Глеб, сидел на кровати в позе султана перед раскрытым ноутом и чистил яблоки, а я собирался на встречу с Пашкой. Прошло уже несколько дней после нашего случайного столкновения на Арбате, и вот сегодня он позвонил.
Договорились в шесть в Krispy Kreme. Это кофейня. Я там был пару раз, и мне понравилось: пончики вкусные, и атмосфера уютная, поговорить никто не помешает. Про пончики подумал сразу, помня про то, какой Пашка сладкоежка. Поэтому сам предложил встретиться именно там.
— Куда на этот раз? — спросил Глеб, дочищая третье яблоко.
— Тебе яблок не много будет?
— Я, вообще-то, на двоих рассчитывал, или ты торопишься?
— Не тороплюсь, просто не хочу, спросить надо было. Теперь за двоих упирайся.
— Так куда?
— Просто прогуляюсь.
— Надень нормальную куртку и шарф. В кожанке замёрзнешь.
— Не замёрзну, ещё не холодно.
— Это днём не холодно.
— Глеб, не нуди. Ешь, вон, лучше свои яблоки.
Я нервничал, а Глеб не давал настроиться, доставая глупыми советами и расспросами.
— Ох, ты ж! Lacoste! Круто! Никак на свидание собрался, Тимыч?
— Слушай, отвянь! Какое свидание? Я всегда собираюсь одинаково.
— Ну-ну! Счастливо помёрзнуть!
Я промолчал. Разговор не вызывал ничего, кроме раздражения. Чувствовал себя мудачно, и к тому же боялся показать Глебу своё волнение из-за предстоящей встречи с Пашкой.
«Нахрена было брызгаться парфюмом? Придурок. Совсем мозги отшибло на радостях. Не хватало, чтобы Глеб что-то заподозрил».
— Ты надолго?
— Пройдусь немного. Ладно, я пошёл. Не скучай, — я уже обулся и открыл дверь, чтобы выйти.
— А поцеловать? — не унимался Глеб.
— Перебьёшься! Уже обулся.
«Боже, до чего я дожил? Прямо сцена из мелодрамы «Похождения неверного мужа». Фух! Вся спина мокрая… и руки дрожат».
Кофейня находилась от нас через несколько кварталов. Можно было доехать на маршрутке, но я рванул напрямик. Не шёл — летел, не чувствуя ног. Добрался за пятнадцать минут. Сердцебиение зашкаливало, в душе — праздник и волнение: сейчас увижу Пашку! Что будет, как — не думал. Главное, что увижу, а там будет видно. Для себя решил, что должен сделать или сказать что-то такое, чтобы закрепить наши, пока ещё никакие, отношения.
«Ведь он же рад был меня видеть! Значит, не всё потеряно. Мы можем общаться и дальше, если я не лоханусь и как-нибудь всё не испорчу. Нет! Я очень постараюсь, не могу его снова потерять. Пусть будем общаться как приятели, мне и этого хватит. Только бы видеть его, хоть изредка, тогда смогу снова жить! Господи! Помоги мне! Не дай всё испортить!»
Пашка в суперском прикиде голливудской звезды — чёрный низ, чёрный кожаный верх с объёмным, обмотанным несколько раз вокруг шеи и свисающим до бёдер платиново-белом полосатом шарфе стоял недалеко от входа и осматривался по сторонам, видимо, не зная, с какой стороны меня ждать. Увидел, как я перебегаю дорогу, и, заулыбавшись, махнул рукой.
— Нарушаем, гражданин? Переходим дорогу в неположенном месте? — схохмил в обычной своей манере, на миг став Пашкой, каким я его знал.
— Привет. Давно стоишь?
— Нет, только подъехал. У меня машина тут недалеко, через два дома. Еле нашёл, куда поставить.
— Понятно. Ну что, пошли?
Мы зашли внутрь и остановились, высматривая свободный столик. Но, похоже, сегодня был не наш день: все столики были заняты. Оно и понятно, вечер был не из тёплых.
К нам подошла девушка-администратор и предложила подождать минут пятнадцать-двадцать. Один из столиков вскоре должен освободиться.
— Тимур, идём. У меня есть предложение получше, — повернулся ко мне Пашка. — Ты не против ресторана?
Я был не против, и мы вышли.
— Пойдёшь со мной к машине или тут подождёшь?
