На миг, на какую-то жуткую долю секунды это подействовало.
Дрогнули ноги, напряглись-напружинились мускулы, шевельнулись губы, готовясь к привычному «Есть!». Сэм качнулся, словно его подхватила волна…
… И схлынула.
Он остался стоять.
Только чуть-чуть, совсем легонько сжал пальцы — так было легче.
— Спасибо, не хочется.
Спиной он ощутил, как облегченно вздохнул Билл Харвелл. Наверняка отец Модильяни опускает глаза и беззвучно шевелит губами в молитве… Жалко, что Дину все-таки не сказал. Он бы порадовался… Я свободен. Неужели я свободен? Дин…
— Вот как… – кого не порадовала свобода юноши от наркотика, так это Наставника. Он знакомо-неприятным движением облизнул губы, — Все-таки Тюфяк кому-то проболтался. Хорьку? Жаль, не успел отбраковать крысеныша…
Сэм вспомнил, как Люк шел тогда от Наставника, пошатываясь, отдыхая где можно, даже за столб для казней уцепился… как он в любой комнате старается сесть у стены и цепенеет, даже когда врач ему спину осматривает… И полыхнувшая злость разом сняла страх.
— Это вы облажались, Наставник, — проговорил он почти спокойно, с вызовом глядя в черные глаза. – И не первый раз. Проморгали, сплоховали, дурака сваляли! И теперь вам не дотянуться до нас.
В первый раз, в первый раз за все мучительные годы в Прайде Сэм увидел на лице Наставника не снисходительность, не строгость или злобу, а растерянность… Демон уставился на него так, словно первый раз видел. Потом – словно хотел сжечь заживо этой испепеляюще-яростной чернотой. Так, как там, в домике…
Сердце сбилось с ритма и замерло, готовясь к дикой вспышке ледяной боли – а ее не было.
Не было…
Не было! И не будет уже.
— Катись в пекло, адская тварь! Там тебя заждались…
Он бы сказал что-нибудь еще, выплеснул бы наконец ту ярость и ненависть, что давно кипела, клубилась на душе черным облаком… то, что давило, душило, мешало жить и дышать… он бы швырнул в это лицо все, что накипело! Но от радости тоже, оказывается, может сжать горло… От пьянящего ощущения свободы кружилась голова…
— А ты осмелел, человечье отродье… — прошипел Наставник, — Осмелел. Язык распустил. От брата научился?
— Есть у кого!
Черные глаза знакомо сузились. Сэм невольно напрягся: сейчас ударит. И ударил:
— Слабак ты, человечек. Слабей Ящера, слабей всех. Это не ты его сделал, это он тебя сломал. Сломал и переделал на свой лад.
— Он не ломал!
— Правда? Ты потерял все, чего добился в Прайде! А что ты будешь делать в мире людей? А что будешь делать, если братец тебя бросит?
— Заткнись!
— Ты же один! У тебя никого нет, — по капле падал яд из тонких бледных губ… — Даже отец смотрит на тебя, как на свою нечисть…
— Замолчи!
— Ты злишься?
Сэм стиснул кулаки.
— Злишься – это хорошо… – подытожил Наставник. Черные глаза странно блеснули. – Ярость Азазеля не имеет границ. Ярость Азазеля не имеет границ…
— Что? – переспросил Сэм… И умолк.
Что-то черное, душное, липкое коснулось его. Прокатилось по телу, отнимая силы… Что-то… изнутри…
Что-то…
Что это?….
Господи… Что это?!
— Психокод, — усмехнулись бледные губы. – Ваше человеческое изобретение. Срабатывает по кодовой фразе. Маленький сюрприз для строптивых деток. Теперь побудь послушным мальчиком, Тирекс и подойди ближе…
Что? О чем он гово… Нет!
Ноги сделали шаг. К клетке. В уши бьет тревожный оклик «Сэм, что?», но юноша его почти не слышит…
Нет же… Еще шаг.
Я не хочу…
Нет-нет…
Шаг. И бледное лицо совсем рядом…
— А говорил – я тебя не достану, — почти нежно шепчет голос. – Нет, Тир. Ты – мой… Весь. Встань на колени…
Нет…
Нет, не надо, я же только нашел Дина… Но мысли тонут в липком сером облаке и сопротивление тает, и тело точно сламывается у серебристых прутьев клетки.
— Сэм! – отец Модильяни торопливо говорит что-то на латыни, Билл зачем-то поворачивается к стене, но Наставник успевает раньше, быстрым ядовитым шепотом:
— Послушный мальчик…что это у тебя? Приложи к горлу. Вот так… А если эти твои надзиратели подойдут, нажми. Понятно?
