Нет, пересекаться-то они, конечно, пересекались, мир тесный, прослойка тонкая: то один общий знакомый или родственник прием забацает по случаю совершеннолетия любимой кошки или какому иному не менее важному поводу, то другой. И не почтить нельзя, ибо это может быть расценено как публичный жест и проявление неуважения. Ну а Бай на таких сборищах, можно сказать, прописался давно и надежно, так что пересекались, да, как не пересекаться. И даже здоровались, любезно и вежливо, они же цивилизованные люди, а не дикие форы периода Изоляции. Обменивались улыбками и ничего не значащими фразами. Только вот поговорить — нормально поговорить, не в толпе и не о незначимых пустяках — за все полгода так и не получилось. Ни разу.
А это не дело, в конце-то концов. Раздражает. Чего бы себе там этот зараза ни думал, Айвен не готов бегать от него всю оставшуюся жизнь, как полный придурок. И самому Баю тоже не намерен позволить продолжать в том же духе до бесконечности. Его, Айвена, терпение имеет предел. У него тоже есть гордость и нервы, и нечего его выставлять перед всеми каким-то маньяком и шарахаться, как… Короче, шарахаться.
Ну то есть со стороны вроде бы как не особо и заметно, Бай все-таки хоть и зараза и гаденыш тот еще, но гаденыш умный и изворотливый. Его поведение выглядит вызывающим только тогда, когда ему самому это зачем-то надо, но ведь Айвен-то, вопреки расхожему убеждению, тоже не так чтоб совсем уж дурак. И не мог не заметить, что стоит ему появиться в той компании, где уже был до этого Бай, — и через некоторое время у Бая вдруг обнаруживаются срочные дела где-нибудь совершенно в другом месте. Или же он просто исчезает по-бетански, незаметно и безо всяких объяснений. Ну это же Бай, все давно привыкли к подобному его поведению — наверное, подошла его очередь платить за выпивку, вот он и свалил, он же всегда так и делает.
При этом он вежлив, улыбчив и невозмутим и ехиден не более, чем со всеми прочими (а может быть, даже и менее, и это почему-то бесит еще больше). «О, Айвен, какие люди, привет, как дела…» Рассеянная улыбка, взгляд мимо, и тон такой, что любому понятно — плевать он хотел на твои дела с самой высокой башни, он и ответа не ждет, уже отвернулся другого знакомого приветствовать. Приличия соблюдены, ты ведь вроде бы этого и хотел…
Вот ведь мерзкий гаденыш!
Мерзкий, наглый, ехидный. Привыкший вваливаться без звонка: «Какие звонки, Айвен? Зачем? Чтобы ты смог вовремя удрать?» — и устраиваться на айвеновском диване как у себя дома: «Да-да. Айвен, и еще подушечку, пожалуйста, будь так добр». Если бы Айвену кто год назад сказал, что он будет скучать по всем этим хамским, чисто баевским штучкам — он бы пальцем у виска покрутил. Как может не хватать того, кто вечно с тобой спорит да к тому же еще постоянно втягивает тебя в свои сомнительные авантюры и отбирает твой кофе?!
Больше не отбирает. За полгода — ни разу.
<i>Может быть — все-таки слышал?</i>
Да нет, не мог он тогда ничего слышать!
Мерзко тогда получилось, самому противно, мерзко и глупо. И хотелось бы вернуть и переиграть, да только вот, как говорят на Бете, «съесть свои слова невозможно».