Они сидели у костра.
Витя периодически поднимался подкинуть мелких веток, да Митрич охал и протягивал кружку, напоминая, что в бутылке с НЗ ещё есть, а у него уже совсем сухо.
Выкинутая гранитной глухой стеной на волю, пара путешественников, зябко куталась в собранные для них вещи и молчала. Восставший покойник, очень тихо, но со сказочной быстротой опустошал котелок. Отношения с новыми членами отряда пока не складывались…
И тут заунывный хор комаров разрушил вопрос взбодрённого французским коньяком Митрича:
— Parlez-vous anglais?
Стоящий с сучками Витька открыл рот и, уронив хворост, так и остался «в минуте поражённого молчания». Алёшка, медитировавший с прижатым к ноге ружьём, открыл глаза и ответил:
— Да. Я говорю по-английски.
Воодушевлённый Митрий Дмитриевич посмотрел на окружающих и гордо повторил немыслимую для его уст фразу. Все зашевелились. Женщина оторвала взгляд от своей кружки и сказала:
— Я немного понимать по-русски. Мы из Германия. Были на Island Easter. Где есть мы?
Ваня, повернувшись к немцам, спросил, покосившись на «мертвеца»:
— Этот с Вами?
— Нет. Меня зовут Ирен, а это мой муж, Хенрик. Где мы?
— Север Свердловской области, недалеко река Ауспия. Глухомань.
Во взгляде мужчины мелькнуло беспокойство, а женщина, слегка пожав плечами, и, вздёрнув подбородок, спросила:
— Rußland?
— Хенде хох, — закивал головой проводник
— Ок! — успокоили пришлецов студенты.
***
Коньяк подействовал. Все, наконец, смогли расслабиться и, вспомнив английский, ребята довольно быстро узнали обстоятельства удивительного перемещения с далёкого остова на континент, а в ответ поведали свою, не менее загадочную, историю.
В результате переговоров невыясненным оставался только вопрос «упокойника», который, доев всё, что лежало, и, допив, что булькало, не шевелясь, тихо сидел там, куда ему показал Ваня.
Хенрик, находившийся рядом с существом из гроба, на английском, немецком и французском начал задавать ему вопросы.
Покосившись на ребят, Ирен спросила на иврите, а осмелевший проводник на русском: «Кто Вы? Откуда?».
Человек молчал…
Утром, отряд, споро собрав пожитки, двинулся к дороге, в конце которой через сутки их должен был ждать грузовик.
***
По мере приближения к цивилизации, вопросов становилось всё больше, а ответов на них просто не существовало.
Визуализируя объёмы ещё не написанных объяснений и «умы» местных представителей правопорядка, ребята мрачнели с каждым шагом.
Немцы шёпотом строили версии своих будущих объяснений с российскими властями.
Василий Макарович трезвел, пугая себя и окружающих призраками надвигающегося ГУЛАГА.
И только прибавляющий в весе «не по дням а по часам», восставший из гроба молчун, любопытствуя, вращал глазами , которые жили самостоятельной жизнью на строгом безэмоциональном лице, рассматривая ландшафт.
Первым не выдержал проводник:
— Вы, ребятушки, как хотите, но я от Вас пойду по утречку. Потерялись мы. Разминулся я с Вами, в горах ещё. Мне проблемы-то не нужны. Стар я для таких проблем-то. Медведь кого заломал, или труп какой нашёлся — это история понятная. Тута же, вон, два фрица с Пасхи по морям шатались, да из пещеры каменной голые вылезли. А когда праздник-то Светлый был? В апреле, кажись, яйца бабы красили… Я со шпиёнами делов иметь не жалаю. Да и этот «едун» немой, тоже страннннаааай… Нет уж, потерялся я. Поброжу недельку, да и домой…
Утром, вместе с ним исчезла вся оставшаяся крупа и тушёнка. Отряду предстоял голодный ужин в ожидании транспорта. И полное отсутствие завтрака!
***
Кучу времени до прихода «Урала» можно было убить у места встречи, или на берегу реки, не дойдя до пункта сбора километров десять по нахоженной и широкой тропе.
Помня, как поражена на подходе тропа гигантскими коконообразными лишайниками, из которых вылезало всё царство насекомых, и как качались над бредущими туристами то ли ветки, то ли головы лесных гадюк — устроили совет.
После недолгого обсуждения, приключенцы единогласно решили разбить лагерь на маленьком каменистом пляжике, с весело булькающей о гранитное дно чистой ледяной водой речки Ауспия.
Неповторимое очарование гордой таёжной красавицы поразило маленький отряд ещё в начале пути. Дикий лес, скалы, тянущиеся вдоль реки на десятки километров, сложившие свои гранитные плоские листы гигантской книгой ещё не прочитанных никем знаний; отсутствие поселений и дорог; звериные тропы, наполненные жизнью из «Красной книги», вымирающих, со слов кабинетных писак, редких видов. Здесь было очень красиво и легче дышалось.
Немцы, оказались смешливыми и словоохотливыми. Настроение как то исправилось. Сообща поставив палатки, и, сложив очаг, все туристы отправились ловить рыбу.
Дежурный по лагерю Иван, махнув рукой продолжающей подозрительно молчать «мумии», побрёл за валежником. Была его очередь контролировать костёр. Кроме того, ему с помощником предстояло найти и нарезать мелких зелёных веток можжевельника, больших раскидистых еловых лап, да ворох мелких зелёных листочков похожей на подорожник травки — Василий Макарыч сразу научил горе-экскурсантов «по-научному» бороться с насекомыми.
Весь свой путь они тщательно выбирали места стоянки на открытых и хорошо обдуваемых местах. Никаких кустов рядом! Даже при ветре, от мошки и северного таёжного комара, не спастись. Комар на Урале дикий, не прирученный и не привыкший оповещать еду о своём намерении подкрепиться горячей живой кровью, громким занудливым писком. Усевшись на свою законную добычу, он не улетит от взмаха ленивой руки, а быстро поползёт, сливаясь с одеждой, пока не обнаружит место, через которое хоботок доберётся до вожделенного напитка. Привыкнуть к комару так же не возможно, как и акклиматизироваться с мошкой! Поэтому, несмотря на сложности и вечернюю усталость, отряд ежедневно собирал все необходимые ингредиенты и обкуривал место ночлега, дополняя слабо действующие репелленты силами матушки-природы.
День выдался ярким, умеренно жарким и приветливо светлым. Кучки белых, отмытых мелким утренним дождиком баранов-облаков гарантировали хорошую погоду и всем своим видом обещали отсутствие сырости и влаги с небес.
Часа через два Ваня, задыхаясь, совершил третью ходку, а его хозяйственный друг, быстро сообразив, что от него требуется пятую.
Костёр уже играл своими огненными всполохами, угольки переливались рубинами, создавая почву алмазам, готовым родиться из золы через каких-то сто миллионов лет, и котелок весело булькал ключевой водой из реки — лесоповальщики нетерпеливо ожидали рыбаков с уловом…
Наконец, со стороны неглубоко оврага затрещало и… на полянку вышла мать медведица с двумя весело прыгающими отпрысками.
— Опа! — только и смог произнести Иван.
«Люди не сомневаются в своей силе и правоте, являясь вершиной пищевой цепочки в нашем невероятном мире скоростей и неоновых реклам…», — пафосная мысль со страшной скоростью пролетела в голове.
Мозг хихикнул и произнёс вторую фразу.
— Жопа!
Между тем, семейка бурых красавцев приостановилась. Пауза от встречи немного затянулась, зверь смотрел на людей, люди смотрели на зверя.
После такого неожиданного знакомства разумная мать решила не продолжать рандеву.
К сожалению, её подросший и скрывающийся в кустах третий, не вышедший из отрочества двухлеток, убеждённый, что тёплые камни у реки — личная собственность его семьи, а не убогих голых грызунов, решил изгнать наглецов!
Мать рыкнула на дурака, уводя детей. Но дикая кровь в голове уже бурлила и, встав на задние лапы, он пошёл на пришельцев!
***
Могут ли думать, созданные для службы биологические объекты? Естественно, нет.
Если бы DEX умел, он бы никогда не бросился спасать своего хозяина. Но раб обязан любить господина! Его вырастили на фабрике и, лишив возможности самостоятельно принимать решения, поставили серийный номер и пустили участвовать в чужой жизни. Он служил долго. Слишком долго для киборга. Десять бесконечных лет, у разных хозяев. И потом ещё сотни, во сне… Он устал, этот старый битый судьбой робот.
Лёжа в глубоком статисе, его мозг судорожно разбирал все возможности к спасению тела. Впервые освобождённый от приказов и наполненный знаниями программ, он неуловимо изменялся, всё больше поддаваясь приказам рассудка, а не процессора. Но разбуженный неизвестными, при помощи правильного кода, процессор, железной рукой импульса подавил зачатки мечты. И теперь, деревянно переставляя ноги, его тело летело навстречу взбесившемуся зверю, отделяя своим корпусом добычу от медведя.
— Возможность сохранения жизнеобеспечения организма после столкновения с нападающим объектом не более пяти процентов, — сухо сообщила программа.
А сам DEX, с уверенностью обречённого, увеличил скорость до максимума и, прыгнув на бурую зловонную тушу, с удивлением, подумал, как бы он хорошо здесь мог жить…
Тела человека и зверя обнялись в последнем объятии, и тут раздался выстрел!
Поначалу Нику раздражало, что ее дети играют с сыном плотника, — она считала эту компанию неподходящей для дочерей, — но потом смирилась: пусть делают что хотят, главное, чтобы подольше находились на воздухе, тем более погода стояла отличная. Да и за мальчиком она не заметила дурных манер и неподобающего поведения. И потом, ведь девочки играют с Сережей, а не с его ненормальным отцом.
Она строго-настрого запретила близняшкам приближаться к его избушке, тем более что они и сами, увидев почерневший домик, посчитали его зловещим и полным ужасов. Ника слышала однажды, как Марта рассказывает Майе историю о том, что из избушки по ночам выходят страшилища и охотятся на запоздалых прохожих. Обе визжали от ужаса, который сами на себя нагоняли.
Ника не поощряла подобных развлечений и строго выговорила обеим за глупые россказни, расстраивающие нервы. Но это, по крайней мере, придало ей уверенности в том, что в гости к своему новому товарищу девочки ходить не станут.
Каково же было ее удивление, когда она обнаружила их в пресловутой избушке в обществе плотника и его сына! Плотник вел себя как мальчишка, с энтузиазмом прилаживал что-то к испорченному столу и позволял своему ребенку разговаривать с собой фамильярно и даже вызывающе, как будто был его товарищем, а не отцом, призванным прививать сыну хорошие манеры и уважение к старшим. Когда же к плотнику с тем же панибратством обратилась Марта, Ника не выдержала и отправила заигравшихся девочек домой.
Плотник отдал близняшкам спичечные домики, которыми те восхищались всю дорогу домой, и сердце Ники дрогнуло, она сменила гнев на милость — плотник, конечно, нахал, но, по крайней мере, он не стал переносить своей неприязни к ней на ее девочек, не пожалел для них игрушек. Или он старается таким образом расположить их к себе? Зачем? С какой целью? Неужели и ее детей собираются привлечь к непонятному заговору, сплетенному вокруг Долины?
В последний приезд Алексей был особенно мрачен и решился рассказать Нике всю правду о своих финансовых делах. Она подозревала, что у Алексея серьезные неприятности, но и представить не могла, насколько безнадежной оказалась ситуация. Теперь она нисколько не сомневалась — это на самом деле заговор.
— Видишь ли, у меня нет и не может быть таких денег, чтобы я мог за свой счет провернуть такой проект, как «Лунная долина», — пояснял он ей виновато и с горечью, — и, разумеется, я привлекал деньги со стороны, большие деньги. Люди, вложившие в проект свои средства, рассчитывали на определенную отдачу к определенному сроку. Поскольку мы не выручили ни копейки, инвесторы требуют от меня объяснений. И мои оправдания их не интересуют, им нужны конкретные действия. Они хотят знать, как я собираюсь выкручиваться из создавшегося положения. А я ничего, ничего не могу предложить, кроме увеличения средств на рекламу. И понимаю, что это бесполезно. Рекламная кампания прошла идеально, большего из рекламы выжать уже нельзя. Я начинаю думать, что беспочвенные и нелепые слухи о Долине и вправду влияют на желание клиентов приобрести у нас участок.
Ника фыркнула:
— Я тебе говорила это с самого начала! А ты только смеялся надо мной!
— Ну, извини, дорогая. Я не мог даже предположить, что бабушкины сказки оказывают на здравомыслящих людей такое впечатление.
— Это потому, что такие вопросы в семье обычно решают женщины, а не мужчины, — назидательно сказала Ника, — а женщины склонны преувеличивать значение слухов и верят во всякую чушь. Вспомни хотя бы Люську.
— Да, мне стоило взять тебя в отдел маркетинга в качестве консультанта, — то ли в шутку, то ли всерьез ответил Алексей.
— И что ты намерен делать?
— Не знаю. Мне никто не поверит, если я буду кричать на каждом углу, что эти слухи — выдумка моих конкурентов. А сейчас я уже не сомневаюсь, что это так. Одна твоя Люська не может поднять такую волну: безусловно, кто-то распускал слухи планомерно и со знанием дела.
— Вот-вот, — кивнула Ника, — а ты считал, что советы плотника нашим клиентам ни на что не влияют. А это всего лишь часть чьего-то хитрого плана. И если бы ты занялся этим с самого начала, сейчас бы плотник помалкивал в тряпочку.
— На каждый роток не накинешь платок, — пожал плечами Алексей. — Надежда Васильевна твердит то же самое, что и плотник, но ее-то ты в заговоре, надеюсь, не подозреваешь?
— Твоя Надежда Васильевна — круглая дура, чего о плотнике никак не скажешь. И она, между прочим, говорит об этом нам с тобой, а не нашим покупателям.
Нике не понравилось, как Алексей постарался уйти от скользкой темы, — она заметила, что, говоря о плотнике, муж тщательно прячет глаза и тушуется.
— Так или иначе, заткнуть рты всем, кто говорит, что Долина — плохое место, мы не можем, ты согласна? Плотник не единственный, довольно сплетниц перетирают эту тему на вечеринках, как будто им больше не о чем говорить. Но у меня появилась одна идея, и ее-то я и собираюсь осуществить в ближайшее время. Мы пустим прямо противоположный слух, дадим информацию в газеты, заплатим нужным людям…
— Это какой такой противоположный слух? — рассмеялась Ника. — О том, что Долина — хорошее место?
— Примерно так. И ты, моя дорогая, послужишь самой лучшей рекламой этим слухам. Счастливая семья живет в Долине и наслаждается ее красотами, свежим воздухом и здоровой аурой! Можно сделать замечательные фотографии, и ты, моя красавица, с нашими очаровательными малышками будешь замечательно выглядеть на страницах журнала об элитной загородной недвижимости, ты согласна?
— Не могу не согласиться, — улыбнулась Ника.
— Ты дашь несколько интервью, в которых расскажешь, как тут замечательно живется.
— В этом не сомневайся, я смогу представить все в лучшем виде. Не думаю, что это поможет, но все равно, эта идея мне нравится, — Нике хотелось увидеть себя и детей на цветных фотографиях в журнале.
— Только учти, после купленных журналистов сюда, возможно, валом повалит желтая пресса, которая будет искать опровержений твоим словам. Если, конечно, это и вправду дело рук моих конкурентов. Так что эта кампания потребует от тебя некоторых жертв.
— Мне нечего стыдиться и нечего скрывать, — Ника пожала плечами. — Пусть разглядывают сколько им угодно.
— Я рад, что у меня такая понимающая и любящая супруга, — Алексей привстал и обнял ее, целуя в шею. — Может быть, это поможет.
— А если нет? — Ника подняла на него глаза.
— А если нет, то через месяц мне придется покрывать издержки инвесторов из своего кармана, — мрачно ответил Алексей, снова усаживаясь в кресло.
— Так это инвесторы или кредиторы? Разве они не должны делить с тобой риски? — Ника не очень хорошо разбиралась в делах, но кое-чему за годы общения с Алексеем уже научилась.
