Довольно скоро Исли прощупал все недостатки мальчика: тот был гневлив, упрям, обидчив, под настроение угрюм и груб со слугами и не терпел, когда Исли надолго отлучался. Что время от времени все-таки происходило: у принца, разумеется, были обязанности при дворе, а Исли умело пользовался этими часами свободы, чтобы заниматься своими делами в городе и в замке.
Однажды после такой отлучки Ригальдо ворвался к нему, как дракон. Дверь распахнулась так сильно, что шарахнула об стену, и мальчик влетел в помещение – опоясанный ножнами, в черной парадной тунике с серебром и в высоких сапогах, каблуки которых сразу проскользили по мокрому полу.
– Какого черта вы себе позволяете? Слуги опять нигде не могли вас найти!
Вышло неловко: заслышав его голос в коридоре, Исли принялся подниматься из деревянной лохани, поскольку недопустимо сидеть, когда с тобой разговаривает принц, да так и замер: голый, распаренный, с мокрыми волосами и прилипшими к груди дубовыми листьями. По его животу стекала пена мыльного корня.
Лишь мельком глянув, Ригальдо отвел глаза и начал краснеть. Пурпурная краска неудержимо заливала его лоб и щеки.
По-видимому, до этого он был так зол, что слуга, который все-таки отыскал Исли, так и не успел донести до сознания его высочества, что наставника в фехтовании видели в солдатской купальне.
Отступить в коридор сейчас было бы нелепо. Ригальдо тоже это понял.
Дверь за спиной у него закрылась, оставляя их вдвоем. Исли на всякий случай быстро опустился обратно. Теперь его голые красные колени торчали из воды, но это всяко было лучше, чем светить причиндалами. Боги щедро одарили его, чем смогли. Посмотреть там действительно было на что.
– Простите, ваше высочество, если я заставил вас ждать, – произнес он в полной тишине.
– У меня отменились дела, и я искал вас, – угрюмо сказал Ригальдо и провел пальцем по запотевшей стене. – А вы исчезли. На три часа!
– Простите. Мы не обговаривали, сколько часов в день мне позволено тратить на свои нужды. Если вы считаете, что этого слишком много, я могу служить вашему высочеству вечером. Могу даже ночью, если прикажете! Только позвольте мне вытереться. Кожа… чешется.
Ригальдо, который топтался на месте, старательно глядя на тазы и мочала, раздраженно и одновременно беспомощно пнул деревянный ковш:
– Ну что вы несете? Мойтесь, как вам надо! И прекратите уже извиняться, это я к вам ввалился, а не вы ко мне! Представляю, как сейчас ржет за дверью прислуга…
– Может быть, они думают, что вы меня топите, – кротко сказал Исли и зачерпнул воды. – В этом случае им совершенно точно не до смеха.
Ригальдо тускло улыбнулся, но Исли счел это хорошим знаком. Он принялся поливаться, потом подтянул к себе бадейку с чистой водой, закрыл глаза и опрокинул ее на макушку. Зарычал, с удовольствием отряхиваясь и мотая головой. А когда распахнул глаза, увидел, что Ригальдо стоит к нему спиной. Исли торопливо выбрался из лохани и обмотал бедра суровой простыней.
– Ваше высочество? – позвал он, отжимая волосы. – А зачем здесь всегда добавляют в воду какую-то траву?
– Чтобы уберечь от болотных кожных болезней, – отозвался Ригальдо. – Кроме того, эти листья очень душисты. Для вкусного запаха еще иногда кладут высушенную хвою…
– А, вот что кололо меня в зад, – Исли кивнул, и Ригальдо тихо фыркнул. – А то вся эта начинка показалась мне немного странной. Дуб, береза, смородина, вишня… Не хватало только укропа и хрена, чтобы я чувствовал себя бочковым огурцом.
– По-моему, один хрен там точно был, – пробормотал Ригальдо себе под нос, и Исли вдруг разволновала эта мимолетная непристойность. Он изумился себе и постарался наскоро вытереться и натянуть штаны.
