Заставить шестерых посетителей-людей забыть об исчезновении одной посетительницы-нелюдя не заняло времени больше, чем требуется для торопливого щелчка пальцами, а в следующий миг Кроули уже стоял у столика Азирафаэля — если уж вынужден чудесить отведение глаз ради начальства, то грех не воспользоваться результатами оного и самому.
— Привет! — выдохнул он, в своей обычной развязно расхлябанной манере падая на стул рядом с тем, который занимал ангел, и старательно делая вид, что все как всегда и ничего необычного тут вовсе не происходило (ну и жалея о том, что отведение глаз работает лишь на людей, как же без этого). — Не ожидал тебя здесь увидеть.
— Аналогично.
Голос ангела был сух, глаза устремлены в тарелку, словно смотреть на Кроули ему было неприятно. Хотя почему «словно»? Наверняка именно так и было.
Кроули подавил тоскливый вздох. Не надо было врать, что просто идет прогуляться, они же обещали не врать друг другу. Не хотел огорчать, справедливо (читай — малодушно!) рассудив, что вряд ли ангелу понравилось бы, узнай он о периодических встречах Кроули с бывшими коллегами. Конечно, он ничего ангелу не обещал, но… “Наша сторона” и все такое. Сам-то Азирафаэль со своими порвал довольно решительно и не общается, и как бы по умолчанию подразумевалось, что и Кроули поступает точно так же. И Кроули, в общем и целом, именно так и поступал, а если исключения и случались, то старался, чтобы ангел о них не знал. Люди правильно говорили — то, о чем ты не знаешь, не может сделать тебе больно.
И вот. Узнал.
Лучше бы было сказать. Заранее. Объяснить, пожаловаться на злобствующее руководство и вместе посмеяться потом. Может быть, и сейчас еще не слишком поздно. Кроули ведь не врал ангелу в самом главном: никаких поручений Снизу, никаких больше демонических дел. А это… так, мелочи, Азирафаэль же должен понять. Надо только ему все объяснить…
— Ангел… — начал Кроули. И замолчал. Не то чтобы он боялся гнева Вельзевул… Да и вряд ли она имела в виду Азирафаэля, ей бы и в голову не пришло, она скорее про прочих демонов говорила, а даже если бы и имела, то вряд ли узнает…
Вельзевул? Не узнает? Конечно. Ты можешь не заметить муху — и продолжать верить в то, что и муха тебя не заметила тоже.
Впрочем, если быть честным хотя бы с самим собой, дело даже не в этом.
Азирафаэль отложил нож, аккуратно промокнул губы салфеткой, и только после этого уточнил у стенки напротив все тем же непривычно сухим и спокойным голосом:
— Ты хотел что-то сказать?
— Да! Ангел… — Кроули прочистил горло. — Это у тебя… десерт?
На этот раз пауза была куда длиннее.
— Нет.
Азирафаэль снова взялся за нож и вилку. Конечно же, не десерт! Кроули и сам это отлично видел, ляпнул первое, что пришло на язык, и дело было даже не в здоровом опасении страшной вельзевульской мести. Ну, во всяком случае, не только в нем: слишком стыдно оказалось признаться, что бывшее начальство использует его еще и… ну, короче, использует.
«Яйца демона», вот как называлась та закуска, что лежала сейчас на тарелке перед Азирафаэлем. Фаршированные острым паштетом яйца. Очень острым паштетом — таким же острым, как нож в правой руке Азирафаэля, которым он методично и быстро шинковал сейчас эти яйца на тончайшие ломтики, не толще розового лепестка каждый. Много, много, много ломтиков.
Кроули давно не видел своего ангела в такой ярости — очень тихой, очень спокойной, почти бесцветной ярости, от этого еще более страшной.
— Ангел… — Кроули запнулся, хрустнул сплетенными в замок пальцами и продолжил со всей возможной решимостью: — Это совсем не то, о чем ты мог подумать. Это не связано с причинением вреда, не какие-нибудь адские происки. Не… не козни. Ничего, направленного против людей. Или… твоих бывших коллег. Или Плана. Это… понимаешь, это личное.
Нож скрежетнул о тарелку. В воздухе отчетливо запахло палеными перьями.
— Почему-то я совсем не удивлен, — сказал Азирафаэль тихо. Очень тихо, Кроули расслышал с трудом. Голос у ангела был по-прежнему сух, взгляд упорно отказывался отрываться от тарелки с терзаемым демоническим яйцом. Похоже было на то, что уверения Кроули его ничуть не успокоили, скорее даже наоборот, напряжение лишь усилилось.
Кроули никогда не задумывался об истинном облике Азирафаэля, все эти колеса с глазами, крылья и анимоформы его не особо занимали. С самого начала начал Азирафаэль был для него живым олицетворением огненного меча — и никак иначе.
Азирафаэль. Единственный в своем роде ангел господень, что отдал свой огненный меч людям, как будто бы это так и надо, самое обыденное дело, взять и отдать, ни на секунду не задумавшись. Впрочем, для Азирафаэля ведь все именно так и было, потому что он сам по природе своей был тем самым огненным мечом гнева божьего, в самой глубинной своей сути, и все эти тысячи лет он именно им и оставался.