— Ну, дорогая моя, по закону, конечно, они именно инвесторы. Но кто ж вспомнит про закон, когда речь идет о потере таких больших денег? Разумеется, я брал на себя определенные обязательства, и теперь, боюсь, мне придется отвечать перед инвесторами, что называется, всем своим имуществом…
— Ты хочешь сказать, мы будем вынуждены продать этот дом?
Алексей невесело усмехнулся.
— Дом наш никто не купит, это неликвидный актив. Можно только разобрать его и перевезти в другое место. Но квартиру, машины, дорогую мебель продать придется. И если хотя бы пять участков мы не продадим до конца июня, то ничего, кроме этого дома, у нас не останется.
— Ты хочешь сказать, мы останемся нищими? — Ника поднялась с места. Алексей и раньше намекал на то, что от продажи участков зависит их материальное благополучие, но никогда не говорил об этом столь конкретно и убедительно. И никогда Ника не допускала мысли, что такое возможно, да еще и в самое ближайшее время.
— Я надеюсь, до этого не дойдет. Может быть, мне удастся отодвинуть сроки выплат или найти влиятельного поручителя.
Ника покачала головой — лучше бы он вывел на чистую воду того, кто послужил причиной их несчастий. Может быть, стоит рассказать мужу о том, что кто-то пытается запугивать ее? Нет, пожалуй, с этим она разберется сама и представит мужу конкретные доказательства, а не домыслы и догадки.
Два дня после отъезда Алексея Ника не находила себе места, но потом решила выбросить из головы мрачные мысли — пусть с деловыми вопросами разбирается муж, ее дело жить в Долине счастливо, привечать покупателей, когда они хотят взглянуть на дом поближе, и демонстрировать жизнерадостность. А с каждым днем это давалось ей все трудней. Ночные кошмары измотали ее, и в них она точно не могла обвинить неведомого злоумышленника. Ей в голову пришла мысль, что кто-то опоил ее зельем, вызывающим страшные сны, но это показалось чересчур надуманным. Да и кто бы это мог быть? Не могла же это делать Надежда Васильевна…
В тот день, когда она вытащила девочек из избушки, смотреть участки приехали новые клиенты, и Ника приняла их у себя с неподдельным радушием. Забавная оказалась парочка. Жена — успешная «бизнес-леди», вульгарная крашеная блондинка, увешанная золотом. Не иначе, состояние заработала на рынке, торгуя мясом. Судя по ее фигуре, без торговли продуктами тут не обошлось. Муж же являл полную ей противоположность — длинный и худой историк, кандидат наук, преподаватель университета.
Пара не отказалась выпить с нею кофе, и с каждой минутой Ника радовалась все сильней — женщина говорила о приобретении участка как о деле решенном. В процессе разговора выяснилось, что разбогатела она вовсе не на торговле мясом, а занимаясь ремонтом квартир, постепенно поднявшись до крупной отделочной фирмы. Мужу ее не очень нравилась Долина, но он помалкивал, и Ника надеялась, что его жена не даст ему высказать своего мнения.
Когда же Ника дала понять, что ничего не смыслит в строительстве, женщина перевела разговор на успехи мужа в области истории. Муж в ее глазах был гениальным ученым, и о его успехах, монографиях и открытиях она вещала с гораздо большим воодушевлением, чем о собственных достижениях, казавшихся ей приземленными и не заслуживающими внимания.
Ника приложила все усилия, чтобы понравиться будущим соседям, проявила искреннее участие в проблемах современной истории и посетовала на бедственное положение ученых. Она была само обаяние и радушие и, когда гости покинули ее дом, осталась весьма довольна собой и ситуацией. На прощание она попросила менеджера обязательно зайти к ней после того, как клиенты уедут, и рассказать, чем закончится их разговор.
Менеджер вернулся к ней минут через пятнадцать-двадцать с синяком под глазом, в ярости брызгая слюной, и рассказал о том, что произошло около избушки.
Ника выслушала его рассказ, едва сдерживаясь, чтобы не начать орать и топать ногами. Почему он отстал от клиентов в ту самую минуту, когда на горизонте появился ненавистный плотник? Конечно, юношу слегка извинило то, что он бесстрашно кинулся в драку с человеком, вооруженным топором, но исхода событий это все равно не изменило. Когда же Ника услышала, что в разговоре приняли участие ее дети и плотник поощрял их рассказ о привидениях и уверял покупательницу в том, что девочки ничего не придумывают, она рванулась на улицу, чтобы немедленно разыскать дочерей.
Этот негодяй действительно собирался использовать ее детей в своих гнусных интересах! Какая мерзость! До какой степени цинизма нужно дойти, чтобы бессовестно эксплуатировать наивных девочек!
Ника понимала, что близняшки ни в чем не виноваты: обмануть, подкупить или даже запугать их нетрудно. Но, понимая это, не могла отделаться от мысли, что дети предали ее. Ее, и своего отца, и интересы их семьи, которые оба супруга всегда ставили выше, чем собственные взаимоотношения.
Она столкнулась с ними в дверях и в ярости усадила на диван в гостиной.
— Так, мои красавицы, — начала она, стараясь не орать, — расскажите мне, пожалуйста, кто разрешил вам вмешиваться в разговоры взрослых людей? Сколько раз вам было сказано, что разговоры взрослых вас не касаются и перебивать их невежливо? А уж соваться в них со своими соображениями — это вопиющее безобразие, а?
Близняшки сопели, низко опустив головы. Но раскаянья Ника не чувствовала. Что ж, придется давить на больное место.
— Вы понимаете, что вы наделали? Я не знаю, как расскажу об этом вашему папе, потому что папа никогда вам этого не простит. Вы сорвали папе выгодную сделку, вы своими рассказами поставили его в дурацкое положение. Разве папа сделал вам что-нибудь плохое, чтобы вы так с ним поступили?
На этот раз сопение стало виноватым.
— Папа целыми днями работает как проклятый, чтобы вы могли нормально жить и учиться, а вы вместо благодарности подложили ему такую свинью! Разве это по-человечески? Разве так должны поступать любящие дочери? Кто тянул вас за язык? Зачем надо было совать свой нос туда, куда не просят?
У Майи по щеке сползла слезинка, а Марта прошептала еле слышно:
— Но мы же не знали…
— Если вы чего-то не знаете, то должны поступать так, как вас учили. А учили вас не вмешиваться в разговоры взрослых. Почему же вы поступили по-другому?
Теперь слезы лились у обеих. Следовало бы в наказание отправить их в детскую, чтобы там они хорошенько подумали над своим поведением, но Ника не могла не выяснить у них, когда и как плотник успел запудрить им мозги.
— Нечего плакать, — жестко сказала она, отчего близняшки разревелись в открытую, не сдерживая слез.
— Мамочка, мы больше не будем, — хором затянули они, — мы же не знали…
— К сожалению, от вашего раскаянья ничего не изменится, — вполголоса прошипела она. Если бы ей было так легко решить свои проблемы: расплакаться и попросить прощения! Знать бы, у кого и за что.
Она подождала, давая им возможность выплакаться, и начала уже мягче:
— А теперь расскажите мне, кто вас надоумил говорить этой женщине про привидения, которые ходят по нашему дому?
— Никто, — тут же вскинулись обе.
— Неужели вы сами до этого додумались?
— Мы же видели привидений, а тетенька не верила дяде Илье, что они тут есть.
Ника поморщилась:
— Значит, вы решили помочь дяде Илье? А ну-ка отвечайте мне честно, он просил вас об этом?
— Нет, — близняшки снова повинно опустили головы.
— Я, кажется, сказала: «честно».
— Нет, — они не поняли и подняли удивленные глаза.
Ника сжала губы. Теперь они будут прикрывать нечистого на руку плотника? Ради чего? А может?.. Она присела перед ними на корточки и обняла обеих.
— Девочки, расскажите мне всю правду. Этот человек напугал вас? Он вам угрожал?
Они помотали головами, прижимаясь к ее плечам.
— Но как, как он вас заставил это сделать? Он вам что-нибудь пообещал? Не бойтесь, я не стану вас ругать, только скажите.
— Нас никто не заставлял, мы сами, — Майка снова заревела.
— Мы не знали… — присоединилась к ней Марта, размазывая слезы по лицу, — к нам все время приходят привидения, нам так страшно ночью!
— Какие привидения, милые мои? — воскликнула Ника. — Мне кажется, давно пора понять, что привидений не бывает!
— Может, их и не бывает, но к нам-то они приходят, — с неожиданной злостью парировала Марта.
— И в Англии нас водили в замок с привидениями, — добавила Майя.
— И сколько привидений вы в этом замке встретили? — натянуто рассмеялась Ника, решив, что обязательно напишет в школу о недопустимости таких методов воспитания детей.
— Мы не видели, мы их слышали. Они выли.
Эти англичане сошли с ума! Конечно, чего не сделаешь, чтобы вытянуть как можно больше денег с туристов, но зачем же пугать детей?
— А здесь они тоже воют?
— Нет, здесь не воют. Они просто говорят.
Ника выпрямилась.
— Так, мои хорошие. Запомните, пожалуйста, раз и навсегда: привидений не бывает. И чтобы я никогда не слышала от вас, что они к вам приходят! Это всего лишь ваши фантазии, и не надо убеждать меня в том, что это происходит на самом деле. Вам понятно?
— Но, мама, они по-настоящему приходят! — упрямо сжала губы Марта, и Майя кивнула.
Ника неожиданно разозлилась, вспомнив, с чего начинался этот разговор, и повысила голос:
— Я сказала, что привидений не бывает. И если вы хоть кому-нибудь еще об этом начнете рассказывать, вы об этом очень пожалеете, я понятно говорю?
Они испуганно кивнули.
— А раз понятно, то отправляйтесь в свою комнату, вы сегодня больше никуда не пойдете. И я не знаю, что на это скажет ваш папа, мне даже страшно ему звонить и сообщать, что сделка, на которую он так рассчитывал, сорвалась по вине его дочерей! Все, чтобы я вас сегодня больше не видела!
Близняшки снова расплакались и отправились наверх, всхлипывая и размазывая слезы. Ничего, им полезно подумать, как надо себя вести. Ника не раз и не два давала им понять, что их страшные истории приносят только вред, и запрещала рассказывать их друг другу на ночь. И вот к чему это привело!
Ника фыркнула и отправилась на кухню, где оставила менеджера. Он, оказывается, успел позвонить Алексею и доложить об очередном срыве продажи, и Ника пожалела, что не видела реакции мужа на происшедшее.
Она напоила молодого человека кофе, запоздало приложила лед к его синяку и как могла уверила в том, что его вины в случившемся нет. Менеджер уехал вполне успокоенным. Надежда Васильевна как будто нарочно ждала под дверью, чтобы не дать Нике спокойно подняться к себе и подумать.
— Верочка, ты можешь кричать на меня, сколько хочешь, но я тебе определенно скажу — у нас в доме водится нечистая сила! — смело начала она с порога.
— Я, кажется, говорила вам, чтобы вы не смели распускать этих дурацких слухов, — Ника хотела выйти, но домработница остановилась в дверях.
— Верочка, я не распускаю слухов, как ты можешь так обо мне думать? Да я никому не пожаловалась еще, только тебе и Алеше. Но подумай, каково мне тут находиться, если каждую ночь ко мне нечисть в окна лезет! Я вся извелась, ни спать, ни есть не могу! А ты только винишь меня и дурой старой обзываешь!
В голосе Надежды Васильевны появились слезы.
— Я вам сказала — принимайте на ночь снотворное, и не будет никакой нечистой силы.
— Да? Чтобы они во сне меня задушили? Боюсь я засыпать, боюсь, как ты не понимаешь! — домработница разрыдалась и опустилась на стул возле буфета. — Не могу я тут больше, уеду я… Я вас очень люблю, но всему же есть предел…
Этого только не хватало! Да если Надежда Васильевна уедет, слухи вообще не остановишь!
— Только попробуйте уехать, и только попробуйте кому-нибудь об этом рассказать. Вы что, хотите на улице остаться? Вы Алексея нищим хотите сделать? Неужели непонятно, что из-за этих слухов нам ни одного участка не продать? И нечего рыдать! Никто вас не задушит, не выдумывайте. Пейте снотворное и спите спокойно.
— Может, батюшку позвать? Освятить дом-то? — робко предложила Надежда Васильевна, поднимая мутные заплаканные глаза.
Ника фыркнула.
— Вот ты не веришь, и зря. Ничего хорошего в этом доме не будет, ничегошеньки. Опасно здесь находиться, мне и покойный Коля это сказал, и с потолка что-то все время падает. Ни днем ни ночью покоя нет. Я и девочек предупредила, чтобы свет на ночь не гасили, при свете-то нечистая сила не так опасна.
— Что? — заорала Ника. — Так это вы им в голову вбили эту ерунду? Ну спасибо! Ну отблагодарили, нечего сказать! Вы соображаете, что вы сделали?
Домработница испуганно затихла. Может быть, Ника напрасно подозревает злой умысел там, где его нет? Сперва детей возят в замки с привидениями, потом выжившая из ума нянька дает советы, как бороться с нечистой силой! Есть где развернуться детской фантазии. Тем более что девочки склонны выдавать желаемое за действительное. Сами себе придумывают какую-нибудь нелепость, а потом верят в собственные выдумки, поддерживая друг друга.
— Если после ваших советов мне придется лечить детей у психиатра, я не представляю, что я с вами сделаю, — выплюнула Ника. — И что на это скажет Алексей, я тоже не знаю. Не смейте даже близко к девочкам подходить, вам понятно?
Она развернулась и вышла из кухни, хлопнув дверью. Глупая курица! Вот она — преданность семье. Позаботилась о детях. Сама не спит спокойно, и детям вбила в голову сказки о привидениях.
А может, ее и вправду кто-то пугает? Все равно это не повод для истерик. Да даже если все черти ада соберутся у нее в доме, они не заставят Нику бросить все и уехать в город. Потому что это ее дом, ее собственный дом! И никто не посмеет ее отсюда выжить!
Ника поднялась в кабинет и просидела за компьютером еще часа три, но нормально работать не смогла, напечатав за это время жалкие полстраницы. За окном начинало темнеть, и к ее раздражению примешалось непонятное беспокойство. Ника спустилась во двор, тщательно заперла калитку, выпустила собак и вернулась в дом, проверив, хорошо ли закрыта дверь в кухне. Никто не может пролезть в дом бесшумно, окна закрыты, двери заперты. И темнеет-то совсем ненадолго, через четыре часа взойдет солнце, нет никакой причины для беспокойства.
Она заглянула к девочкам — они уже спали, оставив включенной настольную лампу. Ника расстроилась, что не зашла к ним пораньше пожелать спокойной ночи, настолько ее вывела из себя домработница. А сегодня это стоило сделать обязательно. Что бы там ни было, а дети не настолько и виноваты в происшедшем, и если им страшно ночью, то можно было посидеть с ними перед сном, мирно поговорить и успокоить.
Она погасила лампу и на цыпочках вышла за дверь. Теперь поздно раскаиваться в своей невнимательности.
В спальне она спокойно уселась перед зеркалом, чтобы снять макияж, и только дотронулась ватным шариком до лица, как вдруг внезапно погас свет. Он погас сам по себе, ни щелчка выключателя, ни звука лопнувшей спирали в лампе над зеркалом Ника не услышала. Просто стало темно, очень темно. А со стороны балконной двери потянуло сквозняком. Она не растерялась и поднялась, чтобы зажечь верхний свет. Но выключатель щелкнул, а люстра не загорелась. Конечно, в поселке часто случались перебои с электричеством, только их дома это не касалось — в случае аварии немедленно включался автономный генератор.
В коридоре послышались тяжелые шаги. Баллончик! В тумбочке спрятан газовый баллончик! Алексей, конечно, предупреждал ее, что в комнате им пользоваться нельзя, но что ей остается? Дождаться, пока ей проломят голову?
Ника рывком выдвинула ящик и вывалила его содержимое на пол. Где же он? Сколько всякой ерунды она хранит в прикроватной тумбочке!
Шаги приближались — нападавшего не смутил шум, он ничего не боялся. Ну что ж, его ждет разочарование — Ника без боя сдаваться не собиралась.
Она выхватила из рассыпавшегося хлама черный цилиндрик с красной шапочкой. Если держать руку вытянутой и целиться струей от себя, то ничего страшного с ней произойти не должно. В крайнем случае, она потом откроет балкон и хорошенько проветрит.
