Теперь, когда им не нужно было возвращать свою прежнюю жизнь; теперь, когда Дирку больше не угрожало «Чёрное крыло», насущные проблемы вышли на первый план.
Тодд стоял в офисе их агентства, в месте, которое он не видел чертовски давно, до тех пор, пока не очутился здесь сегодня. Он побывал в совершенно иной вселенной, где он был тем же мудаком — так же облажался, как и тот, что существовал здесь и сейчас. Здесь его родители были живы. Сестра ненавидела его. Дирк встречался с его двойником. И всё лишь потому, что человек, имя которого Дирк неразборчиво бормотал во сне, хотел выяснить предел его способностей.
Смириться с этим было трудно. Он начал всерьёз сожалеть о том, что позволил Риггинсу уйти.
— Тодд? — голос Дирка звучал крайне смущённо.
— Я помню, — снова сказал Тодд, всё ещё глядя на открытую дверь. — Я помню всё: обе временные линии — но не могу понять, где началась одна и закончилась другая. Всё смешалось, и я… Боже, я помню передоз и как попал в больницу. Я помню ожоги Аманды. Родителей… Я помню, как прикидывался больным. Я помню взгляд Аманды, когда сказал ей правду. Она так и не простила меня, она до сих пор ненавидит меня, а ты…
Затем он повернулся, чтобы поймать настороженный взгляд Дирка.
— Ты… Мы встречались…
— Я могу объяснить… — начал Дирк, но Тодд не был готов слушать. Он не был готов ко всему этому. И определённо он не был готов увидеть Аманду.
— Послушай, я просто… Не могу сейчас. Мне надо домой. Мне нужно обдумать это, понять… Нужно…
Он и сам не знал, что ему нужно. Возможно, время. Перезагрузка. И чтобы Дирк прекратил смотреть на него взглядом, от которого сжималось сердце. Чтобы всё это оказалось не напрасно, потому что сам он далеко не был в этом уверен. Чтобы они когда-нибудь смогли оправиться от этого… Дела? Нет. Эксперимента. Чтобы нашлась та вселенная, где он не окажется законченным подонком.
— Всё в порядке, — сказал Тодд, пытаясь успокоиться.
Дирк согласно кивнул, хотя Тодд прекрасно понимал, что ему чертовски больно. В иной вселенной, где он не был полным мудаком, он, возможно, остался бы. Но сейчас Тодд отвёл глаза, судорожно вздохнув, и направился к двери. Дирк провожал его взглядом до самого выхода, но Тодд не смог заставить себя обернуться. Даже когда Дирк едва различимо прошептал его имя.
Выйдя на улицу, он обнаружил Фару, прислонившуюся к машине с телефоном в руке.
— Тодд, — сказала она, заметив его.
— Всё в порядке, — ответил Тодд. — Где Аманда?
Фара покачала головой.
— Ещё не приехала, но она сказала, что они всего в нескольких кварталах отсюда. Ты точно в порядке? Тот человек, он…
— Риггинс, — сказал Тодд.
Фара широко раскрыла глаза. Тодд проигнорировал её реакцию.
— Всё в порядке, он ушёл, — Тодд покачал головой. — Послушай, Дирк может всё объяснить. Я… Мне нужно домой. Просто… Когда Аманда приедет, побудьте с ним, ладно?
Он уловил немой вопрос Фары, понимая, что она не станет его озвучивать. Кем бы они друг другу ни приходились: друзьями, коллегами или даже родными — они были достаточно близки, чтобы Фара поняла его потребность в уединении. Тодд действительно ценил это.
— И, если можно… Просто скажи Аманде, что я рад за неё и горжусь ею.
Он не дал Фаре возможности ответить, хотя чувствовал, что ей было, что сказать, — тень замешательства мимолётно скользнула по её лицу. Игнорируя её, Тодд зашагал в сторону автобусной остановки, отчасти потому, что понятия не имел, что случилось с их арендованным автомобилем, — теперь их было два или ни одного? — но в основном потому, что ему нужно было прийти в себя. Обернувшись, он увидел, что Фара снова уткнулась в телефон.
Когда он потерял её из виду, осознание ситуации уступило место панике. Работа, которая у него была прежде, теперь не существовала. Продавать дом Аманды теперь не требовалось. Он был сотрудником холистического детективного агентства. Его родители были живы.
Он поцеловал Дирка.
Это, пожалуй, было наименьшей из имеющихся проблем, но всё же эта мысль не давала покоя, преследовала его, Тодд помнил всё в мельчайших подробностях. Он непроизвольно прижал пальцы к губам.
Но это был не он. Ведь так? Это был не он, вопреки словам Дирка, который хотел остаться с тем другим Тоддом, с Тоддом, который продавал пластинки и которому хватило смелости, чтобы пригласить его на свидание.
Боже, неудивительно, что Дирк хотел остаться. И с чего Тодд решил, что эта временная линия лучше…
И всё же она была лучше, по крайней мере, для Аманды. Здесь у неё были друзья, Фара и жизнь вне дома их родителей. Он повторял это снова и снова, пока не доехал до своей остановки — паника потихоньку сходила на нет. На какой-то миг он даже убедил себя, что всё будет хорошо.
Это ощущение сохранялось лишь до тех пор, пока он не поднялся по ступенькам к своей квартире — здесь не было нового домофона при входе в здание, и Риджли стал казаться каким-то ненастоящим. Этот дом существовал как здесь, так и в иной временной линии, которые переплелись друг с другом так, что Тодд уже не понимал, где заканчивается одна и начинается другая.
Поломанные перила на лестнице, как и состояние его квартиры, расставили все точки над «i», когда он, наконец, ступил внутрь. Да, он узнал эти стены, полки, пианино и гитару, но это была не его квартира — всё здесь было как-то иначе.
На дальней стене красовалась чёрная тройка, Тодд сам не знал, почему так и не закрасил её. Он заменил здесь всё: разорванные подушки и чехлы для кресел; всю разбитую посуду; лампу, стойка которой продолжала опасно покачиваться, сколько бы он ни пытался её закрепить; телевизор, который нельзя было починить после падения из окна. Он даже заделал ту дыру в стене, пробитую им самим, — но так и не побеспокоился о том, чтобы замазать эту тройку.
Осознание повлекло за собой новую волну паники, в груди стало невыносимо тяжело, и дыхание сбилось. Раньше его должны были беспокоить поиски новой квартиры и продажа старого дома родителей. Вместо этого он думал о том, как теперь смотреть в им глаза, впервые после того, как они узнали о выдуманном парарибулите. Раньше он должен был беспокоиться о возможном согласии Дирка на неловкое предложение Тодда зайти к нему домой. Но всё, что ему оставалось теперь — это задаваться вопросом, нужно ли вообще Дирку всё это.
О чем он, чёрт возьми, думал? Короткий укол совести, и теперь он застрял на обочине между двух миров: тем, где его больше не было, и тем, где он всё ещё был. Тяжесть в груди стократно усилилась, а воздух в квартире стал горячим и сухим.
Шершавое тепло разрывало лёгкие. Словно кто-то растопил печь или переместил Риджли в центр Сахары. Воздух вокруг него задрожал. Тодд ощутил, как его губы начали трескаться. Он открыл рот в попытке вдохнуть побольше воздуха. Слишком поздно он понял, что это приступ. Баночка таблеток, что он хранил в своей аптечке, казалась невероятно далёкой.
Всё же он сделал несколько шагов на едва слушающихся ногах в нужном направлении, пока зрение не стало терять чёткость. Это всего лишь парарибулит, сказал он себе. Он не может причинить тебе реальный вред.
Разве что вся его кожа была будто охвачена жаром. Чёрт возьми, с горечью думал он, вот чем всё закончилось.
~*~
Дирк уставился на опустевшее место, где всего минуту назад был Тодд, и лишь тогда осознал произошедшее. Чувствуя, что ноги начинают подкашиваться, он дошёл до кресла-кровати и устало плюхнулся в него.
Этим утром всё казалось таким простым, что, вероятно, должно было вызвать у него подозрения. Несмотря на это, он вернулся в первоначальную временную линию — или очень близкую к ней, ту, что, по его мнению, мог сотворить Эмершан. И ради чего? Чтобы ответственный за всё это просто взял и исчез? Чтобы Риггинс, его вечное напоминание о былых травмах, появился на его пороге? Чтобы Тодд…
О, боже, Тодд.
Он понятия не имел, как Тодд вспомнил обе вселенные, ведь при первом перемещении этого не произошло. Но значит, он помнил всё, что случилось между ними: как они с Дирком сидели на диване; и тот вечер в баре; помнил, как спал рядом с Дирком на этом самом полу. Он помнил каждый их разговор и как они поцеловались, и всё же он ушёл, а Дирк не мог понять, почему.
Он должен был предвидеть, что так произойдёт. Ему стоило бы знать, что вселенная не даст ему стать счастливым.
Ну нет, подумал Дирк, резко выпрямившись. Он уже достаточно долго беспрекословно слушал вселенную. Хватит с него её капризов. Тодд принадлежал ему независимо от вселенной, и будь Дирк проклят, если вот так позволит Тодду уйти. Ему просто нужно было его убедить. Он уже делал так раньше. Он сможет сделать это снова. Поднявшись с дивана, Дирк направился к двери.
На полпути вниз по лестнице он наткнулся на Фару и Аманду — Роуди, к счастью, с ними не оказалось.
— Фара, мне нужна твоя машина, — сказал Дирк без предисловий.
Фара бросила на него странный взгляд, в котором читалась неприкрытая радость. Аманда смотрела на них с любопытством.
— Кто-нибудь расскажет мне, что происходит? — спросила девушка, когда Дирк повернулся к ней.
— Привет, Аманда. Рад снова видеть тебя, но тебе бы на самом деле стоило сказать брату, что ты простила его. Фара расскажет тебе всё остальное, а мне нужно ехать к Тодду. Он ведёт себя по-идиотски, впрочем, как и всегда, а я в него безнадёжно влюблён.
Аманда распахнула глаза в изумлении, но воздержалась от комментариев и взглянула на Фару в ожидании объяснений.
— Дирк… Разве нам не нужно…
— По-моему, мы договорились, — прервал Дирк. — У тебя снова есть Аманда, так что позволь мне получить Тодда. С остальным разберёмся позже.
На щеках Фары заиграл румянец, когда она повернулась к Аманде. Дирк терпеливо ждал. Фара в конце концов обречённо вздохнула и отдала ключи. Обрадованный Дирк чуть наклонился и чмокнул её в щеку. Как он и ожидал, Фара застыла в замешательстве. Дирк не стал пренебрегать возможностью сбежать без оглядки.
Сев за руль, он не сразу понял, как включить зажигание. Однако всё оказалось намного проще — или же сама вселенная хотела их с Тоддом воссоединения, потому что машина завелась простым нажатием на кнопку.
Дирк съехал с бордюра, не обращая внимания на припаркованный поблизости фургон Роуди. Он ехал по городу так, как делал всё остальное, с твердым пониманием того, что вселенная приведёт его туда, куда нужно. Это означало, что за рекордное время он пересёк город и остановился перед Риджли всего двадцать минут спустя. Он направился внутрь, лишь потом вспомнив, что у него есть собственная квартира, где имелся душ и кое-какая сменная одежда.
Но это может подождать. Дирк поднимался по лестнице, перескакивая через ступеньки, и через несколько секунд оказался возле двери Тодда. Он подумал о том, что можно было бы постучать, но кому это нужно, когда есть ключ. Ха! Окно, выкуси!
Квартира Тодда была в точности такой, какой он её помнил, — в изначальной временной линии, во всяком случае — и всё же он был застигнут врасплох, уже успев привыкнуть к другой квартире. Его взгляд скользнул по комнате, не упустив разрисованную стену и пустое пространство у окна, где не обнаружилось лампы. Он был настолько занят изучением изменений, что чуть не проглядел Тодда, при виде которого сердце Дирка пропустило удар.
Несомненно, это был Тодд, скрючившийся на полу, подтянув колени к груди. Чёрт!
Дирк среагировал быстрее, чем когда-либо, хватаясь за банку с лекарством в кармане куртки и падая на колени рядом с Тоддом.
— Тодд, Тодд, всё в порядке! Дыши! — попросил Дирк, проклиная себя за то, что не додумался привести с собой Роуди.
