С крыши прямо к перилам балкона спустился серый мешочек-саше из мешковины, подозрительно дымящийся и плюющийся во все стороны какой-то горько пахнущей газообразной пылью. Гоша зашмыгал носом, внюхиваясь: вроде бы пованивало горелым чертополохом, жженой крапивой и растертым полыннм порошком. А поверх всего этого отвратительного амбре струился почти нежный аромат замороженных цветков лаванды.
— Хватит воздух ноздрями жевать! —рявкнул Шиш, зажимая нос лапой и отворачивая лицо. — Сделай что-нибудь!
Гоша замер на мгновение: вроде бы магия, направленная на нечистую силу для человека безвредна, но мало ли что приперлось на ум магу, который изготавливал «бесогонник» — мог для верности и античеловеческих зелий сыпануть. Да и вообще хватать рукой горящий мешочек — удовольствие сомнительное, тем более что и на занятиях по противодействию все лекторы в один голос советовали: видишь подозрительную хрень, не трогай. А тут явно не просто подозрительная, а опасная для жизни.
— А вас не беспокоит тот момент, что охотники какими-то запрещенными амулетиками пользуются! — возмущенно фыркнул Гоша и потянулся к мешочку. — Им ведь с ведьмачьими штуками яшкаться по статусу не положено.
— Вот умеешь ты, парень, найти время для философствования, — возмутился Аркашка, чихая так смачно и яростно, что впору не доброго здоровья желать, а хвататься за ингалятор и вставать на смертный бой с вирусом. — Мочи его!
Совет был неплох, вот только воды под рукой не завалялось — разве только разрыдаться и слезами поливать этот источник травяной вони.
Выдохнув, Гоша решительно сорвал мешочек и, кинув на пол, припечатал подошвой ботинок, еще и растер хорошенько — для верности, чтобы точно все погасло. Мешочек обиженно задымил весь балкон напоследок и, зашипев, потух. Шиш замахал лапами, привлекая ветерок, чтобы разогнаять дямовую завесу и лишь тогда отважился вздохнуть.
— Вот действительно гадство! Ну, я вам щас подарочек обратно отправлю, — и схватившись за нитку пальцами, сильно дернул.
Гоше только и оставалось восхищенно присвистнуть: тонкая льняная нить вдруг зазвенела как металлический штырь, который в размаху воткнулся во что-то плотное, но податливое. И через пару секунд вниз по этой нитке заскользило тело охотника с крыши.
— Как бабочка на булавке, — пробормотал Гоша, передернувшись не столько от отвращения, сколько от неожиданности.
— Да, наш шеф увлекатеся рукоделием, — с усмешкой отозвался Аркашка. — Гладью, между прочим, вышивает.
— Мишку точно выгоню, — нахмурился Шиш, соображая когда его домовй успел так растрепать коллегам об увлечениях начальника Нежотдела.
Охотник, что караулил беглецов под балконом, падением товарища был явно деморализован — потому что вместо того, чтобы звать своих на подмогу, он кинулся тормошить тело и набирать номер скорой помощи. К месту падения охотника стали подтягиваться люди, где-то в районе второго подъезда раздался дикий бабьи крик.
— Выбираться надо, — вежливо напомнил Аркашка.
— Да вот связаться не могу, — раздраженно отмахнулся Шиш, снова замирая и напряженно вглядываясь в пол перед собой. — Вечно старая карга недооступна, когда так нужна.
Гоша раздосадованно вздохнул и похлопал по карманам — хорошо, что телефон как старый опытный солдат, умел прятаться в сложных ситуациях, а то бы владелец его давно где-нибудь потерял или разбил.
— Ягушенька, дорогая, — заворковал Гоша на сигнал автоприветствия, — помоги нам, а то нас тут убьют, а тебе потом на могилках наших слезки горькие лить.
— Чего тебе, мил человек, — недовольно отозвалась Яга. Хотя если бы Гоша начал с ней разговор другими тоном и другими словами, то вообще могла бы и не ответить — зная ее сварливый характер, приходилось всегда терять время на увещевания и комплименты.
— Значит слушай сюда, — Шиш вырвал мобильних из Гошиных пальцев и сразу перешел к командным указаниям. Как ни странно Яга шефа даже не послала в долгий пеший маршрут за кудыкину гору, а выслушала адрес и четко по-военному отрапортовала, что вылетает.
Примчалась баба Яга действительно в рекордные сроки — раньше скорой, хотя больница с подстанцией была в нескольких кварталах, а бабка в хорошую погоду перебиралась в свою избушку, что паслась километрах в десяти за кольцевой.
— Вот это пируэт, — восторженно ахнул Гоша, когда стоведерная ступа голодным коршуном спикировала откуда-то из-за облаков.
— Чего застыл? Грузитеся! — скомандовала баба Яга, паркуясь к перилам при помощи растрепанной метлы.
Под аккомпанемент исполошных воплей от толпы снизу: «Спасите летающая тарелка!» и «Нас сожрут инопланетяне!» заложники балкона стали перебираться в ступу.
Несмотря на долгие и печальные месяцы службы в Нежконторе, транспортом бабы Яги Гоша пользовался впервые. Даже когда выпадали совместные дежурства и задания, вредная старуха ни разу не предложила подвезти — так что всегда приходилось добираться самостоятельно, а порой и пешкодралом, если проблема обитала в какой-нибудь непролазной глуши, куда маршрутки не доезжали. Зато теперь Гоша понял почему его не приглашали на борт — несмотря на внешние, весьма внушительные размеры, внутри ступа была маломерной — так что свободно там стоять мог только один человек, вернее одна бабка.
— Выдохни соколик! Посильнее выдохни да пузо-то втяни! — Яга похлопала Гошу по животу. И Гоша всерьез обиделся — толстым он никогда не был, да и живот у него, пусть и не блистал бодибилдерскими кубиками, но выглядел весьма мужественно, прилично и подтянуто. — А то еще шефу надо местечко оставить.
О том, что отношения с коллегами могут быть настолько близкими — Гоша даже предположить не мог, особенно с учетом специфики его конторы. Но пришлось предаться жарким объятиям не только с Ягой, которая пусть и мается чародейством, но все-таки женщина, хотя и весьма древняя. Но еще и с Шишем, который вроде бы мужского пола, но там происхождение и гендерные признаки настолько запутаны, что лучше даже не думать о том, что из себя вообще представляет шеф. Когда сверху на уже теснящихся прыгнул подвывающий оборотень, то Гоша искренне раскаялся в своей детской мечте завести дома большую собаку. Оказывается, когда на тебя прыгает действительно крупный волчар, то ощущения, мягко говоря, безрадостные. Но на полу ступы места, чтобы приткнуть хотя бы одну лапу для упора, просто не осталось — поэтому бедному оборотню и оставалось барахтаться на головах тех, кому посчастливилось стоять. Хотя счастья стоять настолько сплоченными, вернее — стиснутыми рядами, весьма сомнительное.
— Я сел, можно взлетать, — великодушно разрешил Аркашка.
Гоша с трудом обернулся оценить, как устроился домовой, и завистливо заскрипел зубами — Аркашка уселся на бортик ступы, свесив ноги вниз. Гоша прикинул, что на бортике шириной в ладонь и он сам мог бы проехать с куда большим комфортом. Жихарка пристроился тоже на бортике с противоположной стороны от домового. Яга процедила сквозь зубы какую-то длинную неразборчивую фразу, мало похожую на заклинание полета, а скорее на ругательство по поводу того, что пассажиры слишком много кушали, — и оттолкнулась метлой от балкона.
— Аа-а-а-а-а! Инопланетяне людей похищают! Средь бела дня! — заверещал мужской бас из толпы у подъезда.
— Милиция! Куда смотрит милиция! — истошно вопрошал и женский голос.
— Да на балкон я смотрю! — огрызнулся мужской.
— Так вы не смотрите, товарищ милиционер, а стреляйте! — резонно добавил мужской тенор. — Стрелять надо, а не пялиться! Зрение у вас не лазерное!
— Я сам разберусь что мне делать! — огрызнулся тот же начальственный голос. — Тут не до стрельбы, когда потом за каждый патрон отчет на пять листов строчить.
Гоша облегченно вздохнул — конечно, ступа у бабы Яги ничего такая толстенькая, но проверять на личном опыте пробьет ли пуля из револьвера пятисантиметровую осиновую доску как-то не хотелось. Видно, дух авантюризма и желание экспериментировать выветривается с годами и количеством идиотских ситуациях на жизненном пути, а умение трезво мыслить и рационально смотреть на вещи — прибавляется. Так что Гоша на всякий случай даже присел пониже, больно упершись коленками в ногу бабя Яги.
— Вот уж не думал, что вы, Ягуша, так фитнесом увлекаетесь, — отвесил неуклюжий комплимент Гоша.
— Да леший с тобой, милок, — засмущалась баба Яга, резво помахивая метлой за бортом, — люди нынче пошли невкусные, жесткие, вот и у меня тело мягоньким быть перестало. А где тут былой пышности взяться? Не люди, а сплошной холестерин с кучей недугов… тьфу!
Гоша аж воздухом подавился, но мужественно постарался замаскировать кашель под простудный. Пищевые привычки нечисти им как раз преподавала сама Яга и весьма подробно расписала все пристрастия разных подвидов и классов, а вот про себя скромно сообщила, что вегетарианцем не является.
— Слышь, калоша старая, ты рули давай, а не про ужин думай, — сурово оборвал разглагольствования бабки Шиш. — И газку поддай, а то будем нам кузькин день и марькина ночка.
— Да я бы рада, родной, — огрызнулась Яга, — но вот ступа-то дряхлая — ей, почитай, уже третий век пошел. А сколько я тебя просила амортизацию мне сделать, да днище промаслить, да обручи обновить — а ты все жмешься: то бюджет мелкий, то мастер бухой, то задание новое — вот теперь и лети да молися, чтобы вообще не екнуться.
