Я взял их за руки и повёл к машине.
— Пётр.
— Что?
Они сидели вдвоём на заднем сиденье. Малышев прямо смотрел на меня через зеркало заднего вида.
— Почему вам вздумалось поиграть в графа Монте-Кристо? Расскажите мне всё, о чём до сих пор умалчивали.
— У отца Витьки была заправка в Кленовске, — начал он, помолчав. — Шершень наехал на него… не знаю, что они там не поделили. Только Шершень потребовал денег, а потом прислал сценарий, чтобы они знали, что ждёт отца. И всё так и было, по этому сценарию. Сначала отнимались пальцы, один за другим. Потом руки, потом ноги. И боли, жуткие боли. А родные смотрели и ничего не могли сделать. У них таких денег всё равно не было. Когда отказала печень, Витька поклялся убить его. А потом Шершень о чём-то говорил с ним, и он не выдержал. Сломался.
Я кивнул.
— Он уже не хотел ничего делать, но обет вёл его. Он не хотел… а я хочу. И поэтому смогу.
— По-видимому, сегодняшний случай ни в чём вас не убедил, — заметил я холодно.
— Я буду пробовать. Не может быть…
— Я могу предсказать, чем всё кончится, — перебил я его. — Скорей всего, это будет фарс, сценка… Вы случайно в самодеятельности не участвуете? Малышев?
— Не участвую, — он не сразу, но ответил. Я видел, как у него покраснели уши. — Театр… да, вы правы. Мы с Лидой взяли билеты в драму. На пятницу.
— Теперь вы, Лида.
— У меня ничего особенного, — Лида порозовела. — Я встретила Петю, сразу… в тот день, когда мы делали процедуру. В метро встретила, вот где! А потом он мне всё рассказал, и мы сделали простую вещь. Мы обещали, что поженимся в июне. Любовный обет нерушимый! Значит, мы точно поженимся. И до свадьбы у нас… ну, ничего плохого не случится. Любовь сильнее смерти. Ну да, вы же знаете, — она порозовела ещё больше. Малышев уже весь был свекольного цвета. — Так вот, в июне. Позже было — никак. Но и до июня Пете — хорошая отсрочка. Не месяц всё-таки. А мне ведь всё равно ничего не грозит. К тому же вы навесили охранку, Николай Валерьевич.
Дурочка, подумал я с жалостью и нежностью. «Любовь сильнее смерти». Как же девчонки глупеют от любви.
Моя парочка сидела тихо, смотрела на меня через зеркало в четыре глаза. Ждала совета.
Вот теперь приехали, подумал я.
Соседка всё порывается прибрать в оставшейся мне после мамы квартире, а я не позволяю. Незачем трогать ни мою холостяцкую пыль, ни лабораторию, которую я любовно оборудовал много лет. И результаты, которые я получил, очень любопытны, хотя требуют апробации. Мне не на ком было проверить снадобье. По счастью, нет у меня знакомых отморозков. Кроме Шершня.
А вот теперь пора. Ваш выстрел, сударь.
Жаль только моих пациентов — могут остаться без участкового.
— Давайте проедем ещё ненадолго со мной, — попросил я.
— Куда?
— В нашу поликлинику.
— Разве она ещё не закрыта?
— Закрыта,— сказал я. — Конечно, закрыта.
Какие могут быть проблемы со входом, если замок тебя помнит?
И дежурная работает у нас уже Бог знает сколько. Так хорошо, когда все тебя знают.
Мы прошли в кабинет.
— Ваш друг хотел отказаться от обета, — сказал я. — Поэтому я легко перевесил обязательство на вас. Пётр, я очень хотел бы, чтобы и вы отказались. Так будет проще.
— Что? Отказаться? — вскипел Пётр Малышев. — Нет, я убью его! Сам.
Вот ещё д’Артаньян и Монте-Кристо в одном флаконе… Ну ладно.
— Но вы, хотя бы, не возражаете, если вашей проблемой займётся кто-то ещё, параллельно? Хорошо. На этом и остановимся.
— Я помогу, — заявила Лидочка, снова становясь деловитой сестрой.
— Помогите, Лидуша. Терпеть не могу колоть себя иголками.
Кровь в пробирке позеленела, смешавшись с препаратом. Потом закипела. Я капнул на стыки браслета, поданного Лидой, готовясь запечатать его. Произнёс формулу:
— Эн, эн, сто двенадцать, штрих, пи ро квадрат, ультра, пятнадцать. Обещаю и клянусь покончить со злом, которое может причинить (тут я назвал имя и фамилию), также именующий себя Шершнем. Обещаю и клянусь сделать это раньше, чем Пётр Малышев.
Половинки щёлкнули и слились.
— Извини, — сказал я Петру. — Всё-таки я учился некоторым вещам и долго готовился. Поэтому я попробую первым. А ты уже — потом. Если я не смогу.
Обманутый Пётр смотрел на меня так свирепо, что я улыбнулся. Хороший человек Малышев. Лида забыла о своих обязанностях. Впервые за всю нашу с ней совместную работу.
— Пойдёмте, — напомнил я им. — Поздно уже. Пора домой.
Солнце скрылось, оставив от наступившей было весны только запах талой воды. Дворничиха до сих пор скребла асфальт — за углом. Мимо прошли бабушка и внук, поздоровались.
Надеюсь, на моём участке по-прежнему будет добросовестный участковый.
И — я очень надеюсь — у Петра с Лидочкой всё будет хорошо. Потому что этим участковым по-прежнему буду я.
0
0