Звук, с которым плеснула вода, когда в нее провалился беглец, был совсем тихим, и его сразу же заглушил полный ужаса вой, от тоскливой обреченности которого даже у болотного оборотня бы волосы на хребте встали дыбом. Где-то там, за кочками, за волнующимся морем мха, живое существо металось, боролось – и проигрывало.
– Слышишь, – вдруг сказал раненый, замерев. – Это Йорге. Чертова трясина…
Плеск, плеск, стоны, плач, а потом вдруг сытое раскатистое урчание, с которым человека втянуло в болото. И снова уже совсем тихий плеск, а затем – «пу-у-у!». Исли знал, что это: вышел пузырь воздуха.
– Это черт, болотный черт его утащил, – простонал разбойник. Его кровь заливала Исли лицо.
– Ага, – сипло согласился тот, двумя пальцами вытаскивая из ножен кинжал. И загнал его противнику ниже грудины.
Покончив с ним, он перевернулся на живот и встал на колени, собираясь выпрямиться.
– Нет! – крикнули ему с тропы. – Не так! Разве вы не видите, здесь нельзя стоять в полный рост!
Исли замер, внимательно вглядываясь в мешанину вдавленного мха и грязи перед собой. И снова медленно опустился. Распластался и самым унизительным образом пополз.
– Левее, – командовали ему. – Медленнее. Держитесь ягодных кочек, они безопасны. Ни в коем случае не приближайтесь к тем, у которых мох голубой!..
Несколько ярдов до тропы показались Исли бесконечными. Взобравшись на хлипкие деревянные сваи, он вытер руки снегом, почистил клинок и, убрав меч в ножны, двинулся к жертве грабителей.
По звонкому голосу показалось, что это ребенок, но Исли тут же убедился, что был не прав: связанный юноша, лежащий на боку, по меркам этой земли вполне мог считаться полнолетним. Растрепанный, с разбитым ртом, в добротной, но очень строгой черной одежде, он задрал голову, вглядываясь в Исли. Тот, в свою очередь, наклонился, рассматривая молодое лицо с упрямо сжатой полоской губ, прямые черные волосы и поблескивающие из-под длинной челки глаза. Связанный лежал смирно, не шевелясь, не молил о помощи или пощаде. Его грудь беззвучно поднималась и опускалась, изо рта вырывался пар.
Не снимая перчаток, Исли сдвинул волосы с бледного лба. На него уставились прозрачно-серые глаза, холодные, как добываемые в каменоломнях кристаллы кварца. Исли молча вытащил кинжал, взвесил в руке. Взгляд юноши тут же метнулся к блестящему лезвию.
– Один против пяти, – хрипло сказал он. – Вы вышли в одиночку против пяти. Не для того же, чтобы потом меня прирезать.
Исли усмехнулся: господи, какой решительный тон. Вблизи было заметно, что если юнец и бреется, то не чаще раза в месяц, что у него удивительно белая, чистая и ровная кожа и что он изо всех сил старается, чтобы голос не просел.
Совсем еще мальчик.
Исли рывком поставил его на ноги и, развернув к себе спиной, развязал веревки.
Освобожденный покачнулся. Ему пришлось уцепиться за Исли, чтобы не упасть: его настигла боль, с которой возвращалось кровообращение.
Пользуясь этой его слабостью, Исли бездумно сделал то, что пришло в голову, пока он смотрел в обращенное к нему лицо: стащил зубами промерзшую, мокрую перчатку, ухватил юношу за подбородок и большим пальцем стер кровь с разбитой губы.
Тот замер, как вспугнутый треском ветки олень. А потом пробежался кончиком языка по тому месту, где только что был палец Исли. Пососал кровоточащую губу и сказал:
– Спасибо, что спасли меня, кто бы вы ни были.
Солнце стало более тусклым, с неба медленно начал падать кружащийся снег, мягкими редкими хлопьями осыпая тела, дорогу и россыпи брусники. Исли, обыскивающий мертвецов, нахмурился: ему уже доводилось бывать застигнутым снегопадом в болотах, когда становилось не видно, где небо, где земля, и мир тонул в одинаковом белом мареве.
Сильный снег грозил скрыть дорогу, замаскировать топь.
– Надо идти, – потянул он юношу за плечо. – Иначе придется торчать до конца снегопада среди покойников.
Тот скинул его руку и сказал неожиданно твердо:
– Но не раньше, чем я проверю людей, вместе с которыми ехал. Кто-нибудь из них еще может быть жив.
