.
В тот самый день, когда на Новом Бобруйске происходила всякая нелепая кутерьма, вызванная падением «Черной звезды» и закупкой Роджером синих клуш, когда Валентина Сергеевна оглушила своей сумочкой карманника и едва не угодила на пятнадцать суток, Полина проснулась в своей маленькой комнате, выходящей единственным окном на многолетнюю стройку.
Проснувшись, Полина не застонала в подушку, как это обычно бывало, когда ей предстояла собираться на работу в институт микробиологии, куда мама пристроила ее лаборанткой, потому что проснулась она с радостным предчувствием. Сегодня что-то произойдет. Ухватив за хвост это предчувствие, как древесного ежика с Ниагары, Полина начала его мысленно оглаживать и присюсюкивать:
— Ах ты мой хороший! Ах ты моя умница! Сегодня я тебя поймаю. Я уже и сачок приготовила. И подкормку, и клетку. Не могу не поймать. Потому что не может быть, чтобы этот НИИ микробиологии стал моей пожизненной мукой! Сознаюсь, что я тайно и клещей ловила, и щурьков приваживала, и тайной жизнью жила, скрытой от завлаба, и даже маму обманывала. Но это же не самое страшное преступление, чтобы за него так жестоко наказывать. Не может эта лаборатория в НИИ существовать вечно. Должно же с ней что-то случиться. Мой сон был вещий. Я видела тебя во сне, моя бубочка, и я тебя поймаю.
Так шептала Полина, глядя на шторы в куцей маминой двушке, беспокойно одеваясь и расчесывая перед зеркалом в ванной каштановые кудряшки.
Сон, который приснился Полине, в самом деле был необычный. Дело в том, что во время своих микробиологических мучений она никогда не видела ниагарского ежика во сне. Страдала она только днем, в лаборатории, настраивая термостат и промывая чашку Петри. Ночью она спала спокойно. Иногда она видела клещей или леразийского скарабея. Но ежика никогда. А тут вдруг приснился.
Приснилась Полине неизвестная местность – унылая, под зеленоватым небом планета, серый, похожий на плесень, лес и черный ползучий мох под ногами. За лесом простирались болота, и по кочкам прыгали странные летучие жабки. На большой поляне возвышалась полусфера лаборатории, вокруг которой кружил светящийся, фиолетовый монстр. Какое-то все вокруг скучное, необитаемое, ни стройплощадок, ни баров, ни дачных участков. Ужасное место для разумного гуманоида. И вдруг, представляете, распахивается дверь этой самой передвижной лаборатории, и на пороге появляется человек. Не разберешь, во что одет. То ли потертый комбинезон, то ли адмиральский китель. И что за человек, тоже непонятно. Манит ее рукой и показывает, что у него на плече сидит ниагарский ежик! Да, да, самый настоящий ежик! Полина бежит к нему со всех ног. Замахивается сачком и… просыпается.
«Сон этот может означать одно из двух, — рассуждала Полина, заваривая мюсли, — если лаборатория на необитаемой планете, это значит, что НИИ скоро закроют, а меня уволят. Это хорошо, потому что я могу предъявить маме уважительную причину. Или наоборот, лаборатория на необитаемой планете означает, что меня отправят в экспедицию, и я найду ниагарского ежика».
Находясь все в том же счастливом возбуждении, Полина начала одеваться. Все складывалось весьма удачно. Мама уехала на дачу на целых три дня. В течении трех дней Полина предоставлена самой себе, никто не помешает ей думать о том, о чем ей хочется. И готовить то, что ей хочется. Питаться шоколадом и мюсли с нежирным йогуртом. Квартира была в полном ее распоряжении.
Однако, получив свободу от мамы, Полина не бросилась к холодильнику за шоколадом. Она полезла под кровать и вытащила картонную коробку, в которой хранила самое ценное, что имела в жизни. В коробке оказалась коллекция сушеных жуков – грязевика желтозадого, пескороя песочного жесткокрылого и полиграфа полиграфовича пушистого. Так же там хранилось несколько голографий трехглазого щурька и ниагарского ежика. Вытащив это богатство, Полина установила изображение ежика на столике у кровати и принялась в тысячный раз перечитывать статью из галактической энциклопедии: «Белый древесный ежик с Ниагары. В отличии от своих родичей, ежей обыкновенных, имеет хвост. Хвост длинный, используется во время перемещения с ветки на ветку как дополнительная конечность. Иголки длинные, мягкие, больше походят на волосяной покров. Всеяден. Приручается с трудом. Но если приручить удается, очень привязывается к хозяину, избегая общества других людей. Обладает способностями эмпата». Полина читала бы и дальше, но статья была очень короткая. Маститые зоологи не проявляли интереса к этому забавному, почти разумному существу.
Отложив статью, Полина долго сидела, подперев голову кулаком, и вздыхала. Потом запас вздохов истощился. Она аккуратно сложила свое имущество обратно в коробку и задвинула ее под кровать.
Напившись чаю с шоколадкой, Полина решила пойти погулять. На лестнице ей встретилась соседка Алевтина, девушка крайне общительная, и начала рассказывать всякие небылицы, вроде того, что на космодроме огромный корабль разбился, а корабль этот был доверху набит киборгами, и что когда приехали спасатели и полиция, эти киборги – хвать – и все разбежались. Полина привалилась к стене и вздохнула. Мало того, что мама каждый день страшилки про жилтоварищество и таксомафию рассказывает, так теперь еще и соседка.
— Алевтина, вы же современная девушка, журналы по кибернетике читаете, а рассказываете всякую чушь. Ну как киборги могут разбежаться?
Алевтина обиделась и начала с жаром возражать, что она сегодня сама одного парня на помойке видела и у него глаза были красные. И он на нее тааак посмотрел!
— Прям так и посмотрел?
— Так и посмотрел! – выкрикнула Алевтина, оскорбленная, что кто-то подвергает сомнению брошенный на нее взгляд, пусть даже и киборга.
— Ну конечно посмотрел, — неожиданно согласилась Полина. – А глаза у него были красные с перепоя!
Алевтина все-таки обиделась, а Полина пошла вниз пешком, потому что лифт как всегда был закрыт на переучет.
В городском аэробусе, откинувшись на спинку сидения, Полина то думала о своем, то прислушивалась к тому, о чем шепчутся пассажиры впереди нее. Толстый, розовощекий, с блестящей лысиной, сидящий у окна тихо говорил худенькому своему соседу о том, что склад пришлось закрыть…
— Да не может быть… — поражаясь, шептал маленький, — это же неслыханно… А что же Карасюк предпринял?
— Галаполиция… розыск… скандал!
Фамилия показалась Полине знакомой. Дело в том, что в последнее время в ее НИИ ходили упорные слухи о назначении нового начальника, некого Владимира Карасюка, очень перспективного ученого, и что лаборатория, в которой числилась Полина и которая была близка к закрытию, может перейти в полное его ведение. Если этот Карасюк появится, то лабораторию не закроют, а, напротив, профинансируют и даже экипируют цитометром. Что такое цитометр никто не знал, но утверждалось, что более современного прибора еще не придумали. И вот, судя из беседы двух граждан, выходило что с этим цитометром что-то случилось – от него отвинтили деталь!
Полина с тоской подумала, что даже в аэробусе ей приходится слушать про ненавистный институт и обрадовалась, что пора выходить.
Через несколько минут она уже сидела в центральном городском парке и смотрела на уток, которые приставали друг к другу с непристойными предложениями. Полина щурилась на солнце, вспоминала свой сегодняшний сон. Она вспоминала, как год назад окончила факультет зоологии, как мечтала отправиться на поиски ниагарского ежика и как собирала материалы для будущей диссертации. И точно так же у нее в сумочке лежала шоколадка, и утки приставали друг к другу, и солнце светило. А потом мама сказала, что договорилась о месте лаборантки в НИИ и что ни в какие экспедиции ее дочь не поедет. «Ну почему я не могу полюбить микробиологию? Бактерии – это же так интересно! Они такие необычные, такие разнообразные. Они отращивают себе усики и ложноножки. Они живут в самых агрессивных средах, они вырабатывают инсулин, они лечат всякие инфекции. Ну почему я продолжаю мечтать о несбыточном? Почему не могу освободиться? Почему не могу с удовольствием делать посевы в чашке Петри?» И тут же сама себе отвечала голосом мамы: «Ты свободна, Полина. Ты уже взрослая девушка и должна выбросить всякую космическую ерунду из головы».
Полина была девушкой симпатичной. Проходящие мимо парни на нее поглядывали. Один даже попытался познакомиться. Присел на скамейку и заговорил:
— Сегодня определенно низкий радиационный фон…
Но Полина взглянула на него так мрачно, что парень поспешил убраться.
«Ну и почему я его прогнала? Ну нет у него ежика! И что такого? Может быть, у него есть полосатая медведка или сухопутный октопоид?»
Она совсем запечалилась и понурилась. Но тут вновь вспомнила свое утреннее предчувствие. Что-то случится! Что-то будет. Внезапно ее внимание привлекла довольно странная процессия. Первым показался полицейский на гравискутере. Он ехал медленно, полосатым жезлом разгоняя прохожих. За ним двигалась гравиплатформа. На гравиплатформе помещался объемистый продолговатый ящик, напоминающий гроб графа Дракулы из последней экранизации. За гравиплатформой шли несколько человек, мужчин и женщин. Впереди вышагивал высокий полный мужчина с брюзгливым, перекошенным лицом. Лица следовавших за них казалось распирало от тайного злорадства.