«Это» было совсем небольшим ножом, который на всякий случай вручил юноше Харвелл… Лезвие хищно вжалось в кожу, Сэм машинально переместил его чуть в сторону, к сонной артерии… Черный взгляд затягивал, как водоворот. Все плыло…
— Оставь юношу, демон, — донеслось сзади, — Он все равно не сможет освободить тебя. Клетка непроницаема, комната тоже… Оставь!
Голова демона повернулась совершенно змеиным движением, и бледные губы раздвинулись в оскале….
— Ах да… Тирекс, убей одного из них. Быстро.
Ярость Азазеля не имеет границ. Приказ должен быть исполнен.
— Сэм, отойди!
Сэм? Нет.
Не Сэм. Даже не Тир… Отуманенное сознание сжалось в глубине. Остались рефлексы. Послушное орудие, бойцовый пес…
В горле заклокотало…
— Сэм! – кричит отец Модильяни, но поздно – тело взвилось в воздух атакующей коброй.
Подсознание инстинктивно выбрало наиболее опасную мишень. Нож точно сам перевернулся в руке, воздух стал плотным и густым, лицо Харвелла стремительно надвинулось, хищно блеснуло лезвие, целясь в беззащитную шею…
И промазал! Харвелл исчез, нож чиркнул по стене и сломался, Тир упруго развернулся, ища неведомо куда исчезнувшую жертву… Где? Где?!
— Сэм, стой!
Охотник уже держал пистолет, сжимая двумя руками.
— Стой!
Сместиться влево, уходя с линии прицела, «скачать маятник», перекатиться, сбить с ног, завладеть пистолетом – вперед!
Вперед! Рука еще стискивает нож – пригодится… Вперед! Об пол бьются-растекаются крохотные капсулы – пистолет заряжен не пулями?! Охотник снова перемещается – остановить, дотянуться… Нет, снова уходит, тварь охотничья! Быстрый…
Вперед…
— Сэм, да борись же! Ты можешь…
Бороться?
Бороться….
— Сэмми! – рвется в спину новый голос. Знакомый голос… – Сэмми, нет!
Дин?
Он невольно медлит – всего лишь на долю секунды, но этого хватает. Что-то мягкое падает на спину. Окутывает голову, царапает лицо, руки, падает-сползает на грудь. Сеть. Подкравшийся сзади отец Модильяни набросил на него сеть!
Он рвется, но сеть держит.
Держит!
Он рвет и дергает сеть, неисполненный приказ жжет невыносимо, а его уже сбивают с ног.
Пустите!
Б-больно…
— Держите!
— Сэмми! Сэмми… — бьется голос Дина. – Сэмми, ну же…
И липкое отступает… тает… и можно перевести дыхание… увидеть перепуганные зеленые глаза…
— Д-дин?…
— Старик… – начинает тот, — Господи, Сэмми…
— Тирекс, код Танатос!
Сэм замирает. Танатос… Крылатый демон ночи и смерти. Танатос……Код Танатос… Это тоже команда. Последняя.
Самоуничтожение.
Как во сне, мелькнула перед ним белая комната… и голос временного Наставника, превозносящий человеческие штучки типа гипноза… Прикованные к креслу запястья… Непонятные слова, сначала резкие, потом все мягче и тише… И накрывающую темноту.
Рука резко взмывает вверх. Сломанное лезвие не разрежет сеть. Но тело – да.
— Нет!
— Сэм, не смей!
— Нет!!!!!
Он успел сделать лишь один разрез – Дин навалился сверху, прижимая к камню пола, а отец Модильяни, неожиданно сильный, с силой перехватил запястья и оттянул назад, не давая причинить себе вред.…
— Танатос! Танатос! Ты все равно умрешь, щенок! Вы все умрете!
— Заткнись, тварь! – рука Харвелла с силой бьет по кнопкам на стене, на клетку рушится поток воды и торжествующий хохот Наставника переходит в захлебывающийся крик…
Дальше – провал, и восприятие выдает информацию отрывками-фрагментами-картинками…
…Полыхающая вспышками лампа над дверью, тревожные лица, носилки…
…Разъяренный Дин, вцепившийся в мистера Харвелла. Дин трясет командира охотников, как дерево, кричит что-то неразборчивое (Сэм улавливает только «сволочь» и «подопытный кролик»), а тот не сопротивляется, и вид у него виноватый…
…Прохладная рука на лбу, торопливый шепот-молитва «…спаси и сохрани…»…
…Взъерошенная миссис Хиггинс, в криво застегнутом халате, советующая кому-то «прекратить истерику», а кому-то «засунуть себе этот кольт в…» и выместись из медблока, дать врачу возможность работать!