Огненный меч в белом пушистом облаке. Облако большое и мягкое, уютное, теплое. Ангел такой же, как это облако, он не умеет обижаться и злиться, он добрый и мягкий, и этой мягкости и доброты в нем так много, что можно забыть о том, кто он такой на самом деле. Тем более что протуберанцы его внутренней сущности почти никогда не прорываются наружу, а даже если и прорвутся — их довольно легко погасить… вернее, даже не так: ангел сам их погасит, если его отвлечь, развеселить, переключить внимание. Ангел всегда так легко — и благодарно — отвлекается.
Кроули сглотнул, чувствуя, как звенит сгустившийся воздух. Надо было срочно что-то сказать. Переключить внимание, вовлечь в разговор, потом станет проще. По прошлому опыту Кроули помнил, что легче всего Азирафаэль отвлекается на еду — или хотя бы разговоры о ней.
— Не знал, что ты любишь демонические… хм…
Черт. Лучше бы было промолчать. Или заговорить о чем-нибудь другом. Или вообще отделаться бессвязными звуками.
— Демонские яйца. Люблю. И всегда любил.
— Нгк… эмг… а… — Да. Теперь они самые, непроизносимые демонические звуки. Ну же, соберись, у тебя же змеиный язык, он должен быть хорошо подвешен! — А… почему ты их никогда не заказывал, когда мы…
Азирафаэль пожал плечами.
— Исключительно из соображений деликатности. Думал, что тебе это могло бы быть… хм… неприятно.
Смотрел он по-прежнему в стол, но, кажется, ярость его потихоньку стихала. Нож он, во всяком случае, отложил и теперь крутил в пальцах салфетку. Напряжение, ранее заставлявшее воздух над столиком вибрировать и искриться, снизилось до легкого еле слышного звона.
Кроули рискнул перевести дыхание. Но сказать ничего не успел — Азирафаэль заговорил снова, медленно и задумчиво:
— Здесь их на удивление хорошо готовят, знаешь ли, даже не ожидал. Паприка в меру подкопченная, ни больше, ни меньше, именно так, как надо. Некоторые считают, что можно обойтись и обычной тертой паприкой или вообще без уксуса, но в результате получается совершенно не то. — Азирафаэль все еще прятал взгляд, но голос его потихоньку оживал. Похоже, ангел постепенно успокаивался и даже входил во вкус, оседлав любимую тему. — Паприка очень важна, и это должна быть правильно подкопченная паприка. Одна восьмая чайной ложки, не более, и по пол-ложки горчицы и винного уксуса. Для правильного вкуса горчицу берут обязательно дижонскую, а уксус белый. Ложка оливкового масла — на этот раз ложка должна быть столовой, — полторы столовых же ложки майонеза и крупная щепотка соли. Это для начинки. Или про соль я уже упоминал? Нет? Соль важна. Ну и яйца, конечно. Четыре штуки. С яйцами самое интересное — чтобы получилась симметричная аккуратная лодочка, желток должен быть как можно ближе к центру, а при вертикальном хранении он сдвигается к широкой части. Поэтому яйца необходимо достать из холодильника за сутки до варки и дать им отлежаться горизонтально. Я что-то забыл? А, ну да, конечно же, табаско! Хотя бы пара капель… но для истинно «дьявольских» яиц нужно много табаско… как можно больше табаско…
Голос его потихоньку замедлялся и гас, словно ангел не хотел замолкать, но никак не мог придумать новую тему для разговора. Продолжая паниковать и улыбаться, Кроули поймал подачу и пасанул наугад, надеясь, что все делает правильно:
— Мне всегда казалось, что тебе по нраву что-нибудь более изысканное или… хм… ангельское. Устрицы, например, или…
— «Ангельский кекс»? — живо откликнулся Азирафаэль, бросив на Кроули быстрый благодарный взгляд. И нет, Кроули это вовсе не почудилось, как и легкая тень улыбки, скользнувшая по светлым губам. — Вот уж воистину дьявольское искушение, этот «ангельский кекс»! — Нет, точно не почудилось. — А ты знаешь, что в Штатах под этим же названием подразумевают совершенно другой десерт? Тоже называют ангельским кексом, но совершенно не то. Никогда не пробовал? Мне довелось. Это почти несладкий и невесомый низкокалорийный воздушный бисквит без капли жира, его готовят на белках без добавления масла, только представь! И это они считают искушением? И, разумеется, никакого сладкого масляного крема! Все-таки британский вариант куда ближе к грехопадению, а американцы в этом деле истинные ублюдки и ничего не понимают в удовольствиях от настоящей еды.
Кроули вспомнил так любимые Голодом Макдональдсы… и предпочел согласиться. Впрочем, он бы согласился, даже если бы Азирафаэль сказал, что крем для настоящего ангельского торта сбивают непременно из жира некрещеных младенцев или начал бы нести другую какую подобную чушь — ангел успокоился, оживился, глаза его больше не были обжигающе холодными. Одного этого было уже достаточно, чтобы соглашаться с любыми его высказываниями, как бы глупо они ни звучали. А ведь он еще и улыбался. Улыбался. Снова.
— Кстати, об ублюдках… — Азирафаэль бросил на Кроули еще один быстрый взгляд, продолжая улыбаться. — Я хотел бы тебя попросить… Вернее, спросить… Если ты, конечно, не возражаешь.
— Все, что угодно, ангел.
— Для нее ты тоже танцуешь у шеста?