Полина с интересом рассматривала процессию. И думала: «На похороны похоже. Этот ящик настоящий гроб. И что можно перевозить в таких ящиках с такими странными лицами?»
— Цитометр, — послышался рядом хрипловатый мужской голос.
Удивленная Полина повернулась и увидела на своей скамейке парня в растянутом буром свитере. Видимо, он бесшумно подсел, пока Полина глядела на процессию и в рассеяности задала свой вопрос вслух.
— Да, — продолжал парень в растянутом буром свитере, — удивительное у них настроение. Везут особо ценный прибор, а сами думают, куда подевалась от него деталь.
— Какая деталь? – спросила Полина, разглядывая соседа. Сосед этот оказался молодым, худощавым парнем, огненно-рыжим, в свитере с затяжками, в драных джинсах и банкой сгущенки в руках.
— Да, изволите ли видеть, — объяснил рыжий, — сегодня утром на складе НИИ микробиологии от цитометра отвинтили деталь. До ужаса ловко сперли. Полагаю, Михалыча надо спросить. Такой скандалище!
Полина вдруг вспомнила странный разговор двух пассажиров в аэробусе.
— Так это стало быть новое микробиологическое начальство за «гробом» идет?
— Ну, натурально, они!
— Скажите, а среди них нету Владимира Карасюка?
— Как же его может не быть? – ответил рыжий. – Вон он, за самой гравиплатформой.
— Это вон тот краснолицый и злобный?
— Да, полный, с брюшком и брылями. Видите, выговаривает кому-то.
— Такой весь недовольный?
— Во-во!
— А вы, как я вижу, — улыбаясь, заговорил рыжий, — недолюбливаете этого Карасюка.
— Я вообще весь НИИ недолюбливаю, но об этом неинтересно говорить.
Гравиплатформа с цитометром тем временем двинулась дальше.
— Да уж, конечно, чего тут интересного, Полина.
— Вы меня знаете?
Собеседник отсалютовал ей банкой со сгущенкой. Его рыжие волосы внезапно оказались заплетенными в две торчащие косички.
«Настоящая белочка», подумала Полина.
— А я вас не знаю, — сказала она.
— Конечно, не знаете. А между тем я к вам послан по делу.
— Какое еще дело?
Рыжий оглянулся и сказал таинственно:
— Вас приглашают в гости.
— Какие еще гости? Вы бредите?
— К одному бывшему военному, капитану космического корабля.
Полина аж подскочила.
— Рыжий сводник!
Рыжий обиделся.
— Вот спасибо за такие поручения! Дура!
— Рыжий рыжий конопатый! Убил дедушку лопатой!
Полина собралась уже уйти, как вдруг услышала за своей спиной голос рыжего:
— Белый древесный ежик с Ниагары. В отличии от своих родичей, ежей обыкновенных, имеет хвост. Хвост длинный, используется во время перемещения с ветки на ветку как дополнительная конечность. Иголки длинные, мягкие, больше походят на волосяной покров. Всеяден. Приручается с трудом. Вот и сиди в своем НИИ со своей вырезкой из энциклопедии и мечтай о любви к бактериям, которые вырабатывают инсулин. А я дедушку не бил, а я дедушку любил. Правда, дедушки у меня не было.
Полина вернулась к скамейке. Рыжий насмешливо выгнул бровь. Эту бровь пересекал шрам.
— Я ничего не понимаю, — заговорила Полина. – Про вырезку из энциклопедии можно узнать. Вы с мамой договорились? Съели ее салат из водорослей? Но как вы узнали мои мысли? Кто вы?
— Ну хорошо, меня зовут Дэн, но для вас это ничего не значит.
— А вы мне скажете про статью и мысли?
— Не скажу, — ответил Дэн.
— О нем вы что-нибудь знаете?
— Вероятность есть.
— Скажите, он существует?
— Ну, существует, — неохотно отозвался Дэн.
— О марамекиа!
— Пожалуйста, без микробиолухических терминов!
— Конечно, простите, простите, — бормотала окончательно сломленная Полина. – Но, согласитесь, когда девушку вот так неожиданно приглашают в гости… Я, конечно, девушка современная, из двадцать второго века, предрассудков у меня нет, хотя мама думает… У меня нет никакого опыта общения с капитанами. Кроме того, моя мама… я живу с мамой, вы знаете? Я ее очень люблю и не хотела бы ее огорчать. Это недостойно хорошей дочери. Моя мама так обо мне заботится…
Дэн выслушал эту бессвязную речь с бесстрастным видом и сказал сурово:
— Нельзя ли помолчать.
Полина заткнула себе рот кулаком.
— Я вас приглашаю к капитану совершенно безопасному. И ваша мама ничего об этом не узнает. Я ручаюсь.
— А зачем я ему понадобилась? – вкрадчиво спросила Полина.
— Узнаете, когда примите приглашение.
— Понимаю. Я должна с ним переспать, — задумчиво резюмировала девушка. И вздохнула.
Рыжий вновь насмешливо выгнул бровь.
— Любая альфианка мечтала бы об этом. А земная женщина – и подавно. Но вам не светит.
— Что за капитан такой? И какой мне интерес идти к нему?
— Интерес очень большой. Инопланетный!
— Вы намекаете… вы намекаете, что я могу там узнать о нем?
— Вероятность 85%.
— Еду! – воскликнула Полина. – Лечу! Бегу!
Рыжий заметно расслабился.
— Нет, я все-таки никогда не пойму людей. А уж женщин… Вот зачем послали меня? Почему не поехал Тед? Он знает сто один метод съема.
Полина горько и просительно улыбнулась.
— Зачем вы меня пугаете вашими загадками? Я несчастная девушка. И вы пользуетесь этим. Я приговорена к микробиолухической лаборатории, это стабильно, перспективно, но я готова все бросить! У меня кружится голова.
— Без драм, без драм, — остановил ее Дэн, — в мое положение тоже надо входить. Надавать Казаку по морде или Падлу за шкирку притащить или дверь с полпинка выбить или спецагента по шебским джунглям сопроводить или еще какой пустяк в этом роде, это моя прямая обязанность, я для этого был создан, но разговаривать с влюбленными зоологами – слуга покорный. Я вас уже полчаса уговариваю. Так едете?
— Еду, — ответила Полина.
— Тогда извольте получить, — сказал Дэн и протянул Полине комм. – Сегодня вечером извольте его включить. Потом делайте что хотите, но не отходите от окна. За вами прилетит флайер.
— Я погибаю из-за любви! – воскликнула Полина, заламывая руки.
— Да что же это такое, вы опять? Отдайте комм.
— Нет! Я на все согласна. Согласна включить комм и ждать у окна. Не отдам!
— Цитометр! – вдруг воскликнул Дэн, указывая куда-то в небо.
Полина в ужасе взглянула туда, куда он указывал, ожидая, что продолговатый ящик, оседланный Карасюком, спланирует ей на голову, но ничего не увидела. Когда же она обернулась к собеседнику, чтобы требовать объяснений, рядом никого не было. Полина перевернула зажатый в руке комм и прочла на внутренней стороне ремешка: «Космический мозгоед», транспортная компания «Харон и Ко». Ваше путешествие по Стиксу будет приятным.
Посвящается Александру Молчанову
Огромное спасибо Елене Зикевской
за помощь в описании работы
представителей закона
и подписчикам «Лентач» за вдохновение.
Тизер
Судья огласил приговор. Денис услышал его и как будто не услышал. Как будто между словами и осмыслением в одночасье пролегли миллионы километров, а удар судейского молоточка поставил на пути к этому самому осмыслению дополнительное препятствие. А заодно разрушил весь остальной мир.
Осознать происходящее не представлялось возможным. И отсутствие удивления на лице прокурора только подтверждало невозможность. Как и усмешка адвоката: «А я предупреждала!»
Взгляд Дениса уже привычно скользнул по голым стенам, единственным украшением которых был герб Российской Федерации над креслом главного судьи. Переместился на заделанные гипсокартоном окна, на вентиляционную трубу с подтёками на стене… на неработающие вентиляторы.
Да, Денису снова не хватало воздуха. Не хватало отчаянно! Но удар молоточка лишил его права на свежий воздух.
Но ведь так не должно быть! Ведь Пётр Сильвестров… Топовый блогер Piter Sila обещал, что всё будет не так, всё будет иначе…
Денис посмотрел в зал.
Пётр стоял спиной к Денису и держал на селфи-палке смартфон. Он уверенно двигал селфи-палкой так, чтобы в кадр попадали кроме него самого – судья, прокурор, клетка с металлической решёткой для опасных преступников, охранники с автоматами у входной двери, Денис… Пётр вёл трансляцию. Он говорил с нажимом, привычным жестом поправлял очки в стильной оправе, на его шее красовался небрежно повязанный клетчатый шарф. Пётр всегда надевал очки и шарф, когда делал видео в блог.
Слова известного блогера терялись в поднявшемся после оглашения приговора гомоне, но Денис и так знал, о чём Пётр ведёт речь. В его памяти само собой всплыло: «Я вас ни к чему не призываю. Я вас предупредил. Выводы делайте сами!»
Да… «зима близко чувак это мираааж».
Кто бы мог подумать, что всё вот так сложится.
С другой стороны, наконец-то всё закончилось.
— Найт или кибер? Как к тебе обращаться? — Мэриш лихорадочно прокручивала в голове варианты, но выхода не было. Договориться и что, отпустить? Когда тут космос и до ближайшей планетки пилить девять дней. Изменить маршрут — сорвутся заказы и все равно потребуется несколько дней дороги.
— Найт. А как к тебе обращаться, человек? — уточнил киборг, хотя понимал, что этот голос скорее всего принадлежит капитану корабля.
