Кроули пытался последовать совету Берта. Правда пытался.
Он проводил больше времени в деревне, разговаривая, обедая или обходя периметр, как он всегда это делал, пытаясь убеждать себя, что Азирафеля не стало, но мир на этом не закончился. Его мир не закончился.
Это работало. Недолго.
Зияющая дыра в его груди лишилась своих острых краев и выровнялась в некую непрекращающуюся, тупую боль, которая напоминала ему о том, что он не целый. Он не знал, когда начал нуждаться в Азирафеле, чтобы чувствовать себя таковым, но было ясно только то, что теперь он незавершён. Он сплел свою жизнь с жизнью Азирафеля так основательно, даже не заметив этого, что теперь в нем почти ничего не осталось, что принадлежало бы только ему. А те маленькие кусочки, что ещё существовали, теперь были раздроблены, потому что остатки его души разбились на болезненные осколки.
Ноябрь прошёл в вихре града и ветреных серо-стальных дней, и Кроули не мог сбежать от воспоминаний.
Его шея все время была плотно завернута в шарф Азирафеля, сохранявший его в тепле и уюте. Он иногда чувствовал, как его пульс бьётся о мягкие складки, напоминая о его продолжающемся одиноком существовании. Он всегда держал дневник, оставленный ему ангелом, под рукой, уже сильно зачитанный и полный правды, которую, – Кроули это понимал, – его собственное отношение помешало бы Азирафелю сказать ему, пока он был жив.
Каждый раз, когда он подходил к плите или доставал какую-то банку или тарелку, Кроули вспоминал рецепты, по которым они с Азирафелем готовили вместе: ангел тщательно отмерял муку и сахар, тогда как Кроули бросал все остальное в кучу решительно беспорядочным образом.
Перед коттеджем лежали пустые, подернувшиеся льдом клочки земли, где оставшиеся стебли лилий сгрудились вместе, наконец-то умершие.
Воспоминания преследовали Кроули, сопровождая его в коттедже, в деревне, и даже во сне. Кошмары вернулись, но теперь они были спорадическими, и мало что могли показать ему, что было бы хуже правды. Реальность в этом случае была страшнее вымысла.
Жители деревни пытались помочь, но их одобряющие улыбки и деликатные предложения помощи лишь напоминали Кроули, что он был сломан и потерян без своего ангела. Он был объектом жалости – когда-то верное уравнение, которое теперь потеряло всё справа от знака равенства, оставив бывшего демона без опоры падать в огромное негативное пространство вокруг него.
Пришло Рождество, и обычное веселье, которое всегда сопровождало торжества, началось, как и бывало всегда. Когда все остальные устремились к радостному настроению, Кроули почувствовал, что его ощущение реальности ускользает.
Он был на рождественской вечеринке в Нью-Йорке в 1928 году, уговаривая богачей инвестировать ещё больше, а Азирафель в это время пил слишком много шампанского и разглагольствовал о том, что экономика ещё никогда не была настолько стабильной; он сидел рядом с ангелом на чьём-то пороге в Париже в 1789, слишком измотанный, чтобы пить, но слишком глубоко травмированный, чтобы делать что-то иное; они с Азирафелем, пожалуй, чересчур громко распевали песни в таверне в Каире двенадцатого века, и их фальшивое исполнение убедило мощного египтянина, сидевшего перед ними, что им, скорее, место на улице; Азирафель тряс его, пытаясь разбудить и говоря, что улица снаружи кишит ангелами, провозглашающими, что сын Божий спустился на Землю, так что Кроули лучше поскорее превратиться в змея, чтобы ангел смог унести его с места действия, пока Михаил или Гавриил не засекли его демоническую ауру, которую Азирафель в данный момент изо всех сил пытался прятать от их глаз, совсем как грязное бельё.
Когда двадцать пятое подошло, единственное, чего хотел Кроули, это утопить свои печали в вине, как он делал это каждое Рождество на протяжении последних двух тысячелетий. Проблема была в том, что он не мог заставить себя нарушить традицию двух тысяч лет делить спасительную бутылку вина с ангелом, который не позволил его первому Рождеству стать последним.
