24 ОКТЯБРЯ *
Чтобы не ждать милости от природы (от ветра), я решил научиться ходить сам. Вдруг получится? Мышь с сорокой притащили обувку и подвязали к моим штанинам. На правую – кроссовок, на левую – зимний ботинок. Что нашли, то и привязали. Нагнулся посмотреть, сбоку на рубахе лопнул шов. Пришлось мышке штопать. Заодно и на локте поставила заплатку.
Сделал шаг… рухнул. Ветер меня подхватил, покатил по земле: живот-спина-голова-зад-спина. Так бы и крутился, пока не попался забор. Рукавом зацепился за гвоздь, схватился за доску, подтянулся, поднялся на ноги.
Стою, жду. Упаду, не рухну.
— Э-э-э, — тронул меня ветер, — уснул?
Стою!
— СТОЮ!!! — вдруг заорал я дурным голосом.
Сорока с тоской посмотрела на меня.
— Идти сможешь?
— Смогу! — соврал. Откуда я знаю.
Стал осторожно переступать. Тронулся с места. Ботинок, кстати, оказался намного тяжелее кроссовки, поэтому во время ходьбы я прихрамывал и заваливался на левую сторону.
Сорока вытерла пот со лба.
— Наконец-то сообразил.
Запели Гитарист с соловьем, настолько красиво и слаженно, что все заслушались. Пока я не спохватился, осознав, что впервые вижу Гитариста. Вот он: кепка с выцветшим козырьком, футболка с черепом, джинсы с дырами, фанерная гитара со струнами. Фанерная? Позвольте, но как он играет?
Одно слово – талантище!
Гитарист в азарте хлестнул по струнам, потом страшно заскрипел, стал заваливаться на правый бок. Я его поддержал. Играет хорошо, а с походкой косяк, при том очень серьезный.
***
25 ОКТЯБРЯ *
ДОРОГА *
Двадцать пятого октября мы вышли в путь. На желтой крыше дома сидела синяя ворона и с ухмылкой нас провожала. Ей не терпелось наговорить нам кучу гадостей. Наговорила: — «Вам не-дойти-не, не-выиграть-не, не-прославиться-не».
Обещала разнести по свету сплетни, от которых не отмыться и не откупиться.
— Все просто обалдеют! — От нетерпения она переступала с лапы на лапу, с крыши сыпался снег.
Я скатал комок из снега и запустил в ворону. Раньше я этого не мог, а теперь получилось.
Удивительно, но попал прямо в лоб, словно отвесил полновесный щелбан.
— Ах ты! — синяя ворона взвилась свечкой и шумно спряталась в тумане.
Вчера у сороки совсем забыл спросить, во сколько трогаемся. Это все Гитарист виноват, задурил нам голову своей музыкой. Едва уговорил мышь обежать всех и предупредить, что выходим рано утром. Как назло, из-за тумана в это утро долго не рассветало.
— Ино! — позвал я Инопланетянку.
— Я!
— Гитарист!
— Здесь!
— Рыболов?
— На месте!
— Как на месте? — испугался я.
— Готов идти с вами, — уточнил Рыболов.
Я закончил перекличку и взялся за ручки тележки, в которой уже восседали Мавра Кирилловна и Павел Афанасьевич. Управлять тележкой вызвался сам. Не без хитрости конечно. Во-первых, держался. Во-вторых, удерживался.
Впереди вышагивала Инопланетянка и флажком указывала направление, как будто ходила по этой дороге каждый день. Иногда дорогу подсказывала сорока.
Раньше я не знал других мест, кроме дачного поселка «Аушки», и поэтому мне все было интересно. Посмотреть есть на что. Большие березы, широкие поля. Оказывается, червяки живут везде, а не только в нашем поселке, да и ворон не счесть – местами больше, чем у нас. Особенно там, где нет пугал. Это тоже меня крайне удивило. Вороны с карканьем прыгали по голым полям, собирали остатки подсолнуха, гороха.
Иногда я набирался смелости и обращался к Инопланетянке: «Не будете ли вы так любезны, уважаемая Ино (и задавал глупый вопрос), какой лист березы наиболее невзрачен?»
Инопланетянка не отвечала. Я придумывал новый глупый вопрос и неспешным шагом тащился сзади.
Я был бесконечно доволен нашими разговорами. Инопланетянка, оказывается, уже видела и горы, и большие города. Вот о чем надо спрашивать, упрекнула она меня.
***
26 ОКТЯБРЯ *
Шли весь день и всю ночь. Я толкал тележку по неровным тропам, застревал в грязи и потихоньку отставал.
Сорока постоянно возвращалась и торопила.
— Что ты? — взывала она к моей совести. — Все устали тебя ждать.
А вот это неправда! Я видел, как Гитарист с соловьем далеко впереди свернули в рощу. Там сразу загалдели птицы.
Когда заиграла гитара, ее подхватил соловей. Птицы, словно пробуя нектар звука на вкус, смолкли.
Я остановился, замер. Я слушал.
Как они пели! Так и хотелось взлететь и летать! Вокруг осень, а в душе весна!
— Всё хорошо, но вот обратное это «трр-р-р-р…» совершенно лишнее, — осудил пение соловья Павел Афанасьевич.
