Он лежал лицом вниз, чуть-чуть не касаясь пальцами стены. Светлые волосы стали темными от гари и пыли. Пыль присыпала и кожу, превратив Дима в подобие статуи…
И мерцали, будто глаза притаившихся змей, черные кристаллы.
— Дим!
Тишина…
— Дим, отзовись… — Леш метнулся вперед и встал (преисподняя, и адское пекло!) прямо у линии кристаллов. Те хищно перемигнулись, развалины снова обдало волной тошнотворной обессиливающей мути, но Леш словно не почувствовал – не шевельнулся, продолжая всматриваться в неподвижного брата…
Лина знала, как ее муж ненавидел эту черную пакость – до ярости, прошлое сказывалось. То прошлое, общее, в пещере ненормального чародея, решившего нажиться на детской крови. Память о трехдневном плене, о беспомощности в кандалах до сих пор иногда тревожила Леша во сне. Черные цепи он не терпел, и первое, что подарил ей после свадьбы – это браслет – двойник своего собственного. Браслет из белых кристаллов… У Дима должен был быть такой же. Сняли?
— Дим…
Правая рука лихорадочно рвет с запястья колкую нитку браслета.
— Лина?
Феникс передает ему свой. И считает, считает… сорок кристаллов. А белых – всего двадцать четыре.
— Леш, я сейчас.
Координаты… и телепорт, и мир выцветает, чтобы в следующий миг расцвести сливочно-коричневым и белым. Ага, все правильно, это лавка того самого предприимчивого торговца, у которого она брала белые кристаллы в тот, первый раз. Миос, колдун с невообразимой мешаниной кровей и изрядно поехавшей крышей. Все потому, что Миос никак не мог решить, кем ему быть в вопросе национальности, и в зависимости от пришедшей в голову блажи вел себя то как «горячий джигит», то душа-человек русский, то…
— Ой-вэй, — послышалось из-за спины. – Какие люди? Шо ви изволите?
Лина обреченно поморщилась. Не везет, так во всем.
Сегодня Миос решил побыть евреем.
А торговаться некогда.
— Мойша имеет любой товар, который вам надо! – почти пропел хозяин лавки. – Даже…
— Даже — не надо. Белые кристаллы.
— Любой товар за ваши деньги! – вдохновился «Мойша». – И совсем маленькие цены. Семья Мойши пойдет по миру, но желания покупателя для него закон. Вот белые кристаллы. Самые лучшие, самые…
— Цена?
— Совсем, совсем маленькие деньги. Только чтоб дети Мойши не плакали вечером от голода.
— Ми… Мойша!
— Совсем маленькая, совсем маленькая цена, шо ви скажете, всем надо кушать. Сто.
— Держи.
-…за каждый.
Лина только губами шевельнула, как и семь лет назад, просто теряясь от такой наглости. Это же надо! Ну да ей больше не пятнадцать. Феникс мило улыбнулась… подождала ответной улыбки и позволила ей превратиться в хищный оскал:
— А Стену Плача тебе не построить?!
— Что? – сбился с тона еврей-самозванец.
— Ничего. Кончай прикидываться, Миос. Генацвале… — вкрадчиво мурлыкнула девушка, — Я очень спешу, понимаешь? Сколько? Меня муж ждет..
— Вах! – переключился в другой режим экс-Мойша. – Да бери даром, дорогая! За один улыбка! Привет твоему уважаемому мужу, и заходите в гости!
Он еще что-то кричал вслед, но Лина уже ссыпала в карман драгоценные кристаллы и испарилась…
На миг показалось, что она ошиблась с телепортом. Когда в лицо ударил дикий, какой-то бешеный ветер. Ад и пламя, ведь ее не было всего пять минут! Что…
Темный ветер.
Холодный…
— Лина, ложись! – крик хлестнул по ушам, рванул сердце тревогой.- Падай! Падай!
Феникс рухнула на пол, в последнюю секунду успев перекатиться. На то место, где она только что стояла, прицельно грохнулся тяжелый обломок.
Ад и демоны, что творится?
Дико скрежетали о стекло и железо обломки бетона – их вышатывало, вырывало из гнезд, било о стены. Электрические разряды, потрескивая, постепенно перерастали в полноценные молнии. Зал трясло от напряжения, воздух кипел… и кричали люди.
В зале бушевал ураган. Чертовски странный ураган, который не трепал волос и не гудел, но ворочал глыбы и рушил то, что еще не доломалось.
В чем де… преисподняя! Взгляд выхватил из темного хаоса два алых огонька, и феникс похолодела, уяснив, что это такое.
Глаза Вадима. Он пришел в себя! Или… не он?
Холодок… проснулся? Холодок…
— Дим, очнись! Дим!.. А-а! – короткий вскрик, изломленное болью тело, оседающее на неровную плиту. Не успели, не успела…
Леш, Лешенька… Эмпат… несчастный… что ты делаешь?.. Не подходи…
С потолка снова что-то сыплется, мелкое, пыльное, как песок в часах. Время, время…
Это, в кристаллической клетке – осталось в нем еще что-то от Вадима? Есть ли кого спасать? Или… Нож возникает в ладони сам собой. Последнее горькое лекарство.
— Вадим! Тир бран эсгри! Милорд! Нун а-дорки! Уртуа… Хир… вар да-вирхи!
Вспомните белый замок, милорд… первого подданного… Уровни…дом… милорд, вы должны вернуться!