– Я думал, что застану вас в вашей комнате, – негромко продолжил Ригальдо. – Где вас хоть поселили?
– Под крышей, ваше высочество.
– Но там же все загажено голубями. Почему вы мне раньше не сказали?
– Мы находили другие темы для разговора.
– Нет, это не допустимо, – решительно сказал Ригальдо. – С этого дня вы будете спать со мной.
Исли едва не упустил в лохань сапог.
– В соседней комнате, – быстро поправился Ригальдо. – Слуги устроят там удобную постель. Конечно, если вы согласны…
– Я согласен.
– Так у нас будет больше времени для занятий, – бесхитростно заключил принц. – Но я хочу, чтобы вы знали… Вы можете отсутствовать столько, сколько вам нужно. Просто предупреждайте меня, если собираетесь исчезнуть надолго.
– Ваше высочество…
– Люди иногда пропадают без следа, – угрюмо сказал Ригальдо, глядя в окно. – Почему я должен ломать голову, где вас искать? Может, вы свалились с утеса и лежите со сломанной ногой, а может, сидите в болоте на кочке, окруженный плывунами?
Исли довольно глупо приоткрыл рот. Ему не приходило в голову, что нетерпеливый и гордый мальчик может… переживать за него?
Надо было выходить. Слуги уже, поди, все изошли на любопытство. Хотя со здешним прохладным отношением к наследнику…
– Я сожалею, что доставил вам беспокойство, – сказал он, взяв себя в руки, и выпрямился перед Ригальдо, уже полностью собранный. Сырые волосы противно щекотали шею за воротником. – Вам больше не придется лично искать меня, ваше высочество.
– Да к черту. Зато я видел ваш шрам, – мальчик стрельнул в него глазами, прежде чем потянуть за дверную ручку. – Который оставил вам саблезубый зверь. Он… большой.
Исли пришлось сделать самое невозмутимое лицо, чтобы достойно пройти мимо замковой стражи.
*
Однажды Ригальдо не явился на поединок короткими клинками, который выпрашивал целую неделю, хвастливо обещая наконец-то победить Исли. Тот долго ждал его в галерее, терпеливо полируя клинки «в зеркало», время от времени поглядывая в лезвие на свое отражение. Держа короткий меч на весу, смотрел в него, тренируя улыбку – то лукавую, то открытую, то теплую, то радостный оскал.
Глаза все портили, по мнению Исли. С такими глазами только чудовищ истреблять. Как глянешь ласково – оно и сбежит в самую задницу мира.
Он потренировал безмятежный и ласковый взгляд. Стало лучше.
В дверь заглянул слуга:
– Чего сидишь? Не придет он. Сегодня королевский суд. Все собрались и слушают.
– А можно мне посмотреть на суд? – жадно спросил Исли.
Слуга засмеялся:
– Шутишь? Там столько народа набилось, яблоку некуда упасть…
Видимо, на лице у Исли отразилось разочарование, потому что парень ему подмигнул:
– А вот за монетку я бы подумал…
Исли без споров полез в кошель. Суд, да еще королевский – это всегда интересно. Обычно немало рассказывает и о законах, и о судье.
По винтовой лестнице слуга провел его на чердак. Они пробирались без огня, ориентируясь на тусклый свет солнечных лучей, бьющий сквозь редкие прорехи в крыше: парень боялся, что их заметят, да к тому же велик был риск устроить пожар. Чердак был чудовищно грязный, загаженный голубями и крысами – с балок свисали качающиеся лохмы пыли, доски под ногами покрывал помет. По примеру слуги, Исли обмотал половину лица тряпкой, но в носу все равно свербело. Наконец ему указали прямо на засранный пол:
– Вот! Увидишь все лучше, чем с балкона.