— Да будет тебе старая и днище, и обручи, и Терешку протрезвлю, — клятвенно заверил Шиш, — ты шуруй только! Шуруй!
Гоша кое-как отлип от мощной груди шефа и скосил глаза на проплывающий медленно город. Хотелось бы, разумеется, чтобы город проплывал побыстрее, но Яге и так приходилось лавировать между высотками да проводами, ведь из-за перегруза подняться повыше она не могла. Да и судя по обеспокоенным физиономиям коллег, поколдовать над невидимостью ни у кого из них не получалось: шеф с домовым дымком надышались, Яга всю компанию заклятием не закроет, а Жихарка может только от себя глаза людям отводить. Про оборотня и говорить нечего — тот даже и со своим обличьем сладить не мог в данный момент. Так и трухали вдоль улиц на виду у орбычного народа, а с учетом того, что полеты над городом запрещены — то до неприятностей оставалось лететь недолго.
— Кажись, это по наши души, — грустно заметил Аркашка, указывая на стаю дронов, которые целенаправленно окружали подозрительный летающий объект, и хорошо если только для фотосесси.
— Ой, вечно вы панику мутите, — проворчала Яга, — привыкли под печкой от всех невзгод тихариться. А души-то у вас давно нету. Хотя, если с метафизической позиции, то вы домовые и есть воплощение души или ее части…
— Вот самое подходяще время и место, бабушка, для таких разговоров, — тактично ругнулся Гоша, который еще с первых занятий уяснил список запретных тем для бесед с Ягой, а то как начнет болтать про всякие души да состояния, то и танком не заставишь замолкнуть.
— А чего такого, — обиделась Яга, — умная беседа всегда к месту.
— Да ничего, — Гоша попытался как-то компактнее устроить оборотня, а то тот отдавил все плечи, да и шея уже не просто затекла, а зверски болела под гнетом увеститой меховой тушки. — Нас просто сейчас сбивать будут…
— Да еще не родилась такая пакость, что с бабкой сладит, — вдохновенно проорала Яга и с воинственным кличем запустила метелкой как копьем в ближайший дрон. Сбить-то сбила, вот только метательный снаряд вместо того, чтобы вернуться к хозяйке полетел на землю вместе с подметенным дроном. — Вот горе-гоюшко, — Яга призывно защелкала пальцами, — совсем силушки не осталось, все на вас, поганцев, ушло, даже метлу подманить не могу.
— И что теперь? — осторожно уточнил Шиш. — Падаем?
— Я рекомендую воздержаться от приземления, — Жихарка проворно развернулся на бортике и попытался заползти в и так переполненную ступу.
— Да чего ты мне тут разрекомендовался! — озлилась Яга. — Я твоими рекомендациями ступой не порулю!
— Ягуся, — Гоша почувствовал, что настал его звездный час, — а я еще на семинаре по стратегии говорил, что у вас должно быть альтернативное средство управления. — Яга грозно вздернула брови — и Гоша понял, что первым кандидатом на свободный полет будет он сам.
Утром Азирафаэль наверняка нашел бы сотни причин передумать. Нет уж! Как только ангел заикнулся о желании прогуляться, Кроули не стал медлить и секунды, буквально силой впихнул его в любимое белое пальто (изысканное и почти новое, и двухсот лет не ношенное!) и переместил на темную парковую аллею, полностью игнорируя ангельские стенания, что он не успел правильным и единственно приемлемым образом навертеть и уложить складки широкого мохерового шарфа. Совершенно невозможного шарфа, о который только спотыкаться!
Кроули знал, что Азирафаэль забудет о шарфе через пять минут прогулки вдоль пруда — собственно, так и случилось, хватило и трех. Зеленая ветка над черной водой, танец мелких снежинок в луче фонаря — и вот уже ангел восхищенно ахает чуть ли не на каждом третьем шаге и сетует о невозможности покормить спящих уток… Ну разве что если они вдруг проснутся каким-то… э-э-э… чудом? И Кроули прячет улыбку и делает вид, что совсем не понимает намека — ведь это же был намек, правда?
Кроули знал, что так и будет, потому и поторопился поймать Азирафаэля на слове. А вот чего он не знал и не понимал, так это того, почему ангелу так нравился именно этот парк, а не любой другой из восьми королевских парков Лондона. Что в нем было такого особенного… во всяком случае, для ангела?
Нет, самому Кроули этот парк тоже нравился, но у него-то были на это причины вполне себе веские. И много. Например, та скамейка на набережной, с которой так удобно кормить уток. Беседка. Старая ива у самой воды, на ее плоских широких корнях достаточно места не только для одного, но недостаточно, чтобы сесть далеко друг от друга. Или вот хотя бы лебеди, они сейчас спят, конечно, но ведь Кроули знает, что они тут есть.
Лебедей было два, черный и белый. Он впервые увидел их полтора века назад, во время той злополучной ссоры из-за святой воды. Они плыли рядом, такие невозможно разные, черный и белый, почти соприкасаясь крыльями, а может быть, и действительно соприкасаясь. И это было так похоже на знак, что Кроули с трудом подавил желание запрокинуть голову и прошипеть Небесам что-нибудь такое, что наверняка не понравилось бы Ей. Той самой, что любит подобные шутки, жестокие и знаковые. Вместо этого он продолжал смотреть на лебедей, только на лебедей, и никуда больше, чтобы даже краем глаза не видеть, как уходит ангел — может быть, навсегда. Единственный ангел, с которым он… братался? Ну да, ангел так и сказал. Глупое слово.
А вот ангел глупым не был. Он все понимал и умел если не задавать вопросы, то хотя бы их не отбрасывать сразу, а иногда даже и отвечать. Ангел, с которым было так легко говорить обо всем и которого можно было попросить…
Как оказалось — не обо всем.
Ангел ничего не заметил, он был слишком испуган и зол. А невозможные лебеди плыли по озеру, медленно и величаво, сплетая шеи и ни на кого не обращая внимания, черный и белый. Не просто рядом — вместе. И было им, невозможным, совершенно неважно, что крылья их разного цвета.
Вот тогда-то Кроули и потратил одно небольшое адское чудо (действительно небольшое, подумаешь — две какие-то птицы, было бы о чем говорить!) на то, чтобы с ними ничего не случилось. Хотя бы вот с этими двумя, никогда ничего плохого.
Позже он видел их издалека, много раз. А может быть, и не их, а их далеких потомков, что было не так уж и важно. Важным было само их существование, черного и белого. Вместе.
(ПРИМЕЧАНИЕ* — поначалу Кроули опасался, что Азирафаэль увидит эту слишком прозрачную пару и что-нибудь скажет в своей извечной совершенно невыносимой манере попадать в десятку, будучи уверенным, что промазал. Потом перестал опасаться. Еще через некоторое время он стал на это надеяться. Но ни опасения, ни надежды не сбылись: ангел их так ни разу и не заметил. Он смотрел лишь на уток и, иногда, на пеликанов. Лебеди его не интересовали).
Еще одни комнаты, еще несколько вельхо, еще один непростой разговор…
— …согласен, что это была ошибка! Но вы сами знаете, что было запланировано! И если бы получилось с доставкой подопытных, наша партия могла бы…
— Но она не получилась! И я уже жалею, что поддержал вас в этой дурной затее! Подумать только, красть диких магов в закрытом городе!
— Что-то вы не слишком возражали, когда мы это обсуждали в прошлый раз! Тоже понравилась мысль об увеличении собственного магического резерва? А сейчас, как не вышло, сразу вспомнили про дикий город и запреты?
— Я не возражал потому, что не думал поручать такое ответственное дело вам! Задействовали бы моих людей, и сейчас не сидели бы дураки-дураками!
— И про кого бы рассказали эти ваши проверенные люди в случае поимки, а? Да им и говорить не надо было бы, их лица знает каждый вельхо! Нет уж, в таком деле лучше использовать чужаков! Меньше знают — меньше расскажут. А что касается уровня вашего идиотизма, коллега, то могу сказать…
— Тише, тише, коллеги! Подождите… правильно ли я понимаю, что вы привлекли к делу неопытных новичков? В таком сложном деле?
— Да нет… это не новички, но и не наши, — морщится второй, сравнительно молодой вельхо, которому сегодня изрядно не везет. — По крайней мере, официально с нами их не свяжут…
— Уверены?
— Это мои люди. Просто… как бы это сказать… не нанятые обычным путем.
— Для незаконных делишек, небось. С кем мы связались, боги!
Еще каких незаконных. Если бы внезапно ставшие законопослушными коллеги только узнали о его маленьких шалостях с «друзьями» и фокусах с пропажей кое-кого из младших вельхо… Драконьими ингредиентами все при случае не побрезгуют, а вот молодежь — дело другое. Но они не узнают. И к лучшему. Эти пошумят и успокоятся, а вот «друзьям» пришлось врать долго и старательно… и даже присмотреть подарочек из личинок. Эх, еще придется исхитриться так, чтоб умыкать эту девицу до принесения Зароков. С Зароками-то они потом живут недолго… Ну что делать. Если уж дикого «друзьям» поднести не удалось, придется постараться.
— Оставим мои дела в покое. Лучше скажите, что будете говорить на Совете по дикому городу. Наш голос должен быть един.
— А я говорю — сыр! И мясо не варить, им надо сырое, но при том рубленое, ясно? Мелко рубленое, чтоб помягче. Да, и сушенку. В поварни передайте, пусть сушенки котел запарят.
— Понял, сварить котел сушенки. Сливовой, яблочной?
— Вот же бестолочь. Не сварят, а запарят, ЗА-ПА-РЯТ. Чтоб мягкая, но пользу сохранила. Уяснил? И поживей давай!