Дрожащими руками он извлёк капсулу из банки. Тодд был не в состоянии проглотить лекарство, поэтому Дирк сломал капсулу пополам, а затем высыпал содержимое на его язык. Тодд продолжал корчиться от боли. Дирк ждал, мысленно отсчитывая минуты и размышляя о том, чтобы дать Тодду ещё одну капсулу.
Однако это не понадобилось — Тодд в конце концов успокоился. Он был всё ещё слаб, но его хриплое дыхание понемногу выровнялось. Повинуясь сиюминутному порыву, Дирк провёл пальцами по волосам Тодда. Кажется, прошла целая вечность, прежде чем Тодд наконец пошевелился.
— Мне очень жаль, — сказал ему Дирк, даже не зная, слушает ли Тодд. — Я забыл, насколько это хреново. Я должен был сделать так, чтобы мы остались. Мне следовало…
— Дирк? — позвал Тодд.
Дирк невольно вздрогнул, услышав своё имя. Он взглянул вниз, только сейчас осознав, что качает Тодда в объятьях, словно это может облегчить его боль. Тодд смотрел на него широко раскрытыми глазами. Он облизнул пересохшие губы и прочистил горло.
— Мне очень жаль, — повторил Дирк.
Тодд покачал головой. Он изо всех сил попытался сесть. Дирк помог ему прислониться к стене и оставил его ненадолго, чтобы принести стакан воды. Тодд с готовностью принял его из протянутой руки Дирка. Он откинулся назад, залпом осушив стакан. Когда Тодд отставил пустой стакан, Дирк присел рядом.
— Ты что, снова влез в моё окно? — спросил Тодд, глядя на Дирка, как будто только сейчас осознав, кто именно перед ним.
Дирк не сдержал улыбки.
— Ну вот ещё, — сказал он. — Ты сам дал мне ключ, разве не помнишь?
Тодд на мгновение задумался, но вскоре улыбнулся, размышляя о том, что вся эта ситуация чертовски абсурдна.
— Ты не особо горишь желанием просто дать мне переварить информацию, — сказал он.
— Если ты имеешь в виду, что сначала будешь остро реагировать на всё, а потом мучиться от жалости к себе, то… Нет. Пожалуй, нет.
Тодд рассмеялся. Дирк счёл, что это хороший знак, и поспешил развить успех.
— Знаешь, мне, наверное, стоило усомниться в том, что ты так легко принял всё это…
— Дирк, — предупреждающе произнёс Тодд. Дирк предпочёл это проигнорировать.
— Я не сомневался в этом, — продолжал он, — потому что это означало бы, что ты принимаешь решение, которое я не могу принять сам. И поэтому ты убрал руку, да?
Это был не вопрос, но Тодд оставался невероятно спокойным.
— У тебя не было других мыслей. Ты не передумал в последнюю минуту. То есть, сначала мне показалось, что передумал, но теперь я понимаю, что ты с самого начала собирался всё забыть. Ты думал, что просто исчезнешь, а другой Тодд займёт твоё место, Тодд, более достойный жить. По той же причине ты стащил героин у товарищей по группе?
— Кажется, мне стоило оставить руку, — сказал Тодд, надеясь, что Дирк не станет заострять на этом внимание.
— Ох, Тодд, — сказал Дирк. — Ты всё ещё не понимаешь, да?
— А ты? — спросил Тодд. Повернувшись, он встретился взглядом с Дирком. Ни за что в жизни Дирк не догадался бы, о чём тот сейчас думает. — Ты хотел остаться с ним, — объяснил Тодд. — Ты хотел остаться в том другом времени с тем другим Тоддом и…
— Думаешь, другой Тодд мне понравился больше? — недоверчиво спросил Дирк. — Тодд, он и есть ты. Ты — это он, он — это ты, и я устал от этого разговора. Ты хоть представляешь, что значишь для меня?
По крайней мере, он завладел вниманием Тодда, хотя тот до сих пор сидел неподвижно. Дирк раздражённо вздохнул.
— Знаешь, как меня называли в «Чёрном Крыле? — спросил Дирк.
Удивлённый этим вопросом, Тодд сощурился. В конце концов он покачал головой.
— Икар, — сказал Дирк. — Ты знаешь эту легенду?
— Смутно, — ответил Тодд.
Он затаил дыхание, а воздух, казалось, заискрил от напряжения. Дирк решился.
— Ты — моё солнце, — сказал он.
Тодд смотрел на Дирка широко распахнутыми глазами, словно видел его впервые. Он судорожно вздохнул.
— Я не солнце, Дирк, и у тебя нет крыльев, я…
— Я не это пытаюсь сказать, — произнес Дирк, стараясь достучаться до Тодда. — Я…
Несмотря на то, что он давно думал об этом и дважды произнёс вслух, сказать это Тодду оказалось сложнее, чем он себе представлял. Дирк откашлялся. Тодд продолжал смотреть. Дирк неуклонно летел к солнцу.
— Я люблю тебя, — сказал он, удивляясь тому, насколько спокойно прозвучал его голос.
Тодд был совершенно ошеломлён, его глаза широко раскрылись, он открыл и закрыл рот несколько раз и в конце концов покачал головой.
Это был не отказ, а, скорее, недоверие, Дирк прекрасно понимал, что Тодд собирался что-то возразить. Дирк не мог этого допустить, поэтому сделал единственное, что мог в данной ситуации. Он повернулся так, чтобы наклониться как можно ближе к Тодду. Тодд невольно напрягся, когда Дирк прижался своими губами к его. Его рот приоткрылся в удивлении. Воспользовавшись моментом, Дирк скользнул языком внутрь.
Это не было похоже на то, как он целовался с Тоддом из другой временной линии. Во-первых, Дирку пришлось взять инициативу в свои руки, Тодд всё ещё не шевелился, будто не понимал, что происходит. Однако Тодд не оттолкнул Дирка, и вскоре его пальцы сжались на его футболке. Тодд держался за Дирка и понемногу успокаивался. Дирк целовал его до тех пор, пока голова не закружилась от нехватки воздуха, и ещё, чуть дольше, пока дыхание не стало абсолютной необходимостью, лишь тогда Дирк был вынужден отстраниться. Тодд выглядел более чем ошеломлённым; он начисто забыл про свои возражения. Вот и хорошо, подумал Дирк, борясь с желанием снова поцеловать его.
— Ты… — сказал Тодд.
— Поцеловал тебя, да, и если я тебе не нравлюсь — я пойму, но ты должен знать, что всё так же нравишься мне. Как нравился с того момента, когда мы встретились в первый раз, и я думаю — до того дня, когда я умру, что, надеюсь, произойдёт очень нескоро в далёком-далёком будущем, но то, что я пытаюсь сказать — это…
По-видимому, не важно, что он пытался сказать, потому что Тодд подался вперёд, не выпуская футболку Дирка, чтобы притянуть его ближе и поцеловать. Дирк был только рад подчиниться.
Это тоже не было похоже на поцелуй Тодда в другой временной линии. Этот Тодд целовался отчаянно, в то время как другой Тодд был застенчив. Он был настроен решительно, в то время как другой Тодд сомневался. Это накопившееся за год напряжение — Дирку оно было отлично знакомо — наконец освобождалось между ними. Дирк со смущением осознал, что плачет. Его глаза наполнили слезы, когда он прижал Тодда к себе.
Он даже не представлял себе, как они выглядели со стороны, развалившись вместе на полу. Тодд всё ещё дрожал после приступа. Последние несколько недель, почти два месяца, наконец закончились, и остался только Тодд, только они вдвоём и бесконечные возможности, которые откроют десятки временных веток, тысячи из них, но все они начинались именно там и тогда.
Впервые за долгое время Дирк позволил себе надеяться на будущее. Затем он позволил себе просто быть, целуя Тодда и ни о чем не думая.
~*~
— Знаешь, мы, наверное, должны были понять это раньше, — сказал Тодд через некоторое время, когда они, обнявшись, лежали на полу, и Дирк старался игнорировать мешающую ему влажную липкость.
— Мне казалось, что я достаточно прямолинеен, — ответил Дирк, разглядывая водяной развод на потолке, который он раньше не видел. — Кроме того, я думал, что ты натурал…
Тодд рассмеялся.
— Да ну, я просто не хотел испортить всё к чертям.
То, как это было сказано, на миг привело Дирка в замешательство. Затем он навис над Тоддом, упираясь в пол локтями.
— Ты же знаешь, что это ерунда.
— Что ерунда? — спросил Тодд, слегка сбитый с толку.
Дирк едва сдержался, чтобы не закатить глаза.
— Не испортил бы. Ни здесь, ни в другой временной линии.
Тодд открыл было рот, чтобы возразить, но Дирк был вполне серьёзен, когда сказал, что его достал этот разговор, поэтому он не позволил себе вставить ни слова.
— Ты облажался несколько раз, но как и все мы. Это то, что делает нас людьми. Ты виноват не больше, чем я или кто-либо другой. Я знаю, ты всё ещё думаешь, что я предпочёл бы другого Тодда, но это не так. Я выбрал тебя. И, по-моему, то, что я кончил в штаны и чертовски смущён, делает всё ещё более очевидным.
Тодд рассмеялся, но это была не насмешка. Если бы Дирк должен был как-то это назвать, то просто сказал бы, что это было здорово. Тодд улыбался ему так, словно Дирк только что сказал ему самую важную и правильную вещь.
— И что теперь? — спросил Тодд.
Дирк понимал, что вопрос весьма серьёзный. Он опустился на пол рядом с Тоддом, снова изучая влажное пятно на потолке.
— Ну, я полагаю, дело закрыто или вроде того. Я имею в виду, возможно, мы должны разобраться, как найти Эмершана. Кроме того, я уверен, что это технически не та же самая временная линия, в которой мы были с самого начала, поэтому нам, вероятно, стоит выяснить, что изменилось.
— Постой, нам что, нужно будет пережить всё это снова? — спросил Тодд, приподнимаясь на локтях.
Дирк повернул голову, встречаясь взглядом с Тоддом.
— Надеюсь, что нет, — ответил Дирк. — К тому же, я подозреваю, что эта линия достаточно близка к изначальной, мы вместе, и я не вижу необходимости что-то менять, если только не произойдёт нечто ужасное.
Тодд, похоже, остался доволен этим ответом, хотя вместо того, чтобы улечься рядом с Дирком, он встал на ноги и протянул руку. Дирк схватился за неё, позволяя Тодду помочь ему встать. Потребность в чистой одежде и душе дали о себе знать.
— Я пойду в душ, — словно прочитав мысли Дирка, произнес Тодд. Тут же Дирку пришла в голову следующая мысль о том, что у него теперь есть полное право… — Тебе бы стоило присоединиться ко мне, — продолжил Тодд, очевидно, прочитав и эту мысль. — Потом вернёмся в офис, встретим Аманду с Фарой и выясним, что нам делать дальше.
Из всех планов этот был вполне реальным, но всё же…
— Тодд, — сказал Дирк. — Думаю, тебе стоит знать, хотя вряд ли это имеет какое-либо значение…
Тодд приподнял бровь, Дирк прекрасно понимал, что он начал слишком издалека.
— Вода в том аквариуме. Я считаю, что нам не обязательно было прикасаться к ней. Думаю, было достаточно находиться поблизости. Вот для чего они построили ту, другую комнату. И поэтому мы с Фарой видели тех людей в странных костюмах. Я подозреваю, что Риггинс именно так смог определить местонахождение Эмершана.
Тодд внимательно слушал, будто ожидая, когда Дирк, наконец, перейдёт к делу.
— Я просто пытаюсь сказать, — продолжал Дирк. — Я рад, что ты помнишь. Я рад, что ты помнишь обе линии, хотя я знаю, что тебе тяжело, я просто…
— Всё в порядке, — сказал Тодд, улыбаясь так, словно понял, что пытался донести Дирк. Будто он сказал именно то, что ему нужно было услышать. — Пойдём, — сказал он минуту спустя.
Тодд улыбнулся, увлекая Дирка за собой к ванной. Дирк шёл добровольно, даже более чем. Впервые в жизни вселенная привела его туда, где он хотел быть.
Эпилог.
На доске у дальней стены висел список названий. В основном это были разные места, хотя Дирк начинал думать, что видит лишь часть общей картины. Это не относилось к их нынешнему делу, которое было расписано в куче клейких листочков на окне, но они до сих пор не знали наверняка, что именно сотворил Эмершан. Что бы ни случилось, Дирку нравился такой исход: возможно, не всё идеально, но дело в конце концов получило своё логическое завершение.