Тем ранним вечером, когда Кроули все ещё полулежал на диване, натянув на себя одеяло, как саван, и обернув шарф Азирафеля вокруг шеи, раздался стук в дверь.
На одно смутное, полное надежды мгновение Кроули подумалось, что это Азирафель, что он все-таки здесь. Но потом он открыл дверь, и за ней оказался всего лишь Берт, который выглядел мрачно, но держал что-то обнадеживающе похожее на бутылку вина.
– Привет, – сказал Кроули, не в состоянии скрыть разочарование в голосе.
– Я не знал, будешь ли ты дома, – поприветствовал его Берт. – Не видел тебя последнее время. Моя семья решила отпраздновать Рождество аж в Нью-Йорке в этом году, а, честно говоря, для меня это немного далековато… Так что я подумал, может быть, ты не будешь против, если я присоединюсь к тебе здесь? Я принёс подарок, – Берт недвусмысленно вытащил бутылку вина, глядя на Кроули с надеждой.
Кроули некоторое время изучал его. Было довольно очевидно, что Берт пришёл не потому, что ему было одиноко, а скорее, потому, что он знал, что одиноко Кроули, но это было по большому счёту несущественно. Человек всё-таки алкоголь принёс.
– Проходи, – сказал Кроули, отступив в сторону и махнув рукой, чтобы он вошёл. – Как племянник?
Они некоторое время поговорили ни о чем, хотя Кроули смог поддерживать разговор лишь несколько минут. Его мысли все время возвращались к Азирафелю и к тому намерению, что появилось недавно на задворках его сознания: найти ангельский эквивалент святой воды, каким бы он ни был, и погрузиться в него.
Наконец, Берт сдался и открыл вино, которое, как Кроули заметил с одобрением, было великолепным марочным ChateauGironville 1920 года. Бармен, что неудивительно, знал своё дело.
– Давно его храню, – сказал Берт, вытаскивая пробку. – Особый случай, который никогда не представится, понимаешь?
Кроули кивнул, на самом деле не слушая, и пошёл принести бокалы для вина. Его пальцы надолго задержались над двумя одинаковыми бокалами: их было только два – один для него, один для Азирафеля.
Поднявшийся ангел задумался над тем, чтобы сотворить ещё один, или, может быть, пару, но вместо этого лишь с усилием подавил ком в горле и принёс имеющийся набор Берту, который начал разливать вино.
Кроули, мучительно пытавшийся убедить себя, что пить с кем-то другим на Рождество не было каким-то предательством по отношению к Азирафелю, был благодарен, когда бармен сел за столом, а не на диван, где всегда сидел ангел.
Некоторое время они просто пили, и Берт время от времени говорил что-нибудь о погоде, или о пабе, или о той машине, которую он подумывал купить, в то время как Кроули лишь неотрывно глядел в свой бокал и вспоминал все те случаи, когда Азирафель болтал при нем вот так, а он не трудился слушать.
Берт, казалось, был немного озадачен, когда ему удалось налить пятый бокал из бутылки, а она ещё не опустела даже наполовину, но он, вероятно, списал своё помутнение на алкоголь, потому что продолжил пить и не возражал, когда Кроули налил себе ещё один довольно полный бокал.
– Учитывая, что я р-работаю с этим д-делом, – Берт икал над своим шестым стаканом. – Я правда н-не очень-то много п-пью.
Было около половины одиннадцатого, когда Кроули сломался и начал неудержимо всхлипывать, и потрясенному бармену пришлось его утешать.
Пятнадцать минут спустя Берт тоже присоединился к нему, сдержанно заплакав и признавшись Кроули, что собирался выпить это вино на их с женой десятую годовщину свадьбы.
В одиннадцать Кроули разъяснил Берту все об ангелах и демонах и о том, как он сначала был одним, прожил почти всю свою жизнь другим, а потом вернулся к первому. Если бармен и заметил, как Кроули тревожно цепляется за свой клетчатый шарф, отчаянно переплетая пальцы с его мягкими складками, он ничего не сказал.