Пало только усмехнулся.
Вчера утром, когда старичка лекаря разбудили и предъявили ему новых больных, то вельхо сначала подумали, что одним пациентом сейчас станет больше. Старичок, узрев на полигоне еще тринадцать драконьих тел, схватился за сердце и сел где стоял. Малую минуту бедный лекарь только тыкал пальцем в своих необычных больных и не мог вымолвить ни слова. Можно понять дедушку.
Зато когда его удалось убедить осмотреть первого из детенышей и старый лекарь узрел сломанные крылья все остальное, свершилось чудо. К этим чарам вельхо не имели никакого отношения (и, откровенно говоря, не хотели бы иметь). Просто тихий, педантичный и немножко ворчливый лекарь в одно мгновение превратился в злющую тварь, да такую, что куда там легендарным драконам!
— И сыр, помнишь? Сыр в первую очередь! — грянуло рядом.
Стоящий рядом Ветерок фыркнул. Да уж.
Старик, казалось, превратился сразу в несколько нехороших существ из сельских «страшных сказов». Требовательный, как дорожный «загадочник» (существо, по легендам преследовавшее путников и изводившее их постоянными указаниями и приказаниями). Въедливый и крикучий, как злая птица-плакальщица (милая такая птичка, по сказаниям, являвшаяся человеку за три дня до смерти и изводившая его этими предсказаниями до невозможности). Настойчивый, как злой дух в поисках нетвердых в вере и столь же неумолимый. И энергичный. Энергичный до такой степени, что Пало уже к вечеру поймал себя на недостойном желании спрятаться от бывшего тихони с его нескончаемыми требованиями. Старик хотел всего и сразу: горячей воды для омовения «больных», чистого полотна, целебной мази в диких количествах, всех молодых вельхо в помощники, а главное — подобающего больным питания. Какое именно питание подобало драконам, мнения расходились даже у самих драконышей (выросли они в неволе, и их предпочтениями владельцы не особо интересовались — ешь, что дают, и не привередничай). Порыскав по книгам из библиотеки вельхо и ничего полезного там не отыскав (по мнению авторов наиболее признанного труда, кормить драконов было лучше всего собой, в смысле человечиной), лекарь было приуныл. Но в лекари со слабой душой не идут. И, малость поразмыслив, старичок отправился к Главе города. Разумно. Кто как не драконовер лучше всего знает, чего потребно дракону… и кто как не старик-лекарь способен нормально уживаться рядом с драконовером и ни словом и делом не выдавать своих подозрений…
Жителям города тоже не удалось остаться в стороне. Впрочем, они особо и не пытались. Магия слов «детишки в беде» продолжала работать, и на полигон потянулись представители городских кварталов. Когда от поваров пришли корзины с лепешками, Пало не слишком и удивился, в подстилках от ткачей тоже не было ничего неожиданного, но когда «веселые прачки» приволокли подушки… А дед продолжал реять коршуном и требовать, шипеть и взывать к совести.
Единственные, кому от него не доставалось, были его необычные пациенты. С ними дед вел себя по-другому: ворковал и мурлыкал, будто кошка над котятами… «Больные» от такого обращения шалели. Но пока слушались…
Хотя проблем с ними было больше, чем с личинками и преступившими… причем вместе взятыми!
Ну в самом деле, драконыши, которые не знали за свою жизнь никого, кроме самого пакостного человечьего слоя, не имеющие о людях никакого представления, кроме плохого — откуда они должны знать о таких вещах, как доброта и благодарность? Хорошо, что никому голову не откусили…
Пока.
Боги, когда уже прибудут эти их соплеменники?
Впрочем, у вельхо нашлось на них хитромудрое оружие массового действия. И звали это оружие Янкой. Отыскалось оно само, незваное-непрошеное явилось на полигон и, никого не спрашивая, тут же отыскало свою прежнюю жертву…
— Ринииииииииииииииик!
Драконыш, узрев свою самозваную невесту, вздрогнул и попытался принять независимый вид, но та попыток бедолаги «не заметила». Радостно подпрыгивая (караульный, увидав подпрыгивающего дракончика, подумал и на всякий случай протер глаза), чешуйчатая девочка с крылышками добралась до парнишки и затопталась рядом, склоняя головку на длинной шейке то вправо, то влево. Риник безмолвствовал, очевидно, пытаясь все это просто перетерпеть? Или надеясь, что незваная гостья устанет и уйдет?
Если так, то он просчитался.
— А ты чего молчишь? Ты спишь? Или тебе плохо? Плохо, да? Дедушка лекарь! Дедушка лееееееееееееекарь!
И откуда у всех особ женского пола в случае необходимости берется такой пронзительный голос?
— Не сплю я, — сдался драконыш. — Тише…
— Риничек, лапочка! — возрадовалась гостья. — Ты проснулся! Штуша, смотри, вот наш жених!
Дракончик замер. Что его больше удивило: что к нему так нагло набиваются в жены? Или то, что он теперь, оказывается, жених не только этой малолетней вредины, а и какого-то непонятного существа мелкого вида? Но слова у бедняги, как и в первый раз, пропали начисто. Он только и мог, что беспомощно открывать рот.
Вторая предполагаемая невеста смерила драконыша взглядом глазок-бусинок и благосклонно изрекла:
— Чрррррткк.
Согласилась, что ли?
Стали открывать глаза и другие драконыши. Но пока помалкивали, настороженно-удивленно прислушиваясь к дикому разговору.
— А я подумала и решила, что пусть. Жених и невеста — это прикольно, — тараторила девчонка. — Правда, в мультиках они все время то спасаются, то целуются, и все. Но приключения бабушка запретила, а целоваться — это неинтересно. Ты же не хочешь?
— Я?!
— Вот. И я тоже. У нас ведь не мультики? Ведь правда же? Вот. А еще все говорят, женихов кормить положено. И хихикают. Я тебе пастилу принесла. Бабушка Ира сварила… Будешь пастилу? Она сладкая! И она согласна!
— Пастила? — довольно жалобно спросил дракончик. — Согласна, чтобы ее съели?
— Да нет, бабушка Ира. Что ты мой жених. Пока.
— Жених… — как-то заторможенно повторил дракончик, не отрывая глаз от второй кандидатки в невесты (та топорщила шерстку, но молчала, осознавая торжественность момента). Невольные зрители, кстати, тоже прониклись и потихоньку подтягивались к месту событий. Исключая, конечно, драконышей — тем старичок-лекарь навесил столько чар и лечебных повязок, что им проще было провалиться под землю, чем куда-то двигаться. Но слушали они внимательно.
- Ага, — довольно подтвердила малолетняя невеста.
- Твой…
- Ну да.
- Бабушка Ира разрешила…
- Да!
- Которая сварила пастилу… — дракончик ошалело покивал головой, точно пытаясь уложить в ней эту массу противоречивой информации, и снова уставился на обеих невест.
Зрители замерли, ожидая чего-то интересного. И их ожидания не были обмануты:
- Ну… А кого из них я должен съесть?
- Что?
- Кого надо есть? Пастилу или «Бабушкаиру»? — терпеливо повторил парнишка.
И маленькая невеста, уже приоткрывшая ротик для очередного «да», так и замерла. Драконыш не смеялся и не издевался, он совершенно искренне хотел поскорее развеять это непонимание, сделать то, что нужно этой странной особе, чтобы от него отвязались, и он снова смог остаться в тишине и покое.
Пало невольно посочувствовал драконышу. Да, паренек, тебе еще многое предстоит узнать о женщинах. В том числе, что они никогда не говорят правды о своих желаниях с первого раза (явно используя любимый метод наставников «Догадайся сам»), отступают только на заранее намеченные позиции и, между прочим, просто так ни от кого никогда не отвязываются. И, кстати, ни за что и ни в коем случае не признают себя виноватыми. Впрочем, кто и когда может с чистой совестью сказать, что ему полностью удалось познать эту тайну мира, именуемую женщиной?
Увы, даже закадычный подкаблучник порой сдается, не в силах постигнуть все извивы женской души…
- Я же не отказываюсь, — неправильно понял наступившее молчание будущий подкаблучник. — Надо съесть — съем.
- Чррррррррртттттттттк! — возмутился зверек.
Пало почувствовал, что плечо близко стоящего Ветерка вздрагивает — маг от души смеялся, стараясь делать это беззвучно. По полю полетели смешки. Остальные свидетели событий тоже не маялись от плохого настроения.
Пало ожидал, что девочка обидится, и даже приготовился прийти незадачливому кавалеру на помощь — не виноват же малыш, что ничего не знает о внешнем мире? Но оказалось, что девочку он недооценил. Кандидатка в драконьи супруги не стала ни ругаться, ни убегать. Она красиво наклонила головку (магу почему-то пришло в голову слово «по-королевски», хотя применительно к драконам это было, мягко говоря, странно), по-птичьи тряхнула крылышками и обратилась к своей маленькой подружке:
- Видишь, Штуша, какие мальчишки странные? Я спешу сюда, я все бросаю, я даже хотела научиться блинчики жарить! Я ему — все, а он?
- А что — я? — не понял драконыш и был проигнорирован. Претендентка в невесты продолжила общение с подругой, ни словом, ни взглядом не дав понять, что услышала бедолагу-жениха.
- А он хочет съесть мою бабушку!
- Я не хочу! Это же ты!
На этот раз его соизволили услышать. И легким движением плечика выразили полную несостоятельность мужских выступлений вообще и этого частного мальчика в отдельности.
- Я хочу съесть бабушку Иру? Штуша, ты слышал?