— По имени. Мэриш. — Мы можем поговорить? Или у тебя другие планы?
— Через дверь? Нет, мы не только можем, нам очень стоит поговорить, Мэриш, — отозвался Найт. — Может быть хоть кто-то здесь меня выслушает. Хотя я понимаю ваше недоверие и опасение.
— Игрек, открой дверь. Приказ капитана, — четко произнесла Мэриш.
— Ты с ума сошла, — придушенным шепотом выдохнула Эльга.
Дарик подумал то же самое, но промолчал. Впрочем, шепот Эльги он не слышал.
— Какое алиби?
— Нужны будут свидетели её отсутствия в Париже. Кто-то должен будет подтвердить, что она покинула столицу и провела ночь в своем загородном замке. Я не вправе открыть вам причину, по которой возникла эта необходимость. Но это алиби придется устраивать мне.
Я слушала в недоумении.
— Кто-то, в сопровождении её свиты, в её карете, в её одежде, должен будет прибыть в Конфлан. Чтобы эту свиту, одежду и карету видел мажордом и прочие слуги.
Я все еще не понимала. Анастази подняла глаза, темные, решительные.
— В Конфлан поедете вы.
Я не имела понятия, для чего моей сестре понадобилось алиби. Вероятно, по причине её участия в каком-то заговоре. До меня доходили слухи, что королева-мать всё ещё лелеет мечту сместить первого министра, бывшего своего духовника, ставшего верным слугой ее сына, и заменить его на лояльного к ее особе господина де Марсийяка.
По этой причине плетутся всевозможные интриги, имеющие своей целью отправить Ришелье в отставку, а затем в бессрочную ссылку.
Ришелье в свою очередь интригует против обеих королев и запугивает Людовика возможной узурпацией трона. Клотильда охотно принимает участие во всех этих играх, подсказывая ходы обеим сторонам.
Она никогда не ставила себе определенной цели привести какую-либо сторону к победе, ей нравилась сама партия, скрытый за ней риск и ощущение собственного могущества. Но, будучи хладнокровной и расчетливой, она не забывает и о путях к отступлению. Это алиби — один из них.
Если заговор будет раскрыт, то Клотильда немедленно отречется от своих нынешних союзников, а свидетели подтвердят, что в ночь решительных действий она пребывала далеко от заговорщиков, в постели своего любовника.
Практичней лишится чести, чем головы. Меня мало трогали эти её забавы, но я все же спросила Анастази, уже в экипаже, одетая в расшитый серебром плащ и чёрное бархатное платье, точную копию платья Клотильды, как она решилась действовать против своей госпожи, почти предав её.
Как иначе это назвать? Она предавала её, она устраивала свидание её любовника, тайного любовника, тщательного оберегаемого, с другой женщиной. Придворная дама делала это совершенно добровольно, без принуждения, без шантажа, без подкупа, ведомая странным порывом.
Она и саму себя предавала.
— Я её не предаю — ответила тогда Анастази – Ей не грозит никакая опасность. Я не выдаю её тайн, не торгую её секретами, не шпионю, не доношу. Напротив, я спасаю ей жизнь.
— Это каким же образом?
— Потому что ей следует опасаться вовсе не заговорщиков или королевского палача. Опасность к ней гораздо ближе. Эта смерть носит личину прекрасного юноши и зовут её Геро. Однажды он уже пытался убить её. Пару раз мне удалось его отговорить. Но в конце концов, это случится, он убьет её. И сам погибнет. Геро слишком долго ходит по самой грани беспросветного отчаяния. Его рассудок подвергается пыткам. Долго он не выдержит. Геро решится на убийство, чтобы разорвать этот круг вот таким вот ужасным способом. Но если он встретится с вами, эта встреча подарит ему немного радости, уведет от грани безумия, отдалит этот роковой миг или вовсе сделает убийство невозможным. Таким образом, я спасаю и его, и свою госпожу. А может быть, и вас.
Как выяснилось чуть позже, угроза была не голословной. Геро действительно поджидал мою сестрицу, чтобы убить. Он был в отчаянии, его не пугала даже возможная судьба дочери.
Он достиг той степени муки и безысходности, когда всё человеческое разрушается, когда долго испытываемый страх перед ожидаемым несчастьем обращается в жажду самого этого несчастья, когда обесценивается и обращается в медь сама божественная суть мира, и все сводится только к прекращению испытываемой боли.
Зверь, обезумевший от ран, встречает своего преследователя, чтобы разорвать его.
И он бы сделал это, окажись на моем месте Клотильда. Я видела это в его потемневших глазах. Из Конфлана она бы не вернулась. Получила бы вечное алиби на время всех заговоров и интриг.
Но придворная дама спасла свою госпожу, вернув зверя к образу человека. Анастази пожертвовала и собой и своей любовью.
Для женщины, ведущей подобную жизнь, с прошлым преступным и грязным, для женщины, давно утратившей веру, питаемой только местью, глубоко несчастной, поруганной, истощенной душой, исполосованной изнутри и снаружи, знавшей в лицо самых жестоких демонов, такая любовь равноценна подвигу христианских мучеников.
Анастази сохранила способность любить, и любить в истинном первоначальном смысле этого слова, в том смысле, какой в него вложил сам Господь, зажигая благотворный огонь в новорожденных душах, любить не ради самой себя, а ради возлюбленного, ради ближнего, не требуя вознаграждения и взаимности.
Принято считать, что в любви каждый старается для себя.
Возлюбленный – это счастливый приз, оперенная золотом птица, которую надо поймать и удержать. Чтобы сделаться единоличным владельцем, все средства хороши. И вряд ли удачливый птицелов примет во внимание пожелания самой птицы.
Скорее всего, охотник поразит стрелой того, кому птица добровольно опустится на плечо. Так действуют и мужчины, и женщины.
У мужчин средства грубей и наглядней, у женщин изощрённей и тоньше. Мужчины действуют быстро, выхватывают клинок, подсылают убийц или, подобно царю Давиду, отсылают соперника к стенам осажденной крепости. «scribens in epistula ponite Uriam ex adverso belli ubi fortissimum proelium est et derelinquite eum ut percussus intereat (11:15)».
Царь соблазнился красотой чужой жены, а Клотильда соблазнилась чужим мужем.
Я не знаю, как Геро потерял свою жену, но смею предположить, что изобретательная сестрица и тут приложила руку. Избавилась от соперницы. Чувства избранного ею мужчины были ей безразличны, как Давиду были безразличны чувства Вирсавии.
Возможно, Клотильда, как и царь, рассчитывала на чарующее действие золота. Как не полюбить царя? Как не увлечься принцессой крови?
Блеск драгоценных камней и золотых игрушек заставит молчать осиротевшее сердце. Никто не знает, что чувствовала Вирсавия. Но я знаю, что чувствовал Геро.
Сомневаюсь, что сестрице пришло в голову сочинить покаянный псалом и молить Господа окропить её иссопом, дабы смыть кровь жертвы.
А что же Анастази? Как ей удалось совершить невозможное? Ей нетрудно было избавиться от меня. Принять незамысловатые меры предосторожности, лишить меня всякой возможности видеться с ним, а затем прибегнуть к излюбленному женскому оружию – клевете.
Женщины не хватаются за клинок и не затевают битв. В их распоряжении яд, шантаж и подлог. Все эти средства к услугам Анастази.
Ей было достаточно оклеветать меня, предоставить доказательства моего легкомыслия, моей сердечной забывчивости. Она могла бы из дня в день подмешивать к его воспоминаниям яд сомнений. И в конце концов, добилась бы своего.
Геро счел бы меня за одно из тех бездушных созданий, кто забавы ради обращает человеческие сердца в кегли. Она могла бы вытравить всякую надежду из его души, заменить ее на горечь разочарования и, потирая руки, праздновать победу.
Она могла бы оправдать себя тем, что избавила возлюбленного от очередной беды. Что было бы, если бы он позволил своему чувству разгореться? Сколько бы несчастий он навлек бы на себя, если б Клотильда заподозрила его в измене?
Своими милосердными трудами Анастази спасла бы его. А то, что он будет еще более несчастен, что сердце его покроется шрамами, это не так уж и важно.
Это необходимая жертва во имя спасения. Долг истинной подруги избавить мечтательную душу от заблуждений, от бесплодных взлетов и падений, крепко привязать к надежному фундаменту здравого смысла и оградить от разочарований и счастья.
По дороге в Конфлан я всё вглядывалась в её лицо. Пыталась прочесть хоть что-нибудь – волнение, досаду, подавленную ревность. Но лицо придворной дамы оставалось спокойным.
Даже её голос звучал невозмутимо и властно, когда она отдавала распоряжения мажордому приготовить экипаж для её высочества. Мне пришлось играть свою сестру и держаться очень прямо, даже приподниматься на цыпочки, чтобы казаться выше.
К счастью, между нами все же было какое-то сходство в манере двигаться или поворачивать голову. Говорить мне не пришлось. Мой расшитый серебром плащ, высокомерная медлительность сделали все за меня.
Никто не сомневался, что в замок прибыла сама герцогиня Ангулемская. И не удивлялся, что видеть она пожелала только своего фаворита.
Я чувствовала себя королем Утером в неприступном Тиндаголе.
С тем же непроницаемым лицом Анастази провела меня в кабинет и оставила у памятного гобелена, на котором Иосиф Прекрасный взирал с колен на жену Потифара.
Утром, у ворот Сент-Оноре, где я должна была пересесть в собственный экипаж, Анастази вдруг сказала:
— Я до последнего не верила вам, ваше высочество.