Не исключено, что это было как с тем диваном, и это судьба у Дирка такая: полный шкаф нераскрытых и неинтересных дел. Но взамен вселенная подарила ему Тодда, так что Дирк считал обмен вполне справедливым.
— Эй, гляди, что я нашёл, — взволнованно воскликнул Тодд.
Дирк отвернулся от доски, вопросительно приподняв бровь, и увидел пластинки в руках Тодда. Дюк Эллингтон и Джон Колтрейн. Дирк улыбнулся.
— Как…
— Я так понял, ты их до сих пор не послушал — самое время наверстать упущенное. Кроме того, похоже, у Альфредо всё ещё есть музыкальный магазин. Он меня не узнал, но, кажется, ничего не изменилось.
Тодд выглядел довольным, словно в существовании Альфредо было нечто обнадёживающее. Улыбка Дирка стала ещё шире.
— Ты увидишься с Амандой вечером?
— Да, то есть… Она не помнит ту временную линию, что, наверное, к лучшему, но я хочу сказать, что всё пережитое… Сблизило нас, что ли…
С этими словами он пересёк комнату и сложил пластинки на один из стульев. Дирк почувствовал, что улыбается всё шире, а когда Тодд подошёл, он практически сиял. Тодд закатил глаза, но это был знак не раздражения, а счастья, которое Дирк запомнил из другой временной линии.
— Фара ещё не вернулась с судебными документами? — спросил Тодд. Дирк покачал головой.
— Она сказала, что это может занять несколько часов, — ответил он. В глазах Тодда загорелась искорка. Дирк шагнул вплотную к нему.
— Полагаю, мы пока что побудем здесь, — сказал Тодд, положив ладонь на бедро Дирка.
Всё это по-прежнему казалось нереальным, как и сама мысль о том, что Тодд теперь был его, и всё, что понадобилось, это альтернативное знакомство после целого года хождения вокруг да около. Он знал, что всё не так просто, что Тодду ещё нужно привыкнуть, что ему предстоит наладить отношения с Амандой, что невероятно рыжий человек каким-то образом стал президентом Соединенных Штатов, но, раз уж счастливый конец всё-таки наступил, то хорошо, что всё вышло, как вышло. Конечно, подумал он, когда Тодд приподнялся на цыпочках, всё получилось намного лучше, чем он того заслуживал.
~*~
— Ничего так засос у тебя, — сказала Аманда, усаживаясь напротив него. Куртка, подаренная Роуди, висела на её плечах. Тодд непроизвольно потянулся к своей шее. Аманда фыркнула, усмехаясь.
— Да, спасибо, — сказал Тодд, непонятно почему нервничая. Само собой, это был не первый их совместный обед, но он был первым с тех пор, как…
Ладно.
— Хорошо выглядишь, — сказал Тодд. — Такая счастливая.
Аманда бросила на него выразительный взгляд. Тодд не совсем понял, как его расшифровать. Его замешательство не осталось незамеченным, потому что уже через секунду она закатила глаза.
— Расслабься, Фара мне всё рассказала, — сообщила она.
К счастью, им ещё не успели подать пиццу, иначе Тодд непременно подавился бы. Он уставился на сестру, изумлённо раскрыв рот.
— Всё? — спросил он.
Лицо Аманды приняло странно спокойное выражение. Она подняла голову, пристально глядя. Тодд ждал, затаив дыхание.
— Она рассказала, что ты сделал. Там тебе было лучше, но ты пожертвовал этим, чтобы у меня были Фара и Роуди, а наши родители остались живы.
Она сказала это уверенно, но Тодд не упустил немой вопрос в её глазах. Стоило ли сказать ей, что теперь и он думает: кажется, эта временная линия лучше во всех отношениях?
— Это лучшее, что ты мог сделать, поэтому я прощаю тебя, — сказала Аманда, всё ещё не спуская с него глаз.
Тодд ощутил до странности приятное покалывание в груди.
— Серьёзно? — спросил он. Аманда улыбнулась.
— Я хочу сказать, что понадобился целый год, но…
Повинуясь внезапному приступу радости, Тодд без раздумий перегнулся через столик и сгреб Аманду в объятия. Она неохотно обняла его в ответ, но, когда он отстранился, она улыбалась. Понимая, что они привлекли лишнее внимание, Тодд вернулся на своё место.
— Если тебе станет легче, то в другой вселенной я тоже облажался, — признался он.
На этот раз Аманда запрокинула голову и рассмеялась.
— Боже, когда ты успел-то? — сказала она, успокаиваясь.
Она снова заговорила, и в её голосе была спокойная уверенность — как в тот раз, когда она напоминала ему о спасении Лидии и о том, что ему стоит помириться с Дирком.
— Ты знатный засранец, Тодд, но, по крайней мере, здесь ты пытаешься измениться. Здесь ты исправляешься. И ты, наконец, вынул голову из задницы и смог выяснить всё между вами с Дирком, так что…
Она дразнила его. Поняв это, Тодд улыбнулся. Он забыл, как сильно скучал по всему этому. Как сильно он скучал по ней.
— Я люблю тебя, — сказал он без колебаний. Аманда посмотрела на него через стол.
— Я тоже тебя люблю, мудила, — ответила она.
Не в состоянии дальше сдерживаться, Тодд широко улыбнулся.
~*~
Эмершан уставился на катящиеся волны, разбивающиеся о берег. Солнце над головой знатно припекало. Видел ли он когда-то что-нибудь настолько синее? Разве он когда-либо ощущал такое тепло?
Это то, чего у него никогда не было. Целая жизнь взаперти, в клетке, и…
— Сэр, — сказал кто-то рядом с ним. Эмершан взглянул на него. Рядом с креслом стоял мужчина, протягивая поднос.
— Ваша «Маргарита», — сказал он.
— Вообще-то, кажется, я заказывал «Дайкири», — сказал Эмершан.
Мужчина взглянул на поднос. Теперь пузатый бокал наполняла белая опалесцирующая жидкость.
— Мои извинения, сэр, это «Дайкири», как вы и просили.
Он передал напиток. Эмершан наслаждался ощущением прохлады бокала в руке. Мужчина ушёл. Эмершан снова обратил взор на океан, смакуя это острое наслаждение.
Денису Сергеевичу Никодимову, главе отдела продаж фирмы «Задунай», стукнул бес в ребро.
Он иногда постукивал и раньше, но до определённого возраста у Дениса Сергеевича получалось игнорировать. А теперь то ли бес подрос и окреп, то ли Никодимов ослаб. Тычки становились всё чувствительнее, резонанс от вибрации взбесившегося ребра шёл по всему организму, жизнь заметно осложнилась.
Никодимов пробовал взять беса под контроль, пытался по-хорошему уговорить отстать и заняться чем-нибудь полезным. Бес на уговоры не поддавался, и продолжал лупить по никодимовской грудной клетке с энтузиазмом боксёра, бьющегося за выход в финал. Тогда Денис Сергеевич напомнил о последствиях служебных романов, наглядно рассчитал в Экселе букетно-ресторанные расходы на адюльтер и даже попугал тёщей.
Бес небрежно отмахнулся от разумных доводов и с тычков перешёл на пинки.
Отчаявшийся Никодимов применил физические и химические средства, но стряхнуть беса с ребра на тренажёрах не получилось, а алкоголь не усыплял нечистого, а наоборот, делал его особенно игривым и извращённо изобретательным.
«Что же делать-то? — уныло думал Никодимов, опять оглушённый неожиданным ударом в самый неподходящий момент, на встрече с представительницей заказчика. — Работать же невозможно. И ведь не сказать, что она вызывающе выглядит. Даже косметики почти нет. Личико такое молоденькое, свежее, как у школьницы. Губы ненакрашены…»
Сволочной бес, воспользовавшись тем, что жертва расслабилась и пялится на чужие губы, лягнул так сильно, что Никодимов чуть не застонал.
— Что с вами? — встревоженно спросила девушка. — У вас такое странное выражение лица…
— Гастрит, — ляпнул Никодимов первое, что пришло в голову, отводя глаза в сторону. — Иногда так скрутит, что сам себе не рад.
— Понятно, — сочувственно кивнула представительница. — Очень неприятная болезнь. У моего папы тоже гастрит. Bы с ним, я думаю, ровесники.
Никодимов от смущения закашлялся так сильно, что даже бес притих.
— Да у вас, похоже, ещё и бронхит, — всплеснула руками девица. — Что же вы так себя запустили? Работа работой, но в вашем возрасте за здоровьем надо следить. Слушайте, я знаю одну женщину-экстрасенса, она здорово травами лечит! Хотите, дам телефон? Настоящая потомственная ведунья — и исцеляет, и порчу снимает, и будущее предсказывает.
Кое-как доведя деловую встречу до конца, злой и расстроенный Никодимов закрылся у себя в кабинете. «Папа, — думал он. — При чём тут её папа? Может, он в седьмом классе детей строгать начал, a мне теперь стариком себя чувствовать?»
Однако вскоре злость утихла, сменившись меланхолией.
«Что-то надо делать, — размышлял Никодимов. — Избавляться от этого гада, иначе таких глупостей наворотишь… Долбит, зараза, как дятел. Чуть важную встречу не сорвал. А вчера в супермаркете? А два дня назад в бухгалтерии? От этих постоянных пинков скоро совсем крыша съедет, — взгляд его упал на бумажку с номером телефона экстрасенса. — Может, действительно, созвониться?»
* * *
Денис Сергеевич никогда раньше не встречал в реале ни одной потомственной ведуньи, но почему-то был уверен, что увидит сильно накрашенную, нелепо одетую брюнеткy с хрустальным шаром, картами таро и восковыми свечами.
Однако Анна — так звали экстрасенса — внешне ничем не отличалась от деловых женщин, с которыми он каждый день общался по работе. Средних лет, худощавая. Породистое умное лицо. Светлые волосы элегантно подстрижены. Cерые брюки, чёрный свитер. Весь облик Анны, особенно твёрдый взгляд холодных глаз, излучал спокойную уверенность в себе, не нуждавшуюся в мистических аксессуарах. «Стильная тётка» — думал Денис Сергеевич, проходя в комнату, где мебель походила на хозяйку — тоже стильная, строгих тонов, по-модернистски худосочная.
— Присаживайтесь, — сухо предложила целительница. — Что вас беспокоит?
Никодимов, oтводя глаза и запинаясь, начал путано излагать суть проблемы. Анна разобралась в его невнятице на удивление быстро.
— Понятно, — кивнула она. — Не вы первый, не вы последний.
— Догадываюсь, — буркнул Денис Сергеевич. — Мне от этого, знаете ли, не легче. Делать-то с ним что?
Экстрасенс пожала плечами.
— Вариантов всего два. Либо тешить, либо изгонять.
— А изгонять… это больно? — боязливо спросил Никодимов.
— Это дорого, — равнодушно сообщила Анна.
— А тешить?
— Обычно ещё дороже. Но это не ко мне. Для этого есть другие… хм… специалистки.
Никодимов задумался.
— А осложнений не будет?
— Если тешить? — с лёгкой иронией спросила Анна. — Будут обязательно.
— Нет, — мотнул головой Денис Сергеевич. — Если изгонять. А то ещё превратите меня в бесполого ангела.
— Умела бы я мужчин в ангелов превращать, — заметила ворожея, — обязательно оставила бы себе парочку. Ho чего нет, того нет.
Никодимов зачем-то снова оглядел комнату. «Какие там ангелы, — подумал он. — Тут и обычных-то мужиков не водится. Сразу видно, одна живёт.» Тут бес, до этого сидевший тихо-тихо, встрепенулся и вломил по ребру с такой силой, что даже дыхание перехватило.
— Послушайте, — хрипло выпалил Денис Сергеевич. — Вы не хотели бы со мной поужинать?
Брови Анны слегка изогнулись:
— В каком смысле?
— В прямом! Неужели непонятно? Вы мне очень нравитесь. Правда. Kак зашёл, сразу подумал — какая женщина!
Анна посмотрела с профессиональным интересом, покачала головой:
— Да, здорово вас прихватывает.
— Нет, вы не поняли! — начал горячо объяснять Никодимов. — Это не из-за него… то есть из-за него, конечно, тоже, но вы мне правда сразу ужасно понравились! Вы на актрису американскую похожи, известную такую… чёрт, имя забыл. Неважно. В общем, вы очень интересная. Я о такой женщине всегда мечтал, и ни разу так и не встретил. Думал, уже и не встречу. И вдруг — вы. Давайте сходим куда-нибудь, а?