- Прррч! — крылатый друг всем своим видом выразил абсолютную поддержку юной даме в ее претензиях. И даже больше. При виде его высокомерно вздернутой головки и надменно сложенных крыльев мужчинам как-то невольно приходили в голову все выслушанные в течение жизни попреки от дам сердца (в никчемности, незадачливости, бестолковости… и так до бесконечности). Ветерок от греха подальше сел на землю, удачно пристроившись за кустик, и заржал уже в открытую. Пало посмотрел на него с неодобрением (ему самому кустика не досталось).
- Ну вот что с ним делать? Совсем он глупый, правда?
- Чиррррррт…
- Мы же не можем его, такого, бросить, правда? — малявка покосилась на ничего не понимающего парнишку и милостиво изрекла. — Знаешь, иди все-таки кушать. Пастила — это вот она, видишь? Пастила, это Риник, Риник, это пастила.
Хм.
Вообще-то у коричневато-красной пластинки толщиной с монетку глаз не было. Но после слов девочки свидетелям почему-то показалось, что странная поблескивающая масса смотрит. Более того, она, казалось, взирала на драконыша с тем же недоверием и опаской, что и ее предполагаемый поедатель. Риник потыкал будущую жертву крылышком (та не пошевелилась), принюхался… на его продолговатой мордочке проступило удивленное выражение.
- Ну кушай же, — хихикнула девчонка. — Она не кусается… Стой, стой! Ну куда ты ее прямо сразу хватаешь?
Только что распробовавший коричневатую пластинку Риник быстро выплюнул обратно ухваченный было краешек. И уставился на «невесту», силясь понять, что он опять сделал не так!
- А как надо?
- Мне предложить!
- Но… но ты же мне ее сама дала?
- Мало ли что дала…- девочка опустила головку и что-то старательно высматривала на снегу, — С девочками же делиться надо!
Вконец замороченный драконыш больше не задавал вопросов. Отчаявшись понять женскую логику, он молча оторвал кусочек лакомства и вручил ее своей непостижимой гостье. Торопливо запихнул остальное в пасть и быстро-быстро заработал челюстями, пока дама сердца (и шеи по совместительству) не выдумала что-то еще.
Драконочка глянула на меура, тот — на свою маленькую хозяйку. Не сговариваясь, оба совершенно синхронно пожали крылышками и возвели глаза к небесам, выражая свое мнение о воспитанности некоторых мальчиков. А потом вздохнули и… попрыгали с корзинкой дальше, раздавая лакомство остальным присутствующим. Людям доставался кусочек размером с детскую ладонь, драконышам — с лоток. Причем предприимчивая невеста не делала никакой разницы между человеками и драконами, за исключением размеров.
- Привет! Болеешь? Ты главное не переживай, тут очень-очень хорошо лечат, я быстро поправилась! А ты знаешь, что при болезни надо витаминки? Ну это лекарство такое, вкусное. Вот, кушай, оно уже с витаминками. Ни у кого такого нет, только бабушка Ира варить умеет. Ой, какие у тебя красивые крылышки… Дядя Пало, вот, пробуйте, вкусно! Правда же? И вам тоже… вы почему на снегу сидите, штаны загорелись? Нет? А… ладно-ладно. А почему у тебя коронка не блестит? Хочешь, Штуша ее почистит? Нет, сначала кушай, потом пощит… почистка. Я и бантики могу сделать. Не знаешь, что такое бантики?!
Она щебетала и раздавала лакомства, Штуша летал и чирикал. И…. может, так оно было и надо? Драконыши постепенно успокаивались. Кто-то уже жевал — девочка же кормит и людей, значит, еда безопасная… и вкусная, кстати. Кто-то, завороженный разговором, спокойно терпел рядом лекаря. Кто-то положил голову на лапы и попытался вздремнуть. А девочка все ворковала и ворковала.
- А ты меня летать научишь? Ну, когда выздоровеешь? Как не умеешь? Совсем? А ничего, найдем у кого учиться. Я Макса попрошу.
- Макс — это твой брат? Он что, тоже дракон?
- Не знаю, — безмятежно пожала плечами юная особа. — Но он может найти все.
- Что, и дракона притащит?!
- Он — Макс.
Южная Империя, подземелья
17 Петуха 606 года Соленого озера
Она следовала за ними до развилки. Стук трости, уверенная поступь гвардейца, сбитый ритм шагов Текамсеха — настолько знакомый, что любую неправильность ощущаешь всем телом.
От поворота предстояло бежать. Соседний действующий выход был далеко, и хотя Кадо помнила сплетения тоннелей наизусть, это не сокращало расстояния. Особенно наверху.
Ночью этот город был немногим теплей подземелий, но всегда оставался куда более шумным. В каждом доме жило слишком много людей и они слишком старались быть тихими. Трущобы Империи отличались этой попыткой не шуметь, а еще — неровными узкими тропами и крохотными, в три циновки, домами.
Кадо предпочитала ходить здесь по крышам.
Направление на дворец она знала идеально — достаточно часто нужно было забраться хоть и не в покои Императора, но к его писарям или чиновникам. Вот и место, где должны были подняться Текамсех и остальные. Они не могли уйти далеко…
Запах крови был знакомым и острым.
— Да славится Император!
Вечная улыбка померкла, сползая с лица, Кадо поджала губы. Слишком просто было угадать, что происходит на улице — знакомые звуки, шорох, с которым ткань скользит по стали, стирая кровь. Влажный кашель.
Кадо вскинула голову.
Значит, все же не убит с одного удара.
Значит, есть шанс.
Перо уже было в руке, строчки рухнули на плечи предателей жестоким обвалом, сначала выводя из боя мага, а через пару мгновений и гвардейца. Кадо спрыгнула на землю, повела головой. Шагнула к убийце, который пытался отползти в сторону, схватила за длинные, как у всех имперцев, волосы.
Кинжал взрезал не только горло, но всю шею до позвоночника. Наступила очередь мага.
Он даже не пытался бороться или бежать, не человек — чужое безразличное оружие, не имеющее собственной воли.
Убивать его было не за что, но пощады он тем более не заслуживал.
Кадо подошла к лежащему на земле магу, сориентировавшись по тяжелому дыханию, прижала коленом. Два разреза по сухожилиям, короткое напутствие:
— Сбежать ты не сможешь, но шанс у тебя есть. Такой же, как у него.
Краткий миг потребовался, чтобы почувствовать направление, найти Текамсеха. Кадо скользнула пальцами по телу, нащупывая рану.
Наткнулась на широкую ладонь, всю в крови.
— Прижимай крепче.
Услышала смешок в ответ, подхватила Текамсеха на руки.
У него не было даже часа, а до аванпоста требовалось пройти намного больше. Она никак не могла успеть.
Но он имел право хотя бы умереть не в этих трущобах. Не у ног человека, которому поверил.
***
королевство Цергия, приграничная пустыня
18 Петуха 606 года Соленого озера
Идти было легко. Казалось, ничего не изменилось — в лицо все еще летел песок, гребни барханов уходили из-под ног. Дважды Рагнар падал, вставал, и продолжал идти, пока порывы ветра сбивал песчинки с ткани плаща. Вороний глаз оставался справа, и хотя следов на песке не было и птиц он не рисовал, знал, что идет верно.
Бурдюк был еще наполовину полон, когда у подножия дюны показалась маленькая светлая фигура. Рагнар шагнул к ней, не глядя под ноги, и, конечно, тут же поплатился. Обманчиво мягкий песок ударил в бок, небо и земля завертелись, сливаясь в серое марево, затрещала двойная, надежно прошитая кожа. Рагнар скатился в ложбину, с трудом приподнялся, вытер обожженное солнцем и песком лицо. Сел на коленях, улыбаясь.
Эрик замер на фоне встающего солнца, перо в руке капало водой.
Мгновение затянулось, Рагнар, просто чтобы занять руки, передвинул бурдюк вперед, убеждаясь — порвал. Засмеялся тихо.
Ему все же не дали права выбора. Впрочем, и хорошо. Так он точно не мог ошибиться.
— Учитель?
Словно сбилось что-то, как бывает, когда смотришь глазами творения. У Эрика была вода, почему же он медлил? Один росчерк и все закончится. Убей или умри, Рагнар столько раз вырывал собственную жизнь из чужих мертвых рук, разве не должно сейчас все повториться, только сменив роли?
Эрик подбежал к нему, рухнул на колени напротив.
— Вы в порядке, учитель? Вы не сильно ушиблись?
Он смотрел и не мог понять. Убей или умри, день или ночь, приказ или смерть — такие ясные противоположности, управлявшие его жизнью, рассыпались перед обеспокоенным лицом светловолосого юноши.
— Ты сильно обгорел, — сказал, просто потому что это было единственным очевидным фактом. Эрик улыбнулся обметанными коркой губами.
— Ну да, я же часто днем шел. Простите! Я подумал, — запнулся, отвел взгляд. Высокий голос стал тише, как будто взрослей. — Я подумал, вы рисуете намного лучше меня. И если я вас просто сразу подожду, могу не успеть ничего сказать.
Рагнар кивнул. Улыбка была болезненной, как рана. Эрик протянул руку, за шнурок вытянул из-под накидки приказ. Рагнар склонил голову, позволяя снять его, но тут же перехватил коричневый тубус, с трудом поднялся — пустыня здорово намяла ему бока. Размахнулся и зашвырнул приказ так далеко, как только смог, а в верхней точке вдруг появилась птица, закричала торжествующе, подхватив петлю, унося ее в глубины песков.
— Идемте дальше вместе? — Эрик спрятал перо. Рагнар кивнул. Уточнил другое:
— Ты сотворил ее за долю мгновения. Все же научился…
— Упрощать? Нет, — такое шкодливое выражение Рагнар, кажется, никогда не видел на этом лице. — Просто научился рисовать очень-очень быстро! Иначе у меня бы тот дворец не вышел. Вы же его видели, правда?