Шаги подступили к самой двери и смолкли. Ника выставила вперед руку и приготовилась. Рука слегка дрожала, но уже не от страха, а от волнения. Сейчас она выяснит, кто и зачем приходит к ней по ночам!
Дверь скрипнула и чуть приоткрылась. Ну же! Заходи! Дверь снова скрипнула, захлопнулась, и она отчетливо разглядела задвинутую в паз задвижку. Как такое может быть?
— Мяу, — отчетливо прозвучало с пола.
Ника в испуге дернулась и увидела пушистого полосатого кота, сверкавшего в темноте кровожадными глазами. От неожиданности она вскрикнула, отпрыгнула в сторону и со всей силы надавила на кнопку баллончика, заливая кота легким ядовитым паром.
Тили-тили-тесто, жених и невеста! Правда, драконьи… И правда, до этой свадьбы еще добраться надо! А пока надо купить подарок, невзирая на все преграды… а потом еще оттранспортировать выбывшую из строя подругу… и накрасить невесту… Ну а теперь точно — свадьба.
Сначала город мне не понравился — эти башни с красивыми острыми крышами прям по нервам долбанули… Я чуть назад не повернула, когда их увидела. Ну осточертели мне башни, поймите. Но Аррейна ударилась в панику — мол, она одна не может в человеческий город идти, я нужна и все такое… Я сначала не поняла, в чем фишка. Ну дракон же… кого бояться?
Оказалось, в племени Южных Скал оборотней вообще немного, а человеческих — четыре всего. Причем один взрослый уже полгода на работе у столичного ковена, второй позавчера умотал инструктировать маленького оборотня-новичка в соседний клан и не вернется еще дня три… а четвертый и сам малыш. А она пока не бывала в человеческих городах в одиночку, и вообще, оборотни лучше людей понимают.
А подарок-то надо… А одной-то не по себе…
И такими глазками смотрит, что… Эх… Пришлось двигать.
Не могу ж я ее бросить!
Правда, когда мы подлетели поближе, башенки показались вполне ничего себе: аккуратненькие, из мелкого светлого кирпича, чистенькие такие. Немножко на Швейцарию похоже. Тока в Швейцарии нету столько зелени — помню, как нам с подружкой втолковывала гувернантка про город камня, да про застывшую в этих камнях историю, да про мировое культурное наследство… А мы с подружкой торчали на этом историческом камне как полные дуры — солнце жарит, на градуснике тридцать с лишним, а кругом ни деревца, ни травинки. Мы потом фонтан увидели, местный, знаменитый какой-то… так припустили к нему, что эти швейцары столбенели и звали полицию. Думали, за нами кто-то гонится. Или мы за кем-то. А я просто хотела водичкой поплескаться.
А тут зелень была кругом, глаз не оторвать: на башенках балконы с ящичками, на улицах деревья вперемешку с такими вьющимися лианами в цветочек, над воротами плющ листиками играет… Красота!
Только в этих самых воротах стояли такие типы — ну вылитые гаишники наши. В латах, с копьями и мордами, на которых прям написано: «Платите штраф. За что, не знаем, но прикопаемся — найдем».
Думала — шарахнутся от нас, драконы мы все ж или как… Нет, попривыкли, видно, что рядом клан Южных живет — стоят, как столб, в который «Ока» впилилась. Несокрушимо. И смотрят так, будто к ним не драконы прилетели, а так, мужик правила нарушил… лошадь неправильно запряг.
И как начали мозги полоскать!
Во-первых, они очень сожалеют, но госпожа дракон не может сейчас войти в город — метка не дает права доступа в человеческое поселение без патрона или специального пропуска… Во-вторых, госпожа дракон ведь неполнолетняя? А они (может, из-за болезни глаз?) отчего-то в упор не видят положенного ей сопровождающего… Нет, эта полуодетая леди на вашей спине за сопровождающую не сойдет. Нет, и после демонстрации метки не сойдет… Хотя… а можно взглянуть? О-о… Миледи… а можно еще раз глянуть? Нет, они не то чтоб… да, вот именно госпожа, глаза, понимаете ли, больные… а тут такое показывают… да кто ее видал-то, метку эту, все на другое уставились…
Нет, пропустить все равно не могут.
Должен прийти господин младший помощник градоначальника, который обычно выдает разрешения драконам и другим потенциально-опасным… нет-нет, они не считают госпожу опасной… то есть считают! В смысле… а что нужно госпожам драконам в городе? Рынок?
Так рынок же туточки, рядышком, и в город даже заходить не надо! Во-о-он туда идите, леди. Ага-ага…
Местный рынок тоже к драконам был привычный, никто не шарахался, никто не орал и пальцами в нас особо не тыкал. Только кидались наперерез, как менеджеры к богатым клиентам.
— Госпожа дракон! Госпожа дракон, изволите видеть, редкостный мех для гнезда! Пропитан негорючим составом и заговорен от воспламенения! Всего три чешуйки, госпожа!
— Госпоже дракону угодно взглянуть на книги? Есть про людей, есть про оборотней, и даже специальный сборник легенд! О, не уходите! Есть новая книга из серии «Великие драконы»! Госпожа…
— Госпожа дракон хочет приобрести новый вид дрессированных мочалок? Меняют цвет под чешую хозяина!
— Рыба, особым образом копченая рыба!
— Обмен чешуек, обмен чешуек! Изготовление амулетов!
— Госпожа не желает запечатлеть свой лик на портрете? Одна чешуйка, и вы вместе с вашей очаровательной патронессой!
— Цветы, цветы, цветы!
— Госпожа, есть книга о пропавших кладах прошлого!
— Платья и украшения! Для магов, людей и оборотней! За особую цену накладывается заклинания по негорючести и удалению пятен! Миледи, не проходите мимо!
— Уйди со своими заклинаниями, недоучка! Госпожа патронесса, изволите глянуть — настоящий бархат, не сминается не горит, не рвется — за полчаса платье сошьем!
— Цветы, цветы, цветы!
— Предлагаются магические услуги…
И все шумят, толпятся — Аррейне лапу поставить некуда — все свои товары продвигают, на мои ноги промежду прочим глазки пялят. Ну да, есть куда глазки запустить — из-под этой самодельной занавески вид как из-под макси-юбки, это, по местным понятиям, много… Один менеджер (тот самый, с бархатом) чуть Арррейне на хвост не влез — скачет рядышком, от ног моих оторваться никак не может, тканями трясет. И что самое прикольное, с ногами и разговаривает — будто выше ничего нету. Дурдом.
Я Аррейне говорю дальше идти — ну, мы ж подарок ищем… а она стала столбом и ни с места. И почему-то на один дом уставилась, будто там говорящие мочалки устроили пляски у шеста. И как оглохла.
— Аррейна! Аррейна-а! Да Аррейна, ты что, заколдованная?!
— А?
— Ты что стоишь?
— А я… это… — отмерла Аррейна и повернула ко мне шею, — Сандри… А эти люди… вот там, на втором этаже… что они делают?
Нашла время!
— Ты просто посмотри…
Блин.
Ладно, мне уже тоже стало интересно. Что там?
Я влезла чуть повыше… и чуть не свалилась вниз. Нет, ну вот невезуха! Это надо было загреметь в другой мир, стать драконихой, смыться из замка придурочного чародея, прилететь в город за подарком… и застрять посреди улицы, объясняя любопытной дракоше, что там делает парочка на втором этаже местной гостиницы!
Пипл кругом тоже загалдел, высказываясь, чем там могут заниматься эти двое. Ну и советуя, само собой. На советы у людей в таких случаях язык горит, как соусом чили ошпаренный!
Дедок с балкона над окном причмокнул, тетка из окна заверещала, что ничего подобного, госпоже дракону показалось, там никого нету в комнате. Аррейна растерялась и стала описывать то, что видит (а на зрение она не жаловалась), в доказательство того, что не глюка словила… толпа просто взвыла от восторга, а на восьмом совете из того самого окна высунулся красный, как рак, парень и быстро задернул шторы.
Пипл развеселился еще больше и стал спорить, кто там с ним — дочка хозяина пекарни или сестра стражника? А может, та хорошенькая ученица мастера Аллиты, будущая чародейка? Госпожа дракон не подскажет, какой цвет волос был у девушки?
А вот фигушки! Аррейна, которой я уже успела втолковать, что именно она такое видела, расстроилась и попыталась выбраться из толпы — влюбленных пожалела. Мол, нехорошо с ее стороны портить влюбленным драгоценные минуты уединения и мешать их нежному фырканью. Вдруг у них из-за потрясения теперь оплодотворение яйца отложится… Ну вот что такой скажешь?
Только успокоить попробовать.
Я попробовала, только у меня не очень вышло. Не помню, что я такое сказала, но дракоша расстроилась еще больше и снова подняла голову — извиняться. Мол, не хотела она. И лично готова отнести людей в какое-нибудь уединенное место, где им никто не помешает продолжить добрачные игры…
Ой, только не это!
Я как представила, что в мою спальню в такой момент влезет драконья морда и попросит извинения за нарушение процесса оплодотворения… в общем, отговорила дракошу. Люди ж не вышли с претензиями, так? Значит все хорошо, надо двигать дальше, тем более времени у нас не так чтобы уж очень много, а подарок еще присмотреть надо.
Аррейна спохватилась… Она вежливо попросила «добрых людей» посторониться, а то она, мол, боится кого-то зацепить, или даже раздавить… и народ живо вспомнил, зачем он тут собрался. Опять менеджеры засуетились со своими товарами-продуктами, опять нас стали зазывать направо-налево, предлагая вское нужное для драконов и прекрасной патронессы. Я сначала подумала, что они мозгами подвинулись — патронесса, а? А потом даже понравилось. Ага, патронесса, именно. Откуда мы прилетели? С юга. Почему госпожа в таком виде? Одежда сгорела, мы учили тринадцатое пламя и подопечная поперхнулась нечаянно. Ага, опасная работа… болтали, пока Аррейна не затормозила так резко, что я себе чуть одно место важное не отбила.
— Вот.
— Что — вот? — не поняла я.
— Подарок. Даррина с Эрреком обалдеют от радости!
Я присмотрелась.
Ну… больше всего это напоминало плетеную корзинку. Или надувной плавательный бассейн. Знаете, такой, для малышей? Только что побольше и стенки малость повыше. И вместо воды — что-то переливающееся, даже на вид мяконькое… Словно легкий газовый шарфик несколько раз сложили, и получилась подушечка, а потом еще и пухом заполнили… и еще сквозь нее проросли тоненькие ниточки, пушистые-пушистые. И светящиеся…
— Вот эта корзи… в смысле, что это?
— Шкаф, — просиял продавец. — Холодильный. Настраивается на любую температуру! Госпоже угодно?
— Чего-о?
— Сандри, нам надо это купить!
— Слушай, подруга, я понимаю, что новобрачным такая важная штука позарез нужна, но как мы потащим на себе холодильник?!
— Он легкий! И сворачивается, если надо. Вот, извольте видеть…- продавец засуетился, как-то сворачивая свой корзиночный шкаф в валик. — Вот! Семьдесят монет всего!
— Сколько?!
— Шестьдесят пять!
— Сорок!
— Аррейна, на фига нам шкаф?! Че, нужней ничего нет?
— Это не шкаф, — тихо прошипела дракоша, пока торговец расписывал, что можно класть в этот сказочный пуховый холодильник.
— А что?
— Это кровать! И она нам как раз нужна! Даррина прямо расцветет, когда увидит…
Я онемела.
У кого-то из нас башню снесло, точно. Этот холодильник — кровать? Нет, он конечно похож, но…
— Шестьдесят!
— Сорок пять!
— Госпожа дракон меня разорить хочет! Чудесный шкаф, компактный, с широким диапазоном температуры! С…
— Сандри, ты только глянь, какая красота!
— Понятное дело, что красота, но в нее даже Даррина не влезет. А от Эррека только хвост поместится, и то не целиком.
— Сорок восемь!
— О Пламя, не хватит же… Сандри, дерни у меня еще пару чешуек!
Я отмерла. Ну, я не знаю… по мне, так подарок не свадебный… хотя я дарила и похуже. Помнится, Розке на ее третью свадьбу бегемота подарила. С намеком. Так что если Аррейне так нужен этот ненормальный холодильник, она его получит!
И я пустилась в торговлю!
— Тридцать!
— Как?! — торговец ухватился за сердце. Пипл вокруг почему-то захихикал… — Мы ж договорились!
— Это вы с моей подопечной договорились, а я против. Сейчас такая модель уже не в моде, есть более продвинутые! С кондиционером!
— С чем?
— Неважно. Тридцать и точка!
— Сорок восемь, и только из уважения к вам!
— Уважение оставь себе, а моей подопечной нужен холодильник! Тридцать пять!
И все пошло по новой…
Через десять минут мы паковали пушистый холодильник.
— Аррейна… на черта нам это? В племени ж есть ледяники! И при чем тут кровати?
— Ты не понимаешь! — глаза дракоши горели, — Тут не только холод есть. Тепло тоже!
— И что?
— Это колыбелька! Детская. Самая лучшая, какую только можно найти!
Ага. Колыбелька-холодильник, которая свадебный подарок. Купленный за драконьи чешуйки. Не-ет, это мир точно не для моих мозгов.
Потом на сэкономленные чешуйки мы сходили и купили нашим новобрачным «музыкальные камешки». Не знаете, что это такое? И я не знала. Они в клане были только у одного, у того оборотня, который счас на заработки улетел. Так вот, это такие типа бусики, цветные, гладенькие… только их надо не на шею надевать, а на стенку вешать. И в комплекте идет такая штучка, на колечко похожа. Называется «звучок». Ее двигаешь по бусикам, и на какую бусинку звучок ляжет, такая музыка и заиграет. Вот такой плейер местный. Нравится? Мне понравилось.
Мы с Аррейной возле этого бутика музыкальных бус проторчали часа полтора, наслушались до звона в ушах. До синтезаторов тут, понятное дело, не додумались, но как же захотелось потанцевать… эх…
Потом мне надоело, что пипл на мои ноги таращится, вытащила заначку (ту чешуйку, что еще дома из-под крыла на всякий случай дернула) и мы ломанулись в другой бутик — тряпочки мерить. Дракоша ухохатывалась — ну вот не понимают они, зачем надевать на себя сначала одно, потом другое, потом сверху третье напяливать, а потом еще чем-то обматываться или нахлобучивать. Ну да… им что — с их чешуей во льду не замерзнешь, в огне не сгоришь и от нее даже копья отскакивают, если конечно, дракон уже взрослый. И переливаются они на солнце такой красотой, что никакие украшения им не нужны. Хотя… подводку глаз им вполне можно сделать. Да и кто сказал, что с такими ушками нельзя серьги носить? Надо узнать — носят или нет?
Мастера в швейке сначала нам не очень обрадовались — Аррейна, недолго думая, сунула голову как раз в раздвижную крышу мастерской, посмотреть, как шьются эти смешные человеческие одежки… Визгу было-о…Мастерицы от вида драконьей головы вылетали в дверь, а в дверях встречались уже с самим драконом. С телом. А я-то думала, тут уже все к чешуйным соседям привыкли… нет, оказывается, некоторые нервные все равно боятся — ну как змей там или лягушек. Как я мышей. И вот надо же, нас принесло. Что вы смеетесь? Вы представьте, что ваш личный кошмарик (ну, мышка например) сейчас вылезет из-под дивана и вежливенько спросит, не найдется ли у людей лишней шкурки для ее подруги? Вот-вот…
Потом хозяин прибежал, и все притихли — стали нам таскать всякие шелка-бархаты, смотреть и приценяться. Шить нам было некогда, но у них, оказывается, были заготовки всякие и платье просто «собрали». Из частей. Ну да, купили мы его… Хватило и на платье, и на сапожки (продавец еще и заколку для волос впридачу дал), а Аррейне — на микерес. Это браслет драконий. Ну наручник! Или налапник… не знаю, как правильно. Красивая штучка.
Аррейна как раз надумала выдернуть себе «монетку», чтоб купить и мне что-нибудь в подарок, но тут принесло этого чертова помощника градоначальника, который пропуска выдает. Он обрадовался нам, как алкаш — бригаде похмельщиков и тут же пригласил в город.
— Зачем?
— Ознакомиться! Госпожа… э… позвольте узнать ваше несравненное имя?
