Кухня сияла чистотой. Лив с удовольствием огляделась, потуже подвязала передник, заправила под чепчик непослушную прядку и принялась разворачивать кульки, свёртки и свёрточки, которые горкой высились на столе. Она здесь уже почти три месяца, и дом преобразился. Прежняя служанка явно была грязнулей. Хозяин — учёный-алхимик — сутки напролёт пропадал в своей лаборатории и не особо обращал внимание на то, что творится вокруг. И предшественница Лив вовсю этим пользовалась. Дом буквально погряз в грязи и пыли.
Девушка подтянула рукава и, плеснув в миску тёплой воды, принялась тщательно перемывать овощи. Хозяин не ест мясо, и она каждый день придумывала новое кушанье из овощей и круп. Господин Рихард не привередлив, но ей так хотелось угодить его непритязательному вкусу.
Сочная помидорка жалобно пискнула, когда острый ножик сделал первый надрез. Почти прозрачная кожица обнажила сочащуюся соком мякоть. Лив провела тыльной стороной кисти по носу и довольно улыбнулась. Господин Рихард только и обращает внимание на свои мензурки и старинные рукописи, будто до остального ему и дела нет. Даже если бы весь дом рухнул, но осталась его лаборатория, он бы не заметил утраты. А как он трясётся над своими рукописями. В первые дни она было попыталась убраться в кабинете, но господин страшно накричал и выставил её за дверь, велев никогда больше не появляться в святая святых.
Вскоре блестящая кастрюлька, заполненная алой мякотью, побулькивала на огне. Лив всыпала в неё щепотку соли и, перемешав содержимое, накрыла крышкой. Пришёл черед картофеля. Тоненькая кожура ленточкой падала на стол, нож порхал в воздухе, подобно бабочке. Девушка на мгновение остановилась и погрузилась в воспоминания. В день, когда она пришла в дом учёного, она тоже видела бабочку. Первую, летнюю. И настроение у неё было прекрасное, и песенка мурлыкалась весёлая. Господин алхимик сел за свою первую при новой служанке трапезу улыбаясь. Он вертел в руках голубой кристалл, а когда заметил, что она смотрит, демонстративно опустил его в бокал с вином. Потом в тарелку с луковым супом.
— Милочка, это волшебный кристалл, — произнёс он тогда суровым тоном. — Если бы он поменял цвет, я тотчас бы узнал, что вы решили отравить меня или усыпить. Эта вещица распознает все яды. Так что имейте в виду…
Сказав это, господин Рихард взглянул на побледневшее лицо служанки и наигранно нахмурил брови, но в его глазах плясали озорные искорки. Как же Лив хотелось снова увидеть эти искорки в глазах хозяина.
Тоненькие кружочки картофеля смешались с оранжевыми морковными и отправились в кастрюльку. Упругая луковица неохотно расставалась с шелухой и отомстила обидчице, выкатив из её глаз две слезинки. Лив шмыгнула носом. В тот день она тоже всё время шмыгала носом, подавая на стол. Хозяин обидел её недоверием. Впрочем, как же иначе? Такой умный серьёзный человек просто обязан быть осторожным. Наверное, его учёные занятия очень важны и даже секретны. И враги у известного алхимика тоже, несомненно, есть. Так что всё правильно. И всё же было обидно. До слёз.
Горка мелко нашинкованного лука скрылась в алой булькающей мякоти. Служанка ловко распотрошила пучки петрушки и укропа, оторвала стебли, связала их ниткой и опустила в рагу. Нож снова запорхал в воздухе. Бледно-зелёные кабачки и тёмно-лиловые баклажаны были нарезаны аккуратными кружочками и ждали своего часа. Лив открыла крышку, с удовольствием принюхалась и отправила внутрь несколько зубчиков чеснока, потом аккуратно выложила поверх бурлящей массы кабачки и баклажаны, чуть посолила и щедро залила оливковым маслом.
Убрав на столе и протерев пол, Лив снова открыла крышку кастрюльки, посыпала содержимое мелко нарезанными листьями петрушки, перемешала, достала из кармана передника маленький флакончик и капнула в рагу ровно три капли. Тяжёлый аромат сандала повис в воздухе. Служанка провела пробочкой по запястьям, за ушами и по ложбинке между грудей, плотно закрыла и спрятала пузырёк, прикрыла кастрюлю крышкой и распахнула окно. Ничего, до обеда ещё есть время, кухня проветрится, и господин алхимик ничего не заподозрит.
Смесь в сосуде зашипела и запенилась, после чего повалил пар. В следующий миг хрупкое стекло разлетелось осколками по комнате. Остатки смеси забрызгали пол.
— Гермеса Трисмегиста! Снова ошибся, — из своего укрытия вылез человек средних лет и с сожалением посмотрел на плоды неудавшегося опыта. Рука непроизвольно стала теребить аккуратно подстриженную бороду. Она смотрелась нелепо, но позволяла скрыть испещрявшие лицо морщинки.
Рихард Штейн медленно подошёл к столу, осторожно обходя всё ещё шипящую на полу жижу. Огромный дубовый стол весь был заставлен сосудами, мензурками, капсулями, капельницами и прочими алхимическими инструментами. На счастье, они оказались не повреждены. Но что толку! Он бился уже третий год над разгадкой секрета Пэн Цзу, но результата как не было, так и нет. А до этого он пять лет пытался получить легендарный «Золотой эликсир», и это — не считая десяти лет безуспешных поисков «Красной тинктуры».
Впрочем, не всё так плохо. В то время, как его собратья-алхимики продолжают искать секрет бессмертия в экспериментах с жидким серебром, киноварью, оловом, золотом и серой, он уже давно ищет разгадку процесса Великого Делания в другом.
Вот только есть ли эта разгадка? Может, стоит бросить поиски и переключиться с Внутренней Алхимии на Внешнюю? Она не принесёт ему славы и не даст вожделенного бессмертия, но позволит существенно улучшить финансовое положение.
Рихард провёл рукой по коротко стриженным чёрным волосам. Это была неплохая идея. Ведь он уже не так молод. Ему скоро будет сорок, а что он имеет? Конечно, не бедствует, и даже может позволить себе редкие и дорогие ингредиенты, но богатства про запас так и не нажил.
Стряхнув с мантии пыль, алхимик задумчиво посмотрел на висевший над столом список. Маленькие пылинки облачком повисли в воздухе. Не прошло и минуты, как Рихард начал чихать.
— Да уж, — алхимик оглядел кабинет и вздохнул. Его карие глаза потускнели. Вокруг царило жуткое запустение. — Надо будет всё же позволить Лив здесь убраться.
Лив… Рихард потер нос и усмехнулся. Молодая служанка всегда заботлива и приветлива с ним. А он вечно недоволен и даже порой груб. Девчонка молча терпит, ни разу слова поперёк не сказала. Лишь изредка он слышал, как по ночам она тихо плачет в своей комнате.
— Апчхи! — гадкая пыль и не думала отступать.
Рихард отошёл от стола с мензурками и фильтрами и направился к письменному. По пути он остановился возле полки с книгами и свитками и долго изучал её содержимое. Чего здесь только не было: «Физика и мистика» Болоса, «Изумрудная скрижаль», авторство которой приписывалось самому Гермесу Трисмегисту, труды Ибн Сины, Аристотеля, Джабира ибн Хайяны и Ар-Рази. Копии, конечно же. Некоторые тексты Рихард переписал своей рукой. Оригинальные трактаты «Зеркало алхимии» и «О тайнах природы и искусства и о ничтожестве магии» францисканца Роджера Бэкона и многое-многое другое. Большинство из рукописей были полезны в его опытах, но не могли дать главного. Они не могли раскрыть секрета бессмертия.
Шальная мысль пронеслась в мозгу учёного. Взгляд невольно упал на печь в углу кабинета, в которой всё ещё горело не так давно разведённое пламя. Как же захотелось сгрести в охапку все манускрипты и фолианты и бросить в огонь.
— Нужно всё проверить, — пробормотал алхимик и уселся за стол, заваленный листами с переводами «Золотого эликсира» и «Баопу-цзы» Гэ Хуна. Его переводами. «Оригинал» последней вещи лежал тут же. Он купил её у одного перса, отдав целое состояние. Книжица в кожаном переплёте с вытравленным символом «Инь и Янь» на обложке. Разумеется, эта книженция не была оригиналом. Но в подлинности копии Рихард не сомневался. С момента покупки этой проклятой книги его жизнь резко изменилась, и вот уже три злополучных года он бьётся над текстами, но каждый раз суть проклятых иероглифов ускользает от него. Вот и сейчас он снова где-то ошибся. Но где? Тысяча смыслов было скрыто лишь в одной закорючке.
Усталые глаза снова стали изучать черновики. В руках учёного появилось перо, и он принялся быстро чёркать и править, сверяясь с книгой, открытой на странице, где был изображён бородатый китаец, сидящий в позе лотоса. В его руках был зажат камень — «философское яйцо». Символ бессмертия и проклятие каждого алхимика. Вокруг азиата плясали чёртовы иероглифы, над переводом которых ученый бился уже месяц.
Наконец Рихард выпрямился и зевнул. Заработался же он сегодня, впрочем, как и вчера, и позавчера. Отложил перо и потянулся. Ещё раз посмотрел на лежащую перед ним книгу и поправил выехавший из стопки лист. Эта старинная рукопись оказалась такой занимательной. Она досталась учёному совершенно случайно. Когда десять лет назад он покупал древний трактат тибетских алхимиков, этот листок оказался вложенным в него. Рука неожиданно для учёного выхватила из стопки тот самый лист. Рихард даже не обратил бы на него внимания, если бы тот не выпал из книги. И вот теперь уже десятый день, параллельно со своими изысканиями, он занимался изучением ещё и загадочного листка. Автор рассуждал о вещах вполне обыденных, но настолько нетривиально, что даже перевод с китайского не скрадывал цветистости и высокопарности речи. Повествование завершалось описанием некого рецепта. Вот только о рецепте чего шла речь, Рихард так и не смог понять. Ему не удавалось правильно перевести название. Некий эликсир, который дарует…что? Вот тут-то и была загвоздка. Иероглиф, как и в случае с иероглифом в книги даосистского алхимика, мог быть переведено по-разному. И все равно смысл оставался тёмным.
Внезапно Рихарда осенило. Он подвинул к себе «Баопу-цзы» и… Он не ошибся. Иероглиф был одним и тем же. Руки учёного затряслись. Неужели ему повезло? Великий Гермес, как же он мог раньше этого не заметить! Это же… рецепт эликсира бессмертия! Того самого… Переводить заумные мысли Гэ Хуна больше не требовалось. Перед ученым лежал не занудный трактат, а инструкция, пусть и написанная высокопарным стилем. Ничего лишнего, только ингредиенты и последовательность действий. Невероятно…
Так хотелось приняться за новый опыт, но в этот момент до алхимика донёсся приятный аромат. Рихард вздохнул и принюхался. От лужи всё ещё исходил мерзкий запах, но и он не мог перебить запах пищи. Прислушавшись, учёный понял, что не ошибся. Из кухни доносились шорохи, постукивание, звяканье. Лив готовит обед и наводит порядок. Служанка так усердствует, что ему первое время было даже страшновато. Она ничего себе, миленькая, вот только глупа до безобразия. Рихард усмехнулся, вспоминая, как в первый же день обманул её. Конечно, его кристалл, действующий наподобие лакмуса, может помочь определить наличие яда, но не снотворного же.
Рихард потянул носом, и тотчас же в животе требовательно заурчало. Заработался он. Пора и подкрепиться. С сожалением взглянув на разложенные на столе бумаги, алхимик поднялся, поправил мантию и вышел из кабинета. Дверь, по привычке, запер, а ключ повесил на шею. Не хватало только, чтобы глупая девчонка сунула нос в его бумаги и всё там перепутала. Конечно, она ничего не поймёт ни в книге, ни в его записях, но бережёного Бог бережёт.
Белоснежная скатерть, серебряная посуда, хрустящая салфетка в серебряном кольце. Лив поправила бокал и отступила, любуясь столом. Конечно, в обеденном зале всё смотрелось бы куда наряднее и торжественнее, но хозяин сразу заявил, что предпочитает трапезничать в кухне. Она оглянулась, услышав шаги за дверью, торопливо одёрнула передник, снова заправила под чепчик непослушную прядку и отошла к плите.
Господин Рихард вошел, как всегда, хмурый и погруженный в свои мысли. Он рассеянно кивнул служанке и сел за стол. Лив тотчас же налила в бокал розового вина, поставила перед ним тарелку с рагу и хлебницу, заполненную крупными ломтями серого хлеба (как раз такой, который нравился хозяину: хрустящая корочка и упругий мякиш). Она отступила на шаг и, затаив дыхание, смотрела, как обожжённые опытами длинные пальцы ломают серый ломоть. Сердце замерло от горькой нежности. Никогда, никогда, несмотря на все её ухищрения, не взглянет на неё господин Рихард. Он считает её глупой поломойкой и кухаркой. И прав, конечно. Кто она — и кто он? Вот и сейчас, поглощает рагу, почти не жуя, а сам думает о чём-то своем, наверное, очень важном.
Рихард действительно почти не чувствовал вкуса еды. Мысль о том, что он в одном шаге от славы, богатства, бессмертия, снова завладела им. Так, сейчас он доест — и обратно в кабинет. Внимательно перечтёт свои записи, ещё раз сверится с оригиналом, нет ли ошибки, и …
Что-то неуловимо изменилось. Воздух вокруг алхимика сгустился, стал плотным, сладким, горячим. Пальцы, держащие ложку, задрожали. Он с трудом проглотил тающие во рту овощи и поднял взгляд.
Высокая девушка в мешковатом платье, которое, впрочем, совершенно не скрадывало её стройную фигуру, смотрела на него, покусывая полные губы. Её щеки горели нежным румянцем, беленькие ручки, обнажённые до локтей, теребили завязки чепчика, из-под которого так наивно выглядывала каштановая прядка. Рихард, как заворожённый, глядел на ямочки у локтей, на тонкие пальчики, выдающие волнение хозяйки, а потом встретился с ласковым взглядом серых глаз.
Горячая волна пробежала по его телу, заполняя каждую клеточку. Невольные слёзы затуманили взор. Он медленно отложил ложку, нетерпеливо отбросил в сторону салфетку и поднялся, оказавшись, к собственному удивлению, одного роста с Лив.
«Красавица… Милая… нежная… И как я раньше этого не замечал…Глупец… Слепец… Дурак…Счастье вот оно, в шаге от тебя, лишь протяни руку… Я был так увлечён, что едва не упустил его… Едва не прошёл мимо… Ещё не поздно… Мысли путаются… Конечно же, не поздно… Она… Богиня — прекрасная богиня. Она смотрит на меня… О великий Гермес, я тону в озёрах её глаз… Немыслимо… Но что, если она отвергнет меня… Я был так груб с ней. Я… Она… «, — он качнул головой, отгоняя мысли, и шагнул к девушке.
Свеча почти догорела. Неверный свет дрожащего пламени выхватывал из темноты лежащего на разорённой постели обнажённого мужчину. Он спал, его грудь мерно вздымалась, на полуоткрытых губах блуждала улыбка. Лив, обняв руками колени, затаила дыхание. Рихард… её хозяин… её возлюбленный. Он оказался таким пылким и страстным. Куда делись его холодность, мрачность, грубость? Девушка провела ладонью по груди, на которой сияли красные отметины, и вздохнула. Скоро рассвет. Наступит новый день, а изменится ли что-то в её жизни? То, что произошло этой ночью, не настоящее. Морок. Это всё волшебное масло, которое ей удалось перекупить у одной из редких посетительниц хозяина. Рихард проснётся и будет недоумевать, какая злая сила бросила его в объятья служанки. Конечно, масло ещё есть. И Лив может воспользоваться им ещё и ещё…Но надо ли ей это? И что будет, когда любимый догадается, что причина кроется в созданном им же снадобье, а не в чувствах?
Девушка закрыла глаза. Перед внутренним взором замелькали картины прошедшей ночи. Рихард… он был нежен, ласков… а потом вдруг стал нетерпеливым и требовательным… Она подчинялась его напору, его желаниям и была счастлива… так счастлива, что ей хотелось умереть, лишь бы это счастье не кончалось…
Мужчина шевельнулся, его пальцы бессознательно сжали прицепленный к цепочке ключ. Губы шевельнулись, и Лив наклонилась ниже, прислушиваясь.
— Бессмертие… оно есть… я буду бессмертным… книга… всего один иероглиф… всего один опыт… слава… богатство… бессмертие… — этот бессвязный шепот наполнил сердце Лив отчаянием.
Господин алхимик даже во сне не думает о ней. Он учёный, ему важны только его опыты, его иероглифы. А она? Что теперь будет с ней?
Лив протянула руку, осторожно высвободила из пальцев Рихарда ключ, отцепила его от цепочки и встала. В кабинете хозяина служанка была только однажды, больше её туда не допускали. Но сейчас она вполне может туда зайти.
Накинув сорочку и подхватив свечу, Лив быстро пробежала, едва касаясь босыми ногами пола, по длинному коридору и отперла дверь кабинета.
Морща нос, она вошла в тёмную комнату и огляделась, высоко подняв свечу. Здесь ничего не изменилось с того дня, когда хозяин выгнал её, приказав не совать нос в его святая святых. Девушка передёрнула плечами, вспомнив его грозный голос, и на цыпочках приблизилась к столу, заваленному листами исписанной бумаги. Прямо сверху лежал пожелтевший листок. Странный пузатый человечек равнодушно глядел на Лив глазами-щелочками, прижимая к животу остроконечное яйцо. Вокруг него вились маленькие значки, похожие на червячков. Это и есть иероглифы? Девушка поставила подсвечник и наклонилась ниже. Рихард бормотал что-то о последнем иероглифе… он самый важный, наверное? Только который из них последний? Наверное, вот этот, справа, похожий на готовую взлететь бабочку.
Лив оглядела стол, взяла перо, обмакнула его в чернильницу и резким движением начертала закорючку. Бабочка превратилась в жука. Пальцы, сжимающие перо, дрогнули, и чёрная капля соскользнула с кончика, но Лив успела подставить ладонь и перевела дыхание. Что же она творит?
Но ответа на этот вопрос у неё не было. Она осторожно положила перо, взяла свечу, ещё раз глянула на дело своих рук (узкие глаза-щелочки осуждающе блеснули) и быстро вышла из кабинета.
0
0