Погруженная в собственные мысли, я с трудом восприняла сказанное:
— Во что вы не верили?
— В то, что вы искренни в своих чувствах, что все это не игра, что вы пустились в эту авантюру не для того, чтобы развеять скуку, ублажить самолюбие или пощекотать нервы. Вы действительно любите его.
Я усмехнулась.
— Неужели? И что же послужило доказательством?
Будь у меня побольше сил, я бы попыталась напитать свои слова сарказмом, придать им колючий, раздражающий объем. Но фраза получилась грустной.
— Я слышала, как он смеялся — ответила придворная дама.
— Вы что же, подслушивали?
— Я только на минуту подошла к двери, чтобы убедиться, что… — Она искала простое, ничем не примечательное слово, за которым могла бы спрятать собственное горе — … что вы поладили.
Я улыбнулась. Поладили. Что ж, сказано вполне подходяще. Действительно, поладили.
— Он смеялся — продолжала Анастази – Впервые за все эти годы. Я никогда не слышала, как он смеётся. Смех был такой искренний, беззаботный, смех счастливого человека. Только по-настоящему любящая женщина могла бы подарить ему этот смех. Игра и обман никогда бы не сделали его счастливым.
На прощание я протянула ей руку.
— Тогда самое время заключить перемирие?
Анастази согласно кивнула.
— Ради него.
Придворной дамы всё ещё нет. Но назначенный час ещё не пробил. Мне только кажется, что время вышло, только кажется, что стрелки бегут вперед, а её нет.
Я сама пришла раньше времени и уверила себя, что придворная дама герцогини Ангулемской поступит точно так же. Но у неё нет причин торопиться.
Она уступила возлюбленного другой женщине и видеть эту женщину, стать очевидцем ее триумфа, она не спешит. Анастази знает, что Геро жив, знает, что её записка поспела вовремя. Так зачем ей встречаться со мной? Она вправе и передумать.
Чтобы вызвать её на свидание, я должна была бросить три медные монеты и одну серебряную в глиняную миску одноглазого нищего у заброшенной церкви святого Адриана и произнести фразу из Писания: имеющие уши да услышат.
Эти четыре монеты, которые я опущу в миску, запустят скрытый механизм, потянут за невидимые нити. Мне принцип его действия непонятен, но Анастази знает, как функционирует этот механизм, какие там движутся рычаги и куда вращаются колеса.
Это темное зазеркалье города. Его преступное отражение, проклятый двойник. Для меня тот мир — только уродливые, уходящие глубоко в землю крепкие корни, которые в одно время и питают город и пожирают его.
Придворная дама моей сестры сама такой корень, пробившийся к поверхности, сумевший прижиться и обрасти пристойными листьями. Но под ними все та же ядовитая сердцевина.
Все же я поторопилась. Я не могла ждать. Подгоняла время, будто ленивую лошадь. Но это мне только казалось. От моего нетерпения ничего не изменилось. Мне хочется побыстрее начать, сделать первый шаг.
Действовать! Действовать! Девочка где-то здесь, в этом городе. В этом месиве, скопище. Отправиться на её поиски это все равно, что спуститься в ад.
Париж — это сумеречный и дикий лес Данте, где легко сбиться со следа и кружить по заросшим тропам, рискуя свалится в пропасть. В этом лесу, среди рыкающих львов и свирепых от голода волчиц, мне нужен мой Вергилий, не призрак, но и не человек.
И сказала Черному возлюбленная им дева: Хорошо же, сотвори со мной любовь, простри ко мне твои руки, ибо я давно возжелала тебя. И он простер к ней свои руки, и припал к устам ее, и лобызал их. Но тут от сладких уст повеяло вдруг смрадом, и вкусил Черной горечь беззубого рта, и узрел пред собой безобразную старуху. Тогда и упал он мертвым к ногам злодейки, ибо дыхание ее было ядовито. Так всякий, кто позволит Злу искусить себя, погибнет в мучениях, и Предвечный не поможет ему.
«Об искушении Злом в любви»
Он отъехал от Цитадели на лигу, когда солнце вовсю заиграло на золотой листве деревьев, на прозрачных лужицах с торфяной водой, на блестящих ягодках брусники, которые почему-то показались рассыпанными по моху каплями крови. Черной спешился на полянке у родника – он не только хотел пить, ему надо было умыться, плеснуть ледяной водой в лицо, стереть с него ночной кошмар. Руки подрагивали от пережитого напряжения, от ключевой воды ломило зубы, но через несколько минут Черной немного успокоился и приглядел место для дневки – стоило выспаться и отдохнуть.
Подстелив под себя стеганку, он свернулся в клубок и неожиданно быстро уснул, словно вода и солнце на самом деле освободили его от ужаса прошлой ночи.
Его разбудили потрескивание дров в костре и запах жареного мяса. Он поднялся рывком, но человек, сидевший у костра в трех шагах от его нехитрого ложа, не выглядел опасным. И лицо его показалось смутно знакомым.
Богатый странник с Дертского тракта! Только за прошедшие семнадцать с лишком лет он нисколько не изменился, хотя давно должен был стать стариком…
Незнакомец поглядел на Черного сквозь огонь костра и спросил:
– Что же ты наделал, капитан Черной?
– Ты… о чем?
– Разве не ты привез черную смерть в Черную крепость? Или, может, ты не знал, что везешь?
– Знал, конечно… – ответил Черной, пожимая плечами.
Незнакомец помолчал и тронул вертел с насаженной на него куропаткой.
– Лучше курица в животе, чем журавль в небе, – вздохнул он и снова посмотрел на Черного. – Иногда мне кажется, что Предвечный смеется надо мной. Будешь есть?
Черной замотал головой и проглотил вязкую солоноватую слюну – он не мог и думать о еде, запах жареного вызывал лишь тошноту.
– Что бы изменилось в мире, если бы на Дертском тракте шестеро разбойников удавили гадкого мальчишку? Стал бы мир лучше или хуже? Мне кажется, миру все равно. Но не все равно мальчишке, правда?
Черной кивнул.
– Вот и я так рассуждал. Но падение Черной крепости однозначно сделает мир хуже. До чего же остроумна шутка Предвечного – осуществить это твоей рукой… Вроде как я сам виноват: нечего подбирать мальчишек по трактам, и не будут рушиться твердыни.
Незнакомец отломил ножку куропатки, не снимая ту с вертела.
– Ну? Скажи что-нибудь в мое оправдание.
– Если бы отказался я, нашли бы другого, – усмехнулся Черной.
– Другой тоже оказался бы когда-то мной спасенным. Однако мне уже легче. – Незнакомец помолчал. – И все же: любая мерзость в этом мире делается с нашего молчаливого согласия…
– Я не возьмусь изменять мир, – ответил Черной.
– Напрасно, ты бы как раз мог. Верней, ты его уже изменил. Каждый человек – это бог, он меняет будущее, судьбу, мир каждым своим шагом. И знаешь, я не жалею, что гадкий мальчишка с Дертского тракта остался жив. Если бы можно было вернуть тот день, я бы поступил так же, даже зная, как посмеется надо мной Предвечный.
Тем утром погода выдалась на диво хорошей. После недели дождей и сырости наконец-то выглянуло солнце, и Марья решила затеять большую стирку. Поднакопившегося барахла хватит надолго… Ведьма собрала грязную одежду в большое корыто, вынесла его во двор, и, пристроив у колодца, натаскала воды и взялась за стирку.
Откисшая в растворе золы одежда благополучно выполаскивалась и развешивалась по натянутым веревкам. Ведьма занималась привычной монотонной работой… до тех пор, пока не раздался достаточно сильный стук в ворота.
А потом ещё и конское ржание. Стучал рукоятью меча типичный рыцарь лет тридцати с шлемом под мышкой и здоровенной вороной конякой за спиной.
Тот, окинув ведьму изучающим взором, неодобрительно хмыкнул, подметив короткие волосы, выбивающиеся из косынки.
— Ну привет, хозяйка! Я так понимаю, вы и есть та самая ведьма? — усмехнулся он в лопатообразную кудрявую бороду пшеничного цвета.
— Ну ведьма, — Марья, отложившая стирку и подошедшая к забору, открывать все же не спешила. Рыцари редко пользовались ее специфическими услугами и, в большинстве своем, приходили искоренять зло и темные силы. Данный образчик мужского пола как нельзя лучше соответствовал традициям борцов со злом.
Был он высоким, хорошо вооруженным (для безоружной женщины меч и крепкие кулаки это вполне хорошее вооружение) и, судя по наглой роже, искал приключений на свою задницу.
— Небось за лекарством приехали? — всё-таки решилась уточнить она. — Или же уничтожать богомерзкую тварь?
— Лекарством? — рыцарь опять окинул ведьму изучающим взором и еще более нагло усмехнулся, убедившись в своей неотразимости. — Так тоже можно сказать. В гости пригласите? Я как раз к вам приехал, госпожа ведьма! — причудливым образом мешая наглость и вежливость, провозгласил рыцарь, нарочито красивым движением возвращая меч за спину и принимая наиболее эффектную позу.
Марья поморщилась. Что-то с этим странным мужиком было не так. Но что именно, она распознать не смогла. На вид этот борец со злом был здоровее всех здоровых, и единственное, что ему грозило — так это упиться до свинского визга в каком-то кабаке или трактире.
— Зачем в гости? Я в дом беру только тяжёлых больных или калек. Вы же не похожи ни на тех, ни на других. Говорите, что именно вам нужно, или проваливайте, мне некогда тут рассусоливать! — настроение стремительно скатывалось на самое дно. И бесяче наглая морда за забором вызывала стойкое желание отрастить на этой морде какой-нибудь мерзкий прыщ.