Рагнар кивнул, отводя взгляд. Его тут же взяли за руку.
— Учитель? Все в порядке?
— Да, Эрик.
Удивительно приятно было осознавать, что лжешь. И в то же время — что эта ложь вскоре станет правдой.
***
республика Магерия, город Варна
23 Петуха 606 года Соленого озера
Она устала. Фриц уехал и не подавал вестей, светская жизнь, которая раньше развлекала, казалась пресной. Это не отменяло необходимости посещать магазины, парки и дружеские ужины, конечно.
Обычно каждый месяц негласно принадлежал одному из дожей, живущих в окрестностях, но на этот раз все полетело вверх тормашками. Впрочем, Танкред Тилль, которого вообще только недавно перестали игнорировать в обществе, не опускал руки. Адельхайд по-своему восхищалась его упрямством: за двадцать лет, прошедших с тех пор, как вся Магерия говорила о его милой бастардке, Танкред сумел не только восстановить репутацию, но и заметно приумножить богатство.
Это вызывало уважение и одновременно безумно раздражало. После того, что он сделал, он заслуживал куда более глубокой ямы, такой, чтобы никогда впредь не подняться.
— Адель, дорогая, на тебе лица нет, — заметила Грета, когда не слишком многочисленные гости перешли из сада в гостиную. — Не верю, что ты так беспокоишься из-за своего Ройтера!
Адельхайд блекло улыбнулась.
— Конечно нет. Просто вся эта суета, убийство, облавы в городе. Еще и Курт совсем плох.
— Который владеет доходным домом, где ты снимешь квартиру? Но у него же есть наследники, — взмахнула рукой Грета. — Ужасно жаль его, конечно, но тебе ведь в любом случае не придется искать новое жилье?
— В том-то и дело, дорогая, что прямых наследников нет. Представляешь, сколько будет возни? А если за неделю никто не вступит в права, законники опечатают его имущество.
— Ужас какой!
Адельхайд выслушивала охи и заверения, что подруги обязательно помогут ей с новой квартирой, если потребуется, кивала. Сложно было не хлопать веером, не теребить платок. Жить, как ни в чем не бывало. Все семена посажены, полив не требуется, дожди идут в ее землях в соответствии со всеобщими пожеланиями.
В землях ее брата. Если план провалится, будут идти в землях мужа.
— Я слышал, стража поймала бандитов, которые забирались в доме, — донеслось от столика с напитками, вокруг которого собрались мужчины. Адель, вежливо улыбнувшись дамам, поднялась с кресла, подошла за бокалом.
— О да, — Ланге — к слову, в самом деле очень милый, но несколько более манерный, чем Аде казалось приятным — обернулся к хозяину дома. — Танкред, говорят, вы лично скрутили тех, кто пытался вас ограбить. Неужели это правда?
— Что вы, Вернер, — почти шестидесятилетний Танкред Тилль мог бы все еще считаться красивым, если бы умел улыбаться. — Слухи всегда преувеличивают. Мне помог случай, телохранитель и стража, которая подоспела вовремя.
— В самом деле? Жаль, Бальдвин не пришел, он был бы рад слышать, что хотя бы вы не жалуетесь на бедняг. Ройтер говорил, их всех следует заменить наемниками!
— И они бы точно так же разленились, — подал возвышенно-дрожащий голос седеющий дож Кайзер. — Постоянные выплаты, не зависящие от того, как хорошо ты делаешь свое дело, неугодны птицам.
Фыркнула подошедшая к ним Грета, Адельхайд тоже сдержанно улыбнулась. Когда Кайзер садился на любимую козу рассуждений о птицах и Создателе, можно было хоть незаметно удалиться из комнаты. Они проверяли пару раз — увлеченный дож проповедовал с закрытыми глазами, словно сверяясь с отпечатанной в памяти книгой, и мог вещать в опустевшей комнате добрые полчаса, прежде чем понимал, что паства давно удалилась музицировать или курить.
— Однако я думаю, — Танкред поставил опустевший бокал на поднос слуги. — Эти нападения были слишком хорошо спланированы, чтобы за ними стоял всего лишь один бандит.
— Разве он не признался во всем? — скучающе спросила Зара.
Адельхайд отступила к другому столику, опустила тонкий ломтик хлеба в мясной соус. Сложно прочитать что-то по лицу того, кто ест.
К счастью, ее и видели сейчас только слуги.
Однако это тоже было странно. Леди Зальцман должно быть любопытно, ведь ее квартиру тоже ограбили.
— Этот Гирей Безродный? — тем временем говорил Танкред. — Да, вы правы, леди. Однако вы недооцениваете стойкость и верность подобных существ.
“Существ”. Даже не преступников, не бедноты! Да хоть бы козлом обозвал, напыщенный индюк, но вот так вообще отказать им в человеческой природе!..
В висках стучала кровь, Ада мелкими глотками запила хлеб сидром. Обернулась с улыбкой.
— В самом деле? Я слышала, стража прекрасно умеет допрашивать воров, неужели это не так?
— Вот именно, — кивнула Зара. У нее брат или отец служит в страже, или почему она всегда так выступает за них? — Мне кажется, ваши сомнения беспочвенны.
— Возможно, вы правы, — Танкред говорил вежливо, но твердо и даже головы не склонил, как следовало бы в споре с первой леди города. — Однако я считаю, за ними стоял кто-то еще. Тот, кому была выгодна подобная шумиха.
— О, ну тогда начинайте подозревать дожей Триер-Иста, — засмеялся Ланге. — Я гостил там недавно и господа весьма обеспокоены быстрым ростом влияния Варны.
Адельхайд улыбалась вместе со всеми, когда встретила мимолетный взгляд Танкреда и едва сумела не вздрогнуть. В карих глазах, которые якобы всегда должны быть теплыми, ей почудилась спокойная ледяная ненависть.
Он не может ничего о ней знать. Даже за ту разорванную помолвку Танкред не мог винить свою невесту — он ведь сам отозвал просьбу раньше, чем матушка убедила отца, что им нельзя рисковать репутацией, выдавая дочь за так низко павшего дожа.
Тогда что это было?
Адельхайд позволила Грете заболтать себя сплетнями, рассыпалась во взаимных комплиментах с Зарой — знала бы та, что новое платье портные на самом деле перешили из готового и отнюдь не в самом дорогом магазине города! Однако потом нашла возможность столкнуться с Танкредом, в качестве вежливого пустого разговора отметила, что нынче над озером часто стоят туманы и это наверняка влияет на торговлю.
— Опытные капитаны справляются, леди, — ответил он. — Только маги боятся выходить на берег в сумерках.
— Разве не всем разумней держаться более безопасных районов? — заметила она. — Тем более в свете всех этих событий.
— Вы правы, Адельхайд, это намного разумней и безопасней. Особенно для леди.
Такой простой и естественный светский разговор, но возвращаясь к подругам Адель не могла отделаться от ощущения, что бежит с поля боя. Особенно когда за спиной начали громко обсуждать будущую казнь.
— Думаю, это будет весьма зрелищно, — с отвратительным энтузиазмом воскликнул Ланге.
— И поучительно, — добавил Кайзер.
— Адельхайд, дорогая, проводишь меня домой? — Грета смотрела внимательно. Адель безмятежно улыбнулась ей:
— Неужели ты уже хочешь уехать? Тилль ведь обещал танцы и этого милого менестреля, приехавшего из Зарицы.
Как в детской игре: тот, кто побежит первым, проиграет. Тот, кто покажет боль, выдаст себя.
Значит, нужно было терпеть.
***
магреспублика Илата, город Илата
16 Петуха 606 года Соленого озера
Они бежали, взявшись за руки, и ранние прохожие отпрыгивали с их дороги. В голове вертелась куча мыслей — словно мусор, когда перетряхиваешь крупу. Как вышло, что Сид был господином. Почему все удивлялись магии Витама. Почему господа вообще решили, что обязательно будет бунт и прямо сейчас.
Только все это было не больше, чем мусором. А горсть зерна в руке — вот она. Широкая ладонь Сида, его плечо, темные волосы и дурацкие редкие усы — он оброс как бродяга, пока сидел в плену. Но он был живой и знакомый.
Сид затормозил, развернулся, замер, вскинув голову. Обри смерила взглядом дом, перед которым они стояли — широкий светло-зеленый фасад, белые узорчики повсюду.
— Залезть раз плюнуть, даже я бы смогла, — сказала, когда поняла, что Сид словно к мостовой прилип, просто, чтобы хоть что-то сказать.
Друг фыркнул, повел плечом.
— Даже двенадцатилетний пацан, думавший, что кошки это только пушистые твари, смог.
Но отмер наконец, шагнул к высокой двери, потянул на себя створку.
— Вход на кухню в левой стороны, — начал было слуга, едва взглянув на них, но его крепко взяли за пуговицу.
— Где Сагерт?
— В, в, в кабинете! — слуга отскочил, как только его отпустили, отряхнулся дрожащими руками. Обри помчалась следом за Сидом, который через две ступеньки пропрыгал по укрытой ковром лестнице, пролетел коридором. Замер на миг, словно споткнулся, но все же толкнул дверь. Обри прошмыгнула следом.
Здесь было не так, как в кабинете господина Ямба. У того были шкафы, черновики на столе, кресла для гостей и почему-то сразу было ясно — тут правда работают, и работают так много, что легко представить, как за этим же столом едят, а на этих креслах спят.
У О’Тула же проще было представить, как здесь в кости играют. Ну, или просто красиво сидят за столом, вот как сейчас.
Господин правда был похож на Сида, хоть и сильно старше — такие же темные волосы, широкие брови, раскосые, как у заезжих наемников, глаза. Только Сид был растрепанный, с щетиной, синяком на скуле, шрамом на подбородке, а этот лощеный, словно его жиром намазали, и разодет как петух.