Он наконец выдохся и взглянул на Анну.
Та отрицательно мотнула головой:
— Нет.
— Почему?!
— Я вам уже объясняла. Тешить чужих бесов — не моя специализация.
— Это понятно, — кивнул Денис Сергеевич. — Но ведь можно и не чужого…
Он выжидательно замолчал. Анна нахмурилась, посмотрела непонимающе:
— Что вы имеете в виду?
— Я подумал, — осторожно объяснил Никодимов, — вдруг у вас есть свой такой же? Вроде моего? Тогда они, то есть мы, могли бы помочь друг другу…
Ведунья покачала головой.
— Женщин бесы «вроде вашего» беспокоят гораздо реже, чем мужчин. Нас чаще демоны одолевают — тщеславие, кокетство, обида, зависть, одиночество…
— Вот видите! — обрадованно воскликнул Денис Сергеевич. — Получается, у вас даже больше стимулов, чем у меня!
— Нет, не получается.
— Почему?!
— Вы мне не нравитесь, — равнодушно сообщила экстрасенс. — Я имею в виду, как мужчина. Ну что, будем изгонять?
То ли от угрозы изгнания, то ли от снисходительного взгляда холодных глаз с никодимовским бесом начало твориться что-то невообразимое. Казалось, он распухает в грудной клетке, давя на избитые рёбра и причиняя сильную, не испытанную раньше боль.
Никодимов, с трудом сохраняя спокойствие, спросил:
— Чем же я вам так не нравлюсь? Вроде не урод, не бомж, не алкаш. Приличный человек, зарабатываю хорошо. Hе молодой, нy так и вы, извините, не девочка. Принца на белом коне ждёте? Не дождётесь. Так и просидите всю жизнь одна.
Анна смотрела на клиента с тревогой:
— М-да, нежелательное осложнение. Ваш бес на глазах мутирует в демона и пытается вызвать схожую реакцию во мне. Как специалист советую — не затягивайте с изгнанием. Иначе скоро станете по-настоящему одержимым и помочь вам сможет только экзорцист. А это намного дороже. И опаснее.
Никодимов медленно перевёл дух. Смысл сказанного потихоньку доходил до сознания, но плохо. Демон, так внезапно образовавшийся из мелкого пакостника, никак не хотел угомониться.
— А может, всё-таки сначала… того? — уже спокойнее спросил Никодимов. — Потешим? Один раз? А потом сразу изгоним.
Анна укоризненно покачала головой:
— Ну что вы как маленький, честное слово! Прайс-лист лучше посмотрите!
И протянула распечатку со списком услуг и ценами за сеанс, указав на строчку в середине:
— Вот.
Денис Сергеевич глянул на цифру. «Ты с ума сошёл? — cпросил вдруг бойкий незнакомый голос. — Такие бабки за то, чтобы остаться примерным семьянином? Опомнись, мужик, один раз живём! Уж если тратить, то на тёлок!»
Сначала Никодимов опешил. Потом до него дошло, что это говорит мутировавший бес. «А ведь он во многом прав, — подумал Никодимов. — Хоть и паразит, и долбодятел и прочее, но в логике не откажешь. Стоп… а может, он специально с толку меня сбивает? Анна же предупредила насчёт одержимости…»
«Нашёл кого слушать, — презрительно возразил паразит и долбодятел. — Что может баба понимать в мужских проблемах? Тем более такая примороженная. Явно фригидная. Вот и несёт от зависти всякую чушь. Самой не дано, так и других хочет радостей жизни лишить».
И опять Денису Сергеевичу показалось, что демон абсолютно прав.
— Знаете, — сказал он вслух, избегая смотреть ведунье в глаза. — Это… дороговато. Я подумаю. Если что, позвоню.
Анна снова нахмурилась, потом медленно, словно сомневаясь, стоит ли говорить, произнесла:
— Демона можно подчинить и не изгоняя, если угадать его имя. Тогда он будет послушен вам, а не наоборот. Главный повелитель духов сладострастия — Асмодей. Имена его подчинённых обычно созвучны имени шефа. Попробуйте, вдруг получится. Но лучше всё-таки к специалисту.
* * *
На улице демон спросил: «Ну? Куда пойдём?»
Денис Сергеевич точно знал, что идти надо домой. Tолпа текла со всех сторон по проспекту, по-летнему нарядные женщины цокали каблучками, воздух пах разогретым асфальтом, духами, сигаретным дымом и хот-догами.
«Можно зайти в бар, — протелепатировал искуситель. — Тут недалеко, прямо у метро, помнишь?»
Никодимов помнил — заходил как-то с приятелем. Место было хорошее. Всё на уровне — и интерьер, и напитки, и закуски, и сервис. И девушки у стойки сидели красивые, приятно посмотреть.
«Почему бы не зайти? — подумал Никодимов, стараясь делать вид, что демон сам по себе, а он сам по себе. — Полчаса, не больше. Сниму стресс, и домой».
* * *
Вечер только начинался, и бар оказался почти пустым. Тем не менее, девица у стойки обнаружилась — миниатюрная, с пышной гривой чёрных волос, одетая в мини-топик и мини-юбку. Она сидела, свесив с высокого табурета точёные ножки, и потягивала из бокала нечто клюквенно-розовое. Удлинённые подводкой глаза искоса оглядели вошедшего. Демону девица очень понравилась.
Пристроившись рядом с незнакомкой, Никодимов заказал виски со льдом и начал беседу. Мила, — так звали девушку, — слушала не перебивая, то присасываясь к коктейльной трубочке пухлыми вишнёво-помадными губами, то хихикая над никодимовскими шутками. Ободрённый Денис Сергеевич задал Миле несколько вопросов о ней самой, — оказалось, приехала поступать в институт, не поступила и пока нигде не работает. Никодимов воодушевлялся всё больше. Глядя, как колышется от смеха грудь Милы, он чувствовал, что настроение быстро улучшается. Пережитое в кабинете Анны фиаско уже казалось полной ерундой.
«А что я тебе говорил, — шепнул демон. — Нашёл, кого слушать. С девчонкой проблем не будет. Ну, давай. Чего зря время тянуть. Раз — и в дамки!»
Hо Никодимов колебался. Очень не хотелось нарваться на ещё один отказ. «Не трусь! — подбодрил нечистый. — Ты же лучший на фирме менеджер по продажам! Не таких убалтывал. Примени бизнес-стратегию»
Правильно, подумал Никодимов. Проанализируем ситуацию. Что интересует потенциального заказчикa? Работа и деньги. Значит, презентацию товара надо провести соответственно — например, представиться владельцем транспортной конторы. А дальше пусть сама сообразит, кто больше заинтересован в контракте, и кто, соответственно, должен идти на уступки и делать первый шаг к заключению сделки
Однако выдержать тактику и стратегию бизнес-переговоров Денису Сергеевичу не удалось. Мила, допив свой коктейль, начала рыться в сумочке. С загорелого плеча соскользнула невесомая бретелька и открылся такой вид, что демон взвыл: «Ну чего ты ждёшь, придурок? Уйдёт!». Денис Сергеевич, забыв о хладнокровии, поспешно склонился к девичьему ушку и пылко сформулировал свои предложения.
Мила отстранилась, поправила бретельку, спросила с весёлым изумлением:
— А штаны не треснут?!
Её реакция немного обескуражила Никодимова, но сдаваться он не собирался. Раз клиент не купился на основной пакет предложений, надо пообещать ему бонус:
— Я тебя за это в круиз возьму! На Багамы!
Мила прыснула и тут же потупила подведённые глаза. Насмешливый мужской голос спросил за спиной:
— Губы сам закатаешь или помочь?
Денис Сергеевич обернулся. Накачанный молодой верзила ухмылялся так же издевательски, как и Мила.
— Шёл бы ты отсюда, дядя, — посоветовал он. — Пока я добрый и не злой. Вот прямо счас встань и иди — на Багамы и до той самой мамы. Андрюх, налей мне как обычно.
* * *
Зайдя в квартиру, Денис Сергеевич сразу услышал бормотание телевизора, перебиваемое голосом жены — Маша в ожидании сериала болтала по телефону.
Он заглянул в комнату:
— Привет.
Жена кивнула:
— Привет, — и снова переключилась на собеседника: — Никто не пришёл, мам. Это Деник. Ой, началось. Ладно, я тебе потом позвоню.
Никодимов потоптался на пороге, позвал:
— Маша.
Та, не отрывая глаз от мелькающих титров, произнесла нетерпеливо:
— Всё на плите, разогрей сам
Денис Сергеевич решительно прошёл к дивану, плюхнулся рядом с женой, резко привлек её к себе, промычал:
— Маша, я так соскучился…
— Деник, ты что? — изумлённо бормотала отбивающаяся Маша, продолжая поглядывать в сторону экрана. — С ума сошёл? Подожди хоть рекламной паузы!
Её сопротивление окончательно распалило осатаневшего от отказов демона…
— Нe подожду! Ты… ты сегодня такая красивая…
— Только сегодня? — с неожиданным кокетством спросила Маша, наконец-то отворачиваясь от телевизора и сосредотачивая всё внимание на Никодимове.
— Всегда! — жарко заверил он, глядя в её заблестевшие глаза и с удовольствием убеждаясь, что по крайней мере на жену слова-отмычки всё ещё оказывают нужный эффект. — Самая красивая женщина в мире!
* * *
Полчаса спустя Маша, обнимая начинающего задрёмывать мужа, сказала тихо:
— А я-то, дура, уже на развод собиралась подавать.
— Чего?! — изумился Никодимов, резко поворачиваясь к ней.
Сон с него мгновенно слетел.
Маша смущённо улыбнулась.
— Ты в последнее время живёшь как выключенный. Весь в себе, меня в упор не видишь. Приходишь домой — и сразу к компьютеру. Я и подумала, — чем без любви жить, лучше уж порознь. Хоть друг другу не мешать…
— В каком смысле — не мешать? Ты что, любовника завела?!
— Если бы развелась, завела бы, конечно, — пожала плечами Маша. — Но раз всё хорошо — то зачем?
— Ты, — Никодимов от возмущения не сразу нашёл нужные слова, — ты соображай хоть иногда головой! Напридумывала фигни! Выключенный я, видишь ли! Без любви живу! Ты понимаешь, что я на работе пашу как слон?! Я устаю! Это всё твои сериалы, Маша! Нельзя же реальную жизнь мерить тем, что там показывают! Это игра, понимаешь? А в реале актёры небось тоже после съёмок домой приходят и с размаху мимо бабы падают!
Он откинулся на подушки и потрясённо подумал про себя:
«Развестись! Вот это номер… Апофигей!»
«Слушаюсь, хозяин, — новым, подобострастным тоном откликнулся демон. — Чего изволите?»
Просыпаюсь со слабой головной болью. Марта говорит, что мне повезло. Проспала самое страшное. Но как ей объяснить, что все совсем наоборот? Что звездам нужно равновесие. Счастья и боли должно быть поровну, иначе гармонии не будет. Выходит, в этот раз я зря под колпак садилась?
Прошли тесты на усвоение материала. На некоторые вопросы я не смогла ответить, но Марта все равно осталась довольна. Сказала, что завтра смогу. По секрету шепнула, что хозяину лучше. И теперь ясно, что скоро он будет здоров. Не надо отправлять на полгода на Землю. И легкое цело, и рука будет работать нормально. Это замечательно! А дальше началась утренняя
суматоха. Выяснила у Линды, что мы сегодня полетим во Дворец. Потом — в Столицу. Спросила у Стаса, когда можно будет еще раз сесть под колпак. Сказал, не раньше, чем через два-три дня. Сбегала к хвостикам. Они уже завтракают и веселятся. Посадили и меня за стол. Похлебка у них простая, но вкусная! Надо будет Мухтара с черненькой свести. А парни — такие зубоскалы…
— Миу, что надо делать, если на завтрак тебе дали не еду а
натуральные помои?
— Не знаю. Пожаловаться?
— Не-а!
— Трахнуть ложкой по лбу повара?
— Мне нравится ход твоих мыслей. Но не то!
— Сдаюсь.
— Попросить добавки, мелкая! Чтоб на обед помоев не осталось!
И ржут в десять глоток.
Потом Пуррт меня в сторону отвел, начал расспрашивать о всех
обитателях железного дома. На всякий случай, я рассказала все по легенде.
