Наутро в замке не досчитались двух кухонных служанок и молодого солдата. Мальчишка, посланный осмотреть окрестности, принес от самого края болота корзинку с остатками трапезы, накрытую женским платком. Экономка бранилась, уперев в тощие бока руки: вот дураки бестолковые, сколько таких дур и дурней должны съесть волки на болотах, прежде чем все, наконец, учтут: девицам должно вести себя пристойно и кротко, не шляться с молодчиками по ночам! И что теперь делать? Впереди большой пир, в замке и так никаких рук не хватает!
Из какой-то болотной деревни спешно взяли двух совсем юных девок, настолько робких, что почти дурных. Им ничего нельзя было поручить, чего бы они ни испортили, и в конце концов их поставили жать бруснику. Исли смотрел, как они прыгают босиком поверх тяжелого деревянного пресса, повизгивая от восторга и держа друг друга за плечи, и внутри него поднималась глухая ярость. Красный сок брусники, брызгаясь, вырвался из-под пресса и залил ноги девушек до лодыжек. Исли глаз не мог отвести от этого кровавого сока и думал: я не позволю, чтобы это снова случилось.
*
Замок готовился к великому пиру. Все были заняты, кухня превратилась в ад. На хозяйственный двор охапками доставляли дрова, виночерпий строго вел учет открываемым бочкам, рассадили музыкантов так, чтобы они не мешали гостям. Жарили кабанов под перцовым соусом, а оленину с черносливом и грибами, фаршировали гусей яблоками и квашеной капустой с брусникой, пекли мясные и сладкие пироги. Исли сидел в кухонном чаду, подобрав под себя ноги, а мимо проносились паштеты, заливное, кувшины, пустые блюда, супницы.
Стоило выйти на двор глотнуть снежного воздуха, как на Исли из ниоткуда налетел Ригальдо. За ним гнался сердитый виночерпий: по-видимому, его высочество без спроса припали к крану одной из бочек. Ригальдо смеялся, как мальчишка, сверкая белыми зубами. Так, продолжая смеяться, он обнял Исли за плечи и, покопавшись в кошеле, достал обкатанный водой серый кварц, крупный и прозрачный.
– Нашел во время охоты на реке, прямо на переправе, – признался он, улыбаясь. – Думаю, вынесло из пещер. Я говорю, отец хорошо ублажает богов земли, и она к нам щедра. Возьмите, это подарок.
Исли запротестовал, поглядывая на проносящихся мимо слуг. Ригальдо смотрел на него, морща лоб, потом сжал кулак.
– Ладно, тогда я его разобью.
Исли перехватил его руку.
– Ну что за ребячество. Дайте сюда. Просто я не привык получать хоть что-то… в подарок.
Ригальдо вытер испачканный вином рот. И спросил:
– Нравится?
Глаза у него были больше отчаянные, чем хмельные.
– Нравится, – честно сказал Исли, вглядываясь в их холодную прозрачную глубину. «Выпил для храбрости», – понял он безошибочно, и во рту стало так горько, словно во время трапезы разжевал желчный пузырь.
Ригальдо торопливо осмотрелся, убедился, что виночерпий ушел, а всей остальной прислуге сейчас не до них, и толкнул Исли за сомнительное укрытие из развешанных на веревках старых ковров, предназначенных для выбивания.
– Я не хочу идти сегодня на этот пир, – сказал он, глядя на Исли снизу вверх. – Давайте сбежим. Я вам не показывал одно место – хижину на болотах. Будем всю ночь пить, есть мясо, смотреть на красную луну и, может, увидим ночное сияние. А потом скажем, что заблудились и ждали утра.
Исли дотронулся до его щеки. Ригальдо тут же подался за ладонью, потерся о нее, как щенок. На виске у него часто-часто билась голубая жилка.
– Ваше высочество, – грустно сказал Исли. – Если вы не придете на пир отца, никакого пира не будет. Вас будут искать всем замком, а когда все-таки найдут, король снимет с меня шкуру и велит набить чучело.
Ригальдо прикусил губу так, что она побелела. И попросил:
– Ну, может, тогда вы хотя бы тоже придете? Я скажу, чтобы вас усадили в конце стола, с какими-нибудь не очень противными вассалами… Я буду туда смотреть и мне, по крайней мере, будет не так тошно…
– Обещаю, – серьезно сказал Исли. – Я буду на этом пиру.
– А после, когда все перепьются, мы выберемся из замка?
Исли не стал отвечать, просто согласно прикрыл глаза. Ригальдо схватил его руку и быстро поцеловал. И, независимо вскинув голову, вышел на свет.
Когда его шаги отдалились, Исли достал из кармана подаренный камень. Покатал его в пальцах, полюбовался, как в нем играет свет. И с размаху шарахнул о стену замка – так, что во все стороны брызнула сверкающая крошка.
*
Алая луна показалась из-за облаков, когда подали жаркое. После четвертой перемены блюд, когда слуги бессчетный раз обошли столы, подливая гостям вина, в залу запустили акробатов, потому что музыканты порядком притомились. А когда унесли остатки рубленых колбас, кабаньи ребра, плавающие в озерах жира, и дочиста обглоданных птиц, и в двери вплыла огромная запеченная туша лося, в зале сменилась стража.
Исли подошел к неплотно прикрытым дверям в тот момент, когда королю подали золотой клятвенный кубок – круговую чашу, чтобы благородные гости смогли принести ежегодные обеты до того, как будет разрезан главный охотничий трофей.
Время для осторожности и колебаний истекло, как вода сквозь трещину в граните. Глубоко вздохнув, Исли встретился взглядом с одним из солдат у стены. И кивнул: пожалуй, сейчас начнется.