Он бегом припустил к скалам. Исли только моргнул: ноги в кожаных сапогах так уверенно выбирали, куда наступить, будто их хозяин вообще ничего не весил.
За скалистой аркой их ждали еще несколько мертвецов. Люди и лошади, спутанные сетью, порубленные и заколотые. Судя по одежде, оружию и лошадиной сбруе – эскорт. Одна лошадь была жива, но стрела в боку причиняла ей огромные страдания. Шестеро опытных, немолодых солдат, против которых не было шансов у пяти… нет, шести бродяг, если бы не чертовы скалы, везение и чья-то недобрая воля.
– Этого, кажется, я убил, – юноша, закрывший глаза последнему из погибших, которых он оттащил в сторону и сложил друг подле друга, подошел еще к одному мертвецу, лицо которого было залито кровью. – Бросил кинжал, когда он повис на сбруе солдата…
Кадык на его шее дернулся вверх-вниз.
– Меткий и сильный бросок, – задумчиво сказал Исли, протирая пучком болотной травы кинжал – дорогой, старинной работы.
– Рука все сделала сама, – пробормотал спасенный, сжимая и разжимая ладони. – Я раньше думал, что мой первый убитый будет в бою. А это… Я даже не знаю ни его имени, ни кому он служил, ни чего хотел…
– В настоящем бою все обычно так и бывает, – отозвался Исли. – А что до этого сброда… В болотах много разбойников и беглых каторжников с рудников, которые за малую плату готовы на любую грязь. Они взяли у вас что-нибудь ценное?
– Они обыскали меня, связали и говорили что-то о плате, – кивнул мальчик. Он все еще сидел на корточках над мертвецом, завороженно разглядывая его. – Хотя я ждал, что меня убьют, как других.
– Может, они хотели потребовать у вашей семьи выкуп? Или убить вас каким-то особенным способом, желая причинить им боль?
– Может быть, – отозвался тот и вдруг тряхнул головой. – Да нет, это бред! Никто в этих землях не может желать зла моему отцу!
– Так не бывает, – вежливо сказал Исли.
Мальчик сжал кулаки.
– Бывает. Он… вы не понимаете. Его все любят.
Лошадь со стрелой в животе, поймав его взгляд, жалобно заржала и двинулась к болоту, припадая на то ну одну, то на другую ногу.
– О, нет, – пробормотал мальчик, бледнея. – Только не эта смерть!
Исли вздохнул, в два шага догнал лошадь и ухватил ее за гриву, вывернул ей шею и показал своему спутнику кинжал.
– Хотите сами? Это ведь ваш конь.
Разбитые губы дрогнули, и Исли снова вздохнул.
Хорошо жить тому, за кого другие делают грязную работу.
Когда лезвие вспороло кожу на горле, лошадь пронзительно взвизгнула, так, что заложило уши, и рванулась, но у нее уже не было сил. Кровь била фонтаном, дымилась и прожигала утоптанный снег. Исли посторонился, чтобы не испачкаться еще больше. Еще удар, и все было кончено.
Он обернулся и обнаружил, что его спутник, сидя на моховой кочке у края дороги, собирает бруснику в ладонь. А когда Исли подошел, он поднял взгляд и тихо сказал:
– Только не говорите, что вы охотник. Вам жаль убивать зверье. К тому же я никогда не видел охотников, шастающих по болоту в боевом облачении.
– Я странствующий наемник, – ответил Исли. Он не мог отвести от мальчика взгляд. Тот сидел, насупившись, как ворона на фоне белых болот. Ярко-красным пятном красила его руки раздавленная брусника.
Мальчик помедлил – и кивнул.
– Это хорошо. Тогда я нанимаю вас, чтобы вы проводили меня в Черный замок. Будьте моим проводником и охранником.
Он сказал это так важно, что Исли не смог удержать улыбки.
– Наверное, настала пора подумать, кого же я спас. По вашей одежде я решил, что передо мной юный монах… Точнее, послушник. Но в Черном замке не располагается ни один известный мне орден.
– Черный замок – столица Норфлара, – тихо сказал мальчик. – И там меня ждут. Вместе с моим… С отрядом, с отрядом, к которому мне разрешили присоединиться… Если я не прибуду к ночи, меня будут искать… Ах, ч-черт…
– Что ж, думаю, нам следовало бы поторопиться, – сказал Исли, сделав вид, что не заметил его милую оговорку. – Но начался снегопад, путь вот-вот заметет, лучше пересидеть под скалой…
– Почему? – мальчик выпрямился, глянул ему прямо в глаза. – Вы же не боитесь болот? Тракт проложен до самого замка. Дайте руку!