Рыцарь же, подобравшись на месте, фыркнул в усы, приваливаясь к забору всей тушей.
— А то не поняла, за чем я явился?! Удача мне нужна, хочешь — в украшениях увешаю, — резко перешел с вежливости до фамильярности нежданный визитер.
— Удача, говорите… За этим обращаются к богам, а не к ведьме. Есть ведь бог удачи — Крастол. Вот ему и молитесь. А я могу вон зелье какое сварить, настойку сделать, мазь… — Марья отвернулась и ушла стирать дальше. Забор почти мгновенно оплел крепкий вьюнок, скрывая с глаз нежданного визитера.
Женщина погрузила руки в чуть теплую воду и задумчиво прикрыла глаза. Что-то нереально знакомое было в словах про удачу, но она так и не смогла вспомнить, что именно. И решила обратиться к своей книге знаний, как только управится с домашними делами.
Но этот тип никуда не ушел и, установив палатку прямо за калиткой, принялся караулить ведьму. Уже к обеду появился еще один визитер. Тоже на коне, только в одежке попроще. Потом еще двое, и они едва не перерезали друг друга прямо перед калиткой у Марьи.
— Хозяйка, ты там живая? — завывал уже третий незнакомый мужик из-за калитки.
— Нет! Тут бродит умертвие! — рявкнула вконец раздосадованная Марья, и в подтверждение этому завыл волкодлак, так и прижившийся в ее доме. За забором ненадолго притихли.
И если объяснить наличие одного придурка женщина еще как-то могла, хотя бы и сама для себя, то нескольких… Массовый психоз у рыцарей? Этого еще не хватало…
Ведьма, управившись со стиркой, все же решилась разобраться и с рыцарями. А потому пошла в дом и вытащила из тайника в своей спаленке заветную книгу. Раскрыв ее посередине, она задумалась, пытаясь внятно сформулировать вопрос, желательно без мата… Но получалось плохо.
— Ладно, — подумав, выдохнула она. — Ведьминская удача. Все, что есть, пусть и неважное.
Желтоватые странички запестрели замысловатой вязью. Марья отбросила все общие принципы удачи, перелистала какие-то исторические факты прошлого о великих ведьмах и наконец-то натолкнулась на то, что, кажется, касалось именно ее. И смачно приложилась лбом об стол, понимая, что теперь ее жизнь станет еще веселее и кошмарнее…
— Да нет там никаких умертвий, живая ведьма! — возмутился кто-то за забором.
— Точно! На дохлую бы амулет не показал! — заявил еще кто-то. И в калитку опять заколотили. Кто-то рукоятью меча, кто-то ногой, кто-то кулаком в перчатке, а некоторые из энтузиастов — головой. Народу заметно прибавилось.
Да, у ведьмы назревало то еще веселье.
Марья грустно перечитала магические чернильные строчки: «…После инициации ведьма является источником удачи. Ее тело начинает источать магические флюиды, по которым все окружающие, имеющие специальный амулет или же магическое чутье, способны определить ее состояние. Удача достанется тому, кто первый проведет ночь с ведьмой…» Означенная ведьма еще раз стукнулась головой о книгу и, чтобы не выдать себя голосом, прикусила себе запястье. Подлянка выдалась крупная, жирная, с подвохом…
Инициация, значит, чтоб ее так да разэдак! Ну точно, как есть, и трава эта, растущая по первой же мысли, и магия окрепшая, да и самочувствие получше… Однако… Марья устало выглянула в окно, оценила количество народу и поняла, что стольких мужиков переживет только матерая суккуба, куда уж ей, ущербной в сем плане. Как на зло из сарая подала голос Машка, требуя себе внимания, воды, еды или чего еще козьей душе понадобилось…
А это вообще-то идея… Подержать Машку на голодном пайке и спустить на рыцарей! Кто не спрятался… Марья не виновата! Ведьма пакостливо усмехнулась, а потом решила еще на всякий случай проверить запасы своей волшебной травы. Кажется, для нее настало особое время. На такое то количество мужиков травы-нестояна нужно будет очень много.
Когда из леса появилась Велена, решившая навестить подругу за прошедшую неделю, пятерку собачащихся друг с другом мужиков перед халупкой ведьмы она приметила достаточно быстро. Те же при виде молоденькой беловолосой девки в облегающей ситцевой летней одежке на мгновение отвлеклись от злосчастных ворот.
— Мужики, а вы чего тут забыли? — просто осведомилась та, плюнув на официоз. Сейчас, без оков в виде принадлежности к гильдии и нормально так отдохнув да отъевшись, она вовсе не была похожа на какую-то немочь. Нет, с одной стороны, рыцари ничего особенного не делали. Но кто их знает, вдруг пришли мстить за того храмовника.
Уже приближаясь к калитке и видя расступающихся неохотно рыцарей, она задумчиво завела руку назад, касаясь затылка, основания серебряной косы и рукояти настоящего боевого клеймора.
— Ты что, еще одна ведьма? — вопросил один из этих странных типов, скривив губы при виде того, на месте чего у нормальных женщин была грудь, а у этой — вроде и красивой блондинки — плоскость.
— Ну… Знаете, многие в этом уверены, — кивнула она и голосом бывалого военачальника гаркнула так, что на месте подпрыгнули даже лошади: — Марь, что у тебя тут за порнография рыцарская творится?!
Ведьма схватилась за голову и высунулась из окна.
— Я точно не знаю! — крикнула она, а вьюнок на воротах быстро развернулся, почти силком втянул фею внутрь и крепко так приложил ближайшего желающего прорваться в дом по башке. Марья же уже намного тише добавила: — Какая-то полнейшая муть с инициацией, удачей и прочей ересью…
Дождавшись, пока Велена войдет в дом под мрачное меканье Машки и вторящее ей намного более тихое попискивание Люськи, ведьма крепко заперла дверь и даже ненадолго привалилась к ней спиной, как будто с той стороны уже ломились. По ощущениям оно так и было. В жизни же мужики продолжили толпиться за воротами, пока не решаясь внаглую лезть в ведьминский дом.
— Вот, можешь прочесть, — она сунула фее открытую книгу. — А я пока чаек заварю… успокоительный…
Велена прочла. Раз. Потом еще раз. И громко, откровенно по-конски заржав, приложилась головой об стол.
— Я, конечно, могу разогнать этих фазанов ряженых, но это же… — она сделала пару резких дурных жестов над своей головой и скривила зверскую рожу. — Силой, конечно, не полезут, но жизнь отравят… — немного зло и раздосадованно подытожила она. Сходила, называется, на чай к подруге!
Тем временем ведьма запихнула в печку котел с засыпанными туда травами, где преобладала валерьянка. И едва вода закипела, как послышался полный требовательного возмущения мяв — Тишка соизволил вернуться во двор, придя на запах. Марья же не обратила на него никакого внимания — пусть воет, авось мужиков отпугнет.
— Что думаешь с этим делать? — она уселась за стол, дожидаясь, пока все сварится, пригласила Велену на соседний стул и взялась раскупоривать баночку с медом. Подарившая ее бабка замотала баночку так, как не каждый вояка обматывал свое оружие в дождь, и ведьма уже подумывала было плюнуть, когда чуть не выдрала себе ноготь. Удружила бабка так удружила!
— Ну, как бы это твоя проблема, я с подобным вообще никогда не сталкивалась, — задумчиво пробормотала Велена, вообще не поняв ни единого слова. — Напугать тебе их нечем. Раз они все хотят удачи, значит, на твою внешность и возраст им тоже плевать… — Велена задумчиво прислушалась к самой себе. — Но вообще этих-то действительно можно запросто разогнать, а то они же совсем житья не дадут!
— Проблема-то моя… но куда бы я ни пошла… боюсь, проблема пойдет за мной. Может, в лесу пересидеть, а? — тоскливо пробормотала ведьма, рассматривая в щелку от занавески сборище за окном. А потом пошла разливать по чашкам чай. — Ну не хочется мне «проводить ночь» с какой-то из этих харь. Меня ж от них стошнит…
Женщина с тоской вспоминала свою первую, только частичную инициацию. И происходившее тогда ей не совсем понравилось. Даже, можно сказать, не понравилось вовсе. Первая инициация ведьмы тоже проходила через постель. Марье даже в чем-то повезло — ей достался не урод и даже не какой-то крестьянин, а целый маг. Правда, маг плохонький и в магии, и в постели. Слишком торопливый, чтобы хотя бы успокоить девушку. Слишком спешащий получить свое. А еще приходилось помнить о наставнице, которая и отвела свою ученицу в город на поиски хоть немного годящегося мага. Ведь чтобы инициировать ведьму, нужен мужчина хотя бы с долей дара, а лучше — намного более сильный маг. Ну, а у Марьи все как всегда…
Переживать такую процедуру повторно ей не хотелось совершенно. Отчего-то ведьма сомневалась, что эти вот мордовороты будут хоть немножко внимательны или хотя бы подумают о ее здоровье. О чувствах уже даже речи не идет. Какие там чувства, когда всем им удачу подавай? Впервые она едва ли не прокляла свой дар.
— М-да… Эти хари… то оно да… — скривилась воительница, вспомнив откровенно липкие взгляды некоторых. — Знаешь, если все настолько плохо, можешь пожить у меня, леший их к тебе не подпустит. Ну это пока среди них нет магов, — фея озадаченно взъерошила макушку и накрутила на палец выбившийся из косы кудрявый локон. — К тому же это излучение, судя по всему, продлится минимум год. — Велена со вздохом поднялась на ноги. — Ладно. Нам повезло, что они рыцари. Я пошла, а то они к тебе деревенских ещё и не пустят.