— Паш, кончай со мной разговаривать, как с кисейной барышней. Идём, конечно!
Пашка хмыкнул, несильно толкнув меня кулаком в плечо:
— Ладно, это я так… мало ли.
Да, не хилая у моего друга была машинка — ауди стального цвета и, кажется, последней модели. Я в авто не очень, но кое в чём всё же разбираюсь и крутой рестайлинг от обычной модели отличить могу. Такая техника стоила не меньше полутора миллионов, если не больше.
— Садись, покажу тебе одно место.
— Давай, показывай. Далеко отсюда?
— Ну, если не попадём в пробку, минут за двадцать доедем. Это на Котельнической набережной, там у Марио свой ресторанчик. Он у нас ресторатор, знаешь ли.
— Паш, может, где-нибудь на нейтральной территории посидим?
— Да не парься! Сейчас везде всё забито, скорей всего. А там без проблем: хочешь — в общем зале, хочешь — отдельно.
— Хорошо, только давай без твоего этого: «Я угощаю!» Если что, то сегодня угощаю я, не против?
Пашка глянул на меня мельком — мы уже выезжали на трассу — и улыбнулся:
— Ну, вообще-то, это не самый дешёвый ресторан. Не хочу тебя грабить. Доедем — определимся на месте. Не заморачивайся!
В небольшую пробку мы всё же попали, но через полчаса уже подъезжали к ресторану.
Я сразу про себя отметил, что парковаться было негде — всё забито автомобилями на добрые полсотни метров с одной и с другой стороны. Но Пашка проехал дальше, повернул во двор и остановился у служебного входа.
По всему было видно, что его тут знали, на меня же поглядывали с интересом. Я чувствовал себя не в своей тарелке и уже жалел, что согласился, но делать было нечего. Мы прошли через длинный коридор в зал. Пашка обернулся:
— Здесь останемся или пойдём посидим отдельно? Ты как?
— Пошли отдельно. Здесь слишком шумно, не поговоришь, да и толпу не очень люблю.
— Окей! Идём.
Мы повернули направо и зашли в ещё один зал поменьше. Здесь был бар и несколько столиков с полукруглыми диванчиками. Все места были заняты. Пашка поздоровался с барменом и потянул меня дальше. Наконец пройдя ещё один полуосвещённый коридор, мы зашли в небольшую комнату, дверь которой он открыл своим ключом.
— Это для своих. Ну, то есть для нашей семьи. Иногда Марио деловые ужины ещё здесь устраивает с партнёрами. Проходи, располагайся.
Он нажал кнопку вызова в стене. Я осмотрелся. Было очень уютно и стильно: стены, диванчики с подушками, портьеры — всё в кремовых тонах. Лишь пол с потолком и свисающие квадратные светильники были чёрными. Верхний свет отключён. Комната освещалась с трёх сторон настенными бра.
В дверь постучали. Вошёл парень в атласном пиджаке цвета «электрик» на голое тело и с приспущенным галстуком того же цвета. Пашка быстро сделал ему заказ, предварительно спросив у меня, не хочу ли я выбрать сам. Я не хотел. Мне было всё равно, но всё же интересно, что закажет Пашка. Он очень изменился, и я, наблюдая за ним, находил всё новые и новые перемены. Раньше ни о каких ресторанах, автомобилях, дорогих шмотках и прочих атрибутах обеспеченной жизни он даже не думал. Сейчас же справлялся со всем этим так, как будто таким был всегда, как будто родился и жил в этом мире.
С одной стороны я, конечно, был рад за него, но с другой мне было как-то странно всё это: будто он — вовсе не он, а другой человек в Пашкином обличье, либо, если это всё-таки Пашка, он играет чужую, отрепетированную заранее роль. И как только спектакль закончится, опять станет обычным Пашкой, каким был всегда.
— Ну, как тебе здесь? Нравится?
— Да, классно! Твой… эмм… Марио, по всему видать, отличный ресторатор. Интерьер, как в глянцевом журнале. Я в таком крутом месте впервые, да и, если честно, небольшой любитель ходить по ресторанам. Так… в клуб иногда ходим с друзьями, да и тоже давно уже не был.
— В клуб? А я, знаешь, ни разу не был в клубе. Мои-то не любители шумных сборищ, а мне больше не с кем. Таких знакомых, которые по клубам ходят, у меня нет, — он усмехнулся. — Ты первый. Сводишь как-нибудь?