Что мой хозяин — Владыка, Марта — его телохранитель и врач, Линда — дочь очень богатых и знатных родителей. Но это тайна. И чтоб не заглядывался, потому что детей у прраттов и людей быть не может. Петр — капитан звездного корабля. Сейчас на отдыхе, прикидывается простым, а на самом деле… Стас — голова! А Мухтар все умеет! А кроме того, Мухтар — старый друг хозяина. И положил глаз на Марту.
— А ты кто?
— Я доверенная рабыня, а с недавних пор еще и наложница хозяина.
— Так что, Линда свистела, что у иноземцев рабов нет?
— Почему? Правду говорила. Я — единственная!
— Еще скажи, что не хочешь снять ошейник.
— Во Дворце хотела, сейчас не хочу.
— Не свисти.
— Пуррт, ты как маленький! Сейчас я доверенная рабыня Владыки. Пусть в ошейнике, но власти больше, чем у тебя, свободного. А сниму — кем я стану? Никто, и звать меня никак. Владыка на меня даже не посмотрит.
— А сейчас?
— Сейчас он обо мне заботится. Правда, последние дни больше я о нем. Но скоро поправится, вот тогда заживем… — я мечтательно зажмурилась.
— Не пойму. Я бы со своей девушки в первый день ошейник снял.
Я хихикнула, вспомнив, как Мухтар со Стасом спиливали с меня
ошейник.
— А он так и приказал. Но пришло время летель во Дворец — и что я без ошейника там буду делать? Пришлось ему заказать для меня ошейник доверенной рабыни. Иначе вышел бы скандал. Я же подарок Владыки, от подарка Владыки нельзя просто так отказаться. Вот я этим и пользуюсь.
— Выходит, ты еще та штучка!
— А ты думал! — рассмеялась я. — Ты ведь сам еще тот хитрец. Почему вы с Ктарром в очереди на пришивание хвоста первой Амарру пропустили?
Хотите посмотреть, как это у Марты получится, да не ошибется ли она.
— Миу, а на самом деле, что она медлит?
— У нее в лазарете всего одна койка. На ней сейчас мой хозяин лежит.
Как освободит, так сразу. Но Марта тоже себе на уме. Хочет по-быстрому обучить Амарру языку иноземцев. Я думаю, хочет сделать своей помощницей. Но это я так думаю. Она ничего не говорила.
— А что, обучить так сложно?
— Обучить — нет. Подготовиться к этому сложно. Знаешь, сколько часов я провела в кресле с железным колпаком на голове? У-у-у…
— Ничего не понял.
— Поймешь, если сам в кресло сядешь. Главное, потом все очень
быстро. Сел — и через полстражи новый язык узнал.
— Так просто?
— Просто! Только потом голова целый день болит. Так Мухтар за день наш язык изучил. Я вчера под колпаком сидела, голова еще побаливает.
— Много выучила?
— Говорить могу, читать-писать могу. Еще раз под колпаком посижу, узнаю все, чему меня здесь семь лет учили, только, как бы, с их стороны.
— Рыжая, а за меня можешь попросить?
Чуть не взвизгнула от восторга. Попался мне в когти! Главное — вида не показать. Марта как раз хотела Хвостиков первыми обучить.
— Три желания должен будешь, — фыркнула я. И щелкнула его по носу.
— Ах ты, мелкая шантажистка! На свободного руку подняла! — взревел он и погнался за мной. Мы дважды оббежали вокруг палаток, потом я позволила себя поймать. Он сгреб меня в охапку, подкинул, поймал и лизнул в нос. — Попалась?
Это спорный вопрос, кто кому попался! На наши вопли и визги из палаток высыпал народ.
— А этот рыжий даром времени не теряет, — отметил главный
гидротехник.
— От степных охотников еще никто не уходил, — гордо провозгласил Пуррт.
— Случайность, — возразила я, покрепче обняв его за шею. А то еще отпустит, шлепнусь задом в песок. — Слушай первое желание. Поставь меня туда, откуда взял!
Пуррт вредничать не стал, поставил аккуратно. Даже перед этим ногой песок разровнял.
— Второе желание… Нет, второе потом скажу.
На крыльцо железного дома вышла Марта.
— Миу, иди завтракать. Вам с Линдой скоро во Дворец лететь.
— Я уже позавтракала.
— Тогда разыщи Амарру. Ей сегодня предстоит мокрое дело. Объясни, что это не страшно.
— Госпожа Марта, тут такое дело, — заговорила я по-русски. Пуррт тоже хочет обучение под шлемом. Сделай вид, что ты против, а глупая стажерка тебя уговаривает.
Марта спустилась с крыльца.
— Пуррт ведь не бригадир? — спросила на нашем языке.
— Нет, не бригадир, — ответила я по-русски. — Если глупая стажерка тебя уговорит, он будет должен мне два желания.
Марта сделала строгое лицо.
— Мы с Владом вчера решили, что в первую очередь будем обучать бригадиров, — опять на нашем, задумчиво разглядывая Пуррта. — Но если ты так просишь, я подумаю.
Мы взяли Амарру под руки и повели в железный дом, оживленно болтая по-русски.
— Он что, твой парень?
— Нет, — смутилась я. — Но у него такие уши… Когда на них смотрю, вся дрожу.
Марта остановилась, оглянулась и пригляделась к ушам Пуррта.
— Уши как уши. Мой кот, когда нашкодит, тоже так уши поджимал.
Я просигналила ушами Пуррту «сделано» и отмахнула хвостом жест “радуйся».
Славное утро! Хорошо и беззаботно как в прошлой жизни. Вокруг друзья, и ниоткуда не ждешь беды. Замечательное утро! Только бы хозяин скорей поправлялся.
Черная рабыня, которую Линда зовет по-русски Поваррешкой, надавала столько заказов, что я поняла: на кухне Дворца всего не дадут. Надо лететь на рынок. А почему нет? «Пояс верности» и ошейник с кольцом — в багажнике байка. Нужно Линду предупредить.
Линда решила проще.
— Всю эту гору продуктов ты в руках понесешь? Возьмем Поварешку с собой, они с Петром слетают на рынок. Нужно только утрясти вопрос с наличкой.
Достала звонилку и позвонила ювелиру.
— О чем ты говоришь, уважаемая? — удивился тот. — Твой кошелек у Берры. Она так боится за него, даже ночью из рук не выпускает.
Я хихикнула и назвала себя самой глупой рабыней. На рынок собралась, а о деньгах забыла. И Поваррешка больше не рабыня, раз без ошейника ходит.
Черненькая летела в машине рядом с Петром, а мы с Линдой — на байках. Сели чуть дальше обычного места, чтоб не пугать стражу. Шлемы и куртки закинули в машину, на заднее сиденье и пошли к парадному входу. Как обычно, впереди Линда, а я — за ее плечом. Тут двери открылись, и нам навстречу — народ. Угадали как раз к перерыву. Линда разыскала Владыку и передала пожелания всего наилучшего. Я сделала папе знак, что хочу
сказать важное. Папа кивнул, но время было неподходящее, и меня отослали поболтать с подругами.
Первым делом я разыскала Шурртха. Он ходил мрачный и задумчивый. Мотнул мне головой и быстрым шагом повел через плац к казармам. А потом и дальше, к зданию школы гвардии.
В школе гвардии готовят элитных бойцов. Кормят как на убой, но и гоняют по-страшному, с утра и до вечера. Честное слово, сильнее, чем рабынь. Мы сравнивали. Бойцы оттуда выходят высокими, могучими! Младших вечером отпускают по домам, если они близко живут, а старшие так и живут в казармах при школе. Выходной дают раз в две недели, если не провинился.
И так — до самой новой жизни. Зато окончившим школу гвардии все пути открыты. Их везде берут, и сразу такой оклад денежного содержания дают, что простому чиновнику и не снился. Шурр меньше года назад школу гвардии закончил, уже дом купил, двух рабынь, обеих бабушек к себе перевез, да еще семьям рабынь помогает. А Марру еще два года учиться.
Когда выдавалась свободная минутка, я к ним бегала, так что меня здесь многие знают.
— Хорошо, что ты прилетела. Марру дали два дня отпуска, — бросил Шурр через плечо.
— Ой, как здорово!
— Ничего хорошего. Через два дня у него испытание. Потом — еще два дня отпуска.
— Он пройдет, он сильный.
Шурртх не ответил. Только посмотрел на меня как-то странно. Вообще, вылететь из школы Гвардии можно запросто. Набирают туда детей четырех-пяти лет. А в пятнадцать заканчивает школу хорошо, если треть поступивших. А то и четверть. И испытания у них такие, что можно запросто шею свернуть.
— А, Шурртх, рад тебя видеть! — встретил нас куратор группы Марра.
— Раз Миу привел, значит, уже в курсе. Интересно, кто рассказал?
— Птичка напела. Что вы Марру приготовили?
— Так я тебе и сказал. Шурр, ты же знаешь правила, — усмехнулся
куратор и послал дневального за Марром. — Хорошо, что ты подошел. У Марра сейчас возникнут проблемы с жильем. Поможешь братишке?
— Его отчисляют?
— Сегодня — нет. Что будет после испытания, зависит только от него. Потерпи немного, сам все узнаешь.
Марр прибежал очень быстро. Разгоряченный, лохматый и слегка усталый. Отдал честь наставнику, ткнул Шурртха кулаком в живот, сгреб меня в охапку, чуть не раздавил. Я взвизгнула. На два года младше, а уже на полголовы выше меня вымахал.
— Курсант Марр, перед прохождением испытания двое суток отпуска. Счет пошел, — сухим, равнодушным голосом оповестил куратор.
— Выслушал! Могу идти?
— Можешь. Хотя, нет, задержись. Обычно награда дается после
испытания, — он как-то криво усмехнулся. — Но тут случай особый. Сам с ней разбирайся. Дневальный, приведи дикарку из карцера.
Карцер был рядом, в подвале. Дневальный обернулся быстро. Вернулся, толкая перед собой рыжую девчонку. Девчонка рычала, шипела и огрызалась. Длинная, выше меня, тощая как жердь, аж ребра просвечивают. И очень грязная Из одежды — только замызганная набедренная повязка и грубый, тяжелый ошейник с кольцом. Руки связаны за спиной, а над локтем правой — два клейма беглой рабыни. Причем, одно свежее. После третьего побега клеймо ставят на лоб и отправляют на каменоломни. Но самое удивительное, у рабыни был хвост, который сейчас зло хлестал по ногам. Дважды бежать и сохранить хвост — это надо под счастливой звездой родиться.
— Вот твоя награда, — ухмыляясь во весь рот, проговорил куратор.
— Вообще-то, пока не твоя, но будет твоя, если пройдешь испытание. Сумеешь укротить эту дикарку за пять дней — тебе это зачтется. А пока подумай, где ее поселишь на ближайшие два года. В казарме ей не место.
Марр жалобно посмотрел на Шурртха. Тот поморщился. Вести к себе домой грязное, сквернословящее чудище ему не хотелось.
— Может, пока поживет у нас? — предложина я.
— В железном доме? — удивился Шурртх.
— Нет, рядом, в шатрах, с артистами.
— А что твой хозяин скажет?
Я задумалась.
— Да, Марр, в день испытания приведешь ее с собой, — встрепенулся куратор. Марр только кивнул, не отрывая взгляда от подарка, но Шурртх насторожился.
— Зачем?
— Или вручим ее официально, или отберем, если Марр завалит испытание.
Шурр опять погрузился в мрачные думы. А у Марра только что слюни не текут. Еще бы — первая рабыня в жизни. В тринадцать лет! Порвет ведь кунку девчонке, столб ходячий. Надо спасать бедную.
— Мальчики, вы пока займитесь своими делами, а я беру ее себе.
Хватаю грязнулю за локоть и тяну вон из школы.
— Пусти меня, сволочь! Куда ты меня тащишь? — шипит девчонка.
— Еще раз при мне ругнешься, язык бантиком завяжу. Не хватало мне из-за тебя плетей получать, — говорю ей на языке рыжих. — Сначала мы тебя отмоем и оденем, потом накормим. И следи за языком. Здесь Дворец, а не бараки портовых грузчиков. Одна рабыня ругнется, все, кто рядом стоят, по пять плетей получают.
Выходим к тыльной стороне Дворца. Сам Дворец выстроен в виде буквы П. Только фасад длинный, а ножки — правое и левое крыло — короткие, с задней стороны Дворца. Перед фасадом — площадь, потом парк. А между ножками П — рабочий двор. По нему мы сейчас и топаем.