— Вот только деревенских тут и не хватало, — буркнула Марья. — И как же чай? Не попьешь хоть немного? С дороги ведь… — женщина всплеснула руками, понимая, что даже не угостила толком подругу. И мед этот проклятый с крышкой дурацкой… От ее злости прикрученная тряпками крышечка чпокнула и отлетела на стол.
— Вот разгоню эту петушатню, и попьем чайку, а то у тебя же при каждом их крике глаз дергается! — усмехнулась фея, извлекая из наспинных ножен меч. Пробежала кончиками пальцев по матовому серебристому лезвию и, хмыкнув, развернулась к дверям. — А ты пока найди защиту поактивнее. А то они ведь навредить тебе не хотят, им другое надо, — продолжила она, выходя во двор. Благодаря вьюну её не заметили. А пока можно было вздохнуть, покачиваясь на месте с носков на пятки.
— А помнишь, ты мне говорила про особую травку для мужиков? Скоро ее понадобится много.
— Я знаю, — усмехнулась Марья. — Там за домом посажена. И что самое интересное — Машка ее не жрет. Как ни странно…
Велена негромко хихикнула, вскидывая клеймор на плечо, лёгкий для двуручника, но достаточно увесистый и остро заточенный, чтобы быть даже внешне вполне такой очевидной угрозой. Это ведь не произведение доморощенного ювелира, как она заметила у двоих из тех рыцарей, а настоящее боевое оружие.
И вот так, с лёгкой покачивающейся походкой, она широко распахнула калитку, встречая кинувшегося было внутрь мужика, того самого белобрысого и бородатого, точным пинком прямо под коленку. Сапоги Велены были оснащены посеребренными стальными, да ещё и заострёнными, концами, а наколенники у рыцаря сидели неплотно, и удар пришелся прямо в сочленение.
Мужик отшатнулся, явно с трудом сдержавшись, чтобы не запрыгать на одной ноге.
— Ах ты ж, курва… — собственно, сказал он ещё много чего, но фея все пропустила мимо ушей.
— Господа рыцари, я так понимаю, вы претендуете на одну ведьму, — лицо девушки озарилось ироничной усмешкой, во рту блеснули кончики клыков.
— Ну да, и тебе-то чего?
— Выкинь ты свою ковырялку, девка, баба должна в руках держать не меч! — а вот в ответ на эти слова её жёлтые глаза хищно сузились и она резко извлекла из-за ворота ситцевой туники серебряный медальон с незамысловатой эмблемой.
— Господа, все мы тут рыцари. И также взрослые люди. Как вы смотрите на то, чтобы решить все на месте? Только тот, кто сможет первым меня ранить, окажется достоин зайти к уважаемой хранительнице! — уверенно заявила она, похрустывая шеей.
В параллель — мисс Хадсон, суровая и решительная, в своей каюте потрошит корзину с розами. Раскладывает их на полу, считает. Ровно сто. Разбирает буквально на составные части корзинку, потрошит мох и украшения — там ничего нет.
Мисс Хадсон:
— Гери, если это ты, я тебя убью!
Начинает тщательно осматривать каждую розочку чуть ли не под микроскопом. В этот момент приходит телетайпограмма от Холмса — Хадсон недовольно отрывается, по-быстрому пробивает что-то по базе Дороти, быстро набивает на телеграфе Холмсу затребованные фамилию и адрес хозяина склада. Возвращается к розам с нехорошим блеском в глазах.
***
смена кадра
***
Склад с кровавой лужей.
Холмс:
— Рипперов уничтожат за чужие грехи, и я не стану вмешиваться.
Ватсон:
— Так это не они?
Холмс:
— Разумеется, нет!
Ватсон:
— А кто совершил это чудовищное убийство?
Холмс:
— Начнем с того, Ватсон, что никакого убийства не было.
В доки привозят хозяина склада Ханта, мелкого клерка таможенной службы порта. Он явно испуган.
Холмс:
— Спасибо за согласие помочь, мистер Хант.
Хант:
— Это был мой гражданский долг.
Холмс (со значением)?
— Где они?
Хант (сразу сникнув):
— В ящике моего стола.
Холмс:
— Констебль, займитесь изъятием. А вас мы слушаем.
Рассказ Ханта.
***
смена кадра
***
(Флешбек в сепии, марсианин за кадром, камера на Ханта сверху)
Хант:
— Год назад ко мне обратился один из этих. Просил помочь в одном деле. Нелегальные мигранты, приютить на время, в портовом складе, пока им выправят браслеты и документы и смогут доставить в резервацию. В Ламанш уже давно падают транспорты с нелегалами. Платил черным жемчугом. Мне нужны были деньги!
Холмс (принюхиваясь):
— Ну да, разумеется, опий и карточные долги.
Хант (обреченно):
— Вы все знаете, мистер. Жадность попутала, захотелось сразу много, вот я их и отравил. Всех.
Холмс:
— Чем вы их отравили?
Хант:
— Углекислотой. А потом вырезал у них жемчужины, прямо из загривков. Прятал раз марсианина в рентгеновском аппарате, там и увидел. Бес попутал, сделал убийцей.
Холмс:
— Могу вас слегка обрадовать: вы не убийца, но обвинения в вивисекции, пособничестве нелегальной иммиграции и сокрытии ценностей от налогов вам обеспечено.
Лестрейд:
— Холмс, но где же тела?!
***
смена кадра
***
Гостиная Бейкер-стрита.
Объяснение.
Холмс:
— Крови слишком мало для ста тел, нет брызг на стенах. Рана в затылок марсианина не убьет, иная анатомия. К тому же я просто не могу представить себе силы, которая бы смогла перетащить и сбросить в реку сотню таких туш за полчаса. В крови четкая нотка углекислоты. Газ их не убил — они более приспособлены к кислородному голоданию. Но усыпил. Хант был уверен, что они мертвы, вырезал жемчуг у живых. Но они бы все равно умерли — если бы кто-то не открыл дверь склада и не проветрил помещение, желая наказать зарвавшегося таможенника. Он оставил подпись.
Холмс бросает на столик дагерротип, снятый полицейским экспертом из-под потолка склада.
Ватсон (беря карточку, недоумевающе):
— Все-таки рипперы?
Холмс:
— Вы держите ее вверх ногами, Ватсон.
***
смена кадра
***
Мисс Хадсон обнаруживает на одной из роз серебряную булавку с монограммой, врывается в гостиную.
Мисс Хадсон:
— Вот! Этот букет был предназначен вовсе не мне, а вам! Держите!
Протягивает Холмсу булавку. Тот пытается взять, но тут же отдергивает руку. Морщится.
Холмс (напряженным голосом):
— Положите на стол, милочка.
Булавка лежит рядом с дагерротипом, на ней та же самая монограмма. Ватсон смотрит на Холмса.
Ватсон (подчеркнуто нейтрально):
— Серебряная?
Холмс (посасывая палец, после короткой многозначительной паузы):
— Да.
И тут же с нажимом, явно переводя разговор на другое:
— Но это не важно. Меня куда больше волнует судьба королевы.
Ватсон:
— А что с ней еще могло случиться?
Холмс:
— Да я не о Марии сейчас. Ватсон, вы что, не поняли? Три семьи по тридцать три особи — это 99, откуда же взялся сотый?
Ватсон:
— Может, сторож просто обсчитался?
Холмс:
— Полиция думает точно так же. Но я-то не полиция. И привкус у крови был странный. Матка, Ватсон. Три семьи — это гвардейцы. Почетный эскорт для королевы улья. Теперь в Лондоне две королевы — и боже, храни их обеих!
Маячок запищал и уснувшая было Лэртина вскочила из кресла, в котором ожидала сигнала. Повелитель убрался вон, теперь нужно узнать, что с девушкой. Женщина бежала в покои Повелительницы и на ходу вызывала лекаря. Амулет связи не подвел и рядом с покоями ее встречал сонный и грустный Зэриан, с чемоданчиком инструментов. Охрана отказывалась впускать его под предлогом отдыха повелительницы.
— Пустите, болваны! Это я вызвала целителя! — служанка пнула синеволосого демона в коленку и распахнула дверь.
В покоях было темно и тихо. Скотина, вырубил свет. Женщина зажгла светильники и кинулась к постели. На окровавленных подранных тряпках лежала истерзанная человечка…
— Претемные… что ж он сделал, мразотина такая… — прошептала Лэртина и положила руку на шею девушке. Пульс был едва слышным.
— Брысь, — махнул рукой целитель, отгоняя почему-то сочувствующую новой Повелительнице служанку. — Вот козел…
Демон шипел и ругался, не в силах остановить текущую кровь.
— Всю порвал, как мог. Не удивлюсь, если и шипы выпустил. Придется оперировать и если выживет, с тебя — бутылка наилучшего вина!
— Будет сделано, мой лорд, — всхлипнула демоница и схватилась за сердце. Тут уж не до подделок, целитель оценил жест и сунул ей микстуру.
— На, выпей. И позови этих двух дебилов, пусть найдут носилки. Нужно срочно в операционную. Магия ей не помогает вообще, придется резать и вручную перевязывать сосуды.
— Ох… — Лэртина сорвалась с места, прислушалась к гулко бухавшему сердцу, схватила обоих охранников за яйца и громко зашептала: — Быстро нашли носилки! Сию секунду! Будете нести госпожу в операционную. И чтоб ни одна скотина не узнала! Поняли?