…Быстрые руки скользят по телу, под кожу осторожно и почти не больно входит игла шприца, Сэм пытается вырваться, уйти от гремящего в ушах приказа, а он звучит и звучит, и невозможно заставить его замолчать, невозможно не слышать и невозможно выполнить…
…Из затягивающей темноты выныривает знакомо-тревожащее лицо – психолог…
— Сэм, слушай меня! Ты слышишь? Слышишь?… Смотри сюда! Сосредоточься. Сосредоточься, смотри, не отводи взгляд! Вот так…
… Перед глазами раскручивается какой-то белый диск, покрытый непонятными изломанными линиями… Линии сливаются в узор, и глаза закрываются сами, но психолог больше не требует смотреть, он почему-то начинает считать… до одного… а потом его становится не слышно….
… Темно… Спокойно…
… Спокойно.
— Нет, пап, я никуда не уйду.
— Ты весь день тут сидишь… – звучит знакомый голос, и по коже бегут тревожные иголочки, отгоняя сон… Отец. Сэм не открывает глаз. Опасность.
Оценить обстановку.
Руки не привязаны… Хорошо. Легкая боль в области шеи. Значит, по артерии не попал… На себе трудней целиться… Легко отделался… Пока.
Приказ… Приказа тоже больше нет.
Отменен?
— И что?
— Отдохни. Я посижу.
— Нет уж. Я больше не оставлю его одного.
— Дин…
— Нет.
«Нет» звучит совершенно железно, и Сэм успокаивается… Не оставит.
— Психолог сказал – код снят.
— Я в курсе.
Молчание…
— Дин, послушай. Психолог сказал, что завтра хотел бы побеседовать с тобой.
— О Сэмми?
Пауза.
— Нет. О тебе.
— С какой это радости? – голос Дина звучит недоверчиво. Сэм сдерживает улыбку – Дин у психолога? Хотелось бы посмотреть. Психологу предложат попить пивка и поболтать о девушках, на кляксах-тестах появится рисуночки футбольного мяча, пистолета новой модели и стройной брюнетки, а вместо ассоциативных цепочек психологу придется выслушать все хорошее, что охотник может сказать о замечательной машине Шевроле-Импала… А хорошего будет много. Сэм машину пока не видел (тот раз, при первой встрече, не в счет), но уже мог представить ее во всех деталях. У психолога нет шансов. Брат достанет кого угодно. Но сам Дин, кажется, не рад приглашению…
— К черту, пусть оставит мои мозги в покое!
— Спокойней…
— Я спокоен! Но если психологу не с кем поболтать, пусть купит кота или золотую рыбку!
Пауза.
— Мне кажется, ты должен пойти.
— Пап, ты… это ты вообще? – интересуется Дин нарочито спокойно, — Ты ж сам от них вечно шарахаешься, как призрак от соли! Что творится вообще?
Шорох нервных шагов. Скрип стула. Глубокий вздох…
— Послушай. Сэм… я не обвиняю его, но он семь лет был у демонов. Мне… тяжело поверить, что он остался прежним Сэмом. Он гарантированно изменился. Понимаешь?
— Вроде речь шла о моемпоходе к психологу? – тем же нейтрально-холодным тоном спрашивает Дин, — При чем тут это?
— Да при том, что это ненормально – так себя вести! – сохранять терпение долго – не в стиле папы, если речь идет не об охоте…
— Так, с этого места – поподробней!
— Не здесь же. Дин, я бы хотел, чтобы ты был со мной откровенным.
— Откровенным? Пап, я и так откровенен – дальше некуда! Харвелла спроси хотя бы! Да что с тобой, в конце концов?! Это Сэм! Сэм!!!
— Я знаю.
— И как бы он не менялся, он в этом не виноват! Это ему плохо! Видел бы ты…
— Ты носишься с ним, как…И это после всего! Дин, я не понимаю! Он что, принуждает тебя?
— Принуждает?… Ты о чем вообще?
— Джон Винчестер! – грянул приглушенный гром с порога комнаты, — Сюда!
— Не сейчас, Тереза.
— Сейчас!