— Тебя как зовут?
— Как хочешь, так и называй.
— А как мать назвала?
— Не знаю.
— Тогда придумай себе красивое имя.
Двери со стороны рабочего двора тоже охраняются, но не так строго, как парадные. На секунду задумалась, как ее провести. Такой грязной во Дворец нельзя. Но если через дровяной подвал… Ох, совсем голову потеряла! Под окнами Дворца вести грязную, связанную рабыню! За одно это можно пяток плетей получить.
Ныряю в подвал, в дровяную секцию, разворачиваю ее к себе спиной, опускаюсь на колени и принимаюсь за узлы на веревке. Ну, накрутили, ну, затянули. А спина-то! Вся в старых шрамах от кнута. Наконец, веревка поддается, руки девицы повисают двумя плетьми.
— Миу, твой младший брат тебя разыскивает, — сообщает Петр через ошейник. И включает трансляцию разговора Шурртха с куратором. Убавляю громкость, а то грязное чудо аж подпрыгнуло.
— Не слишком ли дорогой подарок? — спрашивает Шурртх. — В мое время рабынь не дарили.
— Татака досталась нам, считай, даром. Трижды бежала, трижды была поймана. Хозяин хотел продать ее в каменоломни, даже лоб клеймить не стал, чтоб товарный вид не портить. Но перекупщик отказался. Слишком тощая, долго не протянет. Тогда хозяин повел ее к палачу, но не сумел сторговаться. Тут проходил мимо наш наставник и купил ее за денюжку маленькую. Считай, от палача спас, а она его еще искусала по дороге.
Шурртх фыркнул, а я задумалась. Татака — мелкая сорная рыба с
ядовитыми шипами. Рыбаки с руганью выбрасывают ее из сетей. Есть в ней нечего, а ранки от шипов долго болят и плохо заживают. Очень меткую кличку дали девчонке.
Дровяная секция подвала как раз под кухней, котельной и прачечной. Провела девчонку мимо нумерованных клетушек, забитых дровами, и поднялась по лестнице, что выходит в котельную. Выглянула за дверь в коридор, выбрала момент, чтоб никто не видел, и быстрым шагом провела Татаку в прачечную.
— Девочки, знакомьтесь. Это новая рабыня моего брата.
Немая сцена. Девочки осмотрели приобретение и сморщили носики.
— Ну чего вы как не родные? Она ночь в солдатском карцере провела.
— Бабоньки, вы что, работы испугались? Не знаете, что с грязным
бельем делают? — строго, но весело рыкнула старшая рабыня. Девушки ожили. С веселым гомоном налетели на мою, сорвали набедренную повязку, подняли на руки и окунули с головой в большое корыто с мыльной водой. Девчонка, конечно, потрепыхалась. Но, когда пять против одной, хоть трепыхайся,
хоть не трепыхайся — все одно.
— Будешь ругаться, заставлю мыло съесть, — пригрозила старшая рабыня.
В десять рук Татаку отмыли быстро. Вытащили из корыта, щетками согнали воду, причесали шерстку. Из кучи ветхого постельного белья, что на выброс, я выбрала старую простыню, сложила вдвойне, по центру порвала прореху для головы и накинула на Татаку. Подпоясала веревкой, которой у нее были руки связаны. Уже не голая, а как бы в платье! Девчонка больше
не сопротивлялась, только испуганно озиралась и ругалась тихонько, непонятно на кого.
— Уже лучше, но не то, — решила старшая рабыня и послала за
портнихой. Та явилась с тремя помощницами. Моей развели руки в стороны и в момент сняли мерки.
— Миу, погуляй стражу-другую, а мы твоей за это время наряды
выправим, — наказала мне портниха. — А ты, беспутная, будешь ругаться, рот зашью!
На такую удачу я даже не рассчитывала. Опять спустилась с Татакой в подвал, прошли до конца дровяной секции, по узкой спиральной лестнице поднялись на третий этаж, прошли служебным коридором до конца фасада, спустились в подвал и вышли с правого крыла Дворца. Тоже не идеал, но до площади перед фасадом всего десять шагов. Хоть крыло Дворца обходить
не надо. И стражники там знакомые, меня знают.
Дала девочке метлу в руки. Не тот вид у нее, чтоб перед Дворцом просто так гулять. Подвела к машине, Петру представить да вещи из байка забрать. А там меня Линда ждет. Татака иноземцев в первый раз увидела, у нее аж зубы от страха застучали.
— Какая ты худенькая, — удивилась Линда. — Миу, я вижу, у тебя дел с ней еще много. Мы летим в город, а ты завершай дела. Только обязательно покажи Татаку Марте. Не нравится мне ее худоба. Не в концлагере же ее держали. И обязательно смени ошейник.
Достала из багажника серийный ошейник и протянула мне. Я как раз за ошейником и пришла. Хотела свой отдать, из самых простых, но без кольца. Поблагодарила Линду, заставила Татаку поклониться как у обученных рабынь положено. То есть, скрестив руки перед грудью и положив ладошки на плечи. Линда улыбнулась и потрепала мою подопечную по ушам.
— Не бойся, глупенькая. Ты попала в хорошие руки.
Я привыкла к байкам, но Татака страшно испугалась, когда Линда, оседлав байк, поднялась в воздух. А за ней поднялась и летающая машина. До того испугалась, что сама схватилась за мою руку.
— Теперь идем к кузнецу, сменим тебе ошейник.
Рисковать очередной раз я не решилась, повела Татаку в кузницу в обход Дворца. Линда далеко, если попадемся, сразу выручить не сможет.
— Госпожа, откуда чужая, страшная мое имя узнала? — подала голос моя подопечная. Надо же, не только ругаться умеет. Что же ей ответить? Что мы разговор куратора с Шурртхом подслушали?
— А, не обращай внимания. Иноземцы только взглянут, и сразу очень много о тебе узнают. Поживешь среди них, сама так научишься.
— Это как?
— А вот так! Я на тебя внимательно посмотрю, увижу твои два клейма и тут же пойму, что ты дважды пыталась убежать. А посмотрю подольше, и мне ясно, что ты бежала не дважды, а трижды. И хозяин решил от тебя избавиться.
— Врешь ты все! Тебе кто-то рассказал.
— Ну, пусть рассказал, — легко согласилась я. — Стой! Положи метлу, разведи руки в стороны. Теперь медленно повернись кругом. Ну, ты даешь… Рот открой. Все, закрой рот, бери метлу. Значит, так. Поправь меня, если ошибусь. Хозяин хотел тебя в каменоломни продать, но не смог. Разозлился и повел к палачу, чтоб тот тебе клеймо на лоб поставил, а потом запорол
насмерть. Палач много запросил за вывоз твоей дохлой тушки. В цене не сошлись. Тут мимо добрый учитель из гвардейской школы проходил, выкупил тебя. А ты его за это искусала. Он скрутил тебе руки веревкой, привел в школу гвардии и бросил в карцер. Сначала хотел себе оставить, но ты так ругаешься, что он тоже решил от тебя избавиться. И не смотри на меня голодными глазами. Вижу, что три дня не ела. Сейчас ошейник сменим, и
накормлю тебя.
Глаза девки становились все больше и больше. А что? Линда нас
искусству импровизации не зря учила!
— Все точно рассказала, — прошептала девчонка. — Но как???
— Скажи ей, что это дедуктивный метод Шерлока Холмса, — подсказал через ошейник Стас. Я так и передала.
— Я не понимаю…
— Не все сразу. Я тоже многого не понимаю. Говорю же, поживешь рядом с иноземцами — научишься.
«Научишься пыль в глаза пускать» — добавила про себя и фыркнула весело. Девчонка тоже робко улыбнулась.
Пока разыгрывала Татаку, мы подошли к кузнице. На наше счастье у кузнеца не было срочной работы. Я низко поклонилась ему и заставила поклониться Татаку.
— Господин, этой рабыне госпожа Линда велела заменить старый ошейник на новый, — я опять низко поклонилась и показала ему ошейник доверенной рабыни.
— Этой замухрыжке — ошейник без кольца? Рыжая, ты кого обмануть хочешь?
— Эту бестолковую рабыню с грязным языком наставники школы гвардии подарили курсанту Марртаху за успехи в учебе. Точнее, послезавтра подарят. Марртах — это младший сын римма дворцовой охраны, господина Трруда. У Марртаха еще ни одной рабыни нет, поэтому эта тощая как бы сразу станет доверенной, — я прикрыла рот ладошкой и глупо хихикнула.
— Значит, подарок сыночку главы охраны?! Я же говорю, тут что-то не чисто! — обрадовался кузнец. — А Трруда я знаю. Правильный воин! Давай сюда ошейник.
— Трындец! Это я, беглая, из портовых бараков да сразу в знатный дом попаду? — изумилась Татака. — Мать моя шлюха, роди меня обратно!
Несильной с виду оплеухой кузнец сбил ее на землю.
— Еще при мне бранное слово скажешь — в язык кольцо продену, чтоб вообще говорить не могла. — пояснил он. — Экономят чиновники, на всем экономят! Сыну уважаемого воина могли бы и получше рабыню подобрать. Где ты этот ошейник взяла? Никогда таких не видел.
— Госпожа Линда выдала. Если тут, изнутри нажать на защелку, он раскроется.
— Какой легкий…
— Он сделан из легкого прочного металла, который иноземцы называют титан, — пояснила я. — Глупая рабыня не знает, как он по-нашему называется. А внутри ошейник пустой как мозговая косточка. Госпожа Линда сказала, так получается дешевле и легче.
— Мы так не делаем, — покачал головой кузнец. Поставил Татаку на колени рядом с наковальней, показал мне, как держать ее ошейник, и в пять ударов выколоткой выбил заклепку. Сбросил старый ошейник, защелкнул на шее новый.
— Готово!
— Спасибо, господин!
— Титан, говоришь. Видно, дорогой, раз ошейники из трубки гнут.
Я прислушалась к подсказке Стаса.
— Дороже железа, но дешевле серебра, господин. Говорят, куется плохо, а больше я о нем ничего не знаю.
— Ну, беги, рыжая. Не давай тощей ругаться.
И мы поспешили ко Дворцу. Теперь, в белом платье из простыни и изящном ошейнике с двумя мелкими изумрудами, Татака выглядела уже не так страшно. Послала ее отнести на место метлу и бегом вернуться назад. Если рабыня сильно торопится, ее редко останавливают.
— Поставил на контроль новый ошейник. Молодец, Миу, — сказал ошейник голосом хозяина.
Все время везти не может. В трех шагах от кухни нарвались на
дворцового стражника.
— Стоять! Кто такая? — гаркнул он Татаке. А на меня даже внимания не обратил. Я резко остановилась и развернулась.
— Закрой рот и поклонись, как я учила, — приказала я Татаке. И сама поклонилась стражнику. — Это новенькая, господин. Зовут Татака. Мне велено ее накормить, приодеть и отвести к госпоже Рритам. Госпожа Рритам решит, что с ней дальше делать.
— Под твою ответственность, Миу. Не спускай с нее глаз! — велел
стражник и пошел дальше. Я облегченно выдохнула. Хорошо, что стражник меня знает. Иначе скрутил бы обеим руки за спиной и отвел в караулку до выяснения.
На кухне, когда кончили меня тискать, я представила всем Татаку. Нам накрыли стол в маленькой трапезне по соседству. И поставили — как господам — по полной миске мясного рагу с овощами. Я-то привыкла с хозяином за одним столом деликатесы лопать, глазом не моргнула. А Татака остолбенела.
— Обосраться! Это все — мне???
И тут же получила деревянной ложкой по лбу.
— Еще раз ругнешься — будешь кости грызть из помойного ведра,
— объяснили ей.
— Миу, с тобой Шурртх говорить хочет. Соединяю, — сказал ошейник голосом Стаса. И сразу голосом Шурртха: — Миу, ты меня слышишь?
Я взялась обеими руками за ошейник, откинула голову назад.
— Слышу, Шурр, слышу.
— Куда ты пропала? Где новенькая? Марр тебя обыскался.
— Мы на кухне. Через полстражи приведу новенькую к маме Рритам.
— Хорошо, там и встретимся. Конец связи.
— Конец связи.
Отпустила ошейник, взялась за ложку. А все девочки, выпучив глаза, на меня смотрят. Ну да, это для меня Рритам — мама, а для них — грозная начальница.