Синеволосый и пепельноволосый охранники закивали, скорее пытаясь ослабить женскую хватку, но спорить со служанкой, когда на кону чужая жизнь и свои органы было не с руки. Начальник охраны, если узнает о нарушении, спустит с них шкуры, но цепкие женские коготки слишком близко…
Милу осторожно переложили на носилки, демоны наконец смогли открыть телепорт и тихонько улизнуть в операционную. А Лэртина всхлипнула, набросала побольше световых шаров и принялась убирать постель Повелительницы. Бедная девочка, хоть бы она умерла без мучений! Жить после такого… Лэртина прекрасно представляла о возможностях Повелителя и это он еще слишком рано покинул бедняжку по какой-то причине. Следов семени демоница нигде не нашла, только потоки темной засыхающей крови.
А в операционной целитель матерился, гонял заспанных ассистенток и разрезал отключившееся тело, готовясь к самому худшему. Многие магические приборы сбоили, кровесборник отказался принимать человеческую кровь, магические жгуты не работали, поддерживать жизнь в слабеющем от потери крови теле было все тяжелее. Да еще и сломанные ребра… Мог бы уже задавить окончательно, зачем так издеваться над бедной девкой? И каково ей теперь будет жить калекой, осознавая, что детей у бедолаги уже не будет никогда? И помнить, помнить весь произошедший кошмар…
Зэриан потянулся магическому жгуту и малодушно подумал, что может прервать мучения девушки прямо сейчас. Достаточно одного усилия, удара по ребрам, чтобы маленькое сердечко остановилось. Или зажать нос… Он оглянулся на достающих стерильные бинты и марлю демониц — они не увидят и ничего не поймут…
Демон поднес руку к лицу Повелительницы и отдернул. Он целитель, а не убийца! И никогда не уподобится этим уродам. Он спасет эту человечку, чего бы ему это не стоило… Окровавленные пальцы скользнули по развороченным внутренностям, мощный магический светильник завис прямо над разрезом в животе девушки, а очищающее заклинание постоянно обеззараживало руки врача…
Демон достал стерильные нити и принялся перевязывать все крупные сосуды. Увы, разорванную матку придется удалить… Девушка навсегда останется бесплодной, но живой. А потом он разрешит ей лично выдрать ему глаза, если она выживет и встанет на ноги… Только пусть живет, он лекарь, он не позволит умереть какой-то паршивой человечке. И пусть она и внутри, и снаружи отличается от известных ему демонов, но она выживет, без сомнений… Он справится, все не так плохо. Сначала операция, потом вправит ей ребра, легкие благо не задеты…
О наступлении конца света Георгий Победоноскин узнал из вечерних теленовостей. Президент с неизбежностью во взгляде сообщил, что апокалипсис состоится уже через сутки.
Победоноскин вначале опечалился, а потом задумался. Если конец света наступает во вторник, а сегодня только воскресенье, на фига ему завтра идти на работу?
В итоге поступил как страус: и сам не позвонил, и мобильный отключил, чтобы с работы кто не звякнул.
Однако ночью ему не спалось. За окном хлестали выстрелы, с погромным звоном бились чьи-то стекла, истошно голосили женщины. Краешек неба багровел далеким пожарищем. Победоноскин же мучился вопросом — идти на работу или нет?
Заснув под утро, он пробудился ближе к обеду.
За окном мутно хмурился день и разносилось дружное хаканье — будто кто-то рубил дрова. Победоноскин прижал лицо к прохладному стеклу — участковый на пару с дворовыми хулиганами пинал ногами двух склочных старушек из соседнего подъезда.
Вредные бабки раздражали и самого Победоноскина, однако избиение он поощрить не мог. Не то, чтобы этический кодекс не позволял, он ведь не робот какой с его законами робототехники, но ведь кто-то и его так может… Он даже приоткрыл форточку, чтобы высказать беспредельщикам свое фе, но вовремя спохватился. На то и конец света — каждый получает по заслугам. Старушкам и без того кранты — не сегодня, так завтра. Ни к чему вмешиваться в чужой апокалипсис.
Он взглянул на часы. Час дня. Жаль, что не шесть, подумал он. Не выдержав, включил мобильник и набрал номер рабочего телефона.
— У ап-парата… — чей-то неузнаваемо-пьяный голос терялся на фоне бьющейся посуды, женских взвизгов и нестройного хорового пения.
— Ефимов, ты что ли? — с трудом узнал коллегу Победоноскин. — Вы че, на работе? Шеф вызвал?!
— Хренушки, — гордо отозвался Ефимов. — Эт мы его вызвали.
— Зачем? — поразился Победоноскин.
— А за всем. Темную устроили. За отчеты. За выговоры… Отымели на совесть…
— Ефимов, ты че, с утра уже принял?
— Святое дело, брат Гоша… Гудим. У нас тут вахк… вакх… анналия.
— А я тоже отвисаю, — похвалился Победоноскин. — На работу не вышел.
— Э, брата-ан, без размаху мыслишь. Мелкий ты человек, Гоша… Грешить нужно крупно. Вот мы с Людкой и с Марьяной напоследок втроем решили попробовать…
И отключился.
‘Мелкий, мелкий’, — обиженно забубнил про себя Гоша, однако, вытащил из шкафа приберегаемый на Новый год французский коньяк и от души плеснул себе полстакана.
Но истинного удовольствия не наступило, мешал рассказ Ефимова про шефа и сведение счетов.
А ведь что-то в этом есть, подумал Победоноскин. Человек должен разобраться с прошлым, уйти из мира без груза нерешенных дел.
Пролистав телефонную книжку, он набрал номер бывшего одноклассника, с ходу выпалил:
— Гнусный ты тип, Толстиков! Всегда хотел тебе это сказать.
— Ты чего, Гоша, опух что ли? — опешил одноклассник. — Я не посмотрю, что конец света, подъеду и размажу тебя.
— Ничего я не опух. Помнишь, во втором классе ты у меня болгарскую марку с самолетом стибрил? Думал, я не увидел. Помнишь?
— Не помню я про эту ерунду. Двадцать лет прошло.
— А я помню.
— Ну и засранец…
‘Правду говорить нелегко, но нужно’, — подумал слегка обидевшийся Победоноскин, при этом радуясь, что снял с души груз давней невысказанной обиды…
Глухой удар сотряс дом. С улицы понеслись хлопки и крики. Похоже, мародеры добрались до оружейного магазина на первом этаже, сообразил Победоноскин. Он и сам пару лет точил зуб на развешанные в витрине ‘травматики’, но потратиться душила жаба. Видать, не только его.
Переждав разборки, Победоноскин выбрался наружу. Шаги гулко разносились по пустынной улице, заставляя самого Победоноскина испуганно вжиматься в стену дома.
Решетку и толстенное стекло витрины выбили с разгона — мощным ‘Бентли’. А чего жалеть дорогущую машину, если завтра ничего не останется? Осколки мозаичным ковром усеивали тротуар. Хрустя битым стеклом, Победоноскин подкрался к проему и, просунув лишь руку, наощупь потянул ствол с рифленой рукояткой. Щедрым жестом вытащил из кармана несколько мятых пятисот- и сторублевок, хотел вбросить внутрь магазина, но передумал — а зачем хозяевам деньги, если все равно конец света? Оглядываясь по сторонам, он на цыпочках побежал обратно в квартиру.
Грозный и массивный на вид пистолет оказался пневматиком. Грезивший настоящим оружием Победоноскин разочарованно нахмурился и чуть не выматерился.
Остаток вечера и половину ночи он пил коньяк и развлекался стрельбой по уцелевшим стеклам в доме напротив. Выбирал темные — там, где гарантировано не было хозяев. Сам не заметил, как заснул.
Утром Победоноскин в недоумении обнаружил, что все еще жив. Не поверив себе, включил телевизор. С суровой усталостью во взгляде президент рассказывал, что апокалипсис благополучно пережит.
‘Мы с честью вынесли это тяжелое испытание, — вещал он. — К сожалению, не все достойно вели себя. Уверен, общество даст оценку действиям таких ‘сограждан’.
Победоноскин вначале обрадовался, потом задумался. Если конец света закончился, то он опаздывает на работу. Чертыхнувшись, он спешно засобирался.
На работе Победоноскину влепили сразу два выговора — за сегодняшнее опоздание и за вчерашний неприход. Шеф с лиловым синяком на пол-лица потребовал написать объяснительную и на полях добавил: ‘лишить годовой премии’.
На следующий день Победоноскину прислали повестку к следователю — кто-то настучал, что он стрелял по соседским окнам. А случайно встреченный на улице Толстиков демонстративно прошел мимо него.
Важный документ:
«Доводим до Вашего сведения, что нами обнаружена одна интересная аномалия в небезызвестной Вам черной пустоте. Сквозь нее можно попасть в параллель этой пустоты под номером Е6. В сей замечательной реальности находится существо женского пола, энергетически идентичное объекту «Шеат». В настоящее время данное существо содержится в тюрьме сверхов. Такой поворот событий дает возможность предположить, что в этой версии реальности произошли события, идентичные произошедшим в реальности Е3 с объектом «Шеврин». Смеем надеяться, данная информация Вам будет интересна и полезна.»
Вот такое письмо оказалось у меня на столе. И ведь беды ничего не предвещало. Что делать в этой ситуации? Бросить беспомощное существо на потеху судьбе? Вытащить параллель Шеата, на сей раз женского пола, и получить на свою голову еще одного гиперзаботливого зануду? Забить на все и сделать вид, что ничего не происходит?