В зале вдруг перестала играть музыка, и в тишине кто-то взвизгнул, а голос короля медленно произнес: «Что это значит?»
По каменным плитам звонко стукнуло и покатилось, подпрыгивая, и Исли узнал этот звук: так дребезжит золотой кубок, который швырнули о пол.
И, чтобы пресечь нарастающий гул голосов, Исли толкнул массивные двери. Одной рукой – потому что в другой он нес огромный мешок.
На него принялись оглядываться – с недоумением, насмешкой и раздражением: что за неуч так врывается на королевский пир? Вдоль скамей гуляли шепотки – встревоженные, любопытные, испуганные. Перегнувшись через столы, люди тянули шеи, чтобы разглядеть на гранитных плитах замка след от упавшего кубка: длинную лужу и густые темные брызги.
Даже слепой бы теперь догадался, что перед королем поставили чашу с кровью, а не вино.
Бледный виночерпий пятился к стене, заслонялся руками: не знаю, как так получилось, не виноват. У советников и приближенных короля в руках гнулись ложки: неслыханное оскорбление, схватить, пытать, покарать.
Король сидел задумчивый и спокойный, пристроив подбородок на пальцы, и только кончик его узкого языка раз за разом высовывался между алых губ. Химеры на гобеленах у него за спиной ухмылялись львиными пастями, змеи у них на хвостах злобно шипели, а козлиные рога, вырастающие из спины, были словно нацелены на врага.
Еще один человек в зале смотрел на Исли расширенными глазами и молчал. Сидевший подле отца Ригальдо то краснел, то бледнел; с каждым шагом Исли он едва заметно мотал головой, будто говорил: нет, нет, нет, пожалуйста, умоляю; и костяшки пальцев, в которых он сжимал столовый кинжал, побелели.
Исли остановился, не дойдя до стола. Все его чувства до крайности обострились, как бывает у зверя в опасности: он замечал малейшие жесты, направленные в его сторону, кожей ощущал гуляющие по залу сквозняки, вычленял в общем бормотании знати угрозы. И только запахи этой разогревшейся, потной толпы, смешанные с ароматами пряностей и чесноком, пробивались до его ноздрей с большим трудом, потому что все забивал тяжелый дух мертвечины и свернувшейся крови из проклятого мешка.
– Кто таков? – медленно спросил король. – Почему ты вошел без приглашения на мой пир?
– Я наемник, учу вашего сына драться. Он меня пригласил.
– Это правда?
Ригальдо закусил губу и кивнул. Он смотрел умоляюще и тоскливо, но все уже было решено за него.
– Этот кубок – твоих рук дело?
– Моих.
– Ты нанес мне большое оскорбление и будешь наказан.
– Разве вам не понравилось, ваше величество? Ведь вам подали именно то, что вы заслужили.
Гул голосов вдруг взвился и испуганно замер, и тишина расходилась от Исли, как круги на воде. С мешка, который он нес в левой руке, капало. Исли устал его держать и опустил на пол, стараясь не прикасаться.
– Стража, – не повышая голоса, сказал владыка Норфлара. – Берите его и ведите вниз. Не в камеру, а сразу в железную комнату. Я спущусь, когда отведаю запеченных лосиных губ.
– Отец! – Ригальдо вскочил на ноги. – Позвольте мне с ним поговорить!
Его голос потонул в грохоте и металлическом лязге. Стража в черных доспехах Норфлара обнажила мечи и одновременно заперла двери в зал.
– Здесь нет твоих воинов, – спокойно сказал Исли. – Вдоль стен – мои люди. Вся гвардия убита, слуги заперты, замок взят. Мои воины резали твою стражу, пока здесь, наверху, играла музыка.
Взгляд короля метнулся к окну, в направлении тревожного колокола. Исли улыбнулся краем рта. С колоколов заблаговременно сняли языки. Придворные, часто оглядывающиеся на государя, принялись подниматься, и стража в шлемах тут же наставила на них мечи.
– Мои воины у вас за спинами, – напомнил Исли. – И у них приказ резать глотки всем, кто будет сопротивляться.
– Кто они, твои люди? Разбойники? – выкрикнул генерал. – Что за банда? И как ты провел их в замок, ведь он защищен от предателей! Нашу стражу не подкупить!
– Это верно, я долго искал пути в замок, – сказал Исли, держа руку на эфесе меча. – Но в любой обороне всегда есть слабое место. Мы пришли по руслу подземной реки. Она проточила тоннель под замком.
На Ригальдо стало просто страшно смотреть. Но Исли смотрел, не давая себе пощады. Уж он-то не мог позволить себе иметь слабость.
Генерал и советники еще что-то выкрикивали, пока их, наконец, не перебил шепот короля:
– Чего ты хочешь, разбойник? Выкуп? Казну?..
– Хочу, чтобы ты сдох, урод, – сказал Исли. Наклонился и дернул за горловину мешка, а потом перевернул его, отступая подальше.
Поползла вонь.
На пол вывалился труп. Выпотрошенное тело с окровавленной паклей волос на черепе.
Пустой живот распахнулся, как створки шкафа, обнажая желтый нутряной жир и тусклую выстилку, вскрытая грудная клетка топорщилась гребенкой ребер, за которыми не было ни сердца, ни легких. Груди нелепо повисли на этих створках кожаными мешочками, и Исли видел, что у каждой откусан сосок. Жалкие, сморщенные, выставленные на бесстыдное обозрение – так же, как бурый от засохшей крови кустик в паху. Кожа с ног была неаккуратно ободрана.
Зала пришла в неистовство. Кто-то блевал, кто-то громко молился, кто-то плакал.