Джонатан
Путешествие получилось сумбурным.
Не успел Джонатан отойти от выворачивающей наизнанку встряски перехода, как — раз, два, три! — и система пронеслась мимо него за обзорными панелями корабельного салона, подмигнув ему озорным светлячком солнца, мигом выросшего в золотистый шар. Планеты-гиганты мимолетно состроили ему глазки вечных атмосферных вихрей, подразнили многоцветными плоскостями колец — и вуаля! Поезд прибыл, дамы и господа, освободите, пожалуйста, вагоны!..
Вместе с остальными пассажирами, летевшими до Диаколы, Джонатан проплыл к посадочной палубе и занял место в хрупком пузырьке шлюпки. Перистальтика шлюзового яйцеклада метким толчком послала шлюпку навстречу невидимой туше орбитали. Замерев в середине великого Ничто, словно муха в патоке, несмотря на головокружительную скорость собственного полета, Джонатан в какой-то момент обнаружил у себя над головой изумрудный с пробелью облаков диск древомира Диакола.
Ажурный, просвечивающий насквозь в отражённом ликом планеты свете, сфероид шароцвета заслонил обзор и принял гостей сквозь влажно блестящую смазкой щель устьица в свои внутренности. Джонатан нетерпеливо выпорхнул из раскрывшейся шлюпки и, опережая прочих пассажиров, первым оказался у регистрационной стойки транзитного зала. Женщина-або, с огромными лемурьими глазами на мохнатой мордашке, оскалилась ему навстречу, и Джонатан не сразу понял, что это местное подражание человеческой улыбке. Что было сил он заулыбался в ответ, и усердие его было вознаграждено — совсем скоро он уже порхал взад и вперёд по обзорной галерее одного из ярусов шароцвета в ожидании планетарного челнока.
Здесь и там среди звёзд видимого с галереи сектора небесной сферы парили подсвеченные светом солнца и планеты шароцветы самых разных форм и очертаний. Джонатан помнил их наизусть, безошибочно узнавая по силуэтам. Как и всё, связанное с Диаколой, шароцветы были объектом его пристального интереса. Несмотря на то что это было первым посещением системы, Джонатан мог со уверенностью и без ложной скромности утверждать, что является одним из наиболее компетентных экспертов по Диаколе во всех её проявлениях.
Мимо проплывали громоздкие многогранники ульев, ажурные фермы воспиясель и ощетинившиеся радиальными шипами старт-катапульт спороносцы, напоминающие многократно увеличенных радиолярий сгинувшей в веках Земли. Пространство вокруг них кишело хаосом жизни — на отчаянно парящих хвостах реактивных струй, размахивая жгутиками и вцепляясь друг в друга крючьями и присосками, в поисках попутного паразитного трансфера во всех направлениях носились обсеменники и прилипальцы, проникапельки и засеятели, громовержки и ползунцы.
Древомолодь наполняла пространство суетой, для беглого взгляда лишённой всякого смысла. Но Джонатан знал, что бестолковое кишение этих бесчисленных полурастений-полумашин-полуживотных подчинено четко опредёленной, пусть и совершенно нечеловеческой логике. Если запастись терпением, спустя некоторое время можно было даже научиться видеть систему в мельтешении причудливых тел. Однако терпением Джонатан явно был обделён ещё при рождении — впрочем, самому себе он объяснял собственную неусидчивость и нетерпеливость хронической нехваткой времени на всё, заслуживающее его внимания под этими звёздами.
Разумеется, он разберётся во всём, пусть и не сразу. Диакола манила его своими тайнами, но помимо них было то, ради чего Джонатан покинул уютный кабинет в трети звёздного рукава отсюда и пустился в странствие сквозь бездну светолет.
Причина, по которой кабинетный ученый оставил свою уютную норку близ сердца галактического диска, носила имя Эльжбета.
Его возлюбленная, вдруг без объяснения причин ускользнувшая из его объятий перед самой помолвкой! Поиски следов её бегства привели Джонатана сюда, на Диаколу.
Ах, Диакола, Диакола!.. Мир умопомрачительного Древа и, конечно же, знаменитых на всю Галактику поездов. М-м-м, что за удовольствием будет узреть воочию все те чудеса, о которых прежде удавалось лишь читать!
Но всё это будет позже — а пока…
Эльжбета, Эльжбета!
Вот по какой причине Джонатан был столь несдержан в своём нетерпении; вот почему он с выражением отчаянной решимости сновал живой торпедой взад и вперёд по кольцу прогулочной галереи вращающегося над Диаколой шароцвета, распугивая праздных туристов и внося смятение в жизнь орбитального жулья всех мастей.
Вот почему он пришёл в ещё большее, на грани помешательства, возбуждение, когда на горизонте над кромкой атмосферы медленно поворачивающейся далеко внизу планеты воздвигся колоссальный облачный столб. Белоснежный, одетый в сеть атмосферных разрядов и перечёркнутый здесь и там пылающими зигзагами молний, он вырастал над горизонтом всё выше и выше, неуклонно приближаясь.
Вскоре колонна клубящихся облаков закрыла полнеба. В её толще угадывалось некое движение, подчинённое странному ритму неслышной, но несомненно величественной мелодии, которую пело Древо в своем вековечном сне.
Облачный столп возносился в небо и пронзал его, таща за собой на низкую орбиту прихваченную атмосферу, окутывающую его едва заметным в преломлённых лучах солнца ореолом. Корона иссушенных пустотой ветвей венчала облачный вихрь. К ветвям слетались сонмы мелких обитателей припланетья, танцуя вокруг и то и дело совершая посадку на поверхность колоссальных сучьев. Шароцветы вели задумчивый хоровод чуть поодаль, и между ними и циклопической колонной кишмя кишели транспорты сообщения, совсем крошечные в сравнении с окружающими их гигантами.
Шароцвет, в котором Джонатан в восхищении завис у прозрачной стены прогулочной галереи, в благоговейном восторге созерцая наконец одно из чудес населённой вселенной, неуклонно приближался к распахнутой ему навстречу условной ладони, обрамленной циклопическими пальцами, изломанных гравитацией, вакуумом и метеоритными бомбардировками.
Древомир Диакола приветствовал Джонатана, протягивая ему навстречу одну из своих экваториальных орбитальных ветвей.
Совсем скоро челнок перенёс Джонатана с шароцвета на орбитальный терминал Портограда, где он купил билет в один конец на легендарную «Алую стрелу».
А потом начал свой долгий, долгий спуск с орбиты.
Где-то там, внизу, его ждала встреча с Эльжбетой.
Сердце Джонатана замирало в радостном предвкушении.