В фильмах часто бывает очень красивый кадр, когда размыт задний фон, приглушенно или почти не слышно звучит грустная музыка, а главный герой или героиня равнодушно сжимают в пальцах горящую сигарету. И дым тонкой струйкой поднимается к потолку или к небу. И взгляд пустой. И видно, что трагедия и надрыв. И музыка, и хочется плакать от сопереживания к герою или героине. А в жизни все намного прозаичнее, и не так красиво, и вместо размытого фона — размазанное грязью и дождевыми потеками окно. И совершенно пустой двор, в котором из обломков карусели одиноко торчит новогодняя елка, украшенная какими-то бумажками. И ни одной машины на парковке, и тишина. И дождь, и выпавший накануне снег растаял, и мечта о снежной зиме превратилась в грязь. И до нового года остается пятнадцать минут… Там в другой комнате или на другой планете уже накрыт новогодний стол. В духовке пыхтит фаршированная макаронами и черносливом курица. По тарелкам разложено оливье с вареной колбасой. И кошка валяется в кресле, абсолютно не замечая праздничную мясную нарезку. А рядом на диване сидят бабушка и дедушка и смотрят «Иронию судьбы». Воспоминания детства…
В тот новый год перед боем курантов девочка стояла на кухне и плакала потому что ей было грустно, потому что расстаял снег, потому что она не понимала: неужели каждый праздник — это просто новогодний стол, пара салатов, курица с картошкой, конфеты и мандарины? А где же праздник? Чтобы музыка и танцы на площадках, чтобы дед мороз ходил по квартирам с мешком подарков, чтобы желания исполнялись, чтобы елка до потолка. И ее можно было долго с упоением наряжать волшебными игрушками и чудесными гирляндами. В тот новый год елки не было — символ праздника оказался не по карману и мама решила, что девочка уже взрослая — так что можно обойтись одной новогодним букетом. Из еловой ветки. А для украшения достаточно жмени дождика. Да, девочка выросла — ей было десять лет. И к ней ни разу не приходил настоящий дед мороз. И она только два раза была на новогодней елке: в театре и на утреннике в первом классе. А лет с семи и сама перестала верить в деда мороза, потому что увидела, как конфеты под елку подкладывает мама. Но ведь даже в десять лет хочется чуда, волшебного… небольшого. Как в красивых фильмах про рождество: когда с неба слетают огромные пушистые хлопья снега, когда все дома украшены яркими огнями, когда под большущими елками лежат красиво перевязанные бантами коробки с подарками.
У девочки такого нового года никогда не было. Было два небольших чуда. На новый год, когда ей было шесть, дед мороз подкладывал под елку небольшие подарки целых две недели: киндер, шоколадку, краски, фломастеры. Каждый день подарок до самого старого нового года — эта была маленькая сказка, когда просыпаешься утром и пытаешься угадать, что же прячется в сугробах белой марле под елкой. И елка тогда была необычной — а сказочной. Это была голубая двухметровая ель, а такими пушистыми ветками, что занимала половину комнаты, и пахла зимним лесом.
В фильмах часто бывает красивый кадр, который легко можно повторить, переиграть, пережить столько раз, сколько потребуется дублей. А в жизни… в жизни с того нового года прошло двадцать лет. И вместо размытого фона — тихое, вполне уютное кафе, где можно курить. Вот только девочка не курит — просто держит сигарету и смотрит как медленно к черному зеркальному потолку поднимается тонкая струйка дыма, и растворяется где-то там, где царит полумрак, что называют интимным.
— Может вам лучше ароматическую свечку?
Официант казался тенью — как там было в старом фильме? Дух Нового года, которого не видят и не замечают, но на столе появляются нарезанные овощи и нашинкованная селедка.