Исли чуть не воткнул прохиндея лицом в грязные доски, но решил сделать это позже, опасаясь поднять шум. К тому же, когда он растянулся на половицах, то обнаружил, что через щели открывается прекрасный обзор. И первым, кого он увидел, прижавшись к доскам, был Ригальдо. Тот сидел на королевском помосте рядом со своим отцом, строгий, торжественный и красивый, в легком венце на черных волосах. На груди, поверх черной туники, у него лежала узорная серебряная цепь, пояс был скован массивной пряжкой. Он держал руки сомкнутыми и время от времени принимался крутить перстень. По этому нехитрому жесту Исли сразу понял, что мальчик скучает: должно быть, слушал подобные разбирательства сотни раз. Он оглядел помещение, устроенное неправильным амфитеатром: господа сидели на уходящих вверх скамьях, а позади скамей и стражи, пихаясь, ругаясь, подтягиваясь за деревянные крепежи и залезая друг другу на плечи, толкалась прислуга, которую допустили до развлечения. Исли мгновенно испытал острую благодарность к своему проводнику: здесь он действительно находился как у бога за пазухой, видящий всех – и истца, и ответчика, и свидетелей, – никем не замеченный и свободный. Главное было не ерзать по доскам, чтобы на благородных господ не сыпались в щели голубиное дерьмо и труха.
А потом он забыл обо всех, потому что увидел хозяина замка – и поразился.
Король был безобразен.
И еще прежде, чем Исли успел додумать эту мысль, ему пришла в голову новая: «Разве другие не видят этого?!» А после все затопило отвращение – такое, что ему пришлось отвернуться и несколько раз вдохнуть, чтобы не проблеваться прямо в щели над залом.
Его величество с ног до головы был сплошь в красном, в ярко-алой тунике с золотым узором, и прямые черные волосы стекали с его черепа, как смоляной вар. В длинной бороде, как и в волосах, поблескивали серебряные нити – но Исли, переждав свой странный приступ, уже не отвлекался на волосы и платье, не в силах отвести взгляд от королевского лица.
Король был неестественно бледен, прямо до синевы, и худые впалые щеки его, и высокий лоб, подпирающий массивную корону, отливали гадким цветом рыбьего брюха. На висках и на лбу у него голубели вены, сильно извитые, как червяки, а изящный нос торчал на изможденном лице, как у узника после осады.
Но хуже всего были губы. Совершенно необыкновенный рот, широкий, подвижный и алый – как зияющий кровавый порез посредине лица, с толстыми вывернутыми краями. Этот рот беспрестанно двигался, даже когда король молчал. Губы хлопали, стягивались в трубочку, причмокивали – а потом вдруг растягивались в улыбке, как будто государю перерезали глотку от уха до уха. Бледные длинные пальцы, высовываясь из рукавов, беспокойно шевелились.
Исли подумал, что дорого бы дал за возможность заглянуть его величеству в глаза.
Суд продолжался своим чередом – надо отдать королю должное, он разбирался довольно быстро. Вот к королевскому помосту вывели последнего обвиняемого, и Исли искренне изумился. Он узнал его: это был несдержанный на язык пекарь, который укорял Ригальдо в неумении платить по счетам.
Ригальдо при его появлении проснулся, зашевелился в своем кресле, наклонился к отцу. Вид у него был недоумевающе-тревожный. Он тихо заговорил и продолжал горячиться, пока король не прервал его шлепком ладони по бедру. Как будто муху прихлопнул.
Ригальдо тут же замолчал и отвернулся, вцепившись в подлокотники. Король заговорил сам. Он объявил, что этот человек был уличен в краже одной королевской монеты у принца, которую кражу он пытался скрыть, дерзостью и вымогательством выманив себе еще монету. Посему за кражу его следовало бы оставить без руки, сотворившей гнусное дело, а за дерзость – без языка. Но поскольку завтра церковный праздник, а семья пекаря внесла искупительный вклад в королевскую казну, то язык пекарю оставят – замаливать прегрешения. Итого он приговаривается к отсечению трех пальцев – по стоимости калачей, – а в знак высочайшей доброты может сам выбрать, какие пальцы оставить.
Зал взорвался рукоплесканием королевской мудрости и доброте.