С тихим шелестом бумага сама воспламенилась и осыпалась пеплом из моих рук. Что же ты натворила, девочка, что загремела в тюрьму сверхов? И кто этот странный доброжелатель, раз за разом подкидывающий мне загадки, задачки, квесты и ведущий по всем перипетиям с минимальными потерями, а то и вовсе без них? Да и доброжелатель ли? Возможно, очень даже наоборот…
Несколько минут я молча смотрела на голограмму, заменяющую на корабле привычные глазу окна, а после с тяжелым вздохом приняла решение. Будь, что будет…
***
— Ребята, есть серьезное дело! – со спины обнимаю обоих драконов за плечи и засовываю голову между их бошками.
— Какое? – периодически эти парни синхронны, как бионики.
— Сестру вашу будем вытаскивать, — заговорщецки шепчу в заостренные ушки. Не как у эльфов, но кончики тоже остренькие и прикольные.
— Ну, меня нет сестры, — пожимает плечами Шеврин. – Здесь никого из моих нет и быть не может.
— А моих, даже если они живы, я вытаскивать не буду, — надулся Шеат. – Не заслужили.
— Вы не поняли. Мы будем вытаскивать вашу параллель женского пола, по идее вашу сестру.
— Можно я ее убью? – рука Шеврина удобно легла на мою шею, слегка придавливая. Человека б задавил уже, но для меня это легонько.
— Увы, нельзя, — Шеат стукнул по пальцам черного дракона. – Она нам нужна.
— Ты хоть понимаешь, что мы нарушаем все законы мироздания? – Шеврин продолжает меня вычитывать уже в черной пустоте после моих объяснений.
— Ты сам вопиющее нарушение законов мироздания, только вот что-то мироздание не шатается, звезды не гаснут раньше времени и никто нас еще не штрафует за жителя из другой реальности, — я пожимаю плечами.
Какой смысл разводить дискуссии в такой момент? Не стоит сомневаться и тогда все получится. Но как только сядешь и начнешь сомневаться – все, теперь точно уже ничего не сможешь сделать. А вытащить это несчастное существо стоит хотя бы потому, чтоб всем подосрать райскую жизнь. И тамошним драконам, и сверхам, и всем тем, кто в нас сомневается. Я уж молчу о таких чисто женских обоснуях, как жалость, сострадание и необходимость помочь ближнему своему…
Черная пустота встречает нас тишиной и пустотой, уж простите за тавтологию. Потеряшек в ней нет, мы вытащили всех, кого успели. Только миллионы километров неизвестного ничто, находящегося нигде. Только оглушающая тишина, покой и осознание бренности бытия. И это хорошо, значит никто не пострадает от нашего эксперимента.
Пустота разумна. Доказано на практике, когда мы с Шеатом (тогда Шеврина еще не было с нами) мысленно просили подкидывать нам сначала самых слабых в обход Сина и его тогдашней компаньонки. И это получалось. Мы вытаскивали партиями всех, кто еще сохранял остатки рассудка. Думаю, она поможет нам и теперь.
На мою мысленную просьбу открыть нам нужную дверцу или проход в искомую реальность Е6, пространство зарябилось. В какой-то момент мне показалось, что пустота перелистывается, как странички в книге, даже голова закружилась и на миг появилось ощущение потерянности, безысходности и беспомощности. Но быстро все прошло, а мы остались стоять в такой же темноте и тишине. Драконы одновременно подпихнули меня с обеих сторон и вынудили выйти в реальность.
Эта реальность была чужой. На вид, конечно, космос как космос, но по ощущениям… Будто отрезало все источники, всю связь, все точки опоры для твоего тела. Это хуже, чем остаться на необитаемом острове, хуже, чем потеряться в привычном космосе…
Парни приняли драконью форму, в которой им все космические опасности не страшны и можно не дышать. Тушка Шеата заметно подросла. Если раньше я доставала до щиколотки стоящего дракона, то сейчас с трудом смогла дотянуться до пальца. Тихо охреневаю от того, какая бандура с него получится, как только серебряный войдет в полную силу. Кажется, раньше, в прошлой жизни он не был таким большим. Пышный перьевой покров вместо чешуи тоже являл собой серьезное отличие от прошлого Шеата. В той жизни он был чешуйчатым, а тут, поди ж ты, перья…
Шеврин оказался поменьше, поуже и чешуйчатым. Черный, чернее космической пустоты, дракон был словно пятно истинной тьмы в вакууме. Никогда не смогла бы подумать, что бывает настолько насыщенный черный цвет. От Шеата он отличался, как отличается самолет истребитель от пассажирского боинга. Меньшего размера, верткий и маневренный дракон обладал какой-то неуловимой хищной грацией, звериной привлекательностью. На него смотришь и понимаешь – ему ничего не стоит стереть в порошок более массивного сородича. Наше счастье, что это чудо природы на нашей стороне.
Я прошу парней помочь мне с поисками, поскольку в чужой реальности совершенно не ориентируюсь. Да и я сама никто этой несчастной девушке, не имею с ней связи и понятия не имею, дожила ли она до теперешнего момента.
Пока драконы решают вопрос с поисками своей параллели, я залезаю на Шеата. Добраться до шеи этой тушки так же сложно, как вылезти на гору. Перья оказались скользкими едва ли не больше, чем чешуя, зацепиться не за что, а до локтевого шипа еще долезть надо. Выкормила на свою голову! Драконы уже начали движение, а я все лезла, втихаря матерясь на все лады и с ужасом представляя, какая же орясина получится с Шеата лет через двести. Если учитывать, что дракон отчасти рептилия, а рептилии растут всю жизнь… Мать моя женщина…
Искомое отыскалось как обычно, в самой заднице вселенной, на «помойке». Точнее, в «тюряжке». Данный участок космоса был сплошь занят большими и маленькими шарами с подозрительным содержимым. Поначалу я боялась, что крупные туши драконов просто раздавят эти капсулы с пленниками, но мои опасения не подтвердились. Тела драконов и мое преспокойно проходили сквозь эти капсулы, словно призраки, ничего не ломая и не вызывая тревогу у местной охраны.
Нужная капсула была где-то в середине тюрьмы и хранилась в ней золотая дракониха. Каким чудом она еще не умерла в условиях многолетней голодовки, отсутствия энергетической подпитки и при постоянной выкачке энергии, оказалось загадкой. Девушка была худа, еще худее Шеата, костлява, без природных выпуклостей, зачастую имеющихся у женщин почти всех рас.
— Золотая?! – Шеат уронил лапы на капсулу и, как ни странно, не проскользнул сквозь нее. Сооружение содрогнулось.
— Ну извиняй. Не я ж выбирала твою расу здесь. И вообще давай будем готовиться вынимать.
Шеврин только недовольно шваркнул хвостом в пространстве, но ничего не сказал. Чувствовалось, что дома он мне сделает темную по всем правилам или тихонько прирежет в тренировочном зале.
Я свалилась с драконьей спины и тут же поплатилась за это. Вакуум на то и вакуум, падать буду долго, бестолково и в никуда. Кое-как стабилизирую собственное тело в пространстве на одной линии с драконами. Оба заметно нервничали, лупя хвостами по окружающему пространству, благо для остальных капсул мы все так же остались призраками.
Создаю скафандр – вряд ли наша девушка сможет выдержать хоть минуту в открытом космосе после такой передряги, и приближаюсь как можно ближе к капсуле. Все-таки драконы хрупкие существа, как ты не крути. И знали ж, куда сажали. Скорее всего, заключенных ловили и закрывали здесь тоже сами сверхи, демиурги с драконами плохо справятся. Максимум истреплют друг другу нервы и побьют молодняк…
Шеат с Шеврином положили лапы на капсулу. Желтое свечение ее перебилось тенями, заметалось. Эта картина показалась мне настолько символической, что я не удержалась и запечатлела все сделанное на кристалл. Серебристые лапы сверху капсулы и черные — снизу. Как будто два огромных дракона держат небольшое яйцо или кусочек янтаря… Хоть сейчас делай гравировку на чей-то герб.
Капсула беззвучно распалась на две половинки, как кокос. Дракоша выпала, я подхватила ее и как можно быстрее упаковала в скафандр. Это самые важные секунды, главное, чтоб не вдохнула космическую пыль и всякое дерьмо…
— Валим, — холодно буркнул и закинул меня себя на спину Шеврин, не слушая возмущения младшего собрата. – Сейчас сверхи сбегутся и не миновать беды.
Договорил фразу он уже в черной пустоте. Снова замелькали почти невидимые страницы, снова странное ощущение головокружения (с чего бы? У меня же нет завитков во внутреннем ухе) и вот уже наша родная реальность… Слишком легко, будто нас вела чья-то могущественная рука. Никаких препятствий, никаких проблем. И девица в скафандре не испаряется. Вселенная и не подумала аннигилировать и вообще… странно все так. Сны эти, драконы параллельные. Да черт побери, кто ж нас так мастерски ведет?
Парни приобрели человеческий облик, болезную дракошу было решено отнести в то самое отделение «для иномирян», где ей самое место. А после ее благополучного размещения и уверения спецов, что в ближайший момент жизни столь странного существа ничего не грозит, кроме истощения, я была благополучно отшлепана Шеврином за нарушение границ реальности.
Стоять согнувшись, уткнувшись головой в бедро дракона, было неудобно. Экзекуция своей основной функции не исполняла, все больше напоминая мне некие видео, которые начинались точно так же. Долго так стоять без продолжения было скучно. Укушенный за левую ногу Шеврин устал доносить до моей задницы прописные истины, пробурчал «Ты неисправима» и был послан в столовую отъедаться.
Теперь предстоит выяснить все по дракоше, параллели наших парней. Ведь если Шеат там баба, то чем являлась я?