.
Я резко дернул шлюпку свечкой, потому что горючего и так достаточно, а тут еще и навязывать его же, видимо, будут. Зато мы легли на курс, едва оторвавшись.
– Сам стрелять умеешь? – спросил я чудного своего напарника.
– Практики не имел по людям стрелять, – буркнул он.
– Ты, поди, из «этих»? – развеселился я. И проблеял голосом расчувствовавшегося проповедника. – «Право на жизнь и право на смерть даются человеку богом…»
– Да, из этих! И что?! – взвился он.
– Да ничего, пожалуйста, – я понял, что дразню его.
Мне нравилось его дразнить. Он так охотно заводился. Нам бы таких парочку в подразделение – жизнь стала бы светлее и ярче.
Настроение мое улучшалось с каждой минутой. В космосе я вообще чувствую себя увереннее, чем на грунте.
– Сам-то откуда родом? – весело спросил я Влана, предвкушая его шипение, вранье и прочие редкие в солдатской жизни прелести. Далее я намеревался спросить его о первом сексуальном опыте.
Ждал, что полукровка начнет с песни «Не твое дело, право». (Был такой свежий шлягер.) И даже приготовился ему подпеть. Но Влан неожиданно нахмурился и буркнул, что не знает.
– Как это? – удивился я. – В наш век электронных номеров?
– А вот так, – пожал плечами Влан. – И вообще на территориях экзотианского подчинения с номерами не так уж строго. – Может, я даже на Мах-ми и родился, только карточки рождения нет.
– Так ты, получается, всю жизнь работаешь нелегально? Торговля на астероидах и все такое?
Влан коротко кивнул уже по-нашему, наклонив голову к ямочке на шее. Шея у него была длинная, кивок вышел долгий, не по уставу.
– А почему не легализовался?
– А твое какое?
Я фыркнул. Заводился он с полуоборота.
– Как же ты, голубь, (местные орлы питаются, в основном, этой птицей), вообще мне доверился?
Влан нахмурился. Я-то понимал, что у него просто не было выхода. Но сам-то он в это въехал?
Полукровка покосился на меня. Я улыбался своим мыслям, одновременно посматривая на него и выполняя не самый простой маневр – уклонение от двух встречных астероидов и одного движущегося поперек курса. Маневр базовый, руки двигались механически. Я отмечал, что Влан следит за моими движениями, повторяя их не на автомате, как было бы привычно мне, а копируя и примеряясь. Похоже – стопроцентный самоучка. Не отработаны реакции на гипномашинах и тренажерах, но котелок варит – движения не так уж и запаздывали.
Влан перехватил мой взгляд и снова покраснел.
Я не выдержал, захохотал. К его чести он не бросил пульт и не полез на меня с кулаками. Секунды три полукровка сидел, закусив губу, а потом засмеялся вместе со мной. Кое-чему его жизнь, значит, уже научила. Я тоже знал это правило – если над тобой смеются, а ты не можешь дать в морду – тоже посмейся. Над собой.
Впрочем, смех не мешал мне смотреть в оба – не хотелось бы за забавами проворонить большой камушек.