Сильнее других бил в ладоши осужденный на увечье пекарь. Беспрерывно кланялся, приплясывал и словоохотливо благодарил. Он кланялся, даже когда стража его уводила.
Исли смотрел на дворян и думал: «Их всех опоили?..» Он видел искаженные искренним восхищением лица, сверкающие глаза, протянутые вперед руки. Слуги – так те вообще ликовали, как будто владыка у них на глазах превратил воду в вино. Король чесал своими длинными пальцами бороду и жмурился от удовольствия. Его алые губы непрерывно изгибались и причмокивали.
И среди этого бесчинства только один человек не разделял общей радости. Ригальдо все еще тянулся к отцу, что-то доказывал, мотал головой и даже топнул ногой. Сверху Исли было отлично это видно.
Король разлепил алые губы и уронил два слова. «Пошел вон», – скорее догадался, чем прочитал Исли.
Ригальдо вскочил на ноги и скрылся из виду. Больше делать на чердаке было нечего. Король все так же продолжал махать своим подданным, купаясь в лучах любви. Исли осторожно, чтобы не натрясти на нос владыке мусор, прошелся по балкам до самой лестницы и окольными путями вернулся к галерее, где должно было состояться занятие.
Ригальдо уже ждал его. Он снял с себя украшения, небрежно пристроил корону принца на проржавелый доспех у стены. Стащил нарядную узкую тунику и остался в штанах и рубашке. В холодной галерее было видно, как изо рта у него вырывается пар.
Исли положил руку ему между лопаток:
– Замерзнете. Наденьте бригант.
Ригальдо обернулся, схватил его за запястье. Они встретились глазами. Повисла тишина. И за несколько долгих мгновений Исли наконец понял, почему король показался ему особенно неприятным.
Потому что в его неестественно-бледном, уродливом лице можно было разглядеть некоторое сходство с Ригальдо. Будто юного принца отразило кривое мутное зеркало.
Исли сам не ожидал, что понимание этого причинит ему боль.
Ригальдо тем временем смотрел ему в лицо требовательно и жадно, а потом, сделав глубокий вздох, резко спросил:
– Вы видели?..
– Видел, – не стал кривить душой Исли.
– Этот дурак-пекарь… Честное слово, я не доносил на него! Я правда думал, что у меня не хватило монеты!
– Я тоже. Должно быть, это стражник, который был там.
– Ему уже ничем не поможешь. Я пытался…
– Я видел, – кивнул Исли. Ригальдо бросил на него косой взгляд:
– Вы тоже слали ему из толпы поцелуи?.. А я так старался уберечь вас от него!
Исли понял, что он говорит вовсе не о пекаре. И снова решился сказать правду:
– Ваше высочество, если бы я слал, я все еще был бы там. С этой толпой.
Ригальдо беспомощно моргнул, и тогда Исли взял его за плечи, развернул лицом к свету и всмотрелся ему в лицо.
– Какого цвета глаза у вашего отца?
– Желтые, – не задумываясь, сказал Ригальдо. – Как сердолик.
Исли вздохнул, одновременно с облегчением и грустью.
У Ригальдо были серые глаза. Он далеко не во всем был похож на короля.
Не замечая его смятения, Ригальдо дернул плечами, высвободился и отошел в сторону. Он нацепил простеганный бригант, поправил защитные пластины. Исли тоже вооружился.
– Не знаю, как он это делает, – вдруг произнес Ригальдо с тоской. – Но каждый раз, когда я это вижу, мне становится плохо. Они так слепо и искренне обожают его, что прикажи им – побегут прыгать со скалы! Что это – сила помазанника богов? Мужское обаяние моего отца? Или они просто любят его, а я – завистливое ничтожество, потому что хочу, чтобы мне перепала хотя бы сотая часть этой привязанности?!
Он почти выстонал это, махнул рукой и отошел в сторону, а Исли вдруг осознал, что еще казалось ему странным в Черном замке.
За все дни, проведенные здесь, он ни разу не видел, чтобы люди любили друг друга.
В Черном замке любили одного только короля.