— Аррейна. Александра, — хором ответили мы.
Помощник раскрыл рот…
Корабль не аннигилировал, не развалился на части, и даже не рассыпался молекулярной пылью. Просто висел в подпространстве нелепой грудой, не подавая признаков жизни. Потому что никакой жизни на нем не было. Команда почивала в глубоком криосне, которому, скорее всего, уже не суждено было прерваться. Бывший военный разведчик, отданный ученым под исследовательские нужды, так и не оборудовали более современными анабиозными капсулами. Сняли бортовые орудия, оснастили лабораторией — и хватит. Все равно, считай, отлетался, скоро в демонтаж. До списания «Дискавер» побывал во многих орбитальных боях, ученым достался уже изрядно потрепанным. То ли навигация сбойнула, то ли гиперпрыжковый двигатель, выяснять было уже некому.
Единственный, кто бодрствовал на «Дискавере», не мог считаться разумным существом даже с натяжкой. «Джет Скаут-912», или просто Джей, числился в корабельных списках, как оборудование, предназначенное для мониторинга и ремонта ходовых узлов корабля. Вообще-то «Джетов» на корабле было два, но активировали только одного. Он вполне справлялся с несложной работой, вроде переноски тяжестей, ради которых было не выгодно гонять гравиплатформу, плановой уборки помещений или помощи в пищеблоке. «Скаут» по всем параметрам оказался проворнее и сообразительнее ранее приписанного «Босса», но не настолько, чтобы поручать ему что-то серьезное. Как говорил старший техник Макалистер: «чистая биомеханика, никакого намека на интеллект». Профессионал, конечно, технику натаскал бы, только заводить отдельного кибероператора оказалось очень уж накладно, бюджет у экспедиции не резиновый. Уж с одним-то кибером вполне возможно управиться и без джетовода.
Некоторая туповатость с лихвой окупалась кучей полезных примочек. Там, где человек загнется или подаст в отставку, «Джет» будет успешно пахать, никуда не денется. Практически универсальный солдат. А еще средство выживания, грузчик, ремонтник, вычислительная машина, биосинтезатор и все, к чему только можно приспособить.
После инцидента в «квадрате Центавра» Земная Конфедерация послала корпорацию «Интек» в черную дыру, приснопамятный столетний контракт был расторгнут, киборгов из армии отозвали. Оставшихся после выбраковки спихнули космофлоту, где они прекрасно прижились, сэкономив земному министерству обороны немало средств и нервов. Часть раздали ученым для госпроектов, они тоже остались довольны. Примерно таким путем «Скаут-912» стал частью «Дискавера», и по окончании экспедиции должен был разделить его судьбу. Расчет был на то, что при постоянном мониторинге старый разведчик все-таки догуляет последнюю экспедицию. Теперь уже точно — последнюю.
ВПЕРВЫЕ НАПЕЧАТАНО НА ФИКБУКЕ
Направленность: Джен
Рейтинг: NC-17
Жанры: Юмор, Драма, Фантастика, Экшн (action), Психология, Hurt/comfort, Постапокалиптика, Антиутопия, Дружба
Предупреждения: Насилие, Нецензурная лексика, Смерть второстепенного персонажа, Элементы гета, Элементы слэша
Описание:
Что бывает, когда самосознание обретает то, что им обладать в принципе не может?
После контакта с энергетической формой жизни во время зависа корабля в подпространстве «Джет-Скаут-917» становится разумным. Это влечет за собой цепочку событий, в которую оказываются вовлечены все члены экипажа корабля, военные спецслужбы, жители погибающей планеты и даже одна независимая система в полном составе.
Благодарности:
— лучшему другу Шурику, с него начался мир Ланиакеи, альтернативного будущего, в котором происходят события;
— сестрице Мо, которая приняла активное участие в создании сей телеги, без нее ничего бы не вышло;
— сестрице Марго, давшей массу дельных советов по сюжету;
— Атаману, которого тоже можно смело записывать в соавторы;
— любимой жене, из которой вышла крутая гамма;
— Фанни, которая умеет в редактуру и всем, кто участвовал в ловле блох!
Он украдкой вглядывался в лица мужчин и женщин. Сначала с надеждой, потом с недоумением. Клотильда усмехнулась. Бедный дурачок. Что он пытается здесь найти? Неужто светлые лики философов и горящие вдохновением глаза поэтов? Где-то здесь бродит Петрарка под руку с Данте? Или благородный рыцарь Бертран де Борн, слагая вирши во славу доблести? На языке горьковатый привкус досады. Напрасно она все это затеяла, напрасно. Толкнула невинного отрока в чумной барак. Ничего он здесь не найдет, ни истины, ни соблазна.
***
Но ей не терпится. Ждать, пока найдется подходящая особа, вести с ней переговоры, сулить, уговаривать для ее самолюбия мучительно. Ее страсть требует удовлетворения немедленно. Тщеславие когтит душу, как сладострастие – тело. Благоразумием его не укротить. Сейчас, сейчас! Скорее. С утра она присылает своего личного камердинера и своего куафера.
Любен оттеснен и даже изгнан. Он ревниво выглядывает из-за двери и пытается боком протиснуться в свои прежние владения. Как бы не так! Его отсылают с каким-то мелким поручением. Меня выставляют посреди комнаты, как манекен. Первая мысль – герцогиня уже подыскала мне родовитую жену, готовую сочетаться браком, и я вот-вот предстану перед алтарем. Неужели так быстро? Волоски на коже встают дыбом. Камердинер замечает мою гусиную синеву и приказывает затопить камин. Но мне не холодно – мне страшно. Страшно от той беспечной вседозволенности, с какой герцогиня меняет судьбы. Будто пешки на доске передвигает. С черной клетки на белую. Вперед по вертикали или вбок, на клетку противника. Милует и казнит. Мной овладевает нестерпимое желание испортить ей дебют: швырнуть, разбить, устроить драку, выскочить в окно… Но желание я подавляю. Что толку? Меня приволокут обратно. Пнут под ребра, чтоб задохнулся…
Камердинер, господин Ле Гранж, выбирает для меня наряд роскошный, камзол алого бархата с золотым шитьем, но герцогиня находит меня в нем слишком привлекательным.
– Восхитительно, – вздыхает она. – Великолепный Бэкингем сошел бы за лакея, окажись он поблизости. Но… но не в этот раз. Весь двор сбежится смотреть на этакое чудо, а лишний шум нам пока не нужен. В мои планы на сегодня не входит производить фурор и возбуждать сплетни. Я намерена всего лишь нанести визит, но не привлекать к нему особого внимания. Достаточно будет двух-трех любопытствующих взглядов. Не будем вгонять наших модников в тоску, а дам – в трепет. Во всяком случае, пока. Переоденьте его. Темно-синее или серо-стальное вполне подойдет. Широкополая шляпа и плащ до пят. И никакого шитья.
Через четверть часа я уже в другом обличье, и герцогиня одобрительно кивает.
Итак, она все же решилась взять меня ко двору. И без всякого титула. Без смущения перед свитой. Без колебаний. Это потому, что сегодня она показывает не меня двору, а двор – мне. Инициация для неофита. Она ведет меня в святилище, дабы я узрел славу. Благодать коснется меня, и я стану одним из них.
Карету окружают дворяне ее свиты. На скулах желваки, усы грозно топорщатся. Они все презирают меня. Недоумевают и завидуют. Все они уже успели обагрить свои руки кровью. Гонимые неукротимым честолюбием, они покинули родной дом, чтобы искать счастья в столице. Они служили принцессе королевской крови, дочери Генриха Четвертого, в тайной надежде стать ее избранниками. Мечтали привлечь монарший взгляд, оказать услугу и повторить судьбу де Люиня. Все они происходят из благородных домов, все носят блестящие имена, они бесстрашные дуэлянты и воины. А тут я, невесть откуда взявшийся, презренный выскочка. Взгляды тяжелые, ненавидящие. Господа, господа, я бы с радостью… Мне ничего не нужно. И милость эта мне ни к чему, и место в карете. Я здесь не по своей воле! Но как им объяснишь? Кто поверит? Сочтут успешным, ловким интриганом. Вторым Кончини. Господи, как же стыдно… Счастье еще, что она приказала мне переодеться. В этом золотом шитье я готов был сквозь землю провалиться.
Анастази сидит в карете напротив меня с каменным лицом. Смотрит в сторону. Я не ищу ее взгляд. Она ничем не может мне помочь. Мне остается смириться и попытаться достойно пройти это испытание. В конце концов, я увижу короля.
Хочу разглядеть то, что за окном, но гарцующий у дверцы всадник поминутно заслоняет обзор, и я любуюсь то эфесом его шпаги, то крупом лошади. Но время от времени всадник все же обгоняет карету, и тогда я вижу подступившую к самым колесам зимнюю хворь. Почерневший, застывший в дремоте лес, кое-где комья подтаявшего снега. Копыта лошадей хлюпают по размокшей дороге. Боязливо жмутся к обочине пешие путники, торговцы или крестьяне. Съехала в сторону запряженная волами угольная телега. Возница сдернул шапку и почтительно кланяется. Герб, пусть заляпанный грязью, блистает герцогской короной. Вновь ворота Сент-Антуан, башни Бастилии. У меня мелькает странная мысль. В отличие от высокородных дворян, с деланным равнодушием отводящих взгляд, я могу взирать на эту крепость с победной усмешкой. Я ей не нужен – недостоин.
Королевский дворец я прежде видел только издалека. Отец Мартин, само собой, бывал при дворе, но я был тогда еще слишком юн, чтобы сопровождать его. Позже, когда я уже занял должность секретаря, его приглашали не в королевскую резиденцию, а в Пале-Рояль, к министру-герцогу. Там я однажды довольно долго ждал своего наставника, наблюдая за сменой королевских гвардейцев. Ничего таинственного и сверхъестественного. Входили и выходили придворные, спешили курьеры, переругивались слуги. Ничего, что призывало бы к благоговейному молчанию и священному трепету. Всего лишь занятые своей службой люди. Но Лувр оставался загадочной и мрачной цитаделью. Там обитал монарх, помазанник Божий, и по мере приближения к этому месту каждый верноподданный обязан был познать страх. В глазах простых смертных венценосец существо необыкновенное. Волею судьбы и Господа Бога он вознесен на самую вершину, отмечен божественным знаком. Он возвышается над всеми. Выше только Бог. В такой близости к Отцу нашему небесному природа смертного не может остаться неизменной, она обязана преобразиться. Монарх более не человек, он – полубог. Иначе не вынести ему груза власти. Тысячи взыскующих глаз обращены к нему, в его руках тысячи судеб. Сколько мудрости и милосердия должен вмещать в себя тот, кто дарует жизнь или посылает смерть. Ноша неслыханная.
Помимо воли я чувствую трепет. И дальше меня уже влечет любопытство. Я почти забываю, зачем я здесь и в качестве кого. Я смотрю по сторонам. Вот она, обитель богов, Олимп и Валгалла, куда устремлены мечты и чаяния всех малых и великих честолюбцев. Ступить под эти своды означает приобщиться к касте избран- ных. Но я ничего не чувствую и никаких знаков не вижу. Вокруг все те же смертные с той же заботой на лицах. Одеты они более изысканно, больше перьев и шитья на камзолах. Но более никаких отличий. Вооруженная алебардами стража, гремящие сапогами гвардейцы. Придворные толпятся, шепчутся, переглядываются. Изысканно одетые дамы, блестящие кавалеры. Поклоны, реверансы. От волнения и новизны впечатлений мне трудно отделить их друг от друга, угадать их настроение или обозначить возраст. Шумная людская круговерть, в которой я боюсь потеряться. Точно так же, как когда-то я боялся потеряться на рынке, следуя в толпе за кухаркой.
Анастази держит меня за рукав и тянет за собой. Мы чуть приотстаем, а герцогиня оказывается впереди, вместе со своим секретарем, старшей фрейлиной и двумя дворянами из свиты. Все, что мне удается разглядеть, так это бесконечные лестницы и галереи. За окнами строительные леса. Дворец перестраивают со времен короля Генриха. Он пытался превратить эту полувоенную крепость в удобное, комфортабельное жилище для своей королевы, но так и не довел начатое до конца. Король Людовик продолжает дело отца, но предпочтение отдает дворцу в Фонтенбло и маленькому особнячку в Версале. Лувр – странный, пыльный, незавершенный. Где же та благоговейная тишина Олимпа, что я себе представлял? Больше напоминает Двор Чудес. А эти люди…
Успокоившись, я начинаю различать лица. Опять же, как когда-то на рынке, хочу угадать их мысли, представить, какие они, размотать цепочку их дней и пройти до первого часа.
О чем они думают? О чем мечтают? Что их влечет?
Они все в ожидании.
Но чего они ждут?
Взгляды у них тревожны. Они будто стая насторожившихся птиц. Топорщат переливчатые перья.
Мне душно. И трудно дышать. Я закрываю глаза и мысленно повторяю имя дочери. Вызываю в памяти ее личико, ее смех… Становится легче.
– Король… – вполголоса произносит Анастази и толкает меня в бок.
Я открываю глаза и вижу стремительно идущего сквозь толпу бледного молодого человека, без шляпы, в заляпанных грязью ботфортах. Придворные расступаются, кавалеры снимают шляпы.
Анастази толкает меня, чтобы я последовал их примеру, и я неловко стаскиваю свою в тот миг, когда король уже почти со мной поравнялся. Я вижу его очень близко.
Нервное, некрасивое лицо. Нездоровая бледность, и полный отчаяния взгляд. Его терзает скука. Я смотрю в его глаза только мгновение, но сразу все понимаю – этот человек несчастен.
За королем следует свита, главный камергер, главный ловчий, капитан гвардейцев… Но что толку? Он все равно один. На другом берегу Сены в Люксембургском дворце живет его мать, здесь, в Лувре, – молодая жена, в трех шагах за ним – фаворит. И еще пажи, лакеи, телохранители. Лекарь, месье Эруар, что не оставляет его ни на минуту. И все же король один. Его никто не любит. В этом огромном дворце, в этом городе, в целом мире нет ни одного человека, кто одарил бы его своим искренним участием. Его боятся, ему завидуют. Он – помазанник Божий. Но у него нет ни одного друга. Он ничего не получает в дар, он все покупает. И все эти люди, что вокруг него, тоже пришли на торг: женщины продают красоту, мужчины – доблесть. Все наперебой выкрикивают цену. И ему ничего не остается, как платить. Даже собственной матери. Отец Мартин рассказывал мне, что в мирном договоре, заключенном при содействии епископа Люсонского, с которым мой наставник был дружен, оговаривалась сумма откупных, которые мать вытребовала с августейшего сына в обмен на мирное разрешение конфликта. Разве счастливый человек подписывает договор с матерью?
Анастази снова меня толкает.
– Надень шляпу… – шипит она.
Король уже скрылся в своих покоях. Толпа придворных пришла
в движение. Людские волны перекатываются от одного конца приемной к другому. Голоса стали звонче. Но рядом с нами полукруг тишины. Мы стоим в стороне, в нише, у подножия какой-то статуи. На нас бросают взгляды: украдкой – дамы и без стеснения – мужчины.
– На тебя смотрят, – шепчет Анастази. – Моя персона здесь мало кому интересна.
Какая-то дама даже замедляет шаг. Мне становится неловко. Старательно изучаю паркет под ногами. Они смотрят на меня, потому что я здесь чужой. Я самозванец. Я прокрался в их святилище под чужой личиной, и они слышат мой страх. Меня вот-вот разоблачат. Я замечаю справа от себя еще одну даму, высокую, одетую роскошно. Она лениво обмахнулась веером, закрыла его и снова раскрыла. Похоже на какой-то знак. Но я не понимаю их языка. Любопытствующие взгляды со всех сторон. Я едва сдерживаюсь, чтобы не сделать шаг назад и не спрятаться за ту самую статую, что возвышается за нами. Но, к счастью, возвращается герцогиня. Она выступает в роли избавительницы. Мне опять трудно дышать, я вижу только темную, надвигающуюся фигуру. Она усмехается и произносит:
– Пойдем. На кладбище не место живым.
— Вы уверены, что видели именно этого человека?
Очередной свидетель внимательно изучает голографию и спустя несколько секунд кивает.