— «Тыр-тыр» и «цык-цык» — тоже надо помягше, — согласилась с ним Мавра Кирилловна.
Когда соловей смолк, все вновь пришло в движение: зашуршали опавшие листья, заскрипели деревья.
От обилия птиц ожило небо. Под тяжестью новых слушателей ветки деревьев гнулись, ломались. Инопланетянка тоже хотела попасть на концерт, но в такой широкой юбке из фольги в роще делать нечего. Жалко, что не могу помочь. Не могу же я бросить стариков. Хотя желание уже возникло. Недооценил я свои силы.
Павел Афанасьевич и Мавра Кирилловна рассыпались в благодарностях. Жалели, что до поселка, где будет проводиться конкурс красоты, осталось совсем недалеко и путешествие их скоро закончится.
***
КАК МЫ ПОТЕРЯЛИ СОЛОВЬЯ И ГИТАРИСТА*
Дорога все тянулась и тянулась, сначала вдоль поселка, потом вдоль огородов и рощи. Возникло ощущение, что дорогу специально кто-то вытягивает. Можно, конечно, бросить стариков и быстро добежать до края рощи, но боюсь, что мне это не по силам.
На ручку тележки села мышь.
— Соловей сбежал, — сказала она.
— Ах ты, паразит какой! — взорвалась Мавра Кирилловна и всплеснула руками.
— Не вертись, — бросил дед ей в спину. — Яжно вывалюсь отсюда.
— Ты послухай. Соловей сбег.
— Тебе-то чо. Пусть Василий переживает. Василий, ты переживаешь?
Я не переживал. Соловей – птица свободная, куда хочет, туда и летает. Моя голова ей не клетка.
— Во, видала? Василий не переживает. — Дед хлопотливо обнял Мавру Кирилловну за плечи.
— А я переживаю, — громко сказала мышь и уперла лапы в боки. — Очень. Мне вместо соловья подсунули больного воробья. Я не потерплю подмены. Василий, хочу соловья.
Я опешил. Я-то тут при чем?»
— Соловей с Гитаристом ушли в рощу.
— И… — ждал я продолжения.
— Иди, спасай, — поджала губы мышь.
Я уже говорил, что сразу за огородами была молодая роща, большинство листьев опало, и теперь роща просвечивала. В роще мы нашли поляну, всю изрезанную неглубоким овражком.
И вот здесь на этой прекрасной поляне Гитарист и соловей решили остаться, потому что они нашли самое благозвучное место на земле.
Когда мы их увидели, Гитарист стоял около муравейника в центре поляны и настраивал гитару. Не поверите, но мне показалось, что в роще он стал выше и моложе. Сам понимаю, что такого не может быть.
Соловей помогал Гитаристу, насвистывал тональность. Гитарист прислушивался, трогал струны, роща и поляна отзывались многозвучным мягким эхом. Музыкально скрипели деревья, шелестела опадающая листва. Отовсюду добавлялись различные трески, цирканья.
Сочной трелью запел соловей. Все-таки как прекрасно он поет: «Дьо-дьо-дьо… дюр-дюр-дюр».
Однажды я пробовал повторить. Понятно, что у меня ничего не получилось.
***
ПУГАЛО В ЧЕРНОМ ФРАКЕ *
Мавра Кирилловна очень громко жалела, что соловей и Гитарист отказались идти дальше.
— Шож для них кажый божий день конкурс красоты будут организовывать? Сходили б на конкурс, а потом хоть кажый день бацай на гитаре.
— Да сдался им этот конкурс, — парировал дед.
Сорока, конечно же, всех за остановку отчитала, но это скорее для порядка. Пока мы с мышью ходили в рощу, Инопланетянка и Рыболов успели отдохнуть.
Как только мы подошли к ним, все снова тронулись в путь. Я толкал тележку, сорока отдыхала на моем плече, снисходительно слушала стариков, которые выпрашивали у нее глянцевый лист рекламы конкурса.
С трудом, но дала: «Прям от сердце оторвала».
Глянцевый буклет. На фоне Останкинской башни пугало в черном фраке. Алые атласные щеки, шелковая высокая шляпа. Самое большее, что меня удивило, – это подведенные глаза и длинные ресницы. Я впервые в жизни видел пугало с ресницами.
Смотри, красавец, — шумно обсуждали Павел Афанасьевич и Мавра Кирилловна и, как нарочно, вертели буклетом перед моим носом. Будто издевались.
— Мы в Москву? — удивился Рыболов и ткнул удочкой в Останкинскую башню.
— Это приз победителю. Пригласят в Останкино, снимут кино,— пояснила сорока. — В кино хочешь?
— Хочу. Вот поймаю золотохвостого лосося, обязательно покажу его в кино.
Инопланетянка вообще на буклет не обратила внимания.
— Шикиблеск! — коротко отмахнулась она, даже не взглянув ни на пугало, ни на его черный фрак, ни на Останкинскую башню.
«Шикиблеск?!» И я сделал вывод, что мне срочно нужен фрак.
— А можно победителю вместо кино подарить черный фрак? Нет, лучше белый.
— Василий, — удивилась сорока, — что за фантазии?
Естественно, я расстроился, силы мои сразу иссякли, и я обмяк.
***