Около половины двенадцатого Берт спросил, что Люцифер думает о глобальном потеплении, на что Кроули ответил честно, что ни черта об этом не знает, и вообще почему все считают, что они с Повелителем Тьмы закадычные приятели?
Десять минут спустя Кроули заявил, что, возможно, причина в том, что он помогал воспитывать ребёнка, который, как он думал, был сыном Люцифера, и теперь, когда он над этим задумался, он был почти уверен, что Ад выдал ему какое-то поощрение за это, как его, глобальное потепление: ему в последнее время приходили какие-то странные письма. А может быть, это были счета за электричество. Он был не уверен.
Время приближалось к полуночи, когда Кроули начал называть Берта Азирафелем, а вскоре после этого бармен, пошатываясь, поднялся на ноги и добрался прямо до дивана, после чего растянулся на нем и уснул. Кроули опустошил бутылку и с нескольких попыток убедил её перестать наполняться. Затем он прислонился к краю дивана, – потому что в какой-то момент, он сам не помнил, как, оказался на полу, – и сумел тоже найти дорогу в ту теплую темноту.
~~***~~
Утро было тяжёлым.
У Берта было приличных размеров похмелье, и, хотя Кроули прогнал магией большую часть своего, он не мог заходить слишком далеко, чтобы не рисковать возбудить подозрения бармена.
Большая часть прошлой ночи осталась для Кроули в блаженном тумане, что было облегчением, и Берт, похоже, тоже заблокировал большую ее часть, и это, пожалуй, было к лучшему.
Пока Берт был в туалете и издавал скорбные звуки в раковину, Кроули сидел на краешке дивана, массируя себе виски и морщась от каждого звука. Его мысли были полны неясных очертаний Азирафеля, как было всегда в эти дни, ангел преследовал его даже сейчас.
Раздался звук открывающейся двери, и Берт вошёл в гостиную мгновение спустя, немного бледный, но все ещё целый и невредимый.
– Я не могу здесь оставаться, – объявил Кроули, снова обратив взгляд на камин.
Берт ничего не сказал, но остановился около дивана, на краю поля зрения Кроули.
– Это слишком невыносимо… Здесь слишком много воспоминаний, – сказал Кроули, обводя взглядом очаг, где сперва обжег свои крылья дрозд, а потом упало его собственное перо. Он вспомнил, как Азирафель метнулся за ним, будто оно было для него дороже, чем его собственные воспоминания, покоящиеся неподалёку в пепле дневников.
– Если я… Я вижу его повсюду. Я не могу… Я просто…
– Я понимаю, – сказал Берт, мягко перебив его. – Смена декораций, такое всё.
– Да, – энергично согласился Кроули. Он поднял руку и рассеянно провёл по волосам. – Я… Вот, что мне нужно.
– Так поезжай, – сказал Берт, обойдя диван и осторожно сев рядом с Кроули. – Если это то, что тебе нужно. Ты же из Лондона, так? Так поезжай в Уэльс, или Корнуолл, или в Шотландию. Чёрт, езжай хоть во Францию, если ты в состоянии переносить тамошний народ. Или в Германию, или в Индию, или в Россию… попробуй Америку – все, что ты можешь себе позволить. Отправляйся в путешествие. Отпуск для души. Это неплохая штука.
Кроули слегка воспрял.
– Отпуск для души, – проговорил он, пробуя слова на языке. Это звучало, как нечто, что мог бы сделать ангел.
– Посмотри, поможет ли это, – предложил Берт. – Время – не единственное, чем можно отделить вещи друг от друга.
Кроули кивнул.
– Послушай, – сказал Берт, и у него было такое лицо, будто он очень хотел положить руку на плечо бывшего демона, но сдержался. – Если тебе кажется, что это поможет, я бы сказал: попробуй. Что плохого может случиться?
«Ко мне может прицепиться Рай или Ад, и я могу быть убит», – подумал про себя Кроули, но потом, поразмыслив, решил, что это было бы не так уж плохо, если сравнить.
– Только помни, что тебе не обязательно оставаться далеко, – сказал Берт. – У тебя есть друзья здесь, и мы всегда будем рады тебе, если твоя поездка в Новую Зеландию – или куда там – потерпит провал.