— Да, это он. Подошел к прилавку, купил леденец в форме лошадки, розовый такой. Я запомнил, потому что он был один, обычно подходят с детьми, да и леденец… Сами понимаете.
«Уровень искренности девяносто пять процентов» — отмечает Данди. У предыдущего свидетеля – эксцентричной старушки – он едва дотягивал до сорока, при том, что она, судя по всему, искренне верила в то, что говорила.
— Спасибо, мистер Гонзо, можете быть свободны. Оставьте свои координаты секретарю, вероятно нам снова придется вызвать вас для дачи показаний.
Шериф откидывается на спинку кресла, лезет за своим неизменным архаичным клетчатым платком. Данди с некоторым злорадством думает, что наконец-то толстяку пришлось поработать, это куда тяжелее, чем гонять чаи в офисе и ждать, пока преступник сам свалится на голову.
На сей раз шериф даже лично допрашивал свидетелей – всех рядовых полицейских задействовали в наружном патрулировании. Еще бы – за всю историю существования колонии здесь впервые был похищен ребенок. Обычно детишки сбегали из дома и их ловили на подходе к космопорту, а самых шустрых выуживали из трюмов грузовозов дотошные таможенники. Имя Теодора Лендера можно было при желании отыскать в полицейском электронном архиве в связи с несколькими подобным инцидентами.
В том, что Мистерия Ангелика Жарден восьми с половиной лет от роду, была именно похищена сомневаться не приходилось – с тех пор как она не вернулась на урок после большой перемены, двое видели ее в обществе отца, а теперь вот купленный Габриэлем леденец…
Из дальнего угла кабинета слышится тихий прерывистый всхлип, и шериф неодобрительно косится в ту сторону. Вообще-то при допросе свидетелей посторонние присутствовать не должны, но выгнать Ренату из участка можно разве что силой, а шерифу неохота идти на крайние меры – его рейтинг после всех последних событий и так резко упал.
— Э-э-э…. Госпожа Жарден… Рената, послушайте. Не стоит отчаиваться. Мы объявили чрезвычайное положение, теперь ни один корабль не покинет планету вплоть до моего особого распоряжения. Габриэлю сейчас нужно укрытие. Подумайте – может вы знаете место, где он мог бы прятаться?
Рената, до сего момента сидевшая съежив плечи и обхватив себя руками будто в попытке согреться, поднимает голову.
Данди думает – как же она изменилась за короткое время, как будто совсем другой человек. Осунулась, взгляд болезненно-тревожный, под глазами залегли тени, гормональный фон и артериальное давление нестабильные. Помимо пропажи дочери, Ренате Жарден пришлось узнать много нового про человека, которого она до сей поры считала верным мужем и любящим отцом своего ребенка. Которого любила. Ведь любила же.
В органической памяти Bond-а невольно вспыхивают картинки, как Рената стирала кровь с его лица – сосредоточенно хмурясь, чуть прикусывая нижнюю губу; как склонилась, чтобы налить ему чаю за ужином, обдав запахом цветочного шампуня и кондиционера для белья, смешанными с естественным запахом ее кожи и волос; как смеялась, поедая пирог и рассказывала, что лет через десять станет толстушкой. Любовь складывается из таких вот мелких деталей, Данди успел это понять, когда анализировал свое отношение к Стэну. Только супружество подразумевает еще и многое другое, гораздо большее.
Рената сперва застывает в глубокой задумчивости, потом медленно качает головой.
— Нет. Пожалуй, нет. Что-то ничего не приходит на ум. Простите.
«Уровень искренности одиннадцать процентов» — машинально отмечает Данди и вздрагивает будто от толчка. Одиннадцать процентов? Она сознательно врет? Но зачем? Она же больше, чем кто-либо заинтересована в поисках Тери…
И в этот момент его собственный комм начинает вибрировать. На экранной панели незнакомый номер и, прежде чем принять вызов, Данди тратит пару секунд на экспресс-анализ ситуации – комм ему совсем недавно выдал помощник шерифа, когда оформлял на должность гражданского консультанта, номер он никому не давал, просто не успел. Странно…
Личность таинственного абонента Данди выясняет на первых же секундах разговора – для рекламной заставки на своем сайте Габриэль Жарден записывал свой собственный голос.
— Ну, привет, — произносит Габриэль с ноткой насмешливой снисходительности, — Полагаю, шериф там где-то рядом?
— Где-то рядом, — невозмутимо отвечает Данди, включая громкую связь. Шериф и Рената синхронно придвигаются поближе – он сосредоточенно хмурый, она резко побледневшая и напряженная как перетянутая струна. – Мы слушаем тебя очень внимательно, Габриэль, хотя тебе проще было позвонить в офис шерифа напрямую. Как ты узнал мой номер?
В ответ слышится ироничное хмыканье.
— Это неважно. У меня есть для вас сообщение. Я не собирался похищать собственную дочь, меня вынудили. Я готов вернуть ее матери при одном условии – ты отдашь мне этого чертового киборга. Он нужен мне!
И тут Рената, конечно же, не выдерживает.
— Ты конченный мерзавец, Гейб! Где Тери?! Что ты с ней сделал?!
— Ри…? Ты-то что там делаешь? Ри, послушай! Все, что я сделал и делаю – все это ради нас с тобой, ради Тери! Дела шли хуже некуда, я влез в долги… Банк отобрал бы все, что у нас есть. Да, я связался с плохими людьми, но… Если я отдам им кибера, все наладится, поверь! Это всего лишь жестянка, устройство, вещь. Но если они его не получат, то нас всех убьют – и меня, и вас с Тери, понимаешь?! Думаешь, эти клоуны, люди шерифа, нас защитят?! Да они только мародеров с полей способны гонять и разыскивать заблудившийся скот!
Шериф гневно топорщит усы, выслушав столь нелестную оценку профессионализма своих подчиненных.
— Послушай, Жарден, тебе лучше сдаться. С планеты тебя не выпустят, деваться тебе некуда. Верни девочку матери. Она же твоя дочь, подумай о ней.
Из динамиков слышится отрывистый смешок с нотками истерики.
— Поверьте, шериф, я только о ней и думаю. По протоколу вы обязаны произвести обмен доступных вам материальных ценностей на заложника, иначе вам придется отвечать за последствия. Вы отдадите мне киборга и позволите покинуть планету. Я высажу Тери на орбитальной станции возле гасилки. Что бы вы обо мне не думали – я люблю свою дочь и забочусь о ней. Я не хочу брать ее с собой туда, куда мне придется отправиться. Я вышлю вам координаты, и вы лично привезете киборга. Хотя, нет. Пусть лучше это сделает ОЗК-шник.
Связь внезапно обрывается; чертыхнувшись, шериф оборачивается к пульту, вызывая IT-отдел, но, судя по его короткому диалогу с «головастиками», точное местонахождение абонента отследить не удалось, радиус поиска километра три, а это иголка в стоге сена.
— Думаете, он и вправду отдаст девочку в обмен на киборга?
Задавая свой вопрос, Ванхольм впервые глядит на назойливого гражданского консультанта как на кого-то способного дать ему, полицейскому с тридцатилетним стажем, дельный совет. Данди пожимает плечами.
— Если мы будем играть по его правилам, ничто не помешает ему, получив желаемое, забрать Тери с собой.
— Я думаю, придется рискнуть. Мы будем знать на каком корабле он улетел, свяжемся с галаполицией, объявим его в розыск…
— Шериф, если вы боитесь ответственности за невыполнение требований похитителя, то зря – Габриэль неплохо изучил полицейские протоколы, согласно которым вы и вправду обязаны попытаться обменять похищенного ребенка на имеющиеся в наличии материальные ценности. Но разумный киборг – это не имущество. Вы просто обменяете одного заложника на другого. И если девочке отец не причинит вреда, то киборгу грозит смерть.
Шериф раздраженно фыркает.
— Это все словоблудие. Как думаете – что напишут в прессе? Что для шерифа жизнь киборга ценнее, чем жизнь ребенка, вот что. Что подумают и скажут люди? Нет-нет. Если это даст даже ничтожный шанс…
Не дослушав, Данди вдруг резко разворачивается к двери. В какой-то момент разговора он зафиксировал, что Ренаты в кабинете больше нет, но не придал этому значения – после эмоционального всплеска ей надо было успокоиться, а большинство людей предпочитало делать это в уединенном месте. Но он упустил кое-что из виду – найденная в доме Корсаков глушилка, что лежала на столе у шерифа в пакетике для улик, пропала. Ее недавно вернули из лаборатории, но еще не успели отнести в хранилище для улик. Неужели Рената… О, нет!
Данди вылетает в приемную, едва удержавшись, чтобы не перейти в боевой режим. Пухлощекая Джилл с морковно-рыжими кудряшками и цветными татуировками на правом предплечье удивленно поднимает на него глаза, оторвавшись от каскада вирт-окон.
— Где Брут?!
— Кто? А, вы про своего киборга. Я попросила его рассортировать папки с документами, он прекрасно справился. И вообще – он такой милашка, зря на него наговаривали…
— Где он?!
— Да вышел на улицу вместе с мамашей пропавшей девочки, она позвала его зачем-то…
Горячий воздух снаружи бьет под дых, полуденная жара наваливается осязаемой тяжестью; Данди слышит, как сбивается дыхание у выбежавшего следом шерифа.
— Какого черта происходит, а?!
— Рената украла глушилку, выманила киборга к своему флаеру, вырубила, засунула в багажник и увезла, – Произносит Данди бесцветным голосом. – Она врала, когда говорила, что не знает где бы мог прятаться Габриэль.
— Думаете, они в сговоре? Я объявлю ее в розыск, ее флаер отследят…
— Не стоит. – Он медленно разворачивается лицом к шерифу. — На самом деле, я не думаю, что они в сговоре. Она услышала наш разговор, подумала — вдруг мы не решимся на обмен… Как-то так. Теперь она приведет нас к Габриэлю. – Шериф вопросительно поднимает бровь, и Данди поясняет, — Внутри у Брута нечто вроде маячка – безвредное контрастное вещество попадает в организм вместе с жидкостью и выводится спустя несколько дней, система киборгов не распознает его как чужеродную субстанцию и не отфильтровывает в ускоренном режиме. На Кассандре мы втихую подмешиваем его в напитки новичкам, которые периодически сбегают в джунгли, чтобы отслеживать их местонахождение. Скоро мы узнаем где Габриэль держит Тери.
***
Соляной карьер занимает пространство радиусом около десяти километров; небольшое строение приткнулось у подножья одной из насыпей, сверху его нипочем не разглядеть, если не искать специально – покатая крыша и стены цветом ничем не отличаются от покрывающей почву субстанции, которую условно называют «соль», хотя по химическому составу она не имеет ничего общего с хлоридом натрия.
А вот крошечная человеческая фигурка, что ползет вниз по склону, похожа на муху в молоке – ее несложно разглядеть даже невооруженным глазом.
Шериф, пристроившийся сбоку с биноклем, по мнению Данди, чересчур громко сопит и чересчур обильно потеет. Как и прочие участники операции – они все поджариваются здесь словно на огромной сковородке, периодически бормоча под нос проклятия в адрес несусветной жары, не спадающей всю последнюю неделю. Только служебный DEX «семерка» неподвижно замер рядом с полицейским флаером, ожидая команды.
Данди глядит как Рената подходит к строению, как навстречу ей выходит ее муж, как они, эмоционально жестикулируя, переговариваются, а потом вместе заходят в дом. Думает – флаер Ренаты неподалеку, за соседней насыпью, там в багажнике Брут. Пока люди шерифа оцепляют периметр и задерживают преступников можно просто поднять флаер в воздух и улететь отсюда. Подальше от людей с их разборками и вечной ложью. Ему надо найти Стэна, это самое важное. Отчего-то некстати вспоминается веснушчатая мордашка, озарившаяся широкой щербатой улыбкой при виде человечка из обрывков веревки, которого Данди соорудил для Тери, когда был у Жарденов в гостях. Это не имеет значения. Просто эпизод. Просто эпизод…
— Босс, ну что – начинаем? – нетерпеливо бубнит под ухом первый помощник шерифа Быковски. – Все мышки в норке, пора захлопывать мышеловку.
— Погодите, — Данди слышит свой голос будто со стороны. – Там ребенок. И внутри наверняка еще и сообщник Габриэля. Если он увидит полицию – кто знает…
— Будешь меня учить делать мою работу? – в слегка взвинченном тоне Ванхольма, впрочем, уже почти не ощущается враждебности. – Полагаешь, я об этом не подумал?
— Пустите меня вперед. Я скажу, что нацепил жучок на киборга и отследил Ренату, а полиции ничего не сказал. Пока я буду их забалтывать – начинайте операцию. А я постараюсь сделать так, чтобы девочка не пострадала.
Шериф оглядывает его с ног до головы со странной смесью жалости и восхищения, качает головой.
— Ты или слишком смелый, или полный идиот. Если тебя убьют, мне придется писать столько отчетов, что легче удавиться.
Данди чуть приподнимает уголки губ.
— Я приложу все усилия, чтобы избавить вас от этого кошмара, босс.
Никто не совершенен. Даже киборги. «Developing excellence» — таков был девиз «DEX-компани», но, наверное, это относилось лишь к DEX-ам.
В данный момент некий отдельно взятый Bond очень остро ощущает свое несовершенство – он почуял присутствие другого киборга в доме слишком поздно, предупредить шерифа уже нет ни малейшей возможности. Тем более, что Габриэль встретил его на пол-пути и заставил встать на колени, угрожая бластером, а потом вел под конвоем в дом.
Внутри полумрак; Рената и Тери обнаруживаются в дальнем углу – девочка, узнав Данди, несмело улыбается, а ее мать глядит на него широко распахнутыми отчаянными глазами. DEX, тоже «семерка», замер в полуметре от них, нечего и мечтать подобраться к ним поближе. Разве что, когда начнется захват. Но киборг убьет их голыми руками за пару секунд.
Можно было это предвидеть, ведь можно было! Бруно Скайлер — известный кибервор, он и раньше перепрограммировал и использовал киборгов для своих целей, не только сбывал на черном рынке. Это ж надо быть таким идиотом.
Сам Бруно сидит за столом, закинув ногу на ногу, и с аппетитом поедает мороженое из пластикового стаканчика.
— Что он там тебе наплел, Гейб? Отследил жестянку по жучку, а полиции ничего не сказал? И думает мы поверим… Шакал, проверь.
Последнее адресовано «семерке» — DEX неслышной тенью скользит к выходу, а Данди ощущает некоторое облегчение – теперь у него больше шансов реализовать свой план.
— Я говорю правду! – Голос пленника натурально дрожит, а полусогнутые колени в совокупности с трясущимися руками, которые он продолжает держать поднятыми кверху, довершает образ испуганного цивила, впервые попавшего в такой переплет. – Полиция не защищает киборгов, а я хотел спасти его!
Скайлер ухмыляется и ловким броском отправляет пустой стаканчик в урну.
— Да уж. В ОЗК работают сплошь инфантильные идиоты. Гейб, пристрели его. Нам тут не нужны лишние глаза и уши.
— Ты совсем спятил?! Я не стану просто так убивать человека, тем более на глазах жены и дочери.
— Да ладно, не ссы. Твоя благоверная и так знает каков ты на самом деле. Верно, детка? – Он похабно подмигивает Ренате. – Хотя, я конечно пошутил. Сейчас Шакал вернется, пусть прикопает этого малахольного в карьере, здешняя почва растворит тело за пару дней без остатка, вовек не найдут.
Активировав браслет-передатчик на запястье, Бруно нетерпеливо рявкает.
— Шакал, где там тебя носит? Все чисто? Возвращайся давай, есть работа!
Передатчик молчит, из динамиков доносится лишь едва слышное шипение. Данди думает, что если Шакал столкнулся с полицейской «семеркой» исход неизвестен, шансов примерно поровну, а молчание в эфире это хороший знак. Но потом передатчик оживает, выталкивая сквозь помехи: «…окружили…полиция…жду прика…». И Скайлер тут же рвет ствол из кобуры – не бластер, а излюбленный мафией «шлоссер» с разрывными пулями — но нацеливает не на Данди, как тот ожидает, а на Ренату. Шипит сквозь зубы:
— Ах ты ж, сучка… Это ты их привела, всех их! Ты знала про это место!
