Среди репостнувших Егора не было. Все, кто был в библиотеке, репостнули запись Дениса про Марию Ремез. Все, кроме него.
Денис вошёл в аудиторию и посмотрел на свободное место рядом с Егором. С самого первого дня учёбы в университете они сидели вместе. Что теперь делать, он не знал. Но и стоять в дверях нельзя, нужно проходить, садиться. Тем более, что Марков уже вытирал доску, готовился начать лекцию.
Так ничего и не придумав, Денис направился на привычное место.
Егор как ни в чём не бывало протянул руку для рукопожатия. Денис автоматически ответил и сел рядом. И сам себе объяснил: видимо, Егор вчера весь вечер проиграл в свою новую игрушку и в сеть не выходил. А то, что «ВКонтакте» сообщал, что Егор заходил на свою страницу, так это ничего не значит – браузер был открыт, но Егор в него не заглядывал.
Марков тем временем рассказывал о Великой французской революции и о революционере Жорже Жаке Дантоне, о его словах, сказанных на эшафоте перед казнью: «Революция пожирает своих детей».
– Дантон стал одной из многих жертв, погибших от рук недавних соратников, – рассказывал Марков. – В 1794 году якобинцы издали ряд декретов, которые положили начало «великому террору», направленному против всех «врагов народа». Жертвами репрессий становились как дворяне, роялисты, так и сами революционеры, которые по тем или иным причинам объявлялись «врагами народа». Так Дантон и его единомышленники выступили против крайностей террора, за перемирие с внешним врагом, чтобы предоставить стране передышку. Им дали прозвище «снисходительных», обвинили в содействии врагам революции и после короткого суда казнили на гильотине 5 апреля 1794 года. Стоя перед лицом революционного трибунала, Жорж Жак Дантон с горечью бросил его членам: «Это я приказал учредить ваш подлый трибунал – да простят мне Бог и люди!»
Денис смотрел на Маркова, но мысли его были совсем в другом месте. Денис мысленно перечислял последние поступки Егора: и Алёну у него дома, и встречу в кафе, и теперь вот не репостнул… Вроде и объяснить каждый по отдельности можно, но все вместе дают неприятный осадок…
– Смысл выражения Жоржа Жака Дантона про революцию, пожирающую своих детей, – продолжал рассказывать Маркин, – заключается в том, что логика послереволюционных событий такова, что борьба между самими революционерами становится неизбежной, и обычно люди, которых революция возносит на вершину государственной власти, гибнут первыми. Что мы с вами можем наблюдать в новейшей истории, например, в…
Денис не выдержал и повернулся к Егору.
– А ты чего не репостнул?
– Что я должен был репостнуть? – невинно спросил Егор.
– Мою запись про Марию Ремез.
– Извини, бро, – Егор выставил перед собой ладони. – Тут без меня. У меня принцип не вмешиваться в сетевые срачи. Особенно, если они не касаются меня.
Денис растерялся. Он подсознательно ждал объяснений и извинений, мол, не заходил в сеть, забыл или отвлёкся… Сейчас, мол, исправлю. А тут такой прямой ответ.
«Ну да, – подумал он. – Против принципов не попрёшь. Однако, обидно. Мог бы и поддержать».
От грустных мыслей отвлекло сообщение от мамы. Адвокат пригласила на встречу – прислали заключение по психологической экспертизе Дениса, и независимая психолого-лингвистическая экспертиза мемов тоже уже была готова. Нужно было обсудить предстоящий разговор со следователем.
Ярко-красная Mazda 3 остановилась у крыльца офисного здания одновременно с Денисом и его мамой. Всё та же – новенькая, блестящая, агрессивная и элегантная одновременно. Денис хорошо запомнил её в первый раз, поэтому сейчас сразу же узнал.
Дверь машины открылась, и из неё вышла Татьяна Ивановна.
– Марина Андреевна, Денис Олегович, здравствуйте! – поприветствовала она растерявшихся было Дениса с мамой.
Татьяна Ивановна достала из машины папку с бумагами и, захлопнув дверь, поставила машину на сигнализацию.
– Идёмте?