Исли поднял ладони, говоря: «Нет-нет», – но его уже вытащили из укрытия. И Исли не увидел горизонта.
Стало бело и тихо. Мир исчез.
Умом Исли понимал, с какой стороны он пришел, где расположена роща, из которой он наблюдал за резней на дороге, но тут все его органы чувств решительно капитулировали. Он словно мгновенно ослеп и оглох, перестал различать, где верх, где низ, где земля, где небо. Снег был везде: справа, слева, снизу, сбоку, сверху – плотной стеной.
Исли не видел ни черта, кроме размытого черного силуэта впереди и своей озябшей руки, в которой держал чужую цепкую кисть, перепачканную в раздавленной бруснике, будто в крови.
Он не мог сказать, сколько они шли так. Мальчик вел быстро и уверенно – как будто у него открылся третий глаз, помогающий безошибочно выбирать дорогу. Вскоре Исли перестал напрягаться, делая шаг, потому что под ногами у него раз за разом оказывался тракт.
А потом его спутник остановился, так резко, что Исли едва не налетел на него, и сказал с плохо скрываемой гордостью:
– Все, топи закончились. Мы вышли к скалам. Сейчас начнутся ели и валуны, и дорога будет забирать все выше и выше.
Вместе с болотами закончился и окаянный снег. Выкатилось бледное солнце второй трети осени. За спиной начинался бесконечный ковер запорошенного мха.
С губ Исли сорвался возглас, и мальчик дернул плечом:
– Да, мы молодцы. Очень быстро прошли гать.
Исли не удержался от вопроса:
– Если вы так хорошо ориентируетесь в этих полях, то зачем вам понадобился проводник?
– Как зачем? Чтобы охранять. Если на дорогу внезапно полезут разбойники и утопцы.
Исли заржал в голос, запрокинув голову. А когда в холодном воздухе растаял последний отзвук смеха, он услышал, как ритмично подпрыгивает по земле каменная крошка. Так бывает, когда ее взбаламутит слитный топот десятков копыт. И когда на лесной дороге показался хорошо вооруженный отряд, Исли не удивился и не испугался. Когда их окружили, он продолжил стоять, не шевелясь, щуря текущие от сверкающей белизны снега глаза, сознавая, как выглядит для солдат: весь в крови и болотной грязи, с мечом, подозрительный, опасный, длинноволосый, как варвар, бродяга.
Он смотрел мимо них – только на своего спутника, и тот его не подвел. Поднял узкую руку, и нацеленные в сторону Исли мечи и копья опустились.
Следом за стражей уже бежали, задыхаясь, вопящие слуги. Исли дернул ртом. Что ж вы такие нерасторопные, хотелось ему сказать. Как же это вы его отпустили без няньки в болота!
– Как-то так случилось, что в пути ни один из нас не назвал своего имени, – тихо сказал их хозяин, пытливо глядя на Исли. – Разве вам не интересно узнать, кого вы спасли?
Тот пожал плечами и с усталой улыбкой сказал:
– Много есть причин, чтобы не называть имени, если его спрашивает некто на болотах.
Осторожная улыбка мальчика стало шире.
– Боже правый, вы знаете эти сказки. Ну, тогда я представлюсь первым.
Он задрал подбородок.
– Мое имя Ригальдо. Все это – земля моего отца.
– Думаю, в таком случае у меня есть еще кое-что ваше, – тихо сказал Исли и, не делая резких движений, сунул руку в кошель, куда спрятал то, что забрал у разбойников. Серебряный перстень с тяжелой чеканкой.
Ригальдо заметно обрадовался, увидев его. Исли его понимал: даже самый любящий отец не похвалит за утрату фамильного перстня наследного принца Норфлара.
И, держа перед собой перстень, под взглядами солдат Исли преклонил колено и опустил голову.
– Встаньте быстро, – нетерпеливо сказал наследник и протянул ему длань. – И назовите уже себя. Вы спасли мне жизнь. Будете сегодня и впредь моим самым почетным гостем.
Против солнца он стоял будто в короне из света и серебра, высоко задрав подбородок.
Его пальцы до сих пор были в соке брусники.
И, не удержавшись, Исли потянулся вперед и нежно прикоснулся губами к перстню на этих пальцах. Так, словно целовал руку не принца – короля.
Глаза Ригальдо распахнулись, он растерялся, переступил с ноги и залился темным румянцем.