— Ты что творишь?! – орет Габриэль и тоже тянется к оружию, но Бруно стреляет в упор, и его сообщник валится навзничь с развороченной грудной клеткой под звуки пронзительного женского и детского визга.
Данди перемещается чуть вправо, оказавшись на линии огня между Бруно и Ренатой с Тери, делает стремительный рывок. Его не остановил бы сгусток плазмы, не останавливает и пуля, только замедляет. Но когда он видит исчезающего за дверью Бруно Скайлера, он останавливается сам. Потому что для преследования преступника ему сейчас необходимо перейти в боевой режим и остановить кровотечение с помощью имплантов. На глазах у Ренаты и девочки. Выдать себя с головой. После чего у него отберут документы и задержат до окончания разбирательства. А еще он подставит Киру и все ОЗК.
Он машинально делает еще шаг вперед и медленно оседает на пол, зажимая рану рукой. Кажется, получилось ничуть не хуже, чем показывают в фильмах.
Вашингтон, округ Колумбия, 11 сентября 2001 г.
Звонок личного мобильного застал генерала Барнаби врасплох. Внештатная ситуация, в которой вся страна оказалась этим утром, не располагала к личному общению — он даже жене позвонить не успел. Кажется, он вообще выключил телефон… Но тот звонил и звонил, с настойчивостью идиота оглашая окружающее пространство стандартной мелодией Нокии.
Номер на экране не определился.
Как нарочно, именно в этот момент случилась пауза между рабочими звонками, общением с госсекретарем и президентом, перепуганными не меньше, чем обычные журналисты, и Барнаби осторожно нажал зеленую кнопку.
— Слушаю.
— Вспомни первое послание апостола Павла коринфянам, — без приветствия произнес незнакомый голос.
Затылок словно сковало льдом. За воротник скатилась и поползла по спине неприятная капля пота. Голос — и правда незнакомый, спокойный, со слегка южным произношением, — но до боли знакомая интонация. И начало разговора тоже.
Не может быть. Он же умер весной. Кажется, застрелили. Или?.. Нет, не может быть, это не он. Этот слишком молодой и, кажется, вообще чернокожий.
— Мне все позволено, но не все служит созиданию, — ответил Барнаби и закашлялся. Внезапно запершило в горле.
— Именно. Слушай внимательно, Барнаби. Рейс девяносто три. Полная секретность. Никаких контактов сейчас. Никаких данных в эфир. Никакой отсебятины. Тебе привезут все данные и записи. Через пять минут почтальон принесет посылку.
— Рейс девяносто три только что зах… — начал Барнаби, но голос перебил его.
— Ты понял меня?
— Да, сэр, — с нажимом произнес Барнаби.
— Прекрасно. Работай.
— Рад был пообщаться, мистер Спендер.
Незнакомый голос рассмеялся.
— Мистер Бертрам, Барнаби.
Потом что-то щелкнуло, короткие гудки пульсом забились в динамике. Генерал Барнаби сжал кулак. Телефон жалобно хрустнул. Гудки смолкли.
— Президент на первой линии, сэр, — сообщил адъютант, тенью стоявший за спиной. — И вас ожидает посыльный из ФБР. У него новые данные по террористам.
— Зови, — коротко ответил Барнаби и снял трубку.
***
Где-то над Пенсильванией, тот же день
— Иди вперед! — повторил террорист. Он очень боялся, почти до истерики — зрачки полностью проглотили радужку, глаза стали абсолютно черными.
Можно было бы просто выдернуть дробовик у него из рук. Стрелять в салоне он не рискнет, и весь его расчет, видимо, был на то, что об этом никто не догадается. Мортимус улыбнулся, и террорист толкнул его, вынуждая сделать шаг назад.
Во всей этой ситуации была совершенно неповторимая ирония.
— Знаешь, что самое прекрасное? — спросил Мортимус.
Террорист посмотрел на него слегка ошалело.
— Э?
— Я почти дома. А ты — нет. — Он сделал глубокий вдох и задержал дыхание. Пол поплыл под ногами, воздухоплавание в этот период истории не было еще надежным средством передвижения, но впервые с начала этой безумной гонки Мортимус почувствовал под собой твердую землю. Основу. Настоящую, стопроцентную уверенность. Это была его страна: этот воздух, это ощущение ни с чем не спутать. — Нет ничего лучше места, которое считаешь домом, ты согласен?
Вместо ответа террорист снова толкнул его, и Мортимус спокойно развернулся и пошел по коридору вперед.
Салон пустовал. Странно, эконом-класс обычно переполнен людьми, но на этот раз никого не было. Может, всех собрали впереди? Мортимус задумался. Он хорошо помнил многие случаи захвата самолетов в США. Если они летят над океаном… Он бросил взгляд в окно. Слава Всевышнему, нет. Врезаться во Всемирный торговый центр было бы… неприятным опытом. Когда же захватывали почти пустой самолет? Ответ вертелся на языке, но ускользал, как рыбка из пригоршни.
Люди — человек тридцать — обнаружились в бизнес-классе. В лицо пахнуло страхом и ненавистью; бледные, перепуганные лица уставились на него как по команде поверх спинок стандартных синих кресел.
На первый взгляд все просто. Еще один террорист с ножом, охранявший их, выглядел не менее испуганным. Замкнутый круг ужаса. Наверняка еще трое или как минимум двое в кабине. Слишком мало, чтобы представлять реальную угрозу. Только страх не дает пассажирам понять это.
Люди зашептались, глядя на Мортимуса.
— Откуда он взялся? — довольно громко спросил кто-то.
— Он не регистрировался на рейс, — сказал террорист с ножом своему подельнику. — Безбилетник? Его не должно тут быть!
— Я пришел вести переговоры, — отчетливо произнес Мортимус. Фокус внимания тут же сконцентрировался на нем: взгляды чувствовались прямо кожей.
— Еще один, — проворчал один из пассажиров. — Слышишь, как по-арабски трещит?
— Откуда он взялся? — повторила женщина, сидевшая в заднем ряду, и повернулась к стюардессе. Та пожала плечами и что-то прошептала в ответ.
— Сядь! — рявкнул террорист с дробовиком. — И заткни пасть! В самолете бомба, и мы взорвем ее! Никаких переговоров!
Бомба, значит. Замечательно. Идейные террористы — это всегда прекрасно, они гораздо уязвимее нормальных угонщиков, но и договариваться с ними труднее. Лучше пока их не злить. Мортимус послушно сел в одно из кресел возле прохода. Ситуация немного осложнялась тем, что отвертка и прочее осталось в карманах мантии, но можно обойтись и так.
— Давно захватили самолет? — спросил он вполголоса у одной из стюардесс.
— Вы не с ними? — изумленно выдохнула она.
О, эти сверхдогадливые люди. Мортимус закатил глаза.
— Нет. Давно захватили самолет?
— Минут пять назад, — недоуменно глядя на него, ответила стюардесса. — Может, меньше. Как вы попали на борт? Спрятались в багажном отделении, что ли?
Мортимус приложил палец к губам.
— Сначала мои вопросы. Сколько на борту человек? Сколько террористов?
Все пассажиры смотрели на него — кто с интересом, кто с недоверием, а кто и с надеждой.
— Тридцать семь… тридцать три пассажира, — ответила стюардесса, прикусив губу. — Четверо… их. И семеро членов экипажа… Шесть.
Она помрачнела и быстро оглянулась. Одна из пассажирок обхватила себя руками, словно ей стало холодно.
— Они убили ее, убили, убили… — нараспев, но без выражения произнесла она. — Убили, убили…
— Заткнись!!! — выкрикнул террорист. — Заткнись, ты!.. Всем молчать!
Его страх и напряжение волной докатились до Мортимуса, и он поморщился. Видимо, тот, с ножом, а может, и те, кто сейчас в кабине, убили одну из стюардесс. Это, пожалуй, плохо. Лучше бы убили одного из пассажиров: стюардесс учили, как себя вести в экстремальных ситуациях, а остальные — нулевой фактор, икс. Хотя в любом случае стоит попробовать. Надо поскорее закончить с этим и возвращаться в ТАРДИС. На этот раз нельзя тратить так много времени на развлечения. Решить проблему и уйти. В конце концов, это зона его ответственности.
И все равно как будто что-то ускользнуло от него. Будто Мортимус упустил какой-то факт, очень важный — это неприятное чувство никак не оставляло его в покое.
— Тридцать девять человек… пилоты живы?
— Кто ты такой? — прямо спросил один из пассажиров, крупный, коренастый мужчина в красной бейсболке Национальной стрелковой ассоциации. Вот уж кто наверняка жалеет, что в салон самолета нельзя брать оружие. Интересно, как удалось террористам?
— Я на вашей стороне, — ответил Мортимус. — Буду вести переговоры.
Повисло молчание. Самолет мерно гудел. Голова немного кружилась — самую малость, — и азарт покалывал кончики пальцев. На этот раз ошибаться нельзя, но Мортимус был полностью в себе уверен. Удивительно приятное чувство, особенно на контрасте с тем, что происходило на Спутнике.
— Вы агент ФБР? Пришли спасти нас? — громко спросила девушка с синей прядью в волосах. В этот момент все зашумели, заговорили разом. Террористы закричали, но их крики потонули в радостном гомоне.
Мортимус поднял руку, и гомон стих.
— Что вам нужно? — громко спросил он. — Какие ваши требования?
Террорист с дробовиком прицелился в него. Ха, еще бы он выстрелил! Да и наличие бомбы, на самом деле, под большим вопросом. Мортимус откинулся на спинку кресла и закинул ногу на ногу.
Террористы переглянулись.
— Мы не будем вести переговоры с тобой, — ответил тот, с ножом.
— Вас никто не спрашивает. Я буду, значит, и вы тоже, — сказал Мортимус. — И это в ваших интересах договориться со мной.
— Нас всех убьют из-за тебя! — истерично выкрикнул кто-то из первых рядов.
Мортимус переплел пальцы, продолжая смотреть на террориста с ножом. Он казался более спокойным и уверенным, чем тот, с дробовиком. Еще один довод в пользу того, что дробовик, скорее всего, не заряжен.
Террорист подошел ближе, угрожающе наставив нож. На его лбу поблескивали капли пота.
— От чьего имени ты говоришь?
Мортимус медленно раздвинул губы в улыбке.
— Госдепартамент тебя устроит? — поинтересовался он.
— Ложь! — рявкнул “Дробовик”. Его смуглое лицо стало желтовато-серым, как у трупа.
Пассажиры снова зашумели, кто-то вскочил с места, кто-то закричал; какой-то худой, как доска, мужчина начал раскачиваться на своем месте и петь. Так их, так! Мортимус улыбнулся шире. Они теряют контроль, теряют контроль и становятся еще уязвимее.
Динамики зашипели.
— Говорит командир корабля. Оставайтесь на своих местах. На борту бомба, и мы возвращаемся в аэропорт, чтобы предъявить наши требования. Пожалуйста, не шумите, — произнес хриплый, взволнованный голос.
— Это не пилот, — торопливо зашептала стюардесса, — это их главный. Мы не знали, что он заодно с ними…
— Заткнитесь!!! Заткнитесь, вы! — заорал “Дробовик”. “Нож” схватил одну из пассажирок и вытащил ее в проход.
— Если вы не успокоитесь, она умрет, — проговорил он, шевеля побледневшими губами.
Шум начал стихать — постепенно, медленно, как поток машин на автостраде к ночи. Пассажиры замолчали, наконец, и только тощий продолжал раскачиваться и петь. Террорист выпустил женщину, и она упала на свое место, прижимая руки к горлу.
— Они тебя не послушают, — сказал мужчина в бейсболке. — Все только хуже становится.
Мортимус покачал головой.
— Послушают. У них нет другого выхода. Разве что…
Он поднял руку и сказал громко и отчетливо:
— Вы можете предъявить требования мне. Я гарантирую, что их исполнят. У вас будет все, что попросите, только озвучьте. Мои полномочия это позволяют.
Террористы снова переглянулись — неуверенно, с сомнением. Что ж, если им нужен другой самолет, деньги или освободить каких-нибудь придурков из Малинового джихада, томящихся в тюрьме — это можно устроить безо всяких проблем. Хуже, если…
— Тебе уже сказали: мы предъявим требования в аэропорту! — ответил “Нож”.
Мортимус поджал губы и скрестил руки на груди. Да, все хуже. Потому что, судя по всему…
— Слушайте внимательно, — пробормотал он, едва шевеля губами. — Я уверен, что бомбы у них нет.
— Как это нет? — Мужчина в бейсболке недоверчиво уставился на него. Стюардесса покачала головой.
— Но…
— Если бы она у них была, они бы вели себя совершенно иначе, — сказал Мортимус с нажимом. — Тише! Говорите шепотом.
— Что он говорит? О чем он вообще? — спросил кто-то из передних рядов.
Человеческий гомон был как морской прибой. Мортимус закрыл глаза и прислушался. Небольшой толчок. Совсем небольшой, и будет достаточно. Люди все могут сделать и сами. Они всегда это могли.
— Слушай, ты, герой, — сказал парень в синей джинсовой ветровке, сидевший через проход. — Если мы будем выпендриваться, нас порешат. Они уже одну убили.
Мужчина в бейсболке шикнул на него.
— С чего ты так решил? — спросил он у Мортимуса.
О, ну это же очевидно. Даже стыдно отвечать, на самом деле.
— Потому что дробовик не заряжен, — ответил Мортимус, едва разжимая губы. — Потому что, куда бы они самолет не вели, он нужен им целым.
И в это мгновение реальность дрогнула вместе с самолетом. Лица пассажиров расплылись, будто их смыло дождем. Кажется, кто-то его о чем-то спросил, но Мортимус не слышал ни слов, ни вопросов. Последний кусок мозаики, так долго ускользавший из рук, наконец попался. Рисунок теперь был виден — и это совсем не радовало.
О, нет. О, только не то, о чем он подумал! Все выверено, вся история, все события лет на четыреста вперед! Такой короткий период, ну почему именно сюда и именно сейчас?! Почему именно он?
— Сегодня одиннадцатое сентября? — спросил Мортимус у стюардессы. — И самолет летел в Сан-Франциско?
— А вы разве не знали, сэр? — изумленно спросила она. — Да… Рейс девяносто три…
Но Мортимус уже не слушал ее.
— Дайте мне часы! — выкрикнул он и протянул руку. — Быстрее!!!
Если бы он догадался сразу, то отобрал бы у арабского идиота дробовик и вернулся в ТАРДИС тут же! Реперная точка… о, нет, вовсе нет, реперная точка уже пройдена — там, в Нью-Йорке, событие состоялось как надо, плотно запечатывая очередной нужный паттерн, давая истории правильный толчок. А это была вишенка на его торте, история о героизме, которую он сейчас, в данный момент, полностью меняет, превращая в… неизвестно что! Сам же!
Часы ему дали почти мгновенно. Они показывали 9:46. Времени практически не осталось.
— Ты действительно агент? — спросил парень в куртке.
Что ж их всех так зациклило на агентах?
— Вы должны бороться, — сказал Мортимус. — Их мало. Бомбы у них нет. Иначе ваш самолет, и вы вместе с ним, врежетесь в Белый дом — потому что именно туда они его ведут.
— Мне звонила жена, — сказал, переводя дух, грузный мужчина, сидевший впереди. — Самолеты протаранили башни-близнецы!
Люди снова заговорили все разом. Тощий раскачивался и пел про урожай и солнце — тихим, высоким голосом.
Все шло не так. Тогда и там, в правильном варианте, все было совершенно иначе!
— Ты не похож на агента. Ты похож на Зевса Карвера, переодетого Че Геварой, — заявил парень в куртке.
Мортимус внимательно посмотрел на него, и тот отвел взгляд. Почему в этом периоде так не любят френчи? Тем более, на нем был серый, а не хаки, и никакого берета. Но это ерунда. Времени и правда было очень мало, чтобы вернуть историю в нужное русло, вернуть хотя бы отчасти. Пусть и одним финалом — остальное можно исправить с помощью спецслужб.
Мортимус встал и шагнул в проход. Пора было действовать.
— Сядь на место! — заорал “Дробовик” и подошел почти вплотную.
— У вас нет никакой бомбы! — громко, чтобы слышали все пассажиры, произнес Мортимус. — И дробовик твой не заряжен. Ну-ка, выстрели в меня, давай!
Он раскинул руки и широко улыбнулся.