— Я разве что-то нарушила? Это зал для курящих, — девочка без всякого интереса посмотрела на тлеющий кончик сигареты. — Вернее, у вас нет таблички, что курить запрещено…
— Нет, не запрещено, — официант поставил на стол белую кружку… с молоком. — Но вы и не курите, а огнем лучше всего любоваться, когда он живой. Вот смотрите… — И жестом фокусника с пустого подноса снял белоснежную свечу в шарообразной стеклянной баночке. И зажег, небрежно щелкнув пальцами.
Свеча загорелась идеальным огненной звездочкой — и на стеклянных гранях баночки заплясали блики и искорки, словно переливающийся на солнце снег.
— Так лучше… спасибо… — девочка растерянно оглянулась. На столе не было пепельницы — так куда же девался пепел, сигарета ведь горела… — А где сигарета? Я ее не могла положить так…
— Нет, конечно, — официант провел рукой над столом. — Она просто исчезла. Вам не нужен такой реквизит… Кошку вашу жалко…
— Да… откуда вы знаете? — в безжизненных синих глазах мелькнуло удивление и почти сразу исчезло, словно поглощенное давно поселившейся в зрачках пустотой. — Жалко… она за все время так ни разу ничего не утащила с праздничного стола. Лежала на подлокотнике дивана или спинке кресла… А бабушка всегда волновалась, что кому-то надо стол караулить.
Кошка давно уже была где-то далеко в пушистом раю, где много мягких диванчиков, уютных пледов и мисочек с теплым молоком. А на вечнозеленых елях, прямо на нижних ветках висят золотые и серебряные шары, которые никогда не бьются. И их можно легко снять лапками, а потом долго гонять по ковру.
— Знаете, когда в доме появилась кошка и стала снимать игрушки, то мы боялись что она разобьет шар и порежется… и с тех пор на елку… вернее не елочные букетики вешали только игрушки бумажные. А утром приходилось наряжать веточки по новой. Как будто каждый день мини-новый-год. И, знаете, кошка ни разу не опрокинула ни один букетик и не разбила ни одну вазу — так осторожно лапками снимала…
— Знаю, — официант коснулся кружки, и над белой поверхностью показался легкий пар, словно молоко только что подогрели. На столике вдруг появилось блюдце с бело-розовым маршмеллоу. — Давай, как в фильмах про рождество, когда дома расписаны сотней гирлянд, и переливаются всеми цветами праздника. Когда в гостиной горит камин, а рядом стоит огромная елка с пышными ветками.
— И украшения обязательно подобраны по цвету и тематике, а перила лестницы увиты мишурой, и обязательно носки со снеговиками, санями, — подхватила девочка. Правда улыбка была грустной.
Такой новый год у нее тоже был. Вернее не сам новый год, а ноябрь и декабрь. Когда за окном разливался туман, в стекло ломился дождь, и все казалось серым и тягостным. От глубокой и затяжной депрессии немного спасало теплое одеяло и новогодние фильмы. Тогда девочка пересмотрела все комедии, отечественные и зарубежные, про новый год и рождество. Некоторые фильмы по несколько раз. Хорошая попытка прийти в нормальное настроение, заставить себя поверить в чудо — в фильмах же все хорошо заканчивается, несмотря на общий треш. А в финале под чудесную музыкальную заставку обязательно падает снег. Кинотерапия немного помогла — на тот новый год девочка даже купила мандарины, банку колы, конфеты и салат оливье — но, увы, ни в одном магазине не продаются праздничное настроение, оптимизм и вера в чудо.
— Знаете, я бы сейчас все что угодно отдала, чтобы вернуться в тот новый год, когда стояла у окна, за окном — дождь и слякоть. Но в соседней комнате новогодний букет из еловых лапок, бабушка и дедушка за праздничным столом и, кажется, фильм «На Дерибасовской хорошая погода, на Брайтон-бич опять идут дожи» по телевизору.
— Не надо менять настоящее на прошлое — это неравнозначая цена, — официант медленно опускал маршмеллоу в горячее молоко. И белый цвет напитка почему-то изменился на шоколадный. — А вот так будет намного вкуснее. Молоко — это воспоминания. А горячий шоколад — вера в чудо. Сейчас ее многим людям не хватает.
