Шла всего-то четвёртая неделя, но он уже начал осваиваться и входить в ритм работы.
По утрам было много дел. Они открывались в десять, как раз, когда офисный планктон выбирался из своих громоздких офисов в поисках утреннего кофе. Треть из них неизменно заворачивала в этот магазинчик. Как уже успел выяснить Тодд, хипстеры любили музыку.
Впрочем, они скорее любили саму концепцию музыки. Причем явно недостаточно для того, чтобы оставлять снаружи свои стаканчики с тройным латте на соевом молоке и без пенки. Тодд ненавидел их всех до единого.
С одиннадцати наступало затишье, и завершалось оно лишь после обеда. В это время в магазин наведывались коллекционеры. Во время затишья Тодд распаковывал новые находки Альфредо. Похоже, что коллекционеры были в курсе: они появлялись сразу по несколько человек, лишь стоило Тодду развернуть последние упаковки. На третий день работы Тодд сообразил, что куда проще оставлять новинки на стойке, а не рассовывать их по витринам. Эту работу он приберегал на вечер — к тому времени новинок становилось куда меньше.
По вечерам было мёртвое время. Тодд не возражал. Он сидел и посматривал на часы. Работая в Перриман Гранд, он тоже большую часть времени смотрел на часы. Здесь он, по крайней мере, мог расслабиться. Альфредо не запрещал Тодду слушать пластинки, лишь бы Тодд обращался с ними аккуратно.
Всё снова приходило в движение после шести, но к тому времени уже являлись Мара или Амир, и, если не было никакой суматохи, он вполне мог отправляться домой. Учитывая всё вышесказанное, это была самая классная работа из всех, что у него были. И уж точно совсем не напряжная. Впрочем, и зарплата была совсем небольшой.
— Слушай, район, конечно, не очень, но всё-таки не кошмарный, да и арендная плата разумная.
Последнее замечание было неспроста. Предприниматели, выкупившие здание Риджли, планировали поднять арендную плату чуть ли не в два раза. Во-первых, он не смог бы продолжать платить за свою квартиру с заработка коридорного. К тому же он любил эту чёртову квартирку — это во-вторых.
— Тут разумная плата за аренду, потому что по всей улице наркопритоны, — заключила Аманда. На фоне слышался какой-то шум. Тодд решил, что Аманда моет посуду. Он так и не сказал ей правду про Дориана. Поэтому она считала, что его бывший домовладелец умер во сне от сердечной недостаточности.
— Здесь всего один наркопритон, — сказал Тодд и прервался, чтобы переложить телефон к другому уху. В три часа дня в магазине не было посетителей, так что Тодд восседал за стойкой, закинув ноги на перевёрнутый деревянный ящик. У него на коленях лежала пластинка с записью Дюка Эллингтона и Джона Колтрейна. Альфредо хотел за неё шестьдесят баксов. С деньгами у Тодда было не очень, но…
— Один наркопритон это уже больше, чем нужно, — отрезала Аманда. И с этим было не поспорить.
— Это ведь на время, — сказал ей Тодд. — Пока я не найду подработку.
В-третьих, деньги заканчивались быстрее, чем он успевал оплатить все счета. Впрочем, Аманде знать об этом было не обязательно. Как и о том, что он во всём себе отказывал.
— А может, тебе найти жильца, чтобы снимать квартиру вместе?
Тодд поразмыслил над тем, чтобы разделить свою квартиру с кем-то другим. О каких-то тарелках, оставленных засыхать в мойке. О какой-то странной, небрежно приготовленной еде в его холодильнике. Что кто-то ещё будет пользоваться его вещами. Конфликты неизбежны.
— Вряд ли я смог бы…
— Тогда можешь вернуться сюда. Тут места хватает.
Он даже не знал, что хуже: мысль о жильце-соседе или мысль о переезде в дом родителей. Тодд понимал, что на самом деле это их с Амандой дом, но это не означало, что ему хотелось бы там жить. Аманда не стала утруждаться заменой старой мебели, так что в гостиной всё ещё стоял тот самый диван, на котором Тодд когда-то лишился девственности.
Он снова подумал, не попросить ли её продать этот дом. Вместе у них могло бы хватить на небольшую квартиру, приличную и не требующую заметных вложений. Вместо этого он сказал:
— Да, я подумаю.
В последовавшей за этим тишине он прямо представил, как она закатила глаза в ответ. Но продолжать этот разговор ему не хотелось — не в этот день — и, когда кто-то приоткрыл дверь магазина, Тодд тихо поблагодарил Аманду и сказал, что ему пора.
— Увидимся вечером, — добавил он. — Тогда и поговорим.
Может, к тому времени у него найдётся идея получше.
У входа в магазин появился жёлтый отблеск, предвещавший появление покупателя. Тодд положил телефон на стойку, и тут же перед ним возникло улыбающееся лицо Дирка Джентли.
— Привет! — казалось, Дирк настолько же сильно рад видеть Тодда, как в день их знакомства. Тодд подавил внезапное желание широко улыбнуться в ответ.
— Вчера вы не заходили, — заметил он, поднимаясь со стула. Дирк сделал большие глаза, и Тодд подумал, что это нечто среднее между смущением и изумлением.
— Вы это заметили, — как ни странно, Дирку это было явно приятно.
— Ну да. Вы же у нас часто бываете.
Он как-то раз спросил Альфредо о Дирке, но тот был больше увлечён прочёсыванием каталога товаров на eBay в поисках старинных пластинок, чем взаимодействием с покупателями, и в итоге Тодд добился от него только лекции о том, как важно дать клиентам почувствовать себя ценными. Кажется, Дирк относился к той категории людей, которым могло бы понравиться это чувство. К тому же у него был неожиданно хороший музыкальный вкус. Иногда Тодд был готов поклясться, что в их коллекциях были бы одни и те же записи.
— Кстати, вот, — сказал Тодд, выкладывая Эллингтона на стойку. — Это сегодня привезли. Я отложил. Подумал, что вам может понравиться.
Ну, это было не совсем так, но шестидесяти баксов у Тодда не было, а Дирк был единственным человеком, кроме Тодда, который мог бы эту пластинку оценить, так что…
— Вы… Вы отложили её специально для меня?
Если подумать, наверное, это выглядело довольно странно. Впрочем, Дирк был не просто постоянным посетителем магазина. Он был единственным, кому было интересно поговорить о музыке, несмотря на то, что иногда это выглядело, будто он повторяет какие-то фразы из давно позабытого разговора.
Но всё же Дирку было интересно, он даже как-то раз спросил Тодда о его футболке с «Мексиканскими похоронами», и с неподдельным вниманием слушал, когда Тодд рассказал ему о своей группе. А ещё Дирк был очаровательным — таким чрезмерным, чуть ли не вызывающим британским очарованием. Странноватым, но очаровательным.
Это было трудно не заметить.
— Всё стоящее в момент разбирают, а мы недавно говорили о джазе, вот я и подумал…
Тот разговор состоялся дня три назад. Кажется, Дирк удивился, что Тодд вспомнил об этом. И кажется, он был тронут, будто раньше никто никогда не пытался сделать для него что-то хорошее. «Добро пожаловать в клуб», — подумал Тодд, но промолчал.
— Если вас она не заинтересовала, я тогда верну её к остальным, я…
— Нет! — эмоционально воскликнул Дирк. — То есть, конечно же, заинтересовала. Очень. Это было очень любезно, Тодд. Сколько я должен?
На один короткий сумасшедший миг Тодд уже готов был отдать пластинку даром. Он отказался от этой идеи, явственно представив, как Альфредо выпроваживает его прочь из магазина. Написать в резюме о том, что за два месяца он был уволен из двух мест, в его планы не входило.
— Шестьдесят, — сказал Тодд. — Хотя, если к концу следующей недели её не купят, наверное, будет дешевле.
Он же вполне мог припрятать эту пластинку под стойкой. Был шанс, что Амир её там не заметит. Хотя вот Мара…
О чём он вообще думает, чёрт возьми? По правде говоря, он уже понятия не имел, что делает. Ну да, наверное, так и бывает с тем, кто потерял работу, квартиру, машину и оказался продавцом пластинок детишкам, которые не отличат долгоиграющую пластинку от сорокапятиминутной, хоть ты им кол на голове теши.
— Шестьдесят — это вполне разумная цена, — сказал Дирк.
Тодда осенило, что он никогда не спрашивал Дирка, на что тот живёт. Он продал ему уже восемь пластинок, и дешёвой ни одну из них было не назвать, а Дирк каждый раз просто доставал пачку наличных, глядя на деньги с таким недоумением, будто он не имел ни малейшего понятия о том, откуда они у него взялись.
Ровно так же было и сегодня.
Он просмотрел пачку, будто бы запутавшись в американских деньгах. Тодд не смог бы сказать, почему, но это зрелище его забавляло.
— Ага, ну вот, — наконец сказал Дирк, протягивая три новенькие двадцатки. Тодд молча принял их.
Тодд мало с кем стремился общаться. Мара была нормальной, когда не ныла о своей неверной девушке. А Амир — довольно классным, если не брать периоды, когда у него сессия. Альфредо Тодд опасался, но его музыкальные познания были столь обширны, что Тодд использовал любую возможность узнать у него что-нибудь новое. А кроме них, у него была только Аманда. И с посетителями магазина он не стремился общаться — даже с постоянными. Только с Дирком, которому, видимо, было интереснее поболтать с Тоддом, чем изучать ассортимент магазина.
А если подумать, то лишь однажды Тодд видел, как Дирк рылся на полках магазина, и это было в день их знакомства.
Дирк явно был не слишком увлечён своей новоприобретённой пластинкой, и вместо этого пристально смотрел на Тодда, будто ожидая ответа на какой-то вопрос, задать который он позабыл. Тодд прокашлялся. В ответ Дирк приподнял бровь.
— Ну… мой папа очень любил джаз, — сказал Тодд, указывая на пластинку Дирка. — Вообще-то именно он привил мне вкус к музыке. И первую гитару мне купил, и вообще.
Тодд никоим образом не относился к тем людям, которые с лёгкостью делятся деталями своей жизни с малознакомыми людьми. А тут он обнаружил, что только что поделился с Дирком довольно личными воспоминаниями. Рассказывать Дирку о чём-то было очень естественным, ни с кем другим он не ощущал такой открытости. Дирк, в свою очередь, ободряюще улыбнулся ему, ожидая продолжения.
— Когда я был маленьким, у отца был такой старый музыкальный центр «Грюндиг». С восьмитрековым проигрывателем. И у отца были все эти пластинки, мы часами слушали их по выходным.
Если бы потом его кто-то спросил, он не смог бы ответить, почему решил поделиться с Дирком рассказом о своём детстве. Впрочем, судя по выражению лица Дирка, ему это странным ничуть не казалось. Может, в Дирке и было дело, решил Тодд. Может, он просто из тех людей, одно присутствие которых побуждает других рассказывать о своей жизни.
А может, это случилось из-за того, насколько невозмутимо держался Дирк, будто бы специально прилагая к этому все усилия, и если бы кто-то ему разрешил, он бы тут же начал трепаться без остановки. Иногда Тодд начинал что-то рассказывать, только чтобы заполнить тишину.
— Тогда было не так-то много пластинок — все уже перешли на компакт-диски, так что найти пластинки было трудно, но папа брал нас с сестрой на барахолку, и всегда там что-нибудь находил. Даже странно, что я раньше не устроился в музыкальный магазин, — заключил Тодд, как будто Дирк спросил его, как он получил эту работу — будто бы именно этот вопрос Дирк забыл задать.
— Ты продолжаешь общаться со своим отцом? — спросил Дирк, и к этому вопросу Тодд совсем не был готов.
В этом вопросе не было ничего необычного, учитывая, о чём они только что говорили, но одно дело просто упомянуть о родителях. А то, о чём спросил Дирк, было совсем о другом, и ответ был длинным, сложным, и пока ещё очень болезненным.
Теперь тот музыкальный центр «Грюндиг» занимает место у Аманды в гараже. Когда Тодд последний раз его видел, он был завален пустыми пивными бутылками.
— Да, я тут ещё несколько новинок положил, взгляните, если хотите, — сказал он, неловко избегая ответа. Выражение лица Дирка тут же изменилось: из растерянного оно стало озабоченным. Чуть помолчав, Дирк кивнул.
— Полагаю, на сегодня хватит. Тогда до завтра? — спросил он. Тодд покачал головой.
— Завтра меня не будет, но я вернусь в понедельник.
Прозвучало так, будто они договариваются о свидании. Дирк широко улыбнулся Тодду.
— Тогда до понедельника. И, Тодд, спасибо тебе.
Показалось, что он вот-вот добавит что-то, но Дирк быстро передумал. Тодд наблюдал за этими переменами, Дирк на мгновение замер в нерешительности, затем вспомнил о приобретённой пластинке, обернулся, чтобы забрать её. Тодд протянул пластинку, с трудом подавив ухмылку. Дирк смущённо улыбнулся.
А потом он ушёл, а Тодд смотрел на то место, где только что стоял Дирк, и сожалел, что понедельник ещё так не скоро.
~*~
— Может, ты ему нравишься? — предположила Аманда. Тодд воздержался от закатывания глаз, но был к этому близок.
— Конечно, я же просто неотразим! — ответил он, даже не пытаясь скрыть сарказм. Аманда тряхнула головой:
— Я, конечно, признаю, что ты иногда настоящий придурок, но это не означает, что ты никому не можешь понравиться.
Свои слова она подчёркивала ударами каблуков об пол, и звук разносился по всей комнате. Её покрытые шрамами руки лежали на стойке, за которой она сидела.
В шесть лет Тодд выбил себе зуб об эту стойку.
Вообще-то он не собирался рассказывать ей о Дирке, но она стала спрашивать про работу, одно цеплялось за другое, и теперь он был вынужден уклоняться от вопросов, отвечать на которые совсем не хотел.
Впрочем, наверное, не стоило ему употреблять слово «привлекательный».
— А когда ты вообще последний раз с кем-то встречался? — спросила Аманда, будто оба они не знали точный ответ. Видимо, она слишком засиделась в одиночестве. Может, как раз самое время продать этот дом.
— Не знаю, давно, — ответил он, принимаясь за следующий кабачок. Аккуратно порезанный на кубики, он скоро оказался в сковородке вместе с остальными. Тодд прямо чувствовал, как Аманда сверлит взглядом его затылок.
Он так и не смог сказать, что не встречался ни с кем с того самого происшествия, которое превратило его жизнь в руины в виде родителей, которые погибли, и сестры, которая заслуживала лучшего, чем жить в постоянной боли.
— Ну я просто к тому, что если бы клёвый британец заявлялся ко мне на работу, чтобы поболтать со мной о том, что мне интересно, то…
— Слушай, давай не будем об этом? Мне не нравится этот британец. И я не нравлюсь ему. Он просто странный, и необычно открытый, и… Не хочу я говорить о нём, понимаешь?
У неё снова было то самое выражение лица. Когда она делала вид, что бесится, но на самом деле ей больно. Тодд поспешил смягчить:
— Прости, я не хотел… — Аманда отмахнулась:
— Я же говорила, что иногда ты полный придурок.
Это одновременно было и прощение, и согласие закрыть эту тему. Если бы он хоть наполовину был хорошим человеком, он бы не воспользовался этим шансом и позволил бы ей высказать очевидное, потому что Тодд, конечно, не мог справиться с этим сам. Вместо этого он слабо улыбнулся, выражая благодарность.
— Ну вот, будет готовиться около часа, — сказал Тодд, махнув рукой в сторону сковороды. — Сыграем?
Это было не лучшее, что он мог сказать, но его утешило, что в ответ на эти слова глаза Аманды зажглись таким же радостным огнём, как бывало в детстве. Иногда он мог бы поклясться, что она специально выбрала барабаны, чтобы играть вместе с Тоддом в гараже. Но с тех пор прошло много лет, и Аманда больше не была надоедливой младшей сестрёнкой, липнущей к Тодду.
Он понял, что за это ему следовало бы принести извинения. Как и за многое-многое другое.
~*~
— Ты купил ещё одну пластинку, — сказала Фара, хотя Дирк не мог понять, как она догадалась об этом, не глядя на него. Он бросил взгляд на пластинку в руках, и потом снова прищурился на Фару.
— Интуиция? — поинтересовался он, проходя в комнату. Его собственные предчувствия теперь были редкими и неясными, вселенная не подавала никаких знаков.
— Скорее, я хорошо тебя знаю, — ответила Фара, поворачиваясь и встречаясь с ним взглядом. Дирк смущённо улыбнулся.
— Ну да, но он отложил её специально для меня, так что я никак не мог…
Взгляд, который бросила на него Фара, ясно говорил, что она не верит ни единому его слову. Впрочем, он и сам не был уверен, что мог бы поступить иначе. Было невыносимо трудно отказать Тодду, когда он смотрел на Дирка так, будто Дирк был его любимым человеком — хотя странно ожидать этого, учитывая, что Тодд познакомился с ним всего четыре недели назад…
Но с другой стороны, их отношения довольно быстро развивались и в первый раз, поэтому…
Дирк очень осторожно добавил новую пластинку к остальным, стопкой лежавшим на стуле возле двери. Кажется, у него подбиралась впечатляющая коллекция. Тодд бы наверняка впечатлился. Ну, его Тодд. Не тот, у которого Дирк покупал пластинки. Хотя технически его Тодд и другой Тодд были одним и тем же человеком, а значит…
Неважно, что это значит. Дирк собирался всё исправить.
— Слушай, — сказала Фара, вставая со своего рабочего места за единственным в комнате столом. Без досок с заметками, шкафов с документами и диваном для размышлений Дирка офис их агентства казался стерильным и безжизненным. — Не мне сомневаться в твоих методах. Это твоё дело, в конце концов. Но мне не удаётся понять, как твоё преследование Тодда поможет нам в решении дела.
— Никакое не преследование! — возмутился Дирк. — Это наблюдение. К тому же, каждый раз, когда я с ним разговариваю, я узнаю о чём-то новом. Если я смогу найти все отличия между этой временной линией и нашей, я смогу всё исправить!
Говоря это, он приблизился к Фаре, которая приколотила к дальней стене лист белого картона как альтернативу маркерной доске, от которой Фаре пришлось отказаться. На ней была таблица в два столбика:
Одинаково | Отличается
Взяв ручку, Дирк вписал «неприятно говорить о родителях» в столбик «Отличается»». Фара подошла, читая через его плечо написанное.
— Я покажу тебе одну важную вещь, — сказала она, и Дирка встревожил её слишком серьёзный тон. Он отложил ручку на стол и последовал за Фарой к её ноутбуку, на экране которого было открыто бесчисленное количество вкладок.
— Это из газеты? — спросил Дирк, наклоняясь поближе и почти ощущая себя настоящим детективом.
Да, это явно была статья из газеты, хотя совсем не такая, которую он мог ожидать. Дирк перечитал её дважды. И потом ещё третий раз, чтобы уж наверняка. Он взглянул на Фару, отчасти надеясь на объяснение, которое помогло бы ему как-то справиться с болью. Но выражение её лица лишь подтверждало прочитанное.
Статья была напечатана десять лет назад.
— Это же было примерно тогда, когда распалась группа Тодда? — спросил Дирк. Он смутно припоминал, что нынешний Тодд о чём-то таком упоминал, и эту же историю Дирк определённо слышал от своего Тодда.
— И тогда же, когда у Аманды появились первые симптомы, — добавила Фара.
Дирк снова взглянул на лист картона на стене.
— И ты всё так же ничего не нашла про парарибулит?
— Пока ничего, — подтвердила Фара.
По мнению Дирка, это было довольно странно. Если бы только он мог разобраться, как именно всё это связано. Но всё-таки новая информация была полезной, так что Дирк подошёл к картонному листу и написал в колонке «Отличается»:
«Родители погибли в автокатастрофе в 2007 году, Аманда пострадала».
— Мы выясним, Фара, — сказал он. — Мы вернём Тодда и Аманду, — он повернулся к ней, впервые за долгое время чувствуя себя уверенно. — Мы всё исправим.