Алёна встревоженно посмотрела на лейтенанта.
— Но я же рассказала…
Голос милиционера стал значительно строже.
— Алёна. Прежде всего, обманывать вообще нехорошо, а старших — тем более. Во-вторых — поскольку уже через три года ты станешь совершеннолетней и тебе придётся в полном объёме отвечать за свои поступки, то хочу тебя предупредить, что с юридической точки зрения твои действия сейчас квалифицируются, как «заведомо ложные показания». И попадают, между прочим, под Уголовный Кодекс.
Алёнка стояла, опёршись спиной о закрытую дверь, и молчала. Лейтенант тем временем продолжал, развивая наступление.
— Так вот. Мой сын учится в твоей же школе, только на три класса младше тебя. И я знаю, что Сергей Филиппович уже третий день на больничном. Никакой физкультуры на этой неделе у вас не было, так ведь?
— Да, так.
— Вот видишь… С мамой твоя уловка сработала. Со мной — нет. Так что в твоих интересах говорить сейчас правду, раз уж ты что-то скрываешь от мамы. Даю слово, что если за этим не кроется ничего противозаконного, то ей я говорить не буду.
Алёнка молчала, собираясь с мыслями.
— Ну так как? Расскажешь мне? Или будем общаться в присутствии мамы?
Она кивнула.
— Тогда я тебя слушаю. Постарайся вспомнить, где ты могла её потерять?
— На крыше. На крыше двадцать пятого дома.
Лейтенант задумался.
— Та-ак. Вот это уже больше похоже на правду. Хотя от тебя не ожидал. А что, позволь поинтересоваться, ты там делала?
— Ну… Хотела на район с высоты посмотреть.
— И неужели одна?
Алёнка опустила глаза в пол.
— Нет.
По лицу лейтенанта скользнула улыбка.
— Все с тобой ясно. Целоваться лазала?
Молчание явно звучало как согласие, и лейтенант продолжил:
— И у меня даже есть версия, кто там с тобой был. А вот если я его сейчас тоже позову и спрошу?
— Не надо. Пожалуйста… Он очень стеснительный.
— Ладно. Сейчас я тебе верю. Слово дал—сдержу. Но больше меня не обманывай.
— Хорошо, не буду.
— И мой тебе совет—не ходи больше на эту крышу, и кавалеру своему тоже скажи. У нас тот дом вообще не на самом хорошем счету, мы там шпану даже из соседних районов задерживаем. Скорее всего, кто-то из таких вот «заезжих» твою ручку там и подобрал. А потом или передал кому, или… Может, это она и была.
— И теперь никак нельзя понять, кто всё-таки эта девочка?
— Тело настолько обезображено, что опознать его будет очень трудно. Впрочем, этого тебе знать уже не обязательно. До свидания, и—помни всё, что я тебе сказал!
***
— Ну, прыгай, не бойся!
Маленький и смешной бельчонок уже которую минуту сидел на ветке, свисавшей над скамейкой в институтском парке. Быстрый взгляд бусиноподобных глаз цепко держался за рассыпанную передо мной горсть лесных орехов. Но спрыгнуть вниз зверёк так и не решался.
Видно, умеют они различать людей. Орехи-орехами, но ждал он здесь, конечно же, не меня. Бельчонок несколько раз принимал стойку, готовясь к прыжку, однако каждый раз отказывался от намерения, продолжая сидеть на своем месте и изучать обстановку.
Наконец, махнув пушистым бежевым хвостом, оттолкнулся лапками от ветки и через мгновение приземлился на скамейку. По инерции проскользил по гладкому пластику, остановился у самых орехов, быстро схватил один из них и мгновенно отпрыгнул в сторону.
— Эх, ты… А ведь у Алиски мог по часу на плече сидеть… Ручной ты, да не со всеми. Ну ничего, привыкнешь. А не привыкнешь—так и будешь на бегу кормиться.
Бельчонок словно прочитал мои мысли. Вскарабкавшись по стволу лиственницы, он снова уселся на ту же ветку, сосредоточенно лузгая кожуру ореха и одновременно разглядывая своего нового знакомого. То есть—меня.
Вечернее солнце клонилось к закату. Раньше с этой самой скамейки в такое время можно было наблюдать, как его алые лучи играют на шпиле университетского Главного Здания. Теперь, после строительства нового комплекса, шпиль не был виден—его закрывал купол, венчавший корпус нашего подразделения.
К эпитетам, порой раздававшимся в наш адрес — «Творцы Истории», «Спецназ Физфака» и так далее — мы уже давно относились с лёгкой иронией. Да и зачем такой пафос? Никто из ребят, трудившихся сейчас под куполом, не считал себя «великим». Скорее — авантюристом, взявшимся за безнадёжное дело, которое в силу абсолютно неожиданных обстоятельств вдруг начало, пусть и с огромным скрипом, продвигаться.
Эх, если бы все было именно так, как раньше представлялось фантастам!
Захотел, к примеру, человек из нашего, «светлого» будущего что-то поправить в «тёмном» прошлом. И начинает наш славный институт работу. На четвёртом этаже провели НИР, аналитики с пятого просчитали развитие ситуации, побочные эффекты, вероятность реализации различных ветвей, обосновали, подтвердили или опровергли положенные в основу соображения… Спецы с третьего просчитали то самое Минимальное Необходимое Воздействие, потом снарядили хронокапсулу прямо во дворе Универа и отправили в прошлое нашего «засланца». Который всё выполнил, как от него требовалось, и благополучно вернулся к вечернему чаю.
Реальность, однако, оказалась гораздо прозаичнее.