— Да и имбирного печенья с шоколадом, — девочка немного развеселилась. По крайней мере теперь ее улыбка не была вымученной.
— С этим намного проще, вот… угощайтесь…
Печенье было прекрасным, с новогодними узорами. На каждой печенюшке свой сюжет: колокольчик, сани, олень с золотыми рожками, колпак Санта-Клауса, пряничный домик, елочный шарик. Но девочка готова была спорить на что угодно, что минуту назад никакой тарелки с печеньками на столе не было. И официант ведь все время сидел перед ней, никуда не отлучаясь.
— Бери, они настоящие и очень вкусные, — официант сделал вид, что посыпает угощение сахарной пудрой, — и еще с предсказаниями, которые обязательно хорошие и всегда сбываются.
— Новогоднее волшебство, — девочка покрутила в пальцах печенье. В какой-то давно забытой прошлой жизни, она мечтала о том, чтобы однажды в канун нового года не готовить с мамой обязательные салаты с колбасой и селедку под шубой, и не запекать курицу, а включить новогодний фильм и делать вместе такое вот печенье и по-разному его украшать. Да и вообще сделать на новый год только стол из вкусняшек — ведь праздник, это не обязательно куча еды, которую потом надо страдательно дожевывать первого и второго января. Но из года в год повторялось одно и тоже. А потом… потом новый год в доме вообще перестали праздновать. — Зато можно было лечь спать и… нет, не выспаться, а подорваться от шума новогодних фейерверков.
— И долго стоять у кона и даже не замечать, как по щекам сбегают слезинки, — тихо продолжил официант.
— И откуда ты только все знаешь? — нахмурилась девочка. — Ладно там сцены из фильмов, и картинки красивого нового года — всякий пиар и мотивация на покупку разной мишуры для украшения. Но вот это… откуда? Таким не делятся на публику.
Такое никому не рассказывают, даже подругам. Просто осторожно складывают в одну копилку воспоминаний, о которых проще не помнить. Зато в другой есть утро первого января, когда стал сыпать легкий снежок и можно было идти и оставлять следы на белоснежном покрывале. И следы твоих ботиков были единственными на весь двор. И вокруг так тихо и безлюдно, что даже закрадывается сомнение: а правда ли что была обычная новогодня ночь, а не вселенский апокалипсис, после которого из живых людей осталась только ты? Но абсолютно пустой двор, снег, который быстро скрывает даже твой собственный след, и неповторимый мандариновый аромат делают тебя почти счастливой. И даже можно стоять бесконечно долго, запрокинув голову ловить губами снежинки и любоваться на запутавшийся в ветках дерева красный китайский воздушный фонарик. Интересно, а у того человека, который запустил его в новогоднюю ночь, желание сбудется, ведь фонарик даже не поднялся в небо?
— Каждый год веришь в чудо, — тихо сказала девочка, грея пальцы о бока чашки — удивительно, но и кружка и сам напиток все еще оставались горячие, хотя прошло немало времени. — И с каждым годом времени веры все меньше и меньше. В детстве, помню, достаточно было увидеть елочный базар… такой, знаешь, огороженный кривой проволокой или веревками, закуток с разномастными елками, где больше было кривых и с обломанными лапками — и все! Уже счастлив, и любишь весь мир! И ждешь Деда Мороза, и в душе праздник! А теперь — вот ставят эти елочные базары. Красивый заборчик, новогодние гирлянды поверх пролетов, воротца резные. И елочки одна в одну, еще и в упаковке и музыка новогодняя — а радости нет… Растаяла. А теперь и магазины все в новогоднем декоре, и вдоль улиц иллюминация — во времена моего детства если бы увидела такое, то… даже словами бы не описать, сколько восторга бы было. А сейчас даже любоваться нет настроения.