— Миу, с кем ты сейчас разговаривала?
— С Шурртхом. Они с Марром нас обыскались. Спрашивают, куда новую рабыню увела.
— Ты очень изменилась, Миу.
— Да бросьте, девочки.
Доела свою порцию, вычистила миску кусочком лепешки. Показала Татаке, как правильно держат ложку. И… ждала, пока она еще две добавки умнет.
— Сдохнуть, как хорошо!
Облизала ложку и трахнула ее по лбу. — Не выражайся.
Татака сначала насупилась, а потом улыбнулась.
— Ты все равно славная!
— Тогда допивай сок, и бежим к вышивальщицам.
Портнихи и вышивальщицы располагались на этаж выше. А у всех лестниц дежурят стражники. Поэтому я дала Татаке в руки ведро и веник. Получила от стражников когтями по попе, улыбнулась им и представила Татаку как новенькую. В общем, прошли без проблем. Портнихи тоже не подвели. Другие
дела отложили, вся мастерская на Татаку работает. Уже сшили блузку, юбку, платье и заканчивали легкую курточку. И все белое — из старого постельного белья. Ткань хоть и старая, но дорогая, тонкая, легкая, с отблеском! Так выкроили, что на курточке даже вышивка на спине. И рукава везде длинные, до локтя, чтоб клейма закрыть.
Накинули на Татаку платье — на меня хохотунчик напал. Платье на ладонь выше колена заканчивается. На талии поясок. А над ним — все брюхо голое. И бока голые. Такая большая круглая дырка спереди. Но спина хорошо прикрыта. Это чтоб шрамы от кнута спрятать.
А блузку сшили так, чтоб можно было поверх платья надеть и живот закрыть. Рукава до локтей, фонарики. Сверху и у локтя перетянуты, а посредине — свободными складками. Юбка длинная, из глиссированной ткани. И тоже белая. Очень красиво! Курточка легкая, со свободным широким рукавом, а на запястье манжетка.
Шерстка на Татаке уже высохла, а после щетки стала пушистой. Конечно, не такая ухоженная, как у дворцовых рабынь, но это только вблизи можно различить. Если б не ошейник да рыжая шкурка, Татака издали сошла бы за знатную даму. С такой можно смело по Дворцу ходить.
Я горячо поблагодарила портних, отнесла на место ведро и веник и повела Татаку к маме Рритам.
— Кто такая мама Рритам? — поинтересовалась Татака.
— Мама твоего хозяина. А еще она самая главная над нами во Дворце. Римма всех рабынь.
— Я не хочу к ней, я боюсь, я не пойду! — и встала посреди коридора.
— Не бойся, я тебя в обиду не дам.
— Ты что, здесь самая главная?
— Вовсе нет! Просто мама Рритам — моя кормилица.
Фыркая, тяну девчонку за руку. Татака слабо сопротивляется и
бормочет под нос бранные слова.
— Что ты все время ругаешься?
— Четыре года рыбу чистила. С утра и до вечера. Барак, огромный стол, я и две горы рыбы. Справа чищенная, слева нечищенная. Привыкла с ней разговаривать. Я ее ненавижу!
У мамы Рритам нас встретили Шурр с Марром, а сама мама куда-то вышла. Челюсти у парней отвалились до самого пола.
— Закройте рты. Будто не знаете, что бриллиант огранки требует,
— пояснила я им. — Лучше давайте подумаем, где девочка жить будет. Я вижу только три места: У тебя, Шурр, здесь, дворцовой рабыней, или со мной, в железном доме.
— Если мама согласится, то здесь, — выпалил Марр.
— А не боишься, что обрюхатят твою девочку? Тут это запросто.
Марр заморгал и насупился. Ребенок ребенком, хоть и вымахал выше меня ростом.
— Если у Шурра жить будет, он точно обрюхатит.
Думала, Шурр ему подзатыльник влепит, но он только фыркнул.
— Ко мне нельзя. Мои серые охотницы ее закусают.
— Это почему? — удивилась я.
— Потому что ко мне в постель полезет.
— Я??? — обалдела Татака.
— Она??? — изумилась я.
— Миу, сестренка, скажи честно, на какую ночь ты оказалась в постели хозяина? Только не говори, что это он тебя туда уложил.
Я открыла рот, закрыла, снова открыла. Возразить было нечего. Братья дружно заржали. Даже Татака рот до ушей растянула.
— Вы… Вы не знаете, какой он! Он замечательный, он, он…
Теперь и эта заржала. Шурр вообще по стенке сполз, на полу расселся, за живот держится. Марр под шумок руку Татаке на талию положил, к себе подгреб.
— Он мне хвост оставил, вот! — выпалила я. Татака словно подавилась.
Хотела спросить что-то, но тут ма Рритам вернулась.
— Вижу, вы уже поладили. — Взяла мою за руки, строго и серьезно оглядела с головы до ног. — Побудьте здесь, а нам посекретничать нужно.
Отвела в спальню и дверь закрыла. А я отвела Марра в уголок и начала шепотом инструктировать. Чтоб в первую ночь не лапал, дал девочке к нему привыкнуть. Чтоб не только о своем удовольствии думал, но и о девочке заботился. Но чтоб распускаться не давал. Был с ней строг, но справедлив.
Нас, рабынь удовольствий, чему только не учили. В том числе, как
воспитывать новых рабынь хозяина. В школе гвардии вряд ли таким вещам учат.
Только хотела перейти к главному, как Стас включил на мой ошейник беседу мамы Рритам с Татакой. Точнее, Татака рассказывала, как жила у прежнего хозяина. Это не хозяин, это зверь! Таких убивать надо! На цепи держал, даже не кормил неделями. Мол, жрать будешь, когда работу закончишь. А пока на столе хоть одна невыпотрошенная рыбка, тебе нужно не жрать, а работать. Хочешь жрать — жри сырую. Удивляюсь, как она не
прирезала хозяина, когда бежала.
А самой Татаке месяц назад четырнадцать исполнилось. То есть, она на год моложе меня и на год старше Марра. И хочет жить в железном доме, потому что там есть шанс сохранить хвост.
— Ты что замолчала? — удивился Марр.
— Слушаю, о чем ма с твоей говорит. — И начала пересказывать
главное. Сколько ей лет, как жила, о чем мечтает. Наши женские секреты, конечно, опустила. Это насчет жезлов. Не нужны ей жезлы, уже два года, как не нужны.
— Ну и слух у тебя…
— Это потому что с иноземцами живу, — начала фантазировать я. — От них научилась. Но пока только временами получается.
Потом ма Рритам увела к себе Шурра. И Стас опять включил мне звук. Думала, ма велит ему взять Татаку в дом, но она стала расспрашивать его о предстоящем Марру испытании. Они знали, о чем говорят, а я — нет, долго не могла врубиться. Наконец, поняла. Испытание не на силу и ловкость, а на верность и преданность. Да такое… Не знаю, какое, но не всякий его выдерживает. Шурр выдержал, но потом напился впервые в жизни и два дня в себя проходил. И ма, и Шурр боялись за Марра. Шурр сказал, что куратор тоже не уверен в Марре, поэтому велел привести на испытание Татаку. Если Марр не пройдет, Татаку отберут. Ма надолго задумалась, потом пробормотала:
— Только бы это девочку не затронуло.
И вытолкала Шурра за дверь. А к себе позвала Марра.
А Стас мне сказал: «Извини». И звук кончился. Как я ни напрягала уши, больше ничего не услышала.
— Не слышишь? — спросил Шурр. Я отрицательно помотала головой.
— А меня слышала?
— Тебя слышала.
— Забудь что слышала.
— Уже забыла.
Сидим, молчим. Татака вновь начала нас бояться. Я подтянула ее поближе к себе, обняла и, как хозяин, начала почесывать под подбородком.
Меня от хозяйской руки сразу на «мурр» пробивает. Но Татака не замурчала. Только ко мне плотней прижалась.
Вышел Марр, злой и растерянный. Глазами с нами встретиться боится. Как сказала бы Линда, «накачку получил».
— Миу, зайди, моя девочка.
Усадила меня на кровать, погладила по спине.
— Вас лекарсому искусству хорошо учили?
— Нет, — помотала я головой. — Только раны обрабатывать да роды принимать.
— А что можешь о девочке сказать?
— Худая очень. Но ничего, откормим.
— Не откормите. Беда с девочкой, умрет скоро. И года не проживет. Нехорошую болезнь подхватила, поэтому такая худенькая.
— И лекарства нет?
— Есть лекарство, да не про нас. Очень дорогое. Его из коры редкого дерева делают. Дерево за океаном растет, на землях дикарей. Надо корабль за океан посылать, поэтому и дорогое.
— Матушка Рритам, что за лекарство?
— Из коры порошок толкут. Его надо полгода три-четыре раза в день принимать, а то и год. Тогда болезнь проходит. Только рабынь не лечат. Дешевле десяток дорогих рабынь купить, чем одну вылечить.
— Миу, я подключаю Марту. Расспроси во всех подробностях, — пришел приказ от Стаса. Я повеселела.
— Матушка, госпожа Марта очень хороший целитель. Расскажи во всех подробностях, что знаешь об этой болезни. Я ей перескажу.
Итак, остается инспектор Глебски. Наверное, самый скучный персонаж в повести.
«— У меня скучная специальность, — ответил я». (с. 11)
«По натуре я человек не злорадный, я только люблю справедливость. Во всём». (с. 38)
«Я оставил их поразмыслить над этими сокровищами полицейской мудрости /…/» (с. 133)
«/…/ Всегда лучше выглядеть добросовестным болваном, чем блестящим, но хватающим вершки талантом». (с. 134)
Инспектор всегда проигрывает. На лыжах — Олафу, на бильярде — Симонэ, в рукопашной схватке — Хинкусу. И умом тоже не блещет. Чего стоит только сентенция, до которой инспектор дошел после долгого размышления:
«Наверно, они всё-таки действительно были пришельцами. /…/ Просто невозможно придумать другую версию, которые объясняла бы все темные места этой истории». (с. 195)
Простите, любезный Петер, кому «невозможно придумать другую версию»? Вам, вашей жене, Алеку Сневару и Згуту? (Больше вы, кажется, ни с кем о пришельцах не разговаривали.) И, значит, если вам четверым это не под силу, то и человечество потерпело фиаско. Не смешно…
Это логика Глебски. А вот его эрудиция:
«/…/ Как сказал какой-то писатель, потусторонний мир — это ведомство церкви, а не полиции…» (с. 148)
Полицейский, а классика детектива Конан Дойля не знает!
Вот только о серости Глебски мы узнаём от самого же инспектора. Не кажется ли, что он просто валяет дурака? И эта первая его отличительная черта.
И тем не менее, как и практически у всех персонажей этой повести, у инспектора есть тайна. Однажды он всё-таки проговаривается:
«Сейф из Второго Национального и в самом деле исчез удивительно /…/—«растворился в воздухе», разводили руками эксперты, и единственные следы /…/ вели как раз на карниз. А свидетели ограбления броневика, словно сговорившись, упорно твердили под присягой, будто всё началось с того, что какой-то человек ухватил броневик под днище и перевернул эту махину набок…» (с. 169)
Итак, два громких дела, которых практически невозможно раскрыть. Очевидно, люди, занимающиеся этими преступлениями, не будут о них рассказывать. Во-первых, в своей слабости не охота признаваться, во-вторых, есть в этих делах душок мистики, опасный для их карьеры. То есть, никто посторонний об этих делах знать не может. А вот Глебски знает. И не только факты, но и наглядные мелочи, что эксперты «разводили руками», а свидетели, «словно сговорившись, упорно твердили под присягой». И притом на злостного выдумщика инспектор не похож. Зато очень он любит повторять за другими. И здесь, видимо, повторяет. И за кем же?
«Згуту я рассказал больше, чем другим». (с. 195)
У инспектора Згута «специальность — так называемые медвежатники», то есть те, кто грабит банки. И первое, и, с некоторое натяжкой, второе преступление подпадают под эту квалификацию. А не Згут ли направил Глебски в этот отель? То есть, конечно же, направил, этого инспектор и не скрывает, вот только ли для отдыха?