Кроули снова кивнул. Потом добавил:
– Спасибо.
– Эй, я ж бармен, – сказал Берт, вставая и небрежно указывая на себя. – Раздавать жизненные советы практически моя профессия.
– И хорошее дело, к тому же, – сказал Кроули, вставая. Он подал руку, и Берт пожал ее. Может быть, бармен никогда не станет его другом в том смысле, в котором Азирафель был его другом, подумал Кроули, но он определённо был другом в некотором роде, и ему приятно было об этом думать.
– Тогда до встречи, – сказал Берт, улыбнувшись, а затем скорчив гримасу. – Боже милосердный, ненавижу похмелья. Пришли мне открытку из Барселоны.
Кроули улыбнулся и проводил Берта до дверей, где бармен взял своё пальто и набросил его на плечи.
– Спасибо за вино.
– Спасибо за компанию, – ответил Берт. – И счастливого Дня подарков!
– Тебе тоже, – сказал Кроули, а потом Берт отдал ему шутливый салют и вышел на морозный воздух, плотнее кутаясь в своё пальто.
Кроули вернулся в дом, изгнал прочь похмелье и сделал свою мятую одежду чистой и хорошо отглаженной. Мысленно он начал вычеркивать места, которые они с Азирафелем посещали вместе. Ему нужно было что-то, где они никогда не были, что-то свежее и новое, что не даст его мыслям возвращаться к ангелу. Он был уверен, что в противном случае боль в груди убьет его.
~~***~~
Мест было не так много.
Он начал с Ботсваны, южноафриканского края узловатых деревьев, широких полосок покрытых травой плато и неровных, усеянных валунами холмов.
Кроули подошёл к краю бриллиантовой шахты и заглянул в гигантскую яму – созданный рукой человека кратер, размером с место удара метеорита.
Он никогда не видел ничего подобного. Тёплый ветер проносился мимо него, сыпя песок ему в лицо вокруг очков. Перед его мысленным взором Азирафель настаивал на том, чтобы изучить рабочие условия шахтёров.
Кроули прошёл через маленький город, чьи здания далеко отстояли друг от друга, но были удивительно современного стиля. Он нашёл отель, окаймлённый хорошо подстриженными деревьями и забронировал себе номер. Когда он опустился в теплую ванну, позволяя пенной воде смыть колючий песок с его кожи, его мысли вернулись к тому, как ему приходилось помогать Азирафелю мыться, когда хватка болезни стала крепче.
Бывший демон брел через неровную долину, окруженную массивными каменными образованиями, и наблюдал, как несколько зебр бежали по высокой траве. Он подставил волосы тёплому ветру, взъерошившему их, и подумал о том, как здесь красиво и как Азирафелю бы тут понравилось.
Кроули сел на следующий рейс через Атлантику.
Он доехал на автобусе до Парагвая, забрался на вершину горы, название которой не мог произнести, и с удовольствием воспользовался гостеприимством супругов, которые жили на середине склона. Он оставил им горсть редких золотых монет за их труды и почувствовал, как ангел одобрительно кивнул ему.
Кроули прошёлся по краю озера, целиком покрытого огромными лилиями. В мыслях он слышал, как ангел восторженно комментирует каждую вторую вещь, и видел, как сам он закатывает глаза и прячет улыбку.
Он сидел на выступе скалы и смотрел, как солнце садится за гигантский водопад, и свет, преломляясь, рассыпает радуги по джунглям. Он чувствовал, как голова ангела ложится ему на плечо, чувствовал крылья Азирафеля, укрывающие его.
Кроули никогда еще не чувствовал себя так одиноко.
Он полетел коммерческим рейсом на север Америки, арендовал машину и проехал через серию городков Мичигана, которые были один другого меньше.
Он постоянно ловил себя на том, что съезжает на неправильную сторону дороги, и руль слева постоянно его раздражал. Азирафель цеплялся за дверь машины и отпускал беспокойные комментарии о том, что Кроули развоплотит их обоих. Кроули даже рассмеялся вслух, прежде чем оглянулся и понял, что Азирафель существовал лишь в его воображении.
