Он засмеялся, смеялся долго, нервно, затем умолк.
Кажется, Света дала ему пощечину, или я путаю что.
Точно помню, мы постояли так довольно долго, не разговаривая, только обмениваясь взглядами.
Затем Макс ожил, решительно отправившись к себе, и тем самым, вытаскивая нас всех на свежий воздух, морозный воздух казахстанской степи, обжигающий легкие.
Мы шли медленно, приходя в себя, Вася оглядывался на нас, будто прикидывая, кто же полетит.
Но ничего больше не сказал в тот день.
На другой я его не видел, он сказался приболевшим, впрочем, нас всю следующую неделю бил колотун.
Только когда возобновились тренировки, по обновленной программе, немного отпустило.
Ненадолго, новая авария, казалось, перечеркнула разом все наши надежды.
Помню, Света занемела разом, глаза ее остекленели, я подал руку, как сейчас, когда сходил с трамвая, чисто машинально, она так же машинально ответила мне.
Взглядами мы с ней не встретились, я попытался посмотреть в глаза Максу, но его взор был так же прикован к руке.
Что тогда, что сейчас.
Будто ничего и не было, будто все было только что.
Мы с ним никогда не дрались из-за Светы, ни тогда, ни позже, находили другие поводы, но, быть может, подсознательно давая выход накопившемуся, все же считали именно ее причиной раздоров.
Может быть именно поэтому, Макс тогда отпустил ее ко мне – «жить во грехе», – как она сама это назвала?
Или в самом деле больше не мог любить слишком близко, как признался потом.
Как оба сказали потом – не мне, Васе, через него, лучшего друга, я узнавал, что происходит в нашем треугольнике.
Мы с ним довольно быстро сошлись – две противоположности, отчего-то пытающиеся найти друг в друге некую общность.
Не знаю, что именно увидел во мне, что позволило мне стать другом, другое дело я: Вася у нас был исключительностью в любом смысле: мягкий, отходчивый, душевный, никогда ни с кем не схватывался, все решал миром, изыскивая такой способ, чтоб противнику не было постыдно согласиться, охотнее других делился, что для детдомовцев довольно сложно принять – да, мы не делили на свое и чужое, но что-то, не принадлежавшее тебе, надо либо выклянчить, либо отобрать.
С ним просто в удовольствие дружить, пусть в последние годы он и сидел на голой пенсии в шесть тысяч и смущенно просил взаймы, понятно, что без отдачи; впрочем, о чем это я?
К Васе просто тянулись, как к чему-то светлому, странным образом появившемуся в нашем темном мире, наверное, в те годы с той же охотой устремлялись только к недостижимому коммунизму.