После того, как едва не сломавший судьбу всей цивилизации рубеж веков был пройден, мировая общественная обстановка изменилась и стало понятно, что никакой организованной государственной силе не придёт и в голову использовать хронотехнологии во вред обществу, а у одиночек-фанатиков нет никаких шансов на овладение такими методами, работы в области Физики Времени широким фронтом развернулись во многих научных лабораториях мира. За последние десятилетия удалось создать почти непротиворечивую физико-математическую модель пространства-времени, показать возможность переброса во времени материальных объектов, экспериментально её подтвердить и даже предложить технический проект капсулы, способной перемещать человека. Но сразу стало ясно — энергозатраты, необходимые для такой переброски, до сих пор на многие порядки превосходили выработку всех энергостанций цивилизации.
И отправить в прошлое что-либо или кого-либо мы пока могли только по «пробою» — природному межуровневому каналу, который открывался совершенно спонтанным образом, когда между двумя или более точками пространства-времени возникала критическая разность хокинг-потенциала. Собственно, и сам термин «пробой» применительно к этому явлению прижился именно по причине его полной аналогии с грозовыми разрядами между двумя тучами.
Существовали и принципиальные сложности. Да, мы могли отправить человека в прошлое. Но как его оттуда вернуть—даже теоретически представляли с большим трудом. Если объяснять совсем простым языком, то полёт в прошлое можно было сравнить с поездкой по магистральной дороге, к которой с разных сторон примыкали второстепенные, представлявшие собой различные возможные варианты развития. При полёте же обратно путешественник видел эту дорогу как бы «с другой стороны», и перед ним возникало столь же огромное количество уже не примыканий, а развилок. И для того, чтобы вернуться, из огромного множества вариантов развития истории ему предстояло выбрать именно нужный.
Тем не менее в разных эпохах уже работали несколько наших очень хорошо подготовленных людей, добровольно выбравших «билет в один конец». Мы могли получать сообщения от них, которые доходили до нас естественным образом—на носителях информации, спрятанных в заранее оговоренных точках поверхности, где располагались «схроны». Каждый из этих людей забрасывался со своей задачей, выполнив или не выполнив которую он должен был остаться пленником своей эпохи. Где и предстояло ему прожить всю оставшуюся жизнь. Потому заброска «агента будущего» всегда рассматривалась лишь как исключительный шаг, необходимость которого обосновывал Учёный Совет, и даже это ещё вовсе не означало, что он непременно будет осуществлен.
Но когда группа стратегического анализа вынесла на обсуждение предложение о предотвращении катастрофы на Чергиналинской атомной станции, решение было принято практически единогласно.
Обстоятельства тех событий, столь круто изменивших судьбы многих сотен тысяч людей, а, возможно, и самой страны, за прошедшие полтора века были изучены чуть ли не по секундам. Трагическая ирония заключалась в том, что именно система защиты реактора из-за конструктивных особенностей при определенных режимах, напротив, на несколько секунд способствовала выходу реактора из-под контроля.
Этот эффект был обнаружен четырьмя годами ранее, к счастью — тогда катастрофы не последовало. Всем организациям, обеспечивавшим работу АЭС с реакторами такого типа, тогда было поручено провести детальные исследования и выработать рекомендации по безопасной эксплуатации. Однако в архивах атомного министерства не было обнаружено никаких сведений о том, чтобы это поручение было выполнено — по всей видимости, ведомственная бюрократия вначале не слишком рвалась устранять огрехи, а затем, столкнувшись с реальными последствиями, поспешила «замести следы».
Было известно только, что по специальному распоряжению исследованиями занимались не только подразделения «МинАтома», но и отдельная Университетская группа—по всей видимости кто-то, имевший вес в министерстве, хорошо знал особенности работы на отраслевых предприятиях и решил подстраховаться, поручив проработки так же и сторонней организации. По всем прогнозам, в случае успеха именно рекомендации группы Андрея Самойлова имели бы шанс стать тем самым фактором, которому было суждено отвести беду.
Имели бы… Но в 84-м пьяный лихач на грузовике врезался в автобусную остановку, на которой стояла его дочь. Супруга трагедии не пережила и через несколько дней приняла смертельную дозу снотворного. После этого Самойлов уже не смог найти сил совладать с постигшей его депрессией, довольно быстро деградировал и работы фактически остановились. А спустя два года произошло то, что произошло…
Перед нами был классический случай непредвиденного корректирующего воздействия, изменившего историю. Теоретики даже ввели в оборот термин «историческая мутация».
Казалось бы, всё обстояло предельно просто. Нужно было любым образом задержать Алёнку, чтобы она не оказалась на остановке в тот момент. Задача, годная для стажировки студентов факультета «Прикладной истории», если бы… Ну да, при всего лишь одном допущении—если бы мы умели свободно перемещаться во времени.
Тем не менее Ученый Совет принял решение о начале предварительных поисковых исследований.
Станции сети мониторинга околосолнечного пространства-времени начали просматривать распределение хокинг-потенциала. Однако прогноз «темпоральной погоды» порадовать не мог. Все ближайшие «пробои», которые мы могли бы использовать, завершались либо в существенно более ранних эпохах, либо уже после того, как всё произошло. Лишь один вел именно туда, куда нам было нужно, но… выходил в реальность почти перед самой катастрофой, и времени ни на какие действия по её предотвращению у «засланца» не оставалось.
Нам предстояло лишь надеяться на то, что когда-нибудь временная «молния» свяжет именно нужные точки. Горизонт прогнозов составлял от пяти до семи лет — может быть, на восьмом году повезет. А, может быть, и нет…
0
0