Поднявшийся ангел отправился в круиз по нескольким Великим Озерам и с интересом прошёлся по сувенирному магазину на борту. Там был маленький кораблик в бутылке, который, он знал, очень понравился бы ангелу. Был там, кроме того, и буфет ешь-сколько-сможешь с маленькими шоколадными и малиновыми кремовыми пирожными; Кроули взял три, прежде чем вспомнил, что ему не с кем ими поделиться.
Он нашёл магазин старой книги в одном из маленьких городков Верхнего полуострова и бродил вдоль полок больше часа, хотя и знал, что это Азирафель всегда покупал книги.
Кроули купил билет в Лаос, и, когда он садился на самолёт, Азирафель спросил его, от чего он бежит.
Кроули посетил замысловатый буддийский храм, и некоторое время стоял в углу, наблюдая, как мимо проходят туристы,и размышляя о том, есть ли в буддизме ангелы. Он никогда на самом деле не изучал восточные религии – или они считаются философскими течениями? Рядом с ним Азирафель прошептал, что он читал несколько интересных книг на эту тему, и бывший демон может одолжить их, если хочет. Кроули купил открытку и послал её Берту.
Поднявшийся ангел прошёл по территории, известной здесь, как Долина Кувшинов, которая была полна больших каменных сосудов, само существование которых приводило экспертов в недоумение. Местный гид предупредил его, чтобы он не сходил с разбитой дорожки, потому что там все ещё оставались разбросанные по полю мины, не обнаруженные со времён Вьетнамской войны.
Азирафель потянул Кроули за рукав и хотел отправиться исследовать и, может быть, обезвредить несколько мин заодно.
Кроули сел на корабль до Микронезии и вышел на берег на острове Вено. Цивилизация добралась и досюда тоже, и Поднявшийся ангел смог купить сэндвич с рыбой в местном кафе. Азирафель мягко спросил его, почему он не попробует что-нибудь более интересное.
Кроули сходил на экскурсию на старый каменный маяк, и Азирафель заметил, что он напоминает ему о днях в Александрии. Ангел действительно очень любил ту библиотеку.
Кроули пробрался в многоэтажную церковь, которая была выкрашена в яркий оранжево-розовый цвет, и залез на крышу. Он сидел и смотрел, как загораются звезды, одна за другой. Млечный Путь расстилался над ним во всем великолепии, сияя так ярко, как не сиял на его памяти много веков. После долгих тихих минут он почувствовал ладонь Азирафеля на своём плече, и ангел сказал ему, что все это чудесно, но когда же они поедут домой?
Домой.
Пока Галактика вращалась на своей оси над ним, Кроули откинулся назад и признался самому себе, что нет такого места, куда Азирафель не последовал бы за ним. Отпечаток того, что постоянно напоминало ему о его ангеле, подумал он, был не на водопадах, городских машинах или ярко выкрашенной одежде, – он был на нем самом. Он не мог сбросить память об ангеле, потому что носил Азирафеля с собой.
Рука Кроули скользнула к клетчатому шарфу, обернутому вокруг его шеи, касаясь мягкой ткани, объехавшей вместе с ним мир.
В каком-то смысле, это было милосердно. Он не хотел забывать Азирафеля, на самом деле нет. Ему только хотелось, чтобы прекратилась боль.
Но боль, – теперь он это знал – и была Азирафелем. Больно было потому, что ангел умер, а Кроули дорожил им достаточно сильно, чтобы это что-то значило. Может быть, если бы ему не было больно… может быть, это было бы ещё хуже.
Кроули вытянулся на крыше церкви, опустив затылок на твёрдый бетон и слушая слабые звуки дикой природы, моря и машин.
Азирафеля не стало, но, может быть, Кроули никогда не будет совершенно один. Может быть, память об ангеле была благословением, а не проклятьем.
Кроули зарылся пальцами в мягкий шарф и сказал себе, что с ним все будет хорошо.
Он говорил себе это снова и снова всю ночь, и, когда первые молочные пальцы рассвета стёрли бледные звезды из виду, он наполовину поверил в это.