— А многие люди вообще смотрят на новогодние огоньки и думают о том, сколько за них платить придется по счету за электричество, — рассмеялся официант. — Поверь, эта стадия еще хуже. И тогда человек просыпается утром тридцать первого декабря и уже злится на весь мир, и его бесит смех соседей по площадке и вечно занятый лифт, и даже то, что кто-то принес в дом живую елку и теперь подъезд усыпан иголками.
— Вы преувеличиваете, — девочка все-таки притопила ложечкой непослушную зефирку, — елка не может бесить… правда деревце жалко, что срубили. О знаете возле дома, где я жила раньше, есть школа и там во дворе росли елки… три или четыре. Я тогда еще мелкая была, лет девять, наверное, когда в новогоднюю ночь у одной елочки срезали верхушку — примерно метр с небольшим. И осталось около метра нижней части ствола с веточками. Я уже тогда знала, что деревце погибнет само или его срежут под корень. Но прошел год, потом еще один — а та срезанная елочка продолжала расти. Ее не стали срубать до конца, и лет через пять ветки, что остались сразу за срезом, приподнялись и заменили собой верхушку. Теперь эта елочка выросла — в ней метра четыре или больше — выше второго этажа. И у нее две больших верхушки, и очень пушистые ветки. Даже удивительно… мы возле этой елки часто гуляли…
Официант кивнул, он слушал очень внимательно, и одновременно менял узоры на печеньках.
— А вот теперь можно выполнить еще одну детскую мечту, — и официант красиво разложил на подносе с новогодней елочкой много пряничных прямоугольников. — Поверьте, они только что испеклись. И пряничный домик получится на славу — надо только побольше крема для склеивания швов.
Сил на то, чтобы удивляться новому волшебству уже не было. Кто знает, может быть у столика есть второе дно и оттуда этот странный человек достает все эти вкусности. А кружка с горячим шоколадом не просто керамическая, а с опцией подогрева ли стоит на специальной подставке. Ведь если постараться, то можно всему найти объяснение — но надо ли это? Пусть будет просто волшебство. Маленькое чудо или, вернее, много маленьких чудес, которые поднимают настроение. Пусть будет разговор со слезами незажившей обиды, пусть будут воспоминания, которые никогда уже больше не станут событиями, пусть будет горячий шоколад с зефирками, и пряничный домик, и пальцы, измазанные сливочным кремом.
— А я всегда мечтала, чтобы встретить новый год не в городе, — крыша уже почти приклеилась как надо, но ее все равно приходилось придерживать, чтобы не сползала. — Чтобы сугробы по колено, чтобы снег падал, чтобы сходить в лес за елкой — и даже не рубить, а выкопать и принести, и посадить в большую кадку. Да, это может звучать глупо… чтобы зимой выкапывать из-под снега елку, и земля промерзшая… но как-то так. Чтобы затопить печку или камин, чтобы набросать на пол много подушек и пледов. Приготовить печенье и пирожные, и сварить горячий шоколад. И чтобы сидеть, и рядом валяется собака, и смотреть, как пляшет огонь, и слушать как в трубе завывает метелица, а большие снежинки прилипают к оконному стеклу.
Из глаз девочки медленно исчезала многолетняя печаль, разглаживались морщинки постоянно нахмуренного лба. И официант удовлетворенно кивнул — ставя себе плюсик за отлично сделанную работу. Пусть и не сегодня, но у этого человека осталось немного веры в чудо, и она сможет подождать год или два до того момента, как у новогодних ангелов снова найдется для нее немного времени. Просто слишком много дел, слишком много растерявшихся, уставших, опечаленных людей — вернее, девочек и мальчиков — ведь для ангелов, что живут сотни лет, взрослые остаются детьми, которые перестали верить не то что в новогоднее чудо, а в самих себя. И слишком мало ангелов, и поэтому на каждого человека можно потратить только несколько секунд. И не просто щелкнуть пальцами, подарить немного своей души и силы, а поговорить, заменить боль и разочарование теплом и верой в праздник, и капелькой волшебства.
Женщина подняла голову, удивленно огляделась: на столе стоял нарядный пряничный домик, и остывшая чашка с горячим шоколадом.
0
0