— Роксан, ты утром пропустил, — начал было господин, вставая, но взглянул на них и тяжело опустился обратно в кресло. Поджал губы. — Ты смеешь являться сюда спустя столько лет?
— Твой обожаемый наследник пропустил твою жутко важную херню, потому что сидит в плену, — с места рванул в драку Сид, пропустив мимо ушей чужой выпад. — Он спас мою шкуру, на которую тебе было насрать семь лет. А ты сейчас оторвешь свой зад от кресла и спасешь этот гребанный город.
Они с Сидом смотрели друг на друга, как два уличных кота, даже вой точно такой же слышался. Обри шагнула вперед — должен же кто-то чуть понятней объяснить, что этому господину делать, помимо отрывания зада.
— На рынке будет бунт, — плевать, что она не понимает, почему так решили, сейчас это вообще не важно. — На восходе солнца, когда там соберется толпа. Шеймус О’Флаэрти сказал передать вам, чтобы вы поднимали свою армиеподобную стражу, от нее будет толк.
Господин надулся, как индюк, даже не взглянув на Обри.
— Если ты считаешь, что можешь притащиться сюда, еще и с какой-то уличной девкой…
Она оказалась рядом с ним даже быстрее Сида, перегнулась через стол и влепила пощечину со всего размаха. Друг одобрительно хмыкнул, обнял за плечи. Представил:
— Обри. Тоже спасла мою шкуру — шесть лет назад, когда меня чуть не насмерть отметелили за слишком красивую рожу и господские манеры.
— Ты думаешь, я поверю, — Обри очень хотелось съездить ему по еще раз, уже кулаком, но Сид удержал. Повысил голос, перекрывая противное квохтание:
— И даже если тебе совсем на меня похер, твой драгоценный молодой господин О’Тул сдохнет в лапах тупой банды, если ты продолжишь засовывать голову в задницу!
— Силь?
Обри не сразу поняла, как оказалась в чьих-то объятиях: мягких, пахнущих господскими нюхательными солями. Просто открылась дверь и женщина в черном платье вмиг оказалась рядом с ними, обняла сразу обоих. Похоже, Обри ласка перепала за компанию с Сидом.
— София! Как ты можешь, — это опять возмущался господин О’Тул, и Обри стало уже попросту неловко за него. Настолько, что она посмотрела поверх обвившей ее руки, попросила очень тихо:
— Вы бы помолчали, а?
Не поняла, почему, но он правда заткнулся. Отвернулся, вздернув подбородок — Сид делал точно так же, словно место для удара подставлял, слабо, мол, врезать, или нет. Закрыл глаза, на фоне светлого окна очень заметно поднялась и опустилась затянутая в синее сукно грудь.
— С чего Шеймус взял, что будет бунт? — спросил до странного спокойно.
— Я сидел у этой банды неделю, и еще расследование было, — в тон ему глухо отозвался Сид. — Мам, пусти. Там городу… Плохо, в общем, будет, если мы сейчас не пойдем.
Женщина отпустила их, вытерла глаза. Обри наконец рассмотрела ее — немножко нескладная, в траурном платье и с простой прической, словно у служанки. От нее в сыне был разве что аккуратный тонкий нос, который Сиду, правда, успели сломать пару раз, да яркие, словно подкрашенные, губы.
— Как будут организовывать?
Обри удивленно оглянулась на господина О’Тула. Его как подменили — только что квохтал глупый петух, а теперь даже на Ямба стал похож.
— Музыкант, — объяснил Сид. — Может просто накрыть толпу, может по вкусовому ощущению, х… То есть, непонятно, что он еще может.
— Они возьмут людей и поведут в каналы, — дополнила Обри.
О’Тул коротко кивнул, быстро написал что-то. Встал, протянул им бумаги.
— Передадите в восточную и центральную казармы, — велел, одновременно снимая с полки и затягивая пояс с флягой. — Западной я займусь сам, оттуда выдвинемся, оцепим рынок. София…
— Я буду в безопасности, но рядом, — женщина быстро поцеловала мужа, потом сына. Обри не поняла, почему, но ее щеки тоже коснулись. — Да пребудут с вами птицы.
На Суде, как я и предполагала, ангелы юлили и изворачивались. Лишь единицы каялись и сожалели о произошедшем. Выслушав тысячу и одну версию ангельской лжи, я утвердилась во мнении: с Землей пора завязывать (да и с экспериментами).
Вы б только слышали, какую околесицу несли даже наименее провинившиеся индивиды. Чего, например, стоили показания Гавриила — закачаешься! Гремучая смесь наивности и прямолинейности. Да вы сейчас и сами в этом убедитесь:
— Сын мой, неужели ты не заметил, что люди получили запретные божественные знания и воспользовались ими?
— Нет, Господи, пока они не слопали твоего любимого Бяшку, ничего особенного я вроде не замечал.
— И что, совсем-совсем ни единого тревожного звоночка?
— Ну-у-у, — замялся Гавриил, — случилась как-то раз оказия*, да не придал я ей значения…
— И в чем же заключалось дело?
— Смеркалось… Пролетал я дозором над Эдемом, — принялся рубить правду-матку Гавриил, — слышу, кто-то под яблоней пыхтит и стонет. Ну, думаю, трахаются…
— Фу, Гавриил, что за жаргон, — поморщилась я. — И где ты этих трендовых слов понахватался?! Излагай мысли более благочестивым языком: «составляют зверя с двумя спинами», «сношаются», «возлежат», «совокупляются», «блудят».
— Кхе-кхе, — откашлялся Гавриил, пытаясь сообразить, как поприличнее описать увиденное. — Ну, думаю, блудят Адам и Ева. Заглянул под ветки — а они там трахаются во всю ивановскую. Вот такая порнография, — испустил унылый вздох ангел. — Полюбовался я минут эдак пять на членистоногого зверя, которого они составляют, и подумал, если люди счастливы и довольны, значит все идет как должно.
— Правильно говорить «зверя с двумя спинами», а не «членистоногого», — автоматически поправила я безграмотного Гавриила. — И я ведь предупреждала, чтобы с их голов не упало ни единого волоска! А тут… Уверен ли ты, что Ева не упиралась? Дело-то подсудное. Нужно было сразу доложить об увиденном, разобраться в ситуации. Серьезный промах!
— Всевышняя, — насупился ангел, — я не слепой и не дурак! Во-первых, они блудили точно раком, а рак — членистоногий зверь. Во-вторых, конечно, Ева упиралась… локтями и коленями, о землю. А кто б не упирался, когда тебя блудят в такой позе и с таким азартом? Но клянусь, что с ее головы не упало ничего ценного, окромя капель пота, и с головы Адама тоже! Насчет доклада… — он виновато потупил глаза, — тут спорить уж не буду. Не смекнул я, что эта порнография не промысел Господень, а следствие лечения Люцифера (пусть повылазят перья у него!).
— М-да, и в кого вы уродились такими простофилями, — вздохнула я, выслушав его речь.
— Господи, но ты же не оставила нам подробной инструкции по обращению с людьми. Откуда ж нам уразуметь, что хорошо, что плохо для сих созданий? Мы действовали больше по наитию. И вон оно как обернулось… — удрученно опустил голову Гавриил. — Хочу спросить, Всевышняя, какая кара ждет нас?
— Вывод банален: виновны все, — ангелы в ужасе уставились на меня, — но в разной мере! Как умудрилась я, Создатель Мироздания, породить таких сказочных д’лб»б’в (эх, люблю енохианский), не ведаю. Однако непростительна не ваша глупость и беспечность, — я покосилась на Гавриила, — а ложь Творцу. Поэтому вся партия «за чудо» во главе с Люцифером отправится на перевоспитание в Ад, где пламень, тьма и нет моей любви. А чтобы мне при встрече не путать вас, лжецов и трусов, с добропорядочными ангелами, — окинула я грозным взором провинившихся, — смените-ка у крыльев цвет… на черный.
В мгновенье ока белоснежные перья изгнанников окрасились в угольно-черный цвет. Раздался дружный стон и заковыристая брань.
Теперь займемся Адом. Без лишних церемоний я, щелкнув пальцами, встроила в ткань бытия подпространственный метафизический провал, полный кипящей серы, дыма, раскаленной лавы. Увидев новый дом, самые юридически подкованные пернатые активно запротестовали: «Произвол!», «Попрание гражданских прав!», «Ограничение свободы!», «А где евроремонт?»
— Евроремонт?! Вы ‘хр’нел’, дети? Отделкой помещений займитесь сами. Я вам не гастарбайтер! — отрезала я. — А что до прав… Права имеют те, кто выполнял свои обязанности и не пытался избежать ответственности за свои ошибки. Тема закрыта.
Но ангелы по-прежнему орали и бранились. В конце концов вопящая толпа меня достала. Не долго думая, я отключила звук у особо горластых правдоискателей.
Совсем другое дело!
— Для равновесия сил, раз появился Ад, прощенной половине с божьего плеча дарую Рай! — Я очень справедливая сегодня. — И вот только посмейте пикнуть про евроремонт…
С Раем я заморачивалась еще меньше, чем с Адом. Пара щелчков — и в подпространстве засияло ослепительное нечто.
— Спасибо, милосердная Боже, — разнесся над рядами помилованной стороны вздох облегчения. — С ремонтом справимся мы сами. Мы ж не такие рукожопы, как команда Люцифера…
Вот и ладушки…
— А что же, Господи, ждет Землю и людей? — раздался тихий голос кого-то из прощенных.
Я пригляделась. Ну, конечно же, Азирафаэль. Кто же еще? Он всегда был несколько блаженным. Самозабвенно и искренне любил каждую песчинку в Эдеме.
— Судьба провального проекта, сын мой, уже предрешена. Само собой, Земля и люди будут развоплощены, — не стала я тянуть с ответом.