Тут вошёл официант, вкатывая тележку с нашим заказом, и мы замолчали.
Перед нами поставили салаты из рукколы и с морепродуктами. Всё приготовлено по итальянским рецептам. Ну, это понятно: ресторан-то итальянский. Шампанское в ведёрке со льдом, фруктовая горка, оливки, большая сырная тарелка из различных видов сыра с плесенью, сыра с орешками, красным перцем, ещё чем-то.
Если Пашка хотел меня удивить, то ему это удалось. Правда, удивление было не слишком приятным: я собирался пообщаться с ним в более непринуждённой обстановке. Вся эта помпезность меня слегка обескуражила и сломала весь прежний настрой. Слишком всё походило на какой-то торжественный официальный приём, а не на обычную встречу давних приятелей.
И ещё меня напрягало то, что встреча происходит не на нейтральной, а на Пашкиной «территории». Меня это сильно выбивало из привычного состояния. Я и без того еле держал себя в руках, подавляя накатывающий волнами жар от близкого Пашкиного присутствия. Никак не мог привыкнуть к тому, что он снова рядом: я могу на него смотреть, говорить с ним. Для меня это уже само по себе было чудом.
Но вот остальное — вся эта ненужная, лишняя хрень — никак не давало расслабиться. В общем, чувствовал себя полным придурком, неспособным связать пару слов.
Я внутренне себя одёрнул и попытался придать роже непринуждённый вид. Пашка не виноват: он хотел как лучше. И потом, для него теперь это его обычная жизнь, привычная обстановка — его среда обитания.
Когда все блюда на столе наконец были расставлены, и экстравагантный официант удалился, Пашка взял бутылку шампанского и умело наполнил узкие бокалы искрящейся, пенящейся жидкостью.
— Тимур! Хоть ты, как я заметил, не очень доволен тем, что я тебя сюда затащил, — он беглым взглядом окинул комнату и с мягкой улыбкой посмотрел на меня, — но пусть сегодняшний ужин будет тебе оплатой моего долга.
Я хотел возразить, но он остановил меня жестом:
— Не возражай, дай договорить. Я тебе и правда задолжал. Ведь ко мне в больницу, на самом деле, приходил один ты, да ещё Ксюха. Похоже, у меня и правда, кроме тебя, друзей больше не было. Я поступил с тобой не очень хорошо, прямо скажу: говно поступил. Но оправдываться не буду, думаю, ты и сам всё понимаешь. Я тогда никого не узнавал, а это, знаешь ли, не слишком приятное чувство — оказаться среди незнакомых людей и не понимать, кто ты. Это, знаешь ли, пиздец как хреново. Но сейчас я уже в полном порядке, адаптировался, так сказать.
Он опустил голову и усмехнулся чему-то своему. Я молча ждал. Пашка перестал улыбаться и опять взглянул на меня:
— Знаешь что? Давай выпьем за ту нашу дружбу, которая была. Выпьем, и теперь я готов тебя выслушать. Теперь хочу знать всё: про себя, каким был, про тебя и про нас с тобой.
«Про нас с тобой… Не могу я тебе, Паша, рассказать про нас с тобой, ты этого не примешь. И, скорей всего, опять мне не поверишь. А я не самоубийца!»
Он протянул свой бокал, мы чокнулись. Шампанское, как я понимаю, было не из дешёвых, но вкуса я не почувствовал. Внутри меня всё клокотало и ходило ходуном от волнения и накрывших меня эмоций. Сделать пару глотков было очень кстати. Это хоть как-то дало возможность погасить мой внутренний пожар и перевести дух. Пашка, похоже, заметил моё состояние и не стал торопить: спокойно принялся за салат.
Мы поглощали итальянские изыски, изредка сталкиваясь взглядами и бросая друг другу мимолётные улыбки. Пашка ещё раз долил шампанского и поднял бокал.
— Ну, выпьем за встречу? И за знакомство! — он хмыкнул. — Я ведь тебя толком-то и не знаю, да и ты говорил, что я изменился. Так что давай по новой знакомиться!
Он широко улыбнулся и протянул ко мне руку с бокалом. Я взял свой и мы чокнулись.
— Тимур! Будем знакомы. Вообще-то, ты меня Тимуром никогда не называл, — я тоже улыбнулся.