Ян… тоже пытается дозваться, дотянуться, разбудить. Хоть кого-то. Друга, сюзерена, Стража – кого-то, кто заключен вместе с холодком в это тело с нечеловечески сияющими глазами.
— Дим!
Невероятно, но грохот стихает. Гаснут молнии. Только холод остается, холод, холод… негодующе шипит Феникс. Ему это не нравится.
— Милорд.. – все мягче звучит голос Яна. – Милорд, эсгри бри даорро, Ирина эсгри! Айн де-винта. Ано айн де-этэр! Орвей, Дим! Орвей…
Милорд, вспомните свою семью, Ирину вспомните! Вашу невесту… Она ждет вас! Вы обещали… Тебя ждет мать! Мама! Очнись, Дим! Очнись…
— Ох… — чей-то придушенный вскрик, тут же примолкший, будто кричавший задохнулся. В чем де… И горло перехватывает. Нет….
Точно в кошмарном сне, точно в обманной иллюзии Лина видит, как, пошатываясь, движется к цепочке черных кристаллов юношески тонкая фигура…
Гадалка проснулась ночью. Несколько секунд лежала неподвижно, напряженно вглядываясь в черноту. Что-то происходило.
Что-то менялось, сейчас, в эту минуту, она чувствовала!
Менялась линия реальности. Три ключевые фигуры собрались в один центр, на глазах свивая новую нить… нить, еще слабую, неясную, но без черной тени многих смертей. А вот отсюда вплетается еще одна нить, нить-основа. И если они переплетутся…
Гадалка, несмотря на почтенный возраст и строгий самозапрет на чародейство после полуночи, соскочила с постели и, прихватив шар, пошла на крышу.
Она должна это видеть!
«Лина, поможешь?»
«Да, но…»
«Сейчас…»
Сейчас? Преисподняя!
— Нет! – она уже поняла, что он хочет сделать, поняла…
Поздно.
Быстрое движение, белый кристалл неслышно сталкивается с белым, и оба сливаются, поглотив полярные энергии, тают, открывая в цепочке кристаллов проем. Не такой, чтобы выпустить заключенного (кристаллы уже настроены и синхронизированы, и будут удерживать добычу даже в половинном составе).
А такой, чтобы пройти.
И пока Ян отвлекает Дима, черная завеса вздрагивает… раздается… пропускает Леша.
— Нет…
У Лины холодеют руки. Этот голос, хриплый, почти неживой, — это Дим. Это же Дим! И он отступает.
— Не под… не подходи… Лё-ша…
Он словно несет что-то, неподъемно-тяжелое, и слова не говорит, а выдыхает, с паузами.
Еще шаг.
— Нет же… я и так… еле держу… стой…выпьет…
Еще.
И поднимается , поднимается, осыпая пыль, обнаженное тело… Навстречу…
Брату или врагу? Лина стискивает нож так, что кажется, сейчас хрустнут кости. Но не двигается. То, что происходит сейчас — в это нельзя вмешиваться.
Еще шаг.
— Леша, нет! – это уже крик. – Нет! Стой!
Еще шаг. И бледное лицо, на котором медленно расцветает улыбка:
— Все будет хорошо, Дим. Я тебе верю…
— Стой… — мучительно запрокидывается светловолосая голова, и просящий голос обрывается стоном, яростным рыком. — Не смей, тварь! Не-смей-й-й. Его – не получишь! Никого больше не получишь…
И снова кипит-переливается грозовым напряжением воздух. И каждый миг – как песчинки на чаше весов. И что-то решается сейчас, огромное, невообразимо огромное – этим яростным стоном, будто от непосильной тяжести и шагом навстречу.
Через боль и страх. Через ложь «холодка». Через оковы чужой, лишней, ненужной сейчас памяти.
Один шаг.
— Ле… ша…
И что-то все-таки хрупнуло в ладони, когда братья Соловьевы разом преодолели последний разделяющий их шаг.
И обнялись.
Лина бессильно прислоняется к первой попавшейся глыбе. Руку саднит… порезалась, надо же… С пяти лет не было такого.
До чего ты меня довел, эмпат несчастный?…
Мысли текут вяло, будто после тяжелого боя, и радостные вопли спасательного отряда останавливает не она, а Ян – потише, мол, орать не рекомендуется. И особо дергаться тоже. Плавненько выходим, осторожненько. Тут такая просадка, что в любой момент…
Лине неинтересны просадки грунта. Она смотрит только на братьев-Соловьевых.
Видит, как постепенно стихает дрожь в руках Вадима. Как он, пытаясь улыбнуться, набрасывает припасенную кем-то накидку. Как спасатели – демоны и Стражи вперемешку — осторожно нейтрализуют черные кристаллы. Как Ян и Леш торопливо копаются в «аптечке».
Все нормально. Все живы. И один сумасшедший Страж тоже.
Перехватив ее взгляд, «несчастный эмпат» (и сумасшедший Страж по совместительству)смущенно улыбается.
Все хорошо.
Вижу. Ты с ума сошел – так рисковать?
Снова улыбка и легкое пожатие плеч– без малейших признаков раскаяния.
Все ведь получилось?
Убью.
Только попозже, ладно? – умоляюще смотрят зеленые глаза. – Я сейчас и сам упаду…
— Лина…- Вадим поворачивает голову. – Иди сюда. – и как выдох, — Спасибо…