Пока поднимались на лифте, Денис исподтишка рассматривал адвоката. В первое посещение он был немного растерян. Да и сейчас тоже пребывал не совсем в своей тарелке. В голове его сами собой крутились: адвокат, адвокатша, адвокатесса, и Денис еле сдерживался, чтобы не спросить прямо, как Татьяна Ивановна самоназывается. И уже открыл было рот, но, глянув на маму, прикусил язык и начал повторять про себя, как мантру: «Она мой адвокат. Она на моей стороне. Ом…»
Вошли в кабинет, Татьяна Ивановна предложила сесть.
– Значит так, – сказала она. – Психологическая экспертиза у нас хорошая. Никаких агрессивных склонностей не выявлено, следователь присутствовал, вопросы заверил, видеозапись цельная, так что тут всё в порядке. Что касается независимой психолого-лингвистической экспертизы, то тут наши эксперты совпали во мнениях с официальными. Поэтому мы её показывать не будем. Что мы можем сделать? Мы можем преподнести репосты так, будто Денис Олегович наполнял картинки своим смыслом. Это вряд ли поможет, но вкупе с психологической экспертизой даст некоторый шанс…
– Татьяна Ивановна, – прервал её Денис. – Мы выяснили, кто и почему написал заявление.
– О! Это интересно! – оживилась адвокат. – И кто написал заявление?
– Студентка юридического института. Никакая она не верующая! Она таким образом проходила практику. Вот мы соскринили её страницы «ВКонтакте» и в Instagram.
– Ух, ты! Это поможет развалить дело! – воодушевлённая Татьяна Ивановна нетерпеливо протянула руку.
Денис передал ей распечатки.
Татьяна Ивановна начала их с интересом просматривать и вдруг заинтересованность сползла с её лица.
– Это нам не поможет, – сказала она.
– Почему не поможет? Она ведь не оскорбилась! Она просто писала курсовую.
– Просто поверьте мне на слово.
– Ну почему?!
– Я так понимаю, вы предлагаете поставить скрины её страницы против скринов вашей? – мрачно поинтересовалась она.
– Да, – подтвердил Денис.
– Не выйдет, – отрезала адвокат. – В ваших репостах эксперты усмотрели состав преступления…
– А я в её страницах усматриваю ложь! – вспылил Денис.
– Я понимаю вас, Денис Олегович, – Татьяна Ивановна снизила тон. – Оскорбления по сути не было, но суд во внимание это не примет.
– Почему? – возмутился Денис.
– Не примет и всё…
Мама смотрела то на Татьяну Ивановну, то на Дениса и молчала. Денис старался не встречаться с ней взглядами. Он нутром чувствовал, что как только они выйдут из кабинета адвоката, ему предстоит непростой разговор. Но он ничего не мог с собой поделать – слова слетали сами:
– Скажите, это потому что Мария Ремез учится на полицейского? Потому что она своя? – спросил он. – Или она чья-то дочь?..
Татьяна Ивановна пристально посмотрела на Дениса и ничего ему не ответила. Но повернулась к маме Дениса и сказала ей:
– Ситуация с вашим сыном непростая. Я сделаю всё, что смогу. Мы можем вызвать на допрос Марию Ремез и задать ей неудобные вопросы. Но я хочу, чтобы вы понимали, вряд ли что-то из этого получится.
Мама кивнула и опустила голову. И Денису стало совсем нехорошо. Всю остальную встречу он молчал. Он слушал адвоката, кивал, подписывал, односложно отвечал на вопросы.
Несправедливость жгла Дениса. Не просто жгла – выжигала.
Денис слушал и не понимал. В голове его шумело, сердце бухало, горло сдавливало, слёзы наворачивались на глаза.
Как так? Ведь всем ясно, что Мария Ремез врёт! Тут не надо быть психологом, чтобы понять. Это очевидно! А адвокат говорит, что это не поможет. Что за законы такие, когда можно вот так оболгать, и суд будет на стороне лгуна. Это несправедливо!..
Наконец Татьяна Ивановна встала и, напомнив стратегию:
– Очень прошу, не влипайте ни в какие истории! Наша линия – вы хороший мальчик, случайно ткнувший в кнопку репоста, – проводила Дениса с мамой к двери.
И уже в дверях сказала:
– Завтра, когда пойдёте к следователю, дождитесь меня. Встречаемся около управления, во дворе. И там, когда будете отвечать на вопросы, будьте сдержаннее. И если дам знак молчать, молчите.
0
0