— Провального? Развоплощены? — растерялся Азирафаэль. — Но ведь Эдем такой цветущий, полный жизни, а люди милые создания. И, Боже, ты даже не пообщалась с ними. А как же презумпция невиновности? И милосердие?
Едва Азирафаэль закончил речь, как Гавриил гневно прошептал ему на ухо:
— Молчи, дурак! Кроме тебя нет никому и дела до этих бурдюков с костями. Пусть развоплощает, избавимся хоть от докуки** и вздохнем свободно.
Азирафаэль не обратил на гаврииловский пассаж*** внимания и продолжил:
— Молю, поговори с людьми, они не так уж плохи. От твоего величия ведь не убудет, Боже!
Неожиданное заступничество Азирафаэля пришлось мне по душе. А он с характером, этот чудаковатый ангел: вступился за людей, не убоявшись гневных выпадов собрата. И попросил-то лишь о крошечной уступке. Ведь истинно, что от меня убудет?
— Ну, будь по-твоему. Предстанут пусть передо мной, — дала согласие я, убавив силу своего сияния, дабы не сжечь тела двух смертных.
Азирафаэль, расплывшись в умильной улыбке, щелкнул пальцами, и предо мною материализовались люди.
— Как тебе это удалось? — Взгляд Всевышнего был острым и (как всегда!) непостижимым, между нахмуренными непостижимыми бровями пролегла непостижимая складка. — Не понимаешь? Вот и я не понимаю. Хотя… Возможно, все дело в остатках моей благодати, личной, персонально окрашенной, да еще и слишком свежей… Так сказать, возвращаемся к практической проверке возможности создания неподъемного камня. Ты использовал мою благодать, и теперь я не могу пробить то, что сотворено пусть и не мною лично, но с ее помощью? Хотя даже не с помощью, тут можно говорить только об опосредованном участии, ты же просто чудесил, а не творил из нее…
Господь говорила сама с собою, скорее размышляла вслух. Азирафаэль давно сообразил, что в подавляющем большинстве случаев даже на прямые вопросы Ее отвечать не требовалось. И это было удачно, потому что чаще всего он совершенно не знал, что ответить. Вот как сейчас, например.
Он просто создал защитную сферу. Самую лучшую защитную сферу. Чтобы больше никто никогда не смог навредить Кроули. Потому что хватит. Потому что есть же пределы. Потому что… просто ну потому что! Он одинаково настроил ее на защиту и от демонов, и от ангелов, потому что окончательно запутался и не мог с уверенностью сказать, кто из них окажется опаснее.
И он понятия не имел, почему эта защитная сфера оказалась непроницаемой и для Всевышнего.
— Гавриил, кстати, рвал и метал, полчаса ругался у меня под дверью, потрясая отчетами о твоих чудесах. Их у него целый ворох накопился, есть чем потрясать, было забавно. У него задатки хорошего шоумена или маркетолога, это ведь в чем-то довольно схожие профессии… Только вот твоего упорства не хватает. И целеустремленности, пожалуй. Зато он прекрасно умеет себя подать, тебе стоило бы взять на заметку. Вы с ним, кстати, могли бы быть хорошими напарниками. Дополнить друг друга, так сказать. Он почему-то тебя невзлюбил, но я могла бы с ним поговорить, и, полагаю… Что мотаешь головой? Нет? Нет в смысле “переубедите меня” или совсем нет? Ясно. А можно узнать причину? О… Даже так. Что ж, убедительно. Ладно, как хочешь, не смею настаивать…
Лицо Всевышнего было невозмутимо, голос почти равнодушен, но Азирафаэль не мог отделаться от мысли, что и в этом голосе и уголках поджатых губ Она прячет улыбку. На небесах всегда было жарко от близости Божественной любви (а вблизи Всевышнего так и вообще от этой любви млело и плавилось все живое), но это был вовсе не тот жар, от которого сейчас горели уши. Азирафаэль нервно переступил с ноги на ногу и снова подосадовал на себя, что так не вовремя подумал о Кроули — как раз, когда Она спросила. Впрочем, ничего удивительного в этом не было: последние дни он думал о Кроули практически постоянно. Вот и сейчас. Но вышло не очень удобно.
Однако Всевышний выглядела довольной, и это радовало. Хотя Азирафаэль так и не понял причин этого Ее довольства..
***
Точка выхода лифта внутри книжного магазина была жестко фиксированной, привязанной к пентаграмме на мозаичном полу (когда-то эта мозаика и другие элементы символики вольных каменщиков оказались последним и решающим аргументом, убедившим Азирафаэля приобрести именно это здание для последующего обустройства в нем своего долгосрочного обиталища в Лондоне). Материться, замыкая портал, Азирафаэль предпочитал мысленно — системе этого вполне хватало, а небесным аналитикам так было сложнее отследить и зафиксировать новый код, пусть еще поразвлекают Всевышнего.
Впрочем, как о Всевышнем, так и о Ее аналитиках Азирафаэль думал в последнюю очередь. Просто все шесть тысяч лет он стремился быть приличным и благопристойным — с той же, если не большей, маниакальностью, с каковой Кроули стремился быть модным и стильным. А грязная ругань вслух, пусть даже и не публичная, вряд ли могла соответствовать поддержанию благопристойного и приличного образа.
Ему удалось очень точно подогнать временные границы — эхо ангельского крика медленно гасло под сводами ротонды, еще до конца не затихнув, и он легко вплел свой новый крик в медленно затухавшие ритмы. Отлично. Разрыва не было. Даже на сотую долю секунды.
Бентли стояла там же, где и вчера, между четвертой и пятой колоннами, почти упираясь задним бампером в книжный шкаф. Раньше колонн было четыре, но вчера пришлось добавить пятую: для поддержки увеличившегося свода после того, как Азирафаэль слегка раздвинул внутреннее пространство без искажения внешних стен (еще раз извини, Гавриил). Ну не стоять же столь дорогой во всех смыслах машине бедной сироткой на улице, там ведь и дождь может пойти и вообще вроде как парковка запрещена.
Кроули называл ее “малышка” и “моя девочка”, а она в отместку превращала все забытые в салоне диски в альбомы группы, названия которой Азирафаэль так и не запомнил. Сам ангел автомобилям не очень доверял и привык воспринимать их скорее в мужском роде, но это была машина Кроули. Наверное, Кроули лучше знать, кто она есть, правда?
Наверное, именно она и была его гнездом. Особенно если вспомнить, сколько времени он в ней проводил и как бережно и ревниво относился. Очень похоже. А к магазину ее наверняка пригнал Адам, такие маленькие и вроде бы незаметные, часто даже немного нелепые, но всегда очень ценные дружеские услуги как раз в его духе. Еще один довод в пользу гнезда, вряд ли Адам стал бы так беспокоиться о просто машине.
Может быть, стоило перенести Кроули в салон бентли, и сегодня Азирафаэль всерьез и со всех сторон обдумывал эту идею, пока Всевышний рассказывала про Гавриила. Пересчитал аргументы за. Соотнес их с аргументами против. Сравнил вероятную пользу с возможным вредом. Взвесил еще раз. И пришел к выводу, что не стоит.
Во всяком случае, не сейчас.
Пусть импровизированное гнездо из дивана, кресел и подушек и не было настоящим собственным гнездом Кроули, но оно более или менее работало, осуществляло поддержку, ускоряло процессы, гасило отрицательную энергетику и разбалансировки. Азирафаэль это чувствовал. А главное: это импровизированное диванное квазигнездо, в отличие от бентли, не имело собственного характера, временами довольно непредсказуемого. Оно точно не могло навредить.
Кроули всегда удавалось сладить со “своей малышкой”, ну так то Кроули. Азирафаэль не питал ни малейших иллюзий на тот счет, что у него получится так же.
— Извини, малышка, — виновато улыбнулся он вопросительно уставившимся на него фарам. “Я тебе не настолько доверяю” — добавлять не стал, но почему-то ему показалось, что она поняла, и фары теперь смотрят с изрядной долей презрения.
— Вот только машины меня еще в моем доме не осуждали! — буркнул он себе под нос, направляясь в заднюю комнату. Но буркнул на всякий случай очень негромко.
Шар эфирного тела Кроули выглядел точно так же, как и вчера: блеклый, плотный, ощетинившийся шипами. Никаких видимых изменений. Что ж, египетские пирамиды тоже не сразу строились.
Совершая ставший привычным уже ритуал (Всевышний права, ритуалы и традиции действительно возникают очень быстро), Азирафаэль думал о том, что отсутствие изменений — хороший признак. Это ведь значит, что нет изменений и к худшему, правда?
Азирафаэль помнил, что литровая кровопотеря считается для человеческого тела довольно существенной и поэтому после долгих колебаний решил на сегодня ограничиться дозой в четыреста миллилитров. Сначала малодушно думал даже про триста, но посмотрел на бледное заострившееся лицо в обрамлении алых волос… и решил, что четыреста — в самый раз. В конце концов, он не человек и тем более не раненый, у него нет повреждений, он всегда хорошо питался и следил за собой, а сегодня съел четыре плитки гематогена и выпил литровую кружку очень густого и очень сладкого какао. Такого густого и насыщенного, что если бы не молочная пенка, оно вполне могло бы сойти за горячий шоколад. Нет, потеря четыреста миллилитров при таких обстоятельствах ему точно не повредит. Не должна.
Свою ошибку он осознал, лишь когда оказался парящим под потолком. И увидел собственное тело со стороны, безвольной тряпичной куклой обвисшее в кресле рядом с диваном. Нет, сначала он увидел Кроули (тот отсюда почему-то казался еще более восковым и нереальным, чем в обычном ракурсе, почти прозрачным), а себя уже потом.