Смотрим текст ещё раз. По особой связи Глебски и Згута почти ничего. Разве что…
«/…/Молодец, Згут, умница, Згут, спасибо тебе, Згут, хоть ты и лупишь, говорят, своих «медвежатников» по мордам во время допросов…» (с. 17)
Одно из двух: либо Глебски не такой уж и друг Згуту (раз собирает о нём слухи и сплети), либо… специально собирает, чтобы помочь своему другу, найти его врагов (в том числе «кротов» в полиции). Впрочем, это может быть и случайно. Но другое, по-моему, точно не случайно. Глебски явно не доверяет полиции.
«Вот что мне надо было сделать: /…/ добраться до Мюра и вернуться сюда с ребятами из отдела убийств. /…/ Хороший, конечно, это был выход, но уж больно плохой». (с. 80)
Итак, от идеи вызвать полицию сразу после смерти Олафа Андварафорса инспектор отказывается. А почему, не говорит. Вернее, говорит, но больно неубедительно (врать, видимо, не умеет). Первое. «Дать убийце время и разные возможности». Интересно, а как инспектор намерен (и может) хоть чему-то помешать? Второе. «Да и как я переберусь через завал?» Если не попытаться, то однозначно — никак.
Впрочем, здесь есть хотя бы формальные трудности. Но это не первый отказ инспектора от помощи. Чуть раньше он получает анонимку об «опасном гангстере, маньяке и садисте». И что? Глебски не звонит в полицию, не просит проверить по описанию, по кличке, не вызывает специалистов, не снимает отпечатки пальцев. Он крадучись проникает в номер Хинкуса и устраивает совершенно бессмысленный обыск. (Даже если нашелся бы пистолет, разве из этого следовало, что Хинкус — гангстер? Может, частный детектив или просто носит оружие для самообороны. Или коллекционер оружия) И почему же:
«Но я чувствовал, что это необходимо сделать, иначе я не смогу спокойно спать и вообще жить в ближайшее время». (с. 52)
Это что, объяснение такое? Не похоже. В другом дело. Не доверяет Глебски полиции. И не без основания. Полиции в целом не доверяет, а другу своему Згуту доверяет. И пользуется его доверием. Инспектор не просто отдыхает, но и пытается присмотреться к обстановке, понять, какая тайна скрывается в отеле «У погибшего альпиниста». Но тайна эта — пришельцы — инспектору (и вряд ли только ему) не по зубам. Он часто ошибается, набивает шишки, получает множество благих, но почти бесполезных советов («Надо быть разумным. Не одним законом жива совесть человеческая») и клеймо на всю жизнь («дубина, убийца»). Но…
Глебски, кажется, единственный из героев повести, думает. Спотыкается, ошибается, но всё равно думает. Серьёзно размышляет о контакте и его возможности (или невозможности). И притом меняет свою точку зрения, начинает верить в пришельцев. И мучается. Даже двадцать лет спустя у него болит совесть, а иногда инспектору (то есть старшему инспектору в отставке) «становится совсем уж плохо».
Формально у Глебски, как и у почти всех героев повести, всё хорошо. Но инспектор не теряет из виду звёзд, не бросает мыслей о них. Мучается, но думает. И—единственный — оставляет слабую надежду, что когда-нибудь (пусть в очень далеком будущем) люди увидят «встречу двух миров».
Опять приперся посол серебряных драконов. Честно, у меня все больше возникает дикое желание занять серебряных чем-то полезным. Никакой другой клан так не рыскает по нашему кораблю, как серебряный. Что они хотят тут найти, без понятия.
На этот раз припершаяся рожа меня никак не вдохновила. То ли сам дракон так кривился, что казалось, будто просит кирпича, то ли у меня с головой что-то произошло, поскольку мои семейные драконы от чего-то казались намного симпатичнее и красивее. Я, конечно, задолбала их, рассматривая спящих по ночам и пытаясь понять, что в них такого прекрасного… Но пусть уже меня простят, так оно есть. Даже страшная морда Шеврина, смотрящего на меня своим фирменным ликом смерти, казалась мне красивой. Страшная красота. Или прекрасный ужас… чет меня порой заносит, согласна.
Этот же типичный серебряный мало того, что приперся, когда не звали, так еще и стал цепляться к Шеврину. Дракон смерти же не имел права даже врезать ему хорошенько — посол особа неприкосновенная. Беда в том, что послу как раз все можно, чем он и воспользовался, вдоволь облапив бедного смертушку… Еще и пошлил о некоторых вещах… Шиэс, конечно, пошутила про щупальца из-за недавнего инцидента, но посол, похоже, впечатлился.
Я пришла, когда эту наглую морду кормили. Надутый Шеат сидел напротив посла и бросал на него испепеляющие взгляды. Еще и телепатически пожаловался, мол, его мерили-мерили и остались недовольны чистотой его генов. Я справедливо возмутилась — а с чего это у клона должны быть намешаны чужие гены? Это же клон, а не гибрид или химероид… Впрочем, все это так и осталось на уровне мыслей.
Пока за столом шла вялая перебранка, телепатически мне нажаловались все, начиная Шеатом и заканчивая Шиэс, которую все достало. Шеврин, казалось, был готов удавить посла или лично отдать его мне на опыты.
— Может его того?.. В «котика» обратить? — я честно давилась каким-то заумным салатом из множества компонентов, с трудом пропихивая оливки. Чет плазме не нравилось. Жрать можно, но не хочется.
— Угу. И к нам припрется половина серебряного клана выяснять, какого черта мы ментально воздействовали на посла, — Шеврин недовольно звякнул ложкой о блюдо. Шиэс грустно кивнула будто своим мыслям.
— Так все-таки, почему ваш клон, — на этом слове посол (честно, я не запомнила это дурацкое имя, пусть будет Тарвин) плотоядно улыбнулся, — имеет настолько чистые гены?
— А вы хотите видеть перед собой химероида? — вскинулась я, рассматривая золотистые в свете новых магических светильников глаза посла. Холодный и расчетливый взгляд прошелся по мне, будто обдавая волной презрения. — Отлично, попробуем сделать в лаборатории гибрид серебряного и золотого драконов, — спокойно пробубнила я, делая якобы пометки в комме.
— Можно я его убью? — не унимался Шеврин, хрустя костями ни в чем не повинной коровы.
— В очередь, — грустно фыркнула Шиэс. Посол счел, что они недовольны этой идеей.
— Не стоит так напрягаться, — посол королевским жестом вытер губы салфеткой. — У вас целых два клона, зачем вам еще один?
— Чтобы у вас был повод приходить сюда почаще, — сахарно улыбнулась я. — Мы очень любим послов из кланов и не хотим, чтобы вы остались без работы.
Серебряный дракон подколки не заметил, только фыркнул, изящно приподнимая бокал с соком. Во избежание конфликтов алкоголя никому не досталось.
Я же лихорадочно думала, чем занять серебряный клан всерьез и надолго. Так занять, чтобы у них не было ни времени, ни сил, ни средств соваться к нам и лезть не в свое дело. Лезть в политику и менять главу кланов? Как-то оно совсем уже. Этот же глава нас как бы и не трогает, все официально, культурно, чин по чину. Да и убивать нас вроде бы как не за что. Ну не за клона Шеата же, в самом деле. Уверена, его столько напотрошили в своих темницах и серебряные, и золотые, что ошметков его тушки хватит на армию клонов и еще с десяток химер.
Выгонять посла тоже вроде как не за что. Ну подумаешь, полапал за жопу понравившегося дракона, с кем не бывает? Симпатизирует так, не очень-то и культурно, но не насилует же где-то в подворотне? Не выкрутиться.
Оставалось найти им серьезное и культурное занятие, которое их действительно озадачит. Но какое? Войны пока никого ни с кем не предвидится, тревожить их извечных противников золотых… Они нам уж точно не враги. Организовать серебряным катастрофу какую-нибудь? Так, во-первых, пострадает много невинного народу, а во-вторых, мне же потом это все из черной пустоты доставать и перевоспитывать. Нафиг надо такой гемор.
Впрочем, умная мысля приходит опосля. Оставался еще один крайне нецензурный вариант, но что поделать. Либо реально распылить этим гадам вакцинку, чтоб улучшали поголовье и не лезли к нам (не факт, что не будут лезть и не факт, что не скинут армию пиздюков на нас же). Либо вместо вакцинки распылить над ними виагру. Вот тогда им точно будет чем заняться, все тихо, мирно, чинно и совершенно законно. Никакого насилия, никаких убийств, никаких жертв, все живы, затраханы и довольны. И послам некогда будет к нам ходить, и комиссии собирать будет некогда.
Я вкратце перекинула нашим драконам план нейтрализации серебряного клана, и многие согласились. Шеат резко сделался пунцовым, отлично представляя, что будет твориться в его бывшем клане. Шеврин сдавленно хрюкнул и сделал вид, что подавился. Осталось только найти безотказное средство, которое проймет драконов обоих полов… и средство нашлось у эродемонов.
Я под предлогом организации подарка покинула тошнотворное застолье и, выйдя в соседнюю комнату, накопировала небольших изящных бутылочек, сильно похожих на обыкновенные духи. Ну, может, не обыкновенные, а дорогие, еще и крышечки позолотила и украсила камушками, но это уже чисто мишура. На самом деле это было что-то вроде концентрированных феромонов, точно не знаю. И очень надеюсь, что этот небольшой плагиат эродемонов не обидит. Будет неприятно, если их королева узнает, что ее великое и могучее средство кто-то штампует пачками как дешевый одеколон.
Открывать эти флакончики я побоялась. Аккуратно выставила в коробке, красиво упаковала, даже думала обвязать бантиком, но удержалась от шалости. И презентовала послу как очень дорогой и ценный парфюм, разработку из наших миров.
Серебряный в первый момент хотел раскупорить, еле удалось отговорить под предлогом того, что духи испортятся. Флакончики выставились на таймер. Как только посол окажется дома, они начнут лопаться по очереди. Надеюсь, распыленного хватит, чтобы занять целый серебряный клан и от нас отстали.
Я облегченно выдохнула, стоило послу исчезнуть в портале. Целый день псу под хвост с этими расшаркиваниями…
— Ну и рожа, — пожаловалась своим. — Так и просит кирпича.
Шиэс прыснула смешком.
— Ну, допросился же.
Мне хотелось сказать, что серебряному клану повезло попасться мне сейчас. Попадись он мне лет десять назад, я бы их всех нафаршировала вакцинкой, и у драконов случился бы бэби-бум. Но это так, мелочи жизни. Сейчас я не настолько тупа и жестока.
В мою ногу ткнулся чей-то нос. Маленький серебряный драконыш задумчиво теребил штанину и даже попытался ее пожевать. Впрочем, в человеческом облике не преуспел и заметно приуныл.
— Эй, это что, посол ребенка забыл? — я подняла мелкого на руки, рассматривая это тощенькое чудо. Серебряный мальчонка, одетый в какую-то белую хламиду, тут же потянулся к моим волосам. С виду лет пяти человеческих, достаточно мелкий, но вполне увесистый как для драконенка.
— Нет, это я притащил. И ее тоже, — из-за спины Шеата робко выглянула девочка, ну может чуть постарше, чем сидящий у меня на руках пацан. Я протерла глаза.
— Это чего это? — растерянно пробормотала, поддерживая малого, поскольку он начал вертеться и подозрительно об меня тереться.
— Это померло и было в черной пустоте, — грустно поведал Шеат и тут же попросил: — Мы же их не отдадим в это гнездо уродов?
Я посмотрела на мелкого, на девчонку, на остальных, пришедших посмотреть детей и тяжело вздохнула. Что-то было капитально не так. Приди к нам с проверкой кровавые, обязательно бы спросили о детях своего рода. Как и драконы смерти, нефритовые, пепельные и золотые. А серебряный посол… он не мог не чувствовать, что на корабле находятся еще дети из его клана, рода, вида. Ну черт побери, это же дракон! Это, мать его, высший дракон, тем более не сопля свинячья, а целый взрослый, опытный, уполномоченный посол! И он даже не поинтересовался, откуда у нас дети серебряных драконов? Бред какой-то. Тем более, что этих детей никто и не прятал…
— Та мы-то их не отдадим… Но нужно найти их родителей. Узнать, живы ли они, что случилось, почему дети умерли… Сомневаюсь, что малышня попала под раздачу, — я спустила пацаненка на пол и тот шустро рванул к сородичам. Не нравится мне этот поворот… Кажется, в нашем семействе на двух мелких будет больше.
— Попробуем что-то узнать, — Шеврин наконец-то спокойно выдохнул и вальяжно раскинулся на стуле, вытянув ноги. Уход посла его здорово порадовал. — Но не факт, что что-то узнаем…