А Исли, глядя на него снизу вверх, сказал:
– Мое имя Исли. Исли-без-земель. И для меня большая честь быть вашим гостем, ваше высочество.
*
Исли считал себя осторожным человеком и был готов к любому повороту: что наследный принц Норфлара забудет о нем, едва переехав подъемный мост, что наемника, спасшего принца, поселят на псарне – и хорошо, если не затравят собаками, – что им пристально заинтересуется королевская стража, кто, мол, таков. Но на деле все оказалось не так. Его вызвали к принцу на следующий день. Исли переступил порог строгих покоев – отмытый дочиста, накормленный и невыспавшийся, потому что всю ночь провел, не выпуская меча из руки, – и увидел, как глаза мальчика ярко вспыхнули.
Комната располагалась в северной башне, с той стороны, откуда чаще других в это время года дули ветра, в ней было холодно, несмотря на огонь в камине. Сквозняки вытягивали все тепло, не помогали даже развешанные по стенам темные гобелены на военные темы. Помещение делилось аркой надвое. Ригальдо обнаружился в алькове – сидел на краю постели, вытянув ноги в высоких сапогах, кутался в меховой плащ. Насупившийся и сердитый, похожий на ворону. Бледный луч солнца, проходящий сквозь стрельчатое окно у него за спиной, падал на разворошенные одеяла и смятую подушку, и Исли из вежливости решил смотреть в другую сторону, созерцая стойку для оружия.
– Отец отчитал меня за гибель отряда, – без предисловий начал принц, как только вышел слуга. – И он прав. Я был преступно неосмотрителен там, в болотах.
Исли, которому не было предложено сесть, и потому он торчал посреди комнаты, как дорожный столб, вдруг спинным хребтом почувствовал опасность и незаметно положил ладонь на эфес. Похоже, спустя сутки до его высочества дошло, что он и в самом деле неосмотрительно доверился первому встречному. Странно, что при этом они снова одни. Где же стража? В сундуке, за дверью, под кроватью?
Но принц его снова удивил.
– Итак, кто же учил вас сражаться? – это прозвучало так строго, что Исли снова с трудом подавил усмешку. Он был старше юнца по крайней мере на десять лет, но тот разговаривал с ним свысока.
– Мой отец.
– Должно быть, он еще более великий фехтовальщик. Вы деретесь, как бог. Я никогда такого не видел.
Исли медленно разжал пальцы вокруг рукояти. Чего уж там, зарубить четверых бродяг.
Впрочем, в данных обстоятельствах это было именно то, что он желал услышать.
– Да, при жизни он успел научить меня многому.
– Ох, мне жаль, – ресницы мальчика поднялись и опустились. – От чего он преставился?
– Полагаю, от ран, – вежливо сказал Исли. – Это было довольно давно. Я в то время был слишком юн, чтобы сопровождать его в путешествиях.
– Простите, – вздохнул мальчик. – Я не должен был спрашивать.
Он побарабанил пальцами по опорному столбику кровати из темного дерева и признался:
– Мой отец тоже никуда меня не берет. Эта… моя глупая выходка, путешествие к дальним деревням… Я ослушался отца и предпринял ее сам. И, поскольку она завершилась весьма печально, мне не удалось отстоять свой авторитет. Он жестоко меня высмеял.
Исли сочувственно склонил голову к плечу и переступил с ноги на ногу. Это осталось незамеченным: собеседник был слишком погружен в свои мысли. Внезапно он вскинул голову и нахмурился:
– Скажите, Исли, вы возьметесь обучить меня фехтовать?.. А также любым другим навыкам боя по вашему выбору?
Он присмотрелся к Исли и вдруг покраснел:
– Вы, верно, устали стоять? Садитесь на скамью, сюда… ближе ко мне. Можете набросить этот плащ на ноги, здесь… холодно.
– Ваше высочество, вы уверены, что при дворе отнесутся с пониманием, если вы станете проводить много времени с каким-то пришлым бродягой? Ваши наставники и родичи могут быть недовольны, двор вашего отца…
– Ай, бросьте, – Ригальдо совершенно по-простому махнул рукой, разом став выглядеть и веселее, и моложе. – Пока я не отлучаюсь далеко от замка, всем глубоко плевать, что со мной. Мы можем раздеться догола и вываляться в смоле и соломе – никто и не заметит.
И эта была первая странность, которую Исли отметил во владениях справедливого короля.
Казалось, совершенно никому не было дела до наследника престола.