Спорить с миссис Хиггинс наверное, посмел бы только слон, да и то наверно, только под кайфом… Отец вышел. Из-за двери понеслось сердитое гудение, изредка прорываясь словами «безобразие»… «не тревожить…»… «вкачу успокоительное»…
Дин вздохнул…
— Открывай глаза, Сэмми.
Он понял?
Юноша послушно распахнул ресницы. Белая комната. Незнакомая. Мягкое освещение. Усталое лицо Дина.
— Как ты узнал?
Зеленые глаза теплеют:
— А я Икс-мэн. Телепат. Пить хочешь?
— Дин!
Теплые пальцы легонько щелкают его по носу:
— Он самый, приятель! Вот подожди, выберемся отсюда, я примерю маску Гоблина…
— А?
— Накостыляю тебе по шее! Чтоб не лез без меня к демонам! Хорошо еще отделался таким порезом . А если б попал куда целился? Устрою я тебе трепку…
— Ну Дин…
— Или надеру… хм… уши.
Он шутит, и становится легче. И даже можно задать вопрос:
— Дин… Мы вот смотрели кино. Ну сериал про семейку. Там в семье отец был главный, так?
— О чем ты?
— Ну… ты ведь тоже … совершеннолетний? Взрослый? А я нет.
— Это да.
— Значит я – его собственность? Раз мне еще нет восемнадцати? Я хочу остаться с тобой. Не с ним. Можно?
Дин ошалело замолкает…. Удивленно ерошит волосы и смотрит так, словно… словно перевязку сделать хочет, а обезболивающего опять нет. А Сэму неловко и даже стыдно – за детский вопрос, за просящий голос. Словно ему по-прежнему семь лет, а не пятнадцать… В Прайде за такое просто растоптали бы, вот позорище.
Голоса за дверью еще гудят, и Сэм хочет получить ответ до того, как отец вернется…
— Дин. Ты можешь?
Брат вздыхает, как-то судорожно — похоже, не в состоянии подобрать слова.
— Конечно, но… Отец ничего тебе не сделает, Сэм, это же папа! Черт, да что между вами такое?
— Я… – Сэм опускает глаза. – Я… просто хочу с тобой.
Говорить почему-то тяжело. Горло царапает, а глаза… Нет, только не это! Он не может позволить себе разреветься! Черт, да что ж это…
— Эй-эй, спокойней, братишка! Тихо-тихо… Я никуда не денусь, Сэмми! Я же обещал, что никогда тебя не брошу, помнишь?
— Помню…
— Я смотрю, между тобой и папой не кошка пробежала, а целый тигр! Скажешь, в чем дело?
— Скажу…
— Ну так? – ладонь Дина ободряюще легла на плечо.
Сэм несколько раз вздохнул… Ощущение было – как на краю обрыва. Перед прыжком вниз.
— Я… мне кажется, что это он передал меня демону… тогда…
Все.
Заряд взорван.
Глаза Дина потемнели…
Сэм неосознанно напрягся.
— Нет! Сэм, это… этого не может быть!
— Я хотел спросить Наставника…
— Демоны лгут. Нет, слушай. Это не так! Это был твой день рожденья. Нам позвонили. Из твоей школы, понимаешь? Сказали, что при обследовании выявили нелады с сердцем. Что есть вероятность ошибки, что снимок неточен… и нужно еще раз пройти… Папа помчался в больницу. Мы не поверили, просто… просто я должен был приготовить подарок и все такое. Сэм, это неправда! Отец поднял на ноги всех, он восемь раз гипноз проходил, чтоб вспомнить каждую мелочь! Все сошлось на одном: доктор Бейли провел тебя на рентген… и пропал вместе с тобой. Только сера осталась. Тело найдено спустя полторы недели… Это не отец!
Остальные дети пропадали так же: из кабинетов врачей. Некоторые из собственных комнат, из машин… из школьного туалета даже. Как только оставались одни. Хочешь, спроси!
— О чем спросить? – Джон Винчестер вернулся.
Их взгляды встретились.
Растерянно-удивленный – с пристально-испытующим.
Дин что-то сказал, но Сэм не услышал… И ответа тоже. Глухо бухнуло сердце, и кажется, во всем теле тепло осталось только там – под ладонью Дина на плече…
— Я про это и говорил, — наконец врывается в уши голос отца.
— Пап, ты что? – возмущается Дин. Кажется, Сэм что-то пропустил… — Ты же не всерьез, да?
— Я серьезно! Я все видел, Дин! И что он с тобой делал! И как убивал людей!
— Папа…
— Я собственными глазами видел, как он тебя… — голос Джона Винчестера, несгибаемого охотника на нечисть, сломался и затих…