— Да? А как?
— Тёма.
— Ка-ак? Тёма? Ха! Почему — Тёма?
Мы отхлебнули из бокалов.
— Если ты Тимур, значит Тима, а не Тёма?
— Ну, вообще-то, да. Но меня с детства так все зовут. Я уже привык. Здесь, правда, так уже никто не называет, только в Ключе.
— Интересно. Почему — Тёма?
— Могу рассказать, но только под большим секретом, — со смешком сказал я, шутливо-заговорщески глянув на Пашку.
Пашка оживился, подался ко мне, сделав умильную рожу, от которой я чуть не задохнулся. Как будто чья-то невидимая рука сдёрнула с его лица театральную маску, и вот он — мой Пашка с его обезьяньей мимикой, меняющейся каждую секунду, следуя скачущим в его черепушке мыслям. Он даже от нетерпения встряхнул головой, от чего белые вихры взметнулись и на миг упали на лицо неровными прядями, которые он тот час же нетерпеливо убрал растопыренной пятернёй.
— Давай, рассказывай! Я — могила! — хохотнул он, сверкнув глазами из-под пушистых белёсых ресниц.
Я опять перевёл дыхание, проглотив рванувшийся наружу скулёж, и с трудом подавил жгучее желание погладить его по раскрасневшейся щеке.
— Ну, в общем… Это всё из детства. Мама рассказывала, когда мне было три года, ну, или около того, она прочитала мне историю про одного утёнка.
— А! Знаю — знаменитый утёнок Тим! — хмыкнул Пашка, ёрзая и подпрыгивая на диване.
— Ага. Он. И вот она мне и говорит, что я тоже Тим, как этот утёнок.
Пашка вдруг громко прыснул, откинулся на диван и захохотал, хлопая рукой по сиденью:
— У-утёнок! Ах-ха-ха-ха! Так ты у-утёнок!
— Ага!
Я тоже заржал во всё горло, глядя на Пашку. Смеялся от счастья, которое в себе уже не мог удержать. Оно выплеснулось и вмиг затопило всю комнату. Я давно забыл это ощущение свободы и беззаботности, я давно так не смеялся. Я уже давно разучился безотчётно радоваться непонятно чему — просто так! — и веселиться из-за разных глупостей.
— Ой! Щас сдохну! — Пашка вытирал набежавшие слёзы и всхлипывал, успокаиваясь. — Чё дальше-то, давай, дорассказывай!
Я тоже вытер мокрые то ли от смеха, то ли ещё от чего, глаза и, посмотрев на Пашку, продолжил со смешком:
— В общем, мне это капец как не понравилось, что я, как утёнок, тоже Тим.
Пашка опять гыкнул и тут же прикрыл рот ладошкой, махнув мне другой рукой, типа:
«Говори дальше, я молчу!» — а у самого в глазах прыгали озорные бесенята.
— Ну, чё рассказывать? Вот я и сказал, что не хочу быть Тимом, стал сам себя звать Тёмой. Так и пошло с тех пор — Тёма. Мама говорила, что на «Тима» я даже не откликался, ждал, пока Тёмой не назовут. Потом все привыкли, и никто уже не удивлялся.
— Всё! Я тебя буду звать Тёмой. Можно?
— Зови, ты всегда меня так звал.
— А ты как меня называл? Только Паша или ещё как-нибудь? Может, у меня кликуха какая была? Рассказывай давай, мне всё интересно!
— Ну… я ещё иногда, не при всех, конечно, называл тебя… сусликом.
— Как-как? Аа-аааахха-ха! Сс-сусел, блин!
Он ничком повалился на диван и закрыл лицо руками, трясясь от безудержного смеха:
— Бля-я, сс-суслик! Хх-хаааа-аааа!
А я… я тоже смеялся и плакал. И ничего не мог поделать. Слёзы бежали, я их вытирал, смеялся, а они продолжали бежать, растапливая лёд, так долго сковывавший моё сердце.
До горячего мы так и не добрались. Вошедшему официанту Пашка, не переставая смеяться, махнул рукой, что ничего не надо. Мы ещё посидели, успокаиваясь, ещё выпили шампанского, закусывая ломтиками сыра, и, вызвав такси, поехали гулять на набережную Москва-реки.
Домой я вернулся после полуночи.