А уже после этого — черную высокую фигуру в глухом плаще с капюшоном.
Сказать, что этот новый незваный гость в черном плаще стоял у книжного шкафа, было нельзя — он, скорее, клубился около этого шкафа, может быть, даже не касаясь ногами пола. Мгла под капюшоном была абсолютно непроницаемой, но Азирафаэль откуда-то точно знал, что из глубин этой мглы его рассматривают пристально и с интересом.
Обнаружив, что его заметили, Смерть чуть склонил капюшон к левому плечу, словно в знак приветствия, и вскинул два костлявых пальца к виску в своеобразном салюте. А потом приглашающим жестом протянул руку в сторону Азирафаэля.
В кузове, хоть и защищенном, и переделанном для перевозки пассажиров, днем стало невыносимо жарко. Если Хейн и его помощник имели возможность прихлебывать из большой металлической фляжки, то Дане никто и не думал предложить воду. Она дремала в полуобмороке, удивляясь собственным видениям, слишком ярким, и совершенно бредовым. Движение машины, шорох песка, зной — все вместе добавляло бреду особой конкретики и четкости. Странные, изломанные фигуры в цветных плащах, кособокие здания, искаженные перспективы. Необходимость куда-то идти, и ощущение, что тело не слушается, парализовано. Страх — и невозможность выразить его криком — горло, челюсти, все сводит, и не выдавить даже тихий стон, не то, что крик. И понимание, что все это — бред больного воображения, но вырваться из него невозможно, как невозможно укрыться от зноя пустыни…
Очнулась она от тишины. Машина стояла, ни Хейна, ни его помощника в ней уже не было.
Дана вяло подергала ремень, которым ее закрепили в кресле. Высвободиться сразу ей не удалось. Потрясла головой, сосредоточилась. Видения отступили, но мысли остались тяжелыми и вялыми, за них очень трудно было удержаться. Есть не хотелось, не взирая на то, что во рту не было ни крошки со вчерашнего вечера. Более того, мысль о еде вызывала приступы тошноты.
Так, еще раз. Этот ремень должен как-то крепиться, даже если он завязан узлом. Провела по нему ладонью — есть! Защелка. Пальцы стали ватными, а защелку заело, кроме того, в нее успел набиться песок. Но вода камень точит — сто пятая попытка увенчалась успехом. Ремень отщелкнулся, и песчаной змеей втянулся в катушку.
Руки безвольно повисли, и Дана несколько секунд отдыхала, зажмурив глаза. Слабость была следствием перегрева, но понимание этого замечательного факта ничем не могло помочь. Бежать в таком состоянии, да еще без защитного плаща — самоубийство.
Но может, — лучше самоубийство?
Зверей отправят в ассоциацию, шапито вместе с яхтой продадут каким-нибудь хорошим людям. А Бродяга… андроиду отформатируют память, установят базовую личность, и он затеряется в массе собственных подобий…
Улыбнулась: ну-ну. Такой решительный поступок — и всего лишь чтобы насолить какому-то бандиту. Ну, нет. Бывали ситуации и похуже.
Дана открыла глаза, и с новым интересом осмотрела помещение. То, что она искала, лежало у дверей — та самая фляжка, которой всю дорогу спасался Хейн.
Добралась до нее на четвереньках, поспешно свинтила крышку. На дне слабо булькнуло, но два глотка почти горячей воды не принесли никакого облегчения.
Возвращаться в кресло было выше всяких сил. Она привалилась к стенке кузова и закрыла глаза. Больная нога ее почему-то не беспокоила.
Бредовые видения снова придвинулись, на этот раз трансформировавшись в безликих, одетых в черное людей, в руках которых застыли направленные в нее лучевые пистолеты. Они спрашивали о чем-то и угрожали, но Дана не могла ответить: по прежнему не получалось выдавить из себя ни звука.
Бред отступал, когда мимо машины проходили люди, когда раздавались голоса, и возвращался, стоило только наступить тишине.
Потом… Дана услышала голос Хейна и, прижавшись ухом к двери, попыталась разобрать, о чем и с кем он говорит. Это оказалось нетрудно — бандит подошел к самой дверце кара.
— Послушай меня теперь, и попытайся посмотреть чуть дальше своего носа. Ты, придурок, хоть понимаешь, что сейчас происходит? Думаешь, все круто, да? Что мы сейчас с лету возьмем город, прибьем мэра и получим, наконец, все то, что нам задолжало правительство за эти десять лет? Надеешься на легкую добычу и веселую жизнь? А я тебе вот что скажу. Тобой, и другими тупицами вроде тебя, Эннет и его шайка расчищают себе дорогу. Дорогу наверх. Или ты думаешь, когда гведи будут здесь, а они будут здесь, потому что это на их деньги мы живем последние два года…так вот, ты думаешь, что они оставят нас в покое? Наша планетная система имеет стратегическое значение. Здесь межевой узел, слышал вообще такое слово? Да, это далеко, и кажется, что Руту проблемы военных, которые этот узел охраняют, не касаются. Вспомни, чем кончилось шестнадцать лет назад. Да, тогда мы удара не ждали. И сейчас в астероидном кольце военных баз больше, чем тогда. Я знаю, что говорю, сам вышел из этой системы… Но гведи придут сюда. На Руту. Город и порт мы для них займем. Гарантированно. Они придут на готовое. А теперь ответь, будь ты на их месте, что бы ты сделал, когда планета перешла бы под твою власть? Правильно. В первую очередь избавился бы от всякой швали. От нас с тобой, вот от них, от тех, кто сейчас делает за ФСМ грязную работу…
Дана, как бы ей ни было плохо, суть разговора уловила, и подумала, что Хейн прав. Впрочем, если бандиты готовят почву для вторжения, плохо придется всем.
— …разумеется! Конечно, нам всем гарантируют свободу и нормальную спокойную жизнь. И деньги. А я тебе предлагаю другое. Бросай все. Слышишь?! Вот прямо сейчас. Возьми с собой самых надежных и проверенных. И выдвигаемся в сторону второй базы. Завтра к вечеру ты должен быть там. Опоздаешь — сам виноват. Это мое последнее слово!.. Какая разница, что скажет Эннет?! Мы для него — разменные монеты. Что будет дальше? Все очень просто. Мы откроем свой портал. Свой, понимаешь? И свалим отсюда. На чем? Какая разница? Телепортатор, о котором я говорю, способен соединиться с любой парной установкой, причем, радиус его действия сильно превосходит обычные модели… а вот это уж мое дело, откуда он у меня взялся. Ну, так как, ждать тебя? Ну, так думай! Только не затягивай с этим. Жду ответа.
Дана не ожидала, что дверь распахнется, и чуть не выпала на песок, под палящее солнце. Бандит подхватил ее, впихнул обратно в машину, ловко поднялся следом — вместе с током раскаленного воздуха. Медленно прикрыл дверь, медленно отстегнул маску и стянул капюшон.
— Шустрая девочка, — ласково заметил он. — Не ожидал. Слышала, о чем мы говорили? Слышала? Ну?
Дана кивнула.
— Отлично. Значит, должна понимать, что ты у меня — единственный шанс. Единственный, поняла? Твой робот должен тебя найти, и ты заставишь его продиктовать мне коды доступа.
— Что потом? — пересохший язык с трудом ворочался, и Дана сама удивилась, как хрипло, надтреснуто прозвучал ее голос.
— Потом?
— Если я заставлю… Бродягу… вы же все равно меня убьете…
— Нет, почему? Чем хочешь поклянусь. Как только выяснится, что коды действуют, мы вас отпустим.
— Как… проверишь?
— Найду способ. Ну?
-Я все… сделаю…
Он наклонился к самому лицу девушки, снисходительно потрепал ее по щеке:
— Хорошая девочка… покладистая. Сама понимаешь, что будет, если попытаешься меня подставить. Мне и моим ребятам терять будет нечего. Поняла меня?
Дана дернулась, попыталась отстраниться от Хейна, но он цепко ухватил ее за подбородок:
— А теперь ты поговоришь с андроидом. Недолго. Чтобы он понял, где тебя искать. И без фокусов, поняла?
— Да.
— Отлично. Время пошло.
Хейн отстранился, но продолжал на нее смотреть. Словно знал, что ей это неприятно.
Дана соединилась с сетевым терминалом, и поняла, что даже без глушилки связь будет очень плохая.
— Бродяга, — позвала она, — Бродягушка, слышишь меня?
— Слышу. Ты как?
— Очень жарко. Бродяга, им нужны коды допуска к телепортатору… они сказали, что если все будет по-честному, меня отпустят. Я им не верю, но не вижу других вариантов.
— Я отследил координаты. Ты держись там, ладно? Мы идем.
— Ну, достаточно. Хватит, поговорили.
Хейн включил глушилку — выглядел он сильно недовольным.
Хотел бы я посмотреть, как все эти шишки со своих креслиц и шезлонгов повылетали, когда начало их швырять из стороны в сторону да крутить с перепадами от невесомости до чуть ли не десяти ж! То-то, наверное, зрелище было.
Когда капитан догадался стержень вынуть, они все, конечно же, в рубку ломанулись — жаловаться. Они-то думали, что все самое страшное уже позади, и теперь пора претензии предъявлять да с адвокатами связываться по поводу вчинения исков.
А вот облом!
Потому что в рубке стоял очень бледный капитан и держал в руке два аварийных стержня. И ничего еще и не думало кончаться.
Аварийные стержни почти в два раза длиннее обычных, их легко отличить — обычные-то как раз валялись по всему полу. Шкафчик-держатель во время аварии оторвало от переборки и расколотило, вот они и высыпались. И перемешались — теперь никто бы не смог сказать навскидку, какой из них на посадку, а какой на взлет. Но это — не страшно, всегда по кодам проверить можно. Сунