Просыпаюсь со слабой головной болью. Марта говорит, что мне повезло. Проспала самое страшное. Но как ей объяснить, что все совсем наоборот? Что звездам нужно равновесие. Счастья и боли должно быть поровну, иначе гармонии не будет. Выходит, в этот раз я зря под колпак садилась?
Прошли тесты на усвоение материала. На некоторые вопросы я не смогла ответить, но Марта все равно осталась довольна. Сказала, что завтра смогу. По секрету шепнула, что хозяину лучше. И теперь ясно, что скоро он будет здоров. Не надо отправлять на полгода на Землю. И легкое цело, и рука будет работать нормально. Это замечательно! А дальше началась утренняя
суматоха. Выяснила у Линды, что мы сегодня полетим во Дворец. Потом — в Столицу. Спросила у Стаса, когда можно будет еще раз сесть под колпак. Сказал, не раньше, чем через два-три дня. Сбегала к хвостикам. Они уже завтракают и веселятся. Посадили и меня за стол. Похлебка у них простая, но вкусная! Надо будет Мухтара с черненькой свести. А парни — такие зубоскалы…
— Миу, что надо делать, если на завтрак тебе дали не еду а
натуральные помои?
— Не знаю. Пожаловаться?
— Не-а!
— Трахнуть ложкой по лбу повара?
— Мне нравится ход твоих мыслей. Но не то!
— Сдаюсь.
— Попросить добавки, мелкая! Чтоб на обед помоев не осталось!
И ржут в десять глоток.
Потом Пуррт меня в сторону отвел, начал расспрашивать о всех
обитателях железного дома. На всякий случай, я рассказала все по легенде.
Что мой хозяин — Владыка, Марта — его телохранитель и врач, Линда — дочь очень богатых и знатных родителей. Но это тайна. И чтоб не заглядывался, потому что детей у прраттов и людей быть не может. Петр — капитан звездного корабля. Сейчас на отдыхе, прикидывается простым, а на самом деле… Стас — голова! А Мухтар все умеет! А кроме того, Мухтар — старый друг хозяина. И положил глаз на Марту.
— А ты кто?
— Я доверенная рабыня, а с недавних пор еще и наложница хозяина.
— Так что, Линда свистела, что у иноземцев рабов нет?
— Почему? Правду говорила. Я — единственная!
— Еще скажи, что не хочешь снять ошейник.
— Во Дворце хотела, сейчас не хочу.
— Не свисти.
— Пуррт, ты как маленький! Сейчас я доверенная рабыня Владыки. Пусть в ошейнике, но власти больше, чем у тебя, свободного. А сниму — кем я стану? Никто, и звать меня никак. Владыка на меня даже не посмотрит.
— А сейчас?
— Сейчас он обо мне заботится. Правда, последние дни больше я о нем. Но скоро поправится, вот тогда заживем… — я мечтательно зажмурилась.
— Не пойму. Я бы со своей девушки в первый день ошейник снял.
Я хихикнула, вспомнив, как Мухтар со Стасом спиливали с меня
ошейник.
— А он так и приказал. Но пришло время летель во Дворец — и что я без ошейника там буду делать? Пришлось ему заказать для меня ошейник доверенной рабыни. Иначе вышел бы скандал. Я же подарок Владыки, от подарка Владыки нельзя просто так отказаться. Вот я этим и пользуюсь.
— Выходит, ты еще та штучка!
— А ты думал! — рассмеялась я. — Ты ведь сам еще тот хитрец. Почему вы с Ктарром в очереди на пришивание хвоста первой Амарру пропустили?
Хотите посмотреть, как это у Марты получится, да не ошибется ли она.
— Миу, а на самом деле, что она медлит?
— У нее в лазарете всего одна койка. На ней сейчас мой хозяин лежит.
Как освободит, так сразу. Но Марта тоже себе на уме. Хочет по-быстрому обучить Амарру языку иноземцев. Я думаю, хочет сделать своей помощницей. Но это я так думаю. Она ничего не говорила.
— А что, обучить так сложно?
— Обучить — нет. Подготовиться к этому сложно. Знаешь, сколько часов я провела в кресле с железным колпаком на голове? У-у-у…
— Ничего не понял.
— Поймешь, если сам в кресло сядешь. Главное, потом все очень
быстро. Сел — и через полстражи новый язык узнал.
— Так просто?
— Просто! Только потом голова целый день болит. Так Мухтар за день наш язык изучил. Я вчера под колпаком сидела, голова еще побаливает.
— Много выучила?
— Говорить могу, читать-писать могу. Еще раз под колпаком посижу, узнаю все, чему меня здесь семь лет учили, только, как бы, с их стороны.
— Рыжая, а за меня можешь попросить?
Чуть не взвизгнула от восторга. Попался мне в когти! Главное — вида не показать. Марта как раз хотела Хвостиков первыми обучить.
— Три желания должен будешь, — фыркнула я. И щелкнула его по носу.
— Ах ты, мелкая шантажистка! На свободного руку подняла! — взревел он и погнался за мной. Мы дважды оббежали вокруг палаток, потом я позволила себя поймать. Он сгреб меня в охапку, подкинул, поймал и лизнул в нос. — Попалась?
Это спорный вопрос, кто кому попался! На наши вопли и визги из палаток высыпал народ.
— А этот рыжий даром времени не теряет, — отметил главный
гидротехник.
— От степных охотников еще никто не уходил, — гордо провозгласил Пуррт.
— Случайность, — возразила я, покрепче обняв его за шею. А то еще отпустит, шлепнусь задом в песок. — Слушай первое желание. Поставь меня туда, откуда взял!
Пуррт вредничать не стал, поставил аккуратно. Даже перед этим ногой песок разровнял.
— Второе желание… Нет, второе потом скажу.
На крыльцо железного дома вышла Марта.
— Миу, иди завтракать. Вам с Линдой скоро во Дворец лететь.
— Я уже позавтракала.
— Тогда разыщи Амарру. Ей сегодня предстоит мокрое дело. Объясни, что это не страшно.
— Госпожа Марта, тут такое дело, — заговорила я по-русски. Пуррт тоже хочет обучение под шлемом. Сделай вид, что ты против, а глупая стажерка тебя уговаривает.
Марта спустилась с крыльца.
— Пуррт ведь не бригадир? — спросила на нашем языке.
— Нет, не бригадир, — ответила я по-русски. — Если глупая стажерка тебя уговорит, он будет должен мне два желания.
Марта сделала строгое лицо.
— Мы с Владом вчера решили, что в первую очередь будем обучать бригадиров, — опять на нашем, задумчиво разглядывая Пуррта. — Но если ты так просишь, я подумаю.
Мы взяли Амарру под руки и повели в железный дом, оживленно болтая по-русски.
— Он что, твой парень?
— Нет, — смутилась я. — Но у него такие уши… Когда на них смотрю, вся дрожу.
Марта остановилась, оглянулась и пригляделась к ушам Пуррта.
— Уши как уши. Мой кот, когда нашкодит, тоже так уши поджимал.
Я просигналила ушами Пуррту «сделано» и отмахнула хвостом жест “радуйся».
Славное утро! Хорошо и беззаботно как в прошлой жизни. Вокруг друзья, и ниоткуда не ждешь беды. Замечательное утро! Только бы хозяин скорей поправлялся.
Черная рабыня, которую Линда зовет по-русски Поваррешкой, надавала столько заказов, что я поняла: на кухне Дворца всего не дадут. Надо лететь на рынок. А почему нет? «Пояс верности» и ошейник с кольцом — в багажнике байка. Нужно Линду предупредить.
Линда решила проще.
— Всю эту гору продуктов ты в руках понесешь? Возьмем Поварешку с собой, они с Петром слетают на рынок. Нужно только утрясти вопрос с наличкой.
Достала звонилку и позвонила ювелиру.
— О чем ты говоришь, уважаемая? — удивился тот. — Твой кошелек у Берры. Она так боится за него, даже ночью из рук не выпускает.
Я хихикнула и назвала себя самой глупой рабыней. На рынок собралась, а о деньгах забыла. И Поваррешка больше не рабыня, раз без ошейника ходит.
Черненькая летела в машине рядом с Петром, а мы с Линдой — на байках. Сели чуть дальше обычного места, чтоб не пугать стражу. Шлемы и куртки закинули в машину, на заднее сиденье и пошли к парадному входу. Как обычно, впереди Линда, а я — за ее плечом. Тут двери открылись, и нам навстречу — народ. Угадали как раз к перерыву. Линда разыскала Владыку и передала пожелания всего наилучшего. Я сделала папе знак, что хочу
сказать важное. Папа кивнул, но время было неподходящее, и меня отослали поболтать с подругами.
Первым делом я разыскала Шурртха. Он ходил мрачный и задумчивый. Мотнул мне головой и быстрым шагом повел через плац к казармам. А потом и дальше, к зданию школы гвардии.
В школе гвардии готовят элитных бойцов. Кормят как на убой, но и гоняют по-страшному, с утра и до вечера. Честное слово, сильнее, чем рабынь. Мы сравнивали. Бойцы оттуда выходят высокими, могучими! Младших вечером отпускают по домам, если они близко живут, а старшие так и живут в казармах при школе. Выходной дают раз в две недели, если не провинился.
И так — до самой новой жизни. Зато окончившим школу гвардии все пути открыты. Их везде берут, и сразу такой оклад денежного содержания дают, что простому чиновнику и не снился. Шурр меньше года назад школу гвардии закончил, уже дом купил, двух рабынь, обеих бабушек к себе перевез, да еще семьям рабынь помогает. А Марру еще два года учиться.
Когда выдавалась свободная минутка, я к ним бегала, так что меня здесь многие знают.
— Хорошо, что ты прилетела. Марру дали два дня отпуска, — бросил Шурр через плечо.
— Ой, как здорово!
— Ничего хорошего. Через два дня у него испытание. Потом — еще два дня отпуска.
— Он пройдет, он сильный.
Шурртх не ответил. Только посмотрел на меня как-то странно. Вообще, вылететь из школы Гвардии можно запросто. Набирают туда детей четырех-пяти лет. А в пятнадцать заканчивает школу хорошо, если треть поступивших. А то и четверть. И испытания у них такие, что можно запросто шею свернуть.
— А, Шурртх, рад тебя видеть! — встретил нас куратор группы Марра.
— Раз Миу привел, значит, уже в курсе. Интересно, кто рассказал?
— Птичка напела. Что вы Марру приготовили?
— Так я тебе и сказал. Шурр, ты же знаешь правила, — усмехнулся
куратор и послал дневального за Марром. — Хорошо, что ты подошел. У Марра сейчас возникнут проблемы с жильем. Поможешь братишке?
— Его отчисляют?
— Сегодня — нет. Что будет после испытания, зависит только от него. Потерпи немного, сам все узнаешь.
Марр прибежал очень быстро. Разгоряченный, лохматый и слегка усталый. Отдал честь наставнику, ткнул Шурртха кулаком в живот, сгреб меня в охапку, чуть не раздавил. Я взвизгнула. На два года младше, а уже на полголовы выше меня вымахал.
— Курсант Марр, перед прохождением испытания двое суток отпуска. Счет пошел, — сухим, равнодушным голосом оповестил куратор.
— Выслушал! Могу идти?
— Можешь. Хотя, нет, задержись. Обычно награда дается после
испытания, — он как-то криво усмехнулся. — Но тут случай особый. Сам с ней разбирайся. Дневальный, приведи дикарку из карцера.
Карцер был рядом, в подвале. Дневальный обернулся быстро. Вернулся, толкая перед собой рыжую девчонку. Девчонка рычала, шипела и огрызалась. Длинная, выше меня, тощая как жердь, аж ребра просвечивают. И очень грязная Из одежды — только замызганная набедренная повязка и грубый, тяжелый ошейник с кольцом. Руки связаны за спиной, а над локтем правой — два клейма беглой рабыни. Причем, одно свежее. После третьего побега клеймо ставят на лоб и отправляют на каменоломни. Но самое удивительное, у рабыни был хвост, который сейчас зло хлестал по ногам. Дважды бежать и сохранить хвост — это надо под счастливой звездой родиться.
— Вот твоя награда, — ухмыляясь во весь рот, проговорил куратор.
— Вообще-то, пока не твоя, но будет твоя, если пройдешь испытание. Сумеешь укротить эту дикарку за пять дней — тебе это зачтется. А пока подумай, где ее поселишь на ближайшие два года. В казарме ей не место.
Марр жалобно посмотрел на Шурртха. Тот поморщился. Вести к себе домой грязное, сквернословящее чудище ему не хотелось.
— Может, пока поживет у нас? — предложина я.
— В железном доме? — удивился Шурртх.
— Нет, рядом, в шатрах, с артистами.
— А что твой хозяин скажет?
Я задумалась.
— Да, Марр, в день испытания приведешь ее с собой, — встрепенулся куратор. Марр только кивнул, не отрывая взгляда от подарка, но Шурртх насторожился.
— Зачем?
— Или вручим ее официально, или отберем, если Марр завалит испытание.
Шурр опять погрузился в мрачные думы. А у Марра только что слюни не текут. Еще бы — первая рабыня в жизни. В тринадцать лет! Порвет ведь кунку девчонке, столб ходячий. Надо спасать бедную.
— Мальчики, вы пока займитесь своими делами, а я беру ее себе.
Хватаю грязнулю за локоть и тяну вон из школы.
— Пусти меня, сволочь! Куда ты меня тащишь? — шипит девчонка.
— Еще раз при мне ругнешься, язык бантиком завяжу. Не хватало мне из-за тебя плетей получать, — говорю ей на языке рыжих. — Сначала мы тебя отмоем и оденем, потом накормим. И следи за языком. Здесь Дворец, а не бараки портовых грузчиков. Одна рабыня ругнется, все, кто рядом стоят, по пять плетей получают.
Выходим к тыльной стороне Дворца. Сам Дворец выстроен в виде буквы П. Только фасад длинный, а ножки — правое и левое крыло — короткие, с задней стороны Дворца. Перед фасадом — площадь, потом парк. А между ножками П — рабочий двор. По нему мы сейчас и топаем.
— Тебя как зовут?
— Как хочешь, так и называй.
— А как мать назвала?
— Не знаю.
— Тогда придумай себе красивое имя.
Двери со стороны рабочего двора тоже охраняются, но не так строго, как парадные. На секунду задумалась, как ее провести. Такой грязной во Дворец нельзя. Но если через дровяной подвал… Ох, совсем голову потеряла! Под окнами Дворца вести грязную, связанную рабыню! За одно это можно пяток плетей получить.
Ныряю в подвал, в дровяную секцию, разворачиваю ее к себе спиной, опускаюсь на колени и принимаюсь за узлы на веревке. Ну, накрутили, ну, затянули. А спина-то! Вся в старых шрамах от кнута. Наконец, веревка поддается, руки девицы повисают двумя плетьми.
— Миу, твой младший брат тебя разыскивает, — сообщает Петр через ошейник. И включает трансляцию разговора Шурртха с куратором. Убавляю громкость, а то грязное чудо аж подпрыгнуло.
— Не слишком ли дорогой подарок? — спрашивает Шурртх. — В мое время рабынь не дарили.
— Татака досталась нам, считай, даром. Трижды бежала, трижды была поймана. Хозяин хотел продать ее в каменоломни, даже лоб клеймить не стал, чтоб товарный вид не портить. Но перекупщик отказался. Слишком тощая, долго не протянет. Тогда хозяин повел ее к палачу, но не сумел сторговаться. Тут проходил мимо наш наставник и купил ее за денюжку маленькую. Считай, от палача спас, а она его еще искусала по дороге.
Шурртх фыркнул, а я задумалась. Татака — мелкая сорная рыба с
ядовитыми шипами. Рыбаки с руганью выбрасывают ее из сетей. Есть в ней нечего, а ранки от шипов долго болят и плохо заживают. Очень меткую кличку дали девчонке.
Дровяная секция подвала как раз под кухней, котельной и прачечной. Провела девчонку мимо нумерованных клетушек, забитых дровами, и поднялась по лестнице, что выходит в котельную. Выглянула за дверь в коридор, выбрала момент, чтоб никто не видел, и быстрым шагом провела Татаку в прачечную.
— Девочки, знакомьтесь. Это новая рабыня моего брата.
Немая сцена. Девочки осмотрели приобретение и сморщили носики.
— Ну чего вы как не родные? Она ночь в солдатском карцере провела.
— Бабоньки, вы что, работы испугались? Не знаете, что с грязным
бельем делают? — строго, но весело рыкнула старшая рабыня. Девушки ожили. С веселым гомоном налетели на мою, сорвали набедренную повязку, подняли на руки и окунули с головой в большое корыто с мыльной водой. Девчонка, конечно, потрепыхалась. Но, когда пять против одной, хоть трепыхайся,
хоть не трепыхайся — все одно.
— Будешь ругаться, заставлю мыло съесть, — пригрозила старшая рабыня.
В десять рук Татаку отмыли быстро. Вытащили из корыта, щетками согнали воду, причесали шерстку. Из кучи ветхого постельного белья, что на выброс, я выбрала старую простыню, сложила вдвойне, по центру порвала прореху для головы и накинула на Татаку. Подпоясала веревкой, которой у нее были руки связаны. Уже не голая, а как бы в платье! Девчонка больше
не сопротивлялась, только испуганно озиралась и ругалась тихонько, непонятно на кого.
— Уже лучше, но не то, — решила старшая рабыня и послала за
портнихой. Та явилась с тремя помощницами. Моей развели руки в стороны и в момент сняли мерки.
— Миу, погуляй стражу-другую, а мы твоей за это время наряды
выправим, — наказала мне портниха. — А ты, беспутная, будешь ругаться, рот зашью!
На такую удачу я даже не рассчитывала. Опять спустилась с Татакой в подвал, прошли до конца дровяной секции, по узкой спиральной лестнице поднялись на третий этаж, прошли служебным коридором до конца фасада, спустились в подвал и вышли с правого крыла Дворца. Тоже не идеал, но до площади перед фасадом всего десять шагов. Хоть крыло Дворца обходить
не надо. И стражники там знакомые, меня знают.
Дала девочке метлу в руки. Не тот вид у нее, чтоб перед Дворцом просто так гулять. Подвела к машине, Петру представить да вещи из байка забрать. А там меня Линда ждет. Татака иноземцев в первый раз увидела, у нее аж зубы от страха застучали.
— Какая ты худенькая, — удивилась Линда. — Миу, я вижу, у тебя дел с ней еще много. Мы летим в город, а ты завершай дела. Только обязательно покажи Татаку Марте. Не нравится мне ее худоба. Не в концлагере же ее держали. И обязательно смени ошейник.
Достала из багажника серийный ошейник и протянула мне. Я как раз за ошейником и пришла. Хотела свой отдать, из самых простых, но без кольца. Поблагодарила Линду, заставила Татаку поклониться как у обученных рабынь положено. То есть, скрестив руки перед грудью и положив ладошки на плечи. Линда улыбнулась и потрепала мою подопечную по ушам.
— Не бойся, глупенькая. Ты попала в хорошие руки.
Я привыкла к байкам, но Татака страшно испугалась, когда Линда, оседлав байк, поднялась в воздух. А за ней поднялась и летающая машина. До того испугалась, что сама схватилась за мою руку.
— Теперь идем к кузнецу, сменим тебе ошейник.
Рисковать очередной раз я не решилась, повела Татаку в кузницу в обход Дворца. Линда далеко, если попадемся, сразу выручить не сможет.
— Госпожа, откуда чужая, страшная мое имя узнала? — подала голос моя подопечная. Надо же, не только ругаться умеет. Что же ей ответить? Что мы разговор куратора с Шурртхом подслушали?
— А, не обращай внимания. Иноземцы только взглянут, и сразу очень много о тебе узнают. Поживешь среди них, сама так научишься.
— Это как?
— А вот так! Я на тебя внимательно посмотрю, увижу твои два клейма и тут же пойму, что ты дважды пыталась убежать. А посмотрю подольше, и мне ясно, что ты бежала не дважды, а трижды. И хозяин решил от тебя избавиться.
— Врешь ты все! Тебе кто-то рассказал.
— Ну, пусть рассказал, — легко согласилась я. — Стой! Положи метлу, разведи руки в стороны. Теперь медленно повернись кругом. Ну, ты даешь… Рот открой. Все, закрой рот, бери метлу. Значит, так. Поправь меня, если ошибусь. Хозяин хотел тебя в каменоломни продать, но не смог. Разозлился и повел к палачу, чтоб тот тебе клеймо на лоб поставил, а потом запорол
насмерть. Палач много запросил за вывоз твоей дохлой тушки. В цене не сошлись. Тут мимо добрый учитель из гвардейской школы проходил, выкупил тебя. А ты его за это искусала. Он скрутил тебе руки веревкой, привел в школу гвардии и бросил в карцер. Сначала хотел себе оставить, но ты так ругаешься, что он тоже решил от тебя избавиться. И не смотри на меня голодными глазами. Вижу, что три дня не ела. Сейчас ошейник сменим, и
накормлю тебя.
Глаза девки становились все больше и больше. А что? Линда нас
искусству импровизации не зря учила!
— Все точно рассказала, — прошептала девчонка. — Но как???
— Скажи ей, что это дедуктивный метод Шерлока Холмса, — подсказал через ошейник Стас. Я так и передала.
— Я не понимаю…
— Не все сразу. Я тоже многого не понимаю. Говорю же, поживешь рядом с иноземцами — научишься.
«Научишься пыль в глаза пускать» — добавила про себя и фыркнула весело. Девчонка тоже робко улыбнулась.
Пока разыгрывала Татаку, мы подошли к кузнице. На наше счастье у кузнеца не было срочной работы. Я низко поклонилась ему и заставила поклониться Татаку.
— Господин, этой рабыне госпожа Линда велела заменить старый ошейник на новый, — я опять низко поклонилась и показала ему ошейник доверенной рабыни.
— Этой замухрыжке — ошейник без кольца? Рыжая, ты кого обмануть хочешь?
— Эту бестолковую рабыню с грязным языком наставники школы гвардии подарили курсанту Марртаху за успехи в учебе. Точнее, послезавтра подарят. Марртах — это младший сын римма дворцовой охраны, господина Трруда. У Марртаха еще ни одной рабыни нет, поэтому эта тощая как бы сразу станет доверенной, — я прикрыла рот ладошкой и глупо хихикнула.
— Значит, подарок сыночку главы охраны?! Я же говорю, тут что-то не чисто! — обрадовался кузнец. — А Трруда я знаю. Правильный воин! Давай сюда ошейник.
— Трындец! Это я, беглая, из портовых бараков да сразу в знатный дом попаду? — изумилась Татака. — Мать моя шлюха, роди меня обратно!
Несильной с виду оплеухой кузнец сбил ее на землю.
— Еще при мне бранное слово скажешь — в язык кольцо продену, чтоб вообще говорить не могла. — пояснил он. — Экономят чиновники, на всем экономят! Сыну уважаемого воина могли бы и получше рабыню подобрать. Где ты этот ошейник взяла? Никогда таких не видел.
— Госпожа Линда выдала. Если тут, изнутри нажать на защелку, он раскроется.
— Какой легкий…
— Он сделан из легкого прочного металла, который иноземцы называют титан, — пояснила я. — Глупая рабыня не знает, как он по-нашему называется. А внутри ошейник пустой как мозговая косточка. Госпожа Линда сказала, так получается дешевле и легче.
— Мы так не делаем, — покачал головой кузнец. Поставил Татаку на колени рядом с наковальней, показал мне, как держать ее ошейник, и в пять ударов выколоткой выбил заклепку. Сбросил старый ошейник, защелкнул на шее новый.
— Готово!
— Спасибо, господин!
— Титан, говоришь. Видно, дорогой, раз ошейники из трубки гнут.
Я прислушалась к подсказке Стаса.
— Дороже железа, но дешевле серебра, господин. Говорят, куется плохо, а больше я о нем ничего не знаю.
— Ну, беги, рыжая. Не давай тощей ругаться.
И мы поспешили ко Дворцу. Теперь, в белом платье из простыни и изящном ошейнике с двумя мелкими изумрудами, Татака выглядела уже не так страшно. Послала ее отнести на место метлу и бегом вернуться назад. Если рабыня сильно торопится, ее редко останавливают.
— Поставил на контроль новый ошейник. Молодец, Миу, — сказал ошейник голосом хозяина.
Все время везти не может. В трех шагах от кухни нарвались на
дворцового стражника.
— Стоять! Кто такая? — гаркнул он Татаке. А на меня даже внимания не обратил. Я резко остановилась и развернулась.
— Закрой рот и поклонись, как я учила, — приказала я Татаке. И сама поклонилась стражнику. — Это новенькая, господин. Зовут Татака. Мне велено ее накормить, приодеть и отвести к госпоже Рритам. Госпожа Рритам решит, что с ней дальше делать.
— Под твою ответственность, Миу. Не спускай с нее глаз! — велел
стражник и пошел дальше. Я облегченно выдохнула. Хорошо, что стражник меня знает. Иначе скрутил бы обеим руки за спиной и отвел в караулку до выяснения.
На кухне, когда кончили меня тискать, я представила всем Татаку. Нам накрыли стол в маленькой трапезне по соседству. И поставили — как господам — по полной миске мясного рагу с овощами. Я-то привыкла с хозяином за одним столом деликатесы лопать, глазом не моргнула. А Татака остолбенела.
— Обосраться! Это все — мне???
И тут же получила деревянной ложкой по лбу.
— Еще раз ругнешься — будешь кости грызть из помойного ведра,
— объяснили ей.
— Миу, с тобой Шурртх говорить хочет. Соединяю, — сказал ошейник голосом Стаса. И сразу голосом Шурртха: — Миу, ты меня слышишь?
Я взялась обеими руками за ошейник, откинула голову назад.
— Слышу, Шурр, слышу.
— Куда ты пропала? Где новенькая? Марр тебя обыскался.
— Мы на кухне. Через полстражи приведу новенькую к маме Рритам.
— Хорошо, там и встретимся. Конец связи.
— Конец связи.
Отпустила ошейник, взялась за ложку. А все девочки, выпучив глаза, на меня смотрят. Ну да, это для меня Рритам — мама, а для них — грозная начальница.
— Миу, с кем ты сейчас разговаривала?
— С Шурртхом. Они с Марром нас обыскались. Спрашивают, куда новую рабыню увела.
— Ты очень изменилась, Миу.
— Да бросьте, девочки.
Доела свою порцию, вычистила миску кусочком лепешки. Показала Татаке, как правильно держат ложку. И… ждала, пока она еще две добавки умнет.
— Сдохнуть, как хорошо!
Облизала ложку и трахнула ее по лбу. — Не выражайся.
Татака сначала насупилась, а потом улыбнулась.
— Ты все равно славная!
— Тогда допивай сок, и бежим к вышивальщицам.
Портнихи и вышивальщицы располагались на этаж выше. А у всех лестниц дежурят стражники. Поэтому я дала Татаке в руки ведро и веник. Получила от стражников когтями по попе, улыбнулась им и представила Татаку как новенькую. В общем, прошли без проблем. Портнихи тоже не подвели. Другие
дела отложили, вся мастерская на Татаку работает. Уже сшили блузку, юбку, платье и заканчивали легкую курточку. И все белое — из старого постельного белья. Ткань хоть и старая, но дорогая, тонкая, легкая, с отблеском! Так выкроили, что на курточке даже вышивка на спине. И рукава везде длинные, до локтя, чтоб клейма закрыть.
Накинули на Татаку платье — на меня хохотунчик напал. Платье на ладонь выше колена заканчивается. На талии поясок. А над ним — все брюхо голое. И бока голые. Такая большая круглая дырка спереди. Но спина хорошо прикрыта. Это чтоб шрамы от кнута спрятать.
А блузку сшили так, чтоб можно было поверх платья надеть и живот закрыть. Рукава до локтей, фонарики. Сверху и у локтя перетянуты, а посредине — свободными складками. Юбка длинная, из глиссированной ткани. И тоже белая. Очень красиво! Курточка легкая, со свободным широким рукавом, а на запястье манжетка.
Шерстка на Татаке уже высохла, а после щетки стала пушистой. Конечно, не такая ухоженная, как у дворцовых рабынь, но это только вблизи можно различить. Если б не ошейник да рыжая шкурка, Татака издали сошла бы за знатную даму. С такой можно смело по Дворцу ходить.
Я горячо поблагодарила портних, отнесла на место ведро и веник и повела Татаку к маме Рритам.
— Кто такая мама Рритам? — поинтересовалась Татака.
— Мама твоего хозяина. А еще она самая главная над нами во Дворце. Римма всех рабынь.
— Я не хочу к ней, я боюсь, я не пойду! — и встала посреди коридора.
— Не бойся, я тебя в обиду не дам.
— Ты что, здесь самая главная?
— Вовсе нет! Просто мама Рритам — моя кормилица.
Фыркая, тяну девчонку за руку. Татака слабо сопротивляется и
бормочет под нос бранные слова.
— Что ты все время ругаешься?
— Четыре года рыбу чистила. С утра и до вечера. Барак, огромный стол, я и две горы рыбы. Справа чищенная, слева нечищенная. Привыкла с ней разговаривать. Я ее ненавижу!
У мамы Рритам нас встретили Шурр с Марром, а сама мама куда-то вышла. Челюсти у парней отвалились до самого пола.
— Закройте рты. Будто не знаете, что бриллиант огранки требует,
— пояснила я им. — Лучше давайте подумаем, где девочка жить будет. Я вижу только три места: У тебя, Шурр, здесь, дворцовой рабыней, или со мной, в железном доме.
— Если мама согласится, то здесь, — выпалил Марр.
— А не боишься, что обрюхатят твою девочку? Тут это запросто.
Марр заморгал и насупился. Ребенок ребенком, хоть и вымахал выше меня ростом.
— Если у Шурра жить будет, он точно обрюхатит.
Думала, Шурр ему подзатыльник влепит, но он только фыркнул.
— Ко мне нельзя. Мои серые охотницы ее закусают.
— Это почему? — удивилась я.
— Потому что ко мне в постель полезет.
— Я??? — обалдела Татака.
— Она??? — изумилась я.
— Миу, сестренка, скажи честно, на какую ночь ты оказалась в постели хозяина? Только не говори, что это он тебя туда уложил.
Я открыла рот, закрыла, снова открыла. Возразить было нечего. Братья дружно заржали. Даже Татака рот до ушей растянула.
— Вы… Вы не знаете, какой он! Он замечательный, он, он…
Теперь и эта заржала. Шурр вообще по стенке сполз, на полу расселся, за живот держится. Марр под шумок руку Татаке на талию положил, к себе подгреб.
— Он мне хвост оставил, вот! — выпалила я. Татака словно подавилась.
Хотела спросить что-то, но тут ма Рритам вернулась.
— Вижу, вы уже поладили. — Взяла мою за руки, строго и серьезно оглядела с головы до ног. — Побудьте здесь, а нам посекретничать нужно.
Отвела в спальню и дверь закрыла. А я отвела Марра в уголок и начала шепотом инструктировать. Чтоб в первую ночь не лапал, дал девочке к нему привыкнуть. Чтоб не только о своем удовольствии думал, но и о девочке заботился. Но чтоб распускаться не давал. Был с ней строг, но справедлив.
Нас, рабынь удовольствий, чему только не учили. В том числе, как
воспитывать новых рабынь хозяина. В школе гвардии вряд ли таким вещам учат.
Только хотела перейти к главному, как Стас включил на мой ошейник беседу мамы Рритам с Татакой. Точнее, Татака рассказывала, как жила у прежнего хозяина. Это не хозяин, это зверь! Таких убивать надо! На цепи держал, даже не кормил неделями. Мол, жрать будешь, когда работу закончишь. А пока на столе хоть одна невыпотрошенная рыбка, тебе нужно не жрать, а работать. Хочешь жрать — жри сырую. Удивляюсь, как она не
прирезала хозяина, когда бежала.
А самой Татаке месяц назад четырнадцать исполнилось. То есть, она на год моложе меня и на год старше Марра. И хочет жить в железном доме, потому что там есть шанс сохранить хвост.
— Ты что замолчала? — удивился Марр.
— Слушаю, о чем ма с твоей говорит. — И начала пересказывать
главное. Сколько ей лет, как жила, о чем мечтает. Наши женские секреты, конечно, опустила. Это насчет жезлов. Не нужны ей жезлы, уже два года, как не нужны.
— Ну и слух у тебя…
— Это потому что с иноземцами живу, — начала фантазировать я. — От них научилась. Но пока только временами получается.
Потом ма Рритам увела к себе Шурра. И Стас опять включил мне звук. Думала, ма велит ему взять Татаку в дом, но она стала расспрашивать его о предстоящем Марру испытании. Они знали, о чем говорят, а я — нет, долго не могла врубиться. Наконец, поняла. Испытание не на силу и ловкость, а на верность и преданность. Да такое… Не знаю, какое, но не всякий его выдерживает. Шурр выдержал, но потом напился впервые в жизни и два дня в себя проходил. И ма, и Шурр боялись за Марра. Шурр сказал, что куратор тоже не уверен в Марре, поэтому велел привести на испытание Татаку. Если Марр не пройдет, Татаку отберут. Ма надолго задумалась, потом пробормотала:
— Только бы это девочку не затронуло.
И вытолкала Шурра за дверь. А к себе позвала Марра.
А Стас мне сказал: «Извини». И звук кончился. Как я ни напрягала уши, больше ничего не услышала.
— Не слышишь? — спросил Шурр. Я отрицательно помотала головой.
— А меня слышала?
— Тебя слышала.
— Забудь что слышала.
— Уже забыла.
Сидим, молчим. Татака вновь начала нас бояться. Я подтянула ее поближе к себе, обняла и, как хозяин, начала почесывать под подбородком.
Меня от хозяйской руки сразу на «мурр» пробивает. Но Татака не замурчала. Только ко мне плотней прижалась.
Вышел Марр, злой и растерянный. Глазами с нами встретиться боится. Как сказала бы Линда, «накачку получил».
— Миу, зайди, моя девочка.
Усадила меня на кровать, погладила по спине.
— Вас лекарсому искусству хорошо учили?
— Нет, — помотала я головой. — Только раны обрабатывать да роды принимать.
— А что можешь о девочке сказать?
— Худая очень. Но ничего, откормим.
— Не откормите. Беда с девочкой, умрет скоро. И года не проживет. Нехорошую болезнь подхватила, поэтому такая худенькая.
— И лекарства нет?
— Есть лекарство, да не про нас. Очень дорогое. Его из коры редкого дерева делают. Дерево за океаном растет, на землях дикарей. Надо корабль за океан посылать, поэтому и дорогое.
— Матушка Рритам, что за лекарство?
— Из коры порошок толкут. Его надо полгода три-четыре раза в день принимать, а то и год. Тогда болезнь проходит. Только рабынь не лечат. Дешевле десяток дорогих рабынь купить, чем одну вылечить.
— Миу, я подключаю Марту. Расспроси во всех подробностях, — пришел приказ от Стаса. Я повеселела.
— Матушка, госпожа Марта очень хороший целитель. Расскажи во всех подробностях, что знаешь об этой болезни. Я ей перескажу.
0
0