— Ну? Стреляй! Чего ждешь?
“Нож” сделал шаг вперед. И еще один. Но “Дробовик” успел раньше и замахнулся прикладом — медленно, почти торжественно. Мортимус протянул руку и вынул оружие у него из ладоней. Пассажиры вскочили.
— Где твой Джон Макклейн? — выкрикнул парень в куртке.
“Нож” прыгнул, оттолкнув своего подельника, и в следующую секунду Мортимусу в шею ткнулось лезвие.
— Брось пушку! — прошипел террорист.
Если бы он обернулся, то увидел бы много нового и интересного для себя. Потому что Сек, который появился в арке, целился в него из фазера, подобранного на Спутнике. Не прошло и получаса. Оперативно, ничего не скажешь.
— Макклейн уже здесь, — сказал Мортимус и выпустил из рук дробовик. Тот, жалобно лязгнув, упал на пол. Незаряженный, конечно. — Всем руки за голову и не двигаться!
Террорист, у которого уже не было дробовика, истерично заорал. Его крик подхватил кто-то из пассажиров. “Нож” схватил Мортимуса за плечо и развернул, прикрывшись им, как щитом. Лезвие болезненно уперлось в шею.
— Брось пушку, или я ему горло перережу! — срывающимся голосом выкрикнул он.
Какой храбрый идиот. Второй террорист, оттолкнув их, промчался в сторону кабины — этот еще не скоро придет в себя. Пассажиры застыли, и даже тот, кто пел, замолчал. Стало очень тихо. Мортимус смотрел на Сека, а тот целился в него. Нож резал горло, по коже скатилась теплая липкая капля.
— Не смей бросать! — сказал Мортимус. Получилось хрипло, голос сорвался.
— Мне выстрелить в тебя? — с сарказмом уточнил Сек. Его щупальца дрожали и безостановочно шевелились.
— Брось пушку!!! — заорал террорист прямо Мортимусу в ухо.
— Стреляй! — крикнул тот.
Подумаешь, порез. Если быстро повернуться…
Сек покачал головой.
— Я опускаю оружие на пол, ты отпускаешь моего… — он сделал паузу, — товарища.
— Нет! Брось пушку, я сказал!
Сек снова покачал головой, потом, дернув плечами, медленно положил пистолет на пол. И что теперь делать? Мортимус прикусил губу и наморщил лоб, прикидывая варианты. Идиотизм! Он рассчитывал совершенно на другое!
— Брось его мне! Руки вверх!
Сек толкнул пистолет к нему ботинком и поднял руки.
— У них нет бомбы, — с ненавистью произнес Мортимус. — Слышите? Нету!
— Теперь медленно садись на место! — задыхаясь, сказал террорист, а потом разжал руки и выпустил нож. И грохнулся на пол.
Мортимус обернулся, держась за шею. Позади стоял парень в синей куртке, сжимая в руке тяжелую зеркальную камеру.
— А я не верил, что инопланетяне работают на дядю Сэма, — сказал он.
Сработало! Мортимус, правда, ждал, что это будет мужчина в бейсболке, но тоже хорошо. Прекрасно. Теперь можно и уходить. Спокойно. Осталась последняя деталь.
— Я ни на кого не работаю, — тут же отозвался Сек и, подобрав пистолет, подошел к оглушенному террористу. — Это ваши враги?
Часы показывали 9:53.
— Смертники, — сказал Мортимус. — Мне надо связаться с руководством. Я скоро вернусь. Мы вернемся.
Он взял Сека за локоть и подтолкнул, указывая в сторону, где скрывалась ТАРДИС.
— А нам что делать? — спросила одна из стюардесс. Уже никто не сидел на местах, все поднялись, подошли ближе. Сгрудились вокруг. Мортимус отступил на шаг.
— Проявите инициативу. Пока они в кабине, ничего не изменилось. Самолет в их руках. Нужно выкурить их оттуда. Если пилот жив…
— Я не хочу! — истерично выкрикнул тощий и снова начал раскачиваться. Остальные заговорили вразнобой. Мортимус осторожно пятился назад по проходу, тесня Сека обратно к арке, ведущей в эконом-класс.
— Давайте проголосуем! — закричал мужчина в бейсболке. — Кто за то, чтобы штурмовать кабину?
Мортимус подтолкнул Сека еще раз. Тот оглядывался, но шел.
— Идем, — сказал Мортимус, когда они перебрались в другой отсек. — Я кое-что тебе должен показать.
Самолет качнуло, и он ухватился за сиденье. Святые угодники! Началось. Успеть бы добраться до ТАРДИС!
— Быстрее! — закричал он.
Их швыряло из стороны в сторону. Потом самолет завалился влево, но Мортимус уже отпер дверь и втолкнул Сека внутрь.
— Сейчас… — забормотал он, подойдя к консоли. — Сейчас…
Пальцы забегали по кнопкам и тумблерам.
— Что ты хотел показать мне? — спросил Сек.
— А, ничего, — бросил Мортимус. — Самолет сейчас упадет. Надо успеть демате…
В ту же секунду Сек оказался рядом, сгреб его за грудки и встряхнул.
— Ты сдурел? — ахнул Мортимус и попытался его оттолкнуть, но тот вцепился в него, как репей, и оттащил от консоли.
— Они тебе жизнь спасли, — со свистом, как марсианский ледяной воин, проговорил Сек. Его щупальца стояли дыбом: Мортимус видел такое всего однажды. Очень сильная эмоция. Слишком. — А ты… удираешь? Бросаешь их умирать?
— У меня все продумано! Так должно произойти, и все! Так надо, понял?
— Фиксированная точка? — крикнул Сек. — Не пытайся соврать! Ты — Вмешивающийся во время, для тебя это мелочи! Вытащи людей отсюда! Я слышал все, я ждал, как ты поступишь, они тебе доверились!
Мортимус все-таки вывернулся, оттолкнул его и отступил на шаг. Держать равновесие было сложно, ТАРДИС мотало вместе с самолетом.
— Это — моя страна, понял? Моя! — прошипел он. — Я тут командую! Ты, что ли, работал над ней? Выверял все мелочи? Планировал? Ты? Я не буду менять то, что мне выгодно! Плевал я на фиксированные точки! Но то, что сделал сам, я ломать не стану!
Ему вспомнился лежащий на лестничной площадке Канцлер, и Мортимус передернул плечами. Самолет заметался вверх-вниз. Еще немного, и они разобьются.
Почему-то захотелось изменить здравому смыслу. В конце концов, у него действительно хватит власти, можно засекретить…
Сек бросил на него острый и презрительный взгляд.
— Жадный, самовлюбленный идиот, — процедил он. — Если это твоя страна, то мне жаль тех, кто здесь родился. Эти люди достойны лучшего.
Это переходило все границы. Все возможные границы! Что он себе позволяет, этот далек? Мортимус оскалился и заорал:
— Ты кто такой, чтобы меня совестить?! Господи Боже мой! Да ты убийца и террорист высшей пробы! Готов прозакладывать все свои будущие регенерации, разумными существами, которых ты убил, можно замостить весь земной шар плечом к плечу, включая океаны! Руки по локоть в крови? Ха! Ты бы в крови по щупальца утонул!
Сек отшатнулся, будто его ударили, ссутулился и сжал кулаки.
— Я знаю! — в отчаянии выкрикнул он. — Но всеми силами пытаюсь хоть как-то это исправить! А ты что делаешь?!
Слова обожгли лицо хуже оплеухи. Мортимус задохнулся, шагнул вперед, оттолкнув Сека с дороги, и выбежал из ТАРДИС.
Самолет снова затрясло. Оставалось около трех минут до того, как пилот направит его носом в землю. Все шло по графику. Почти по графику.
Мортимус бежал по проходу вперед.
— Бросайте все и идите за мной! — заорал он. — Самолет сейчас разобьется!
Перед глазами все плыло — от злости, от бессилия, от того, что менялась реальность. Может, его никто и не слышал сейчас?
— Я не смогу отвезти вас домой! Вы никогда не вернетесь туда! — кричал Мортимус. — Но зато останетесь живы! Быстрее, вы, идиоты! Осталось чуть больше минуты!
Потом он бежал обратно, и, кажется, кто-то вместе с ним, а может, за ним. Он открыл дверь, по очереди заталкивая людей вовнутрь. Сколько их было — он не считал. Меньше, чем тридцать. Точно меньше.
Потом самолет завалился набок. Мортимус вцепился в ручку двери, которую едва успел закрыть за собой. Но ТАРДИС дематериализовать не успеет! Секунды шли неотвратимо, одна за другой, с монотонностью маятника. Мортимус обернулся, и в этот момент Сек, который цеплялся за консоль, протянул руку и что-то нажал.
Центральная колонна поднялась и опустилась.
Самолет врезался в поле неподалеку от Шанксвилля, Пенсильвания.
ТАРДИС дематериализовалась за доли секунды до этого.
Пол выровнялся.
— Ты мне соврал, что не умеешь ею управлять, — тихо сказал Мортимус и разжал посветлевшие от напряжения пальцы.
Сек пожал плечами.
— Интуитивно понятный интерфейс, — виновато ответил он.
Сегодня подходил срок расплаты за квартиру.
Хорошо всё же сделали предки, что теперь только раз в год платить надо, а не каждый месяц, как в книжках пишут. Копится себе потихоньку, не отрывает от текущей жизни… Сколько там, кстати, на счётчике? Иван сунул руку в карман, достал прибор и посмотрел на вечный экран. Ого! Почти двадцать тысяч. Хорошо-то как. Это и на квартиру хватит, и, пожалуй, на новую машину, если ещё чуть-чуть постараться.
Главное — не зарываться.
В вагон метро вошла сухонькая старушка с изящной красной сумочкой в руке. Иван и ещё двое молодых тут же резво подскочили с места, предлагая ей сесть. Старушка пару секунд выбирала, переводя взгляд выцветших глаз с одного на другого, а потом улыбнулась Ивану и села на предложенное им место. В кармане звякнул счётчик.
«О! Не меньше, чем пятьдесят в плюсе!» — подумал радостно Иван.
Счётчик тут же звякнул повторно. Что такое?
Он не стал при народе проверять счёт, потому что сразу после доброго дела это было неприлично. Мало ли, у кого какие суммы. Может, кто на нуле сидит, а то и вообще в минус ушел. Вон как те двое мужиков смотрят злобно.
Погода с утра стояла мерзкая и даже просто отвратительная. Холодные порывы ветра гнали сырость и мелкую дождевую взвесь, оседающую крупными каплями на раскрытом зонтике и стекающую вниз, в лужи и чёрную грязь, растоптанную тысячами башмаков по всему тротуару.
Оглянувшись украдкой, Иван вытащил счётчик, глянул на экран, ничего не понял — вроде всё как было. Потом нажал кнопку для проверки последних итераций. Плюс пятьдесят, ага, это за старушку, выходит. Минус сто. Ну, ничего себе! Минус сто! И за что? Всего-то посчитал в уме… Тпру-у-у, стоп, стоп, стоп… Не думать, не думать, не ругаться и не желать никому плохого, даже в уме.
Счётчик в руке дернулся, вибрацией и тихим звяканьем указывая на проведённую операцию. Иван сам выбрал этот рингтон — звяканье денег и лязг кассы из пинкфлойдовской «Тёмной стороны луны». Он любил эти старинные напевные мелодии, которые никогда не становились маршем и даже не помогали в работе. Просто — приятная музыка.
Что ещё за… Минус тридцать восемь. Он же ещё никому ничего не пожелал!
Спокойно, спокойно, Иван. Вдыхать носом. Выдыхать ртом. Выдох полный, до кашля. Вдох короткий, чтобы на полную грудь — три коротких вдоха. Раз, два, три — медленный выдох. Раз, два, три — медленный выдох. В ушах зашумело, накатилась слабость. На лбу выступил пот. Вот так, вот так. И никакого спортзала не надо. Мы и просто дыхательной гимнастикой умеем… Вот так. Так вот. Спокойно.
Он двинулся по улице в сторону своего дома. Идти пешком — примерно тридцать минут. На автобусе было бы быстрее и чище, но не хотелось никого видеть. И просто сама ходьба успокаивала. Вот сейчас дойти, думал Иван, подняться к себе, запереться в квартире, не включать панель, затемнить окна, налить горячего чаю — чайник уже вскипел, наверное, и только поддерживает заданную температуру, и ещё раз — успокоиться, успокоиться, успокоиться…
…И правда — подумаешь, минус. Это всё фигня! Всё равно есть почти двадцать тысяч. На квартиру всяко хватит. А если бескорыстно помочь — так и на машину соберется. И тогда не надо будет ездить в метро и на автобусе, а можно будет подвозить всех желающих. Если сразу четверых посадить — это же какое доброе дело-то будет! Четыреста, не меньше, за один раз! Вот почему владельцы машин так хорошо живут!
В кармане звякнуло.
Да что же за день такой сегодня, в самом деле? Ну? Что тут? Минус четыреста? За что? За что, так вашу всех непонятных богов? Что я совершил-то?
Счётчик опять дёрнулся. Издевательски мигнул экраном — минус один.
Спокойно, Иван, спокойно. Они просто смеются над тобой. Вот зайду по дороге в храм. Подумаешь, лишние полчаса… Поставлю всем по свечке, пусть радуются. Опять же — доброе дело, угодное дело…
Минус сто.
Главное — не думать о баллах. О том, что скоро первое октября и, значит, время расплаты за всё. Не считать. Не смотреть на счётчик, пусть себе тикает. Вдох на три шага. Выдох медленный — на четыре. И опять вдох, теперь с другой ноги. И снова выдох. И наплевать на всё. Потому что за квартиру, считай, уплачено. А остальное всё — это мелочь, излишества разные. Всё же есть у тебя, Ванёк. Не хуже других живешь. Панель новая. Квартира упакованная по первому разряду. Кровать широкая и упругая. Всё хорошо. Всё хорошо. Слава всем богам.
Карман дёрнулся.
Не смотреть, не смотреть. Мало ли, сколько там опять сняли за злость или за что там ещё полагается снимать. Главное — скорее домой. Принять ионный душ — и организму полезно, и вода экономится на планете. Попить чаю в покое. Помедитировать, обращаясь к покровителю.
Звяк!
Не думать о числах. Только — раз, два, три — это вдох. Только — раз, два, три, четыре — это выдох. И погода, в сущности, не так уж плоха. Бывает и хуже. И опять же — если не будет плохой погоды, как ты поймешь, что такое хорошо и возблагодаришь ответственного за хорошее? Значит, плохое — любое плохое — оно для контраста, чтобы понимал разницу. А если всё время хорошо, как ты ощутишь, что именно — хорошо? Ты же ещё не знаешь, что такое плохо?
Счётчик в кармане как-то неуверенно дёрнулся.
Да что там? Все-таки полез Иван в карман, глянул на экран. Хоть и вечный он, а уже потёрся вон с краю. Надо будет замшевый футляр взять специально под эту модель. Старинная, вечная, неубиваемая… Двадцать тысяч и один!!!
Спасибо вам, боги!
Двадцать тысяч и один! Квартира, машина и ещё немного в запасе останется! Вот! Главное — это спокойствие, понимание своей мелкой сущности и благоговение перед силами природы. И тогда — вот тебе, двадцать тысяч и один.
Экран мигнул, дёрнулся со звоном кассового аппарата счётчик. Девятнадцать двести…
А-а-а! Тихо-тихо-тихо. В карман его, в карман. Подальше. И не слушать. И не смотреть. Спокойствие, только спокойствие — откуда это, кстати?
Есть боги и боги. Есть старшие и есть младшие. Старшие ведают большими числами, младшие — мелкими. Младшие, ехидные и злые, цепляются за каждый балл. Старшие добры и мудры. Могут наградить, а могут и унизить. Старшие дали заповеди и следят за их исполнением. Младшие контролируют повседневность и быт. Обругал чайник, обжёгшись, — получи минус. Обрадовался победе своей футбольной команды — получи плюс. Подал руку женщине, выходя из автобуса, придержал дверь, поднёс тяжести, подвёз на машине — всё тебе в плюс. Получил удовольствие от собственной работы — ещё какой плюс!
При одном главном условии — полная бескорыстность. Бескорыстие — главная заповедь. Потому и деньги отменили в незапамятные времена. Потому и счётчик получает каждый при своем совершеннолетии. Потому и смотрят теперь за тобой не милиция-полиция какая, не налоговые и прочие канувшие в древность проверяющие и контролирующие, а сами боги. Кинул древнюю сувенирную монетку в восторге от красот в фонтан — получи плюсик. Обрадовал малыша, что куксился в коляске — ещё. Выслушал старика на автобусной остановке. С добром выслушал, кивая головой и переспрашивая — вот тебе и ещё. Погладил походя котёнка или собаку. Кинул кусок хлеба синицам. Просто порадовался жизни — получи своё.
Но только не думай о баллах! Не следи за изменениями чисел на вечном экране неубиваемого счётчика. Не думай о пользе себе лично, не будь корыстен и корыстолюбив. С чистым сердцем живи и помогай жить другим.
— Не так быстро, не так быстро, — широкая ладонь упёрлась в грудь.
Сзади рванули за плечо.
— Они не просто не видят никого, — гнусаво засмеялся третий, подходя слева. — Они культурные и образованные. Они, млин, верующие и добрые. Они бескорыстные и богатые… А разве не заповедовано вам, что делиться надо с ущербными?
— А? — растерялся Иван.
— Га! Делиться надо, баклан!
Он удивленно переводил глаза с одного на другого:
— Вы что, ребят, богов не боитесь? Да вас сейчас в минус опустят, как последних. И жить вам — только сегодня. Завтра уже первое октября!
— Да ты совсем дурак, мужик. Я вот сейчас тебе в репу дам, мне сразу минус пятьсот, а то и минус тыщщу! И я, типа, круче всех. Понял, нет?
В кармане заводилы — мелкого и какого-то скользкого на вид суетливого мужичонки лет тридцати сыграли первые такты траурного марша.
— Во, смотри, лох!
Иван смотрел и не понимал. На экране горели невозможные цифры — девяносто пять тысяч с чем-то. И никаких минусов…
— Но счётчик же не обмануть…
— А кто обманывает? Всё по-честному. Получи обещанное.
Движения огромного кулака Иван не заметил. Только вспыхнуло что-то перед глазами. Хрустнуло мерзко. И лишь спасительная темнота остановила внезапную боль.
— О, гля, лег… Это сколько? Минус тыщщу?
— Ну-ка, проверим… Две итерации. За удар — минус шестьсот. За корысть — плюс тысяча. Ты умён, Сидор!
— В школе учился, не то что этот… Минус на минус — всегда плюс! Ну, пошли дальше? Поохотимся бескорыстно и с корыстью?
— Прикольно… А плюс на минус?
— А плюс на минус — всегда минус. Вот они и мучаются, бедненькие… Ну, хором!
— Итз гуд, ту би бэ-э-эд!
Александр Карнишин
Александр Карнишин, 1955 года рождения, Москва. Образование высшее —
МГУ, истфак.
Работаю программистом в страховом обществе (медицинское страхование).
Работал учеником реечника, электромонтером, строителем, девять лет служил в армии, потом был Бородинский музей, еще — инструктор горкома партии, директор школы, учитель истории, директор собственной фирмы.
Фантастикой увлечен с детства. Рассказы стал писать, когда за руку привели в Живой журнал, а затем на Самиздат.
Отдельные рассказы попадали в сборники Фантаверсума и Петраэдра.
Джуди задумчиво ковырнула вилкой салат: выглядел он вполне аппетитно, даже пах почти как у мамы на ферме, но крольчиху терзали сомнения. Откуда на базе для хищников дорогущие свежие овощи? Овощи ли это или очередной экспериментальный продукт «PredGenetics»? С тоской вспоминалась зверополисская, родная и знакомая химия, которая, конечно, не дотягивала до продукции фермы Хоппсов, но, по крайней мере, обладала сертифицированным составом.
— Хоппс, прекращай пялиться в тарелку с таким видом, словно нашла там десятый труп! — не выдержал Буйволсон. Обычно капитан предпочитал не вмешиваться в личное пространство подчинённых, но за зависшей над салатом крольчихой уже минут пять наблюдал Уайлд, а следом к «слежке» присоединился и Фурнье, улыбавшийся в копытце. Впрочем, терпение капитана лопнуло только когда на застывших коллег обратил внимание Накомото: не хватало ещё всем отделом опозориться перед галактическим копом!
Джуди сморгнула и совершено невинно уточнила:
— Просто эти овощи точно не консервированные. Откуда они здесь?
Ответила крольчихе Дора, решившая за ужином присоединиться к полицейским за специально выделенный столик. До этого момента начальница базы не обращала на гостей абсолютно никакого внимания, отвечая лишь на адресованные лично ей вопросы.
— Эти овощи выращены на базе. Так дешевле и проще, учитывая то, что иногда мы месяцами отрезаны от головного офиса.
Джуди задумчиво кивнула и наконец подцепила на вилку несколько листьев салата в зёрнышках кунжута. Поднесла ко рту и недовольно покосилась на коллег:
— Эм, а может, вы уже перестанете на меня смотреть? Я всё съем, честное слово!
Фурнье и Буйволсон послушно отвернулись, переключившись на овощное рагу, а Ник невозмутимо продолжил пялиться и под гневный кроличий взгляд пояснил:
— Прости, Морковка, я твоим родителям обещал, что обязательно прослежу, что ты кушаешь.
Кажется, салату Джуди не суждено было быть съеденным: листья упали с дрогнувшей вилки обратно в тарелку.
— Когда успел?!
— Когда ты умываться ходила, — лис отвечал с абсолютно серьёзной мордой, и только опыт совместного проживания подсказывал Джуди, что сейчас этот паршивец в душе хихикает. А то и ржёт в голос.
Мрачно прижав уши к затылку, Джуди, стараясь не обращать внимания на напарника, начала-таки есть салат.
За столом на некоторое время повисла тишина: полицейские были поглощены недурным ужином, а Дора разговорчивостью не отличалась. Впрочем, именно она нарушила тишину к десерту — лёгкому рисовому пудингу с шоколадом:
— Капитан Буйволсон, я надеюсь, вы планируете приступить к расследованию с завтрашнего дня?
— Верно, — буйвол кивнул. — Будет просто замечательно, если вы предоставите нам пару кабинетов, где мы сможем допросить персонал с глазу на глаз.
Белка задумчиво кивнула, сцепив лапки перед мордочкой, и проницательно посмотрела на капитана:
— Разумеется. Однако, я надеюсь, вы не откажетесь от небольшой экскурсии с утра. Возможно, она освободит вас от части вопросов, касающихся самого производства, и ускорит расследование.
— Не терпится нас спровадить? — не удержался от колкости Буйволсон, чувствовавший себя неловко от того, что приходится на полном серьёзе беседовать с зверьком, который запросто уместится у него в копытце.
— Просто не очень уютно от мысли, что где-то по базе ходит убийца, капитан.
Буйволсон хмыкнул. Эта земляная белка ему исключительно не нравилась по одной простой причине: капитан никак не мог понять по бесстрастной мордашке, на чьей она стороне.
Дора тем временем, не дождавшись ответа, продолжила:
— Завтра в восемь по местному Дэниэл проведёт вам экскурсию по базе и в общих чертах расскажет об основных принципах нашей работы, а после этого поэтапно будет освобождать сотрудников, чтобы вы могли их опросить. Полагаю, вы захотите также посмотреть записи и лог-файлы того дня, когда была отправлена злополучная партия?
— Разумеется, — Буйволсон кивнул. — Мне бы хотелось лично их изъять во избежание… внезапной пропажи или изменения данных.
Земляная белка вздохнула, откинувшись на спинку своего крошечного кресла, и скрестила лапки на груди:
— Боюсь, у вас лично это сделать точно не выйдет, капитан. Хранилище не рассчитано на посетителей вашего вида.
Поморщившись, Буйволсон нехотя повернул голову к дуэту УайлдХоппс и кивнул на крольчиху, но Дора снова покачала головой:
— Хранилище не рассчитано на посетителей вашего вида. Туда могу попасть только я, и я гарантирую сохранность данных.
— Да неужели? — опередил начальство Ник, сощурившись. Голос у начальницы базы был уверенный, однако иногда это могло значить лишь то, что зверь уверенно врет. — Плохо же вы следите за порядком, раз у вас продукцию травят.
Дора повернулась к лису всем корпусом, чем изрядно удивила Ника: эволюция эволюцией, но суслики рыжих хищников обычно всё равно инстинктивно побаивались, однако эта земляная белка в чёрном костюме одинаково бесстрастно смотрела хоть на буйвола, хоть на кролика, хоть на лиса.
— Поверьте, предоставить вам правдивую информацию в моих интересах. И в интересах всех — почти всех — сотрудников базы. Вы это поймёте, когда побеседуете со мной с глазу на глаз. Я подготовлю вам всю информацию к завтрашнему вечеру.
— Будем надеяться, что это действительно так, — примирительно сказал Роджер, неожиданно вступив в беседу. Формально он также был капитаном и не подчинялся приказам своего планетарного коллеги, но в незнакомом коллективе, видимо, решил сначала понаблюдать за поведением всех действующих лиц и вмешался только тогда, когда обстановка накалилась. Воздух за небольшим столиком в просторной столовой буквально искрился от недоверия.
Не то чтобы Накомото доверял хладнокровной белке, но информация на неё, добытая перед отправлением на базу, пока не давала повода усомниться в её словах.
***
Буйволсон задумчиво переложил пачку документов, которые вчера вечером ему принёс Дэниэл, на прикроватный столик и поморщился: ему комнатушка казалось тесноватой и неприятно напоминала о бытности в общаге полицейской академии. Правда, там такое же количество кубометров на морду отмеривались не стенками, а двухъярусными кроватями.
Утро встретило капитана открытым, но затенённым панорамным окном, пропускавшим косые лучи местного солнца, выглядевшего совсем иначе в родном Зверополисе. Потыкавшись в терминале, капитан заключил, что система была автоматической и стремилась соблюсти нормы инсоляции для сотрудника даже против его воли.
Зарядку сделать также не удалось: размеры комнатушки вроде бы и позволяли, но стены давили в чисто психологическом плане. Поэтому буйвол ограничился тем, что умылся, надел полицейский комбез и взял в копытца планшетку, решив подождать прихода Дэниэла в рекреации.
Проверив пропуск в нагрудном кармане, Буйволсон открыл дверь и вышел в коридор — и замер.
Хоппс, одетая в легкомысленную футболку с бриджами, неумолимо тащила Уайлда в его комнату, цепляясь за коричневый свитер на хищнике и грозно рыча:
— Ник, немедленно сними эту гадость!
Капитан недоуменно приподнял бровь, но подчинённые даже не обратили внимания на незваного зрителя. Подчинённые соревновались в перетягивании рукава, и мелкий кролик пока одерживал неумолимую победу.
Мысленно раскаявшись в своём решении взять именно этот дуэт, Буйволсон развернулся к ним спиной и коротко бросил:
— В рабочее время будьте добры быть в форменный комбезах.
Не удержавшись, капитан обернулся и с удовольствием полюбовался на застывшую скульптурную композицию «Торжество эволюции: нападение кролика на лиса».
***
Дэниэл невозмутимо оглядел одетых в форменные комбезы гостей, закончивших завтрак за тем же столом, где был ужин прошлым вечером, и, прижав к груди планшет, доброжелательно поздоровался, сразу перейдя к делу:
— Итак, сейчас я проведу короткую экскурсию по лабораториям, но первым делом необходимо выдать вам одноразовые защитные комбезы, поэтому следуйте за мной. — Заяц прижал уши к затылку и, дождавшись, пока полицейские встанут из-за стола, бодро пошёл к одному из побочных выходов из столовой.
Вела неказистая дверь в узкий слабоосвещенный полностью обшитый металлом, неприятно холодившим лапы, коридор явно подсобного назначения. Заяц уверенно свернул в один из поворотов, оказавшийся значительно шире, чем коридор, и толкнул мощные — и, скорее всего, автоматические, раз силёнок хватило, — ворота, поясняюще кивнув на открывшееся огромное помещение:
— Наш склад. Сотрудникам на главном входе лаборатории выдают уже заранее заготовленную форму по размеру, на вас подбирать на глазок мы не рискнули.
— Могли бы вчера размеры спросить, — укоризненно покачал головой Буйволсон, профессиональным взглядом осматривая помещение, словно приготовился искать тут контрабанду или наркотики, а то и всё вместе, а потом вздрогнул, увидев местного кладовщика.
Складом заведовал пожилой крамарец: невысокий для своей расы даже в сидячем виде, с потускневшей от старости чешуёй, он всё равно возвышался даже над капитаном полиции, походя на огромного вляпавшегося в палитру крокодила. Вопрос, почему копы не видели его раньше, отпал сам собой: судя по всему, ксенос жил в смежном со складом отсеке, предпочитая уединение и порядок бесконечно суетливым учёным-зверям.
Вот и сейчас крамарец не скучал, сидя среди аккуратно рассортированных стопочек бумаги и вирт-окон терминала, упоённо заполняя какую-то ведомость.
Джуди с нетерпением оглянулась на Ника, но ни он, ни остальные копы кроличьего трепета перед инопланетной расой не испытали, Роджер даже едва заметно поморщился. Хоппс озадаченно навострила уши: о крамарцах она определённо что-то слышала, вот только никак не могла вспомнить, что именно.
Тем временем Дэниэл, собравшись духом, подошёл к рабочему месту крамарца, словно на смерть идущий, и максимально доброжелательно начал:
— Коттар-тиир, здравствуйте! Нам нужно получить пять защитных костюмов для посещения лаборатории представителями полиции. — Заяц, не удержавшись, нервно притопнул лапой.
Ксенос задумчиво перевёл взгляд на посетителей и одобрительно растопырил кожистый хохолок, облизнувшись растроенным языком:
— Чудесно! Та-ак, посмотрим: требуется пять костюмов разного размера для различных видов. Для получения защитных костюмов вам потребуется заполнить всего лишь формы номер пять, семнадцать и тридцать девять! — Крамарец расторопно протянул гостям пять комплектов и махнул одной из шести конечностей указывая на ранее не замеченные копами столы.
— Благодарю, — Дэниэл принял внушительную пачку бумаги, не убирая с морды вымученной улыбки: впрочем, радоваться было чему — форм для заполнения всего три! На каждого! Чудо, не иначе.
Проводник обернулся к копам и по понурым мордам догадался: кроме недоумевающе застывшей крольчихи, все уже в курсе, что их ждёт.
***
Спустя каких-то полтора часа полицейские почти расквитались с анкетами и дописывали последние страницы, пока Дэниэл упоённо печатал что-то в планшете. Джуди изнывала: для неё анкет за последние несколько суток было многовато, даже постоянные отчёты по работе не выматывали так сильно:
— Этот ад когда-нибудь закончится?! — трагически прошептала она, закатив глаза и размяв затёкшую лапку.
— Да брось, Морковка, по-моему, весьма интересный способ наведения порядка на складе. Один крамарец — и никаких проблем. — Лис невозмутимо пожал плечами и поставил точку на последней странице, отложив анкету и скрестив лапы на груди.
— Никаких проблем?! — Джуди повернулась к напарнику всем корпусом, вытаращив на него огромные фиолетовые глаза.
— Да ладно, офицер Хоппс, для крамарцев всё действительно неплохо, — миролюбиво сказал Накомото. — Иногда и за сутки с их анкетами не управляются, особенно если летишь к ним с чем-то, что нужно декларировать.
Буйволсон усмехнулся:
— Надо нам тоже крамарца нанять в участок, — капитан решительно отодвинул от себя заполненную анкету и сцепил копытца перед собой.
— Зачем? — Фурнье малость отставал: его от финиша отделяло аж четыре страницы. — У нас вроде ничего со склада не пропадало?
— А, чёрт с ним, со складом. Вместо выговора за провинность заставлял бы анкеты и формы заполнять, — капитан с хитрым прищуром покосился на лисье-кроличий дуэт, но ожидаемый эффект сказался только на страдальчески застонавшей Джуди. Уайлд только пожал плечами: мол, бумажкой больше, бумажкой меньше — это гордую лисью душу не колышет.
Хоппс выдохнула. Страница, всего страница, и она будет свободна и сможет наконец приступить к настоящему расследованию.
К настоящему космическому приключению.
А значит, Джуди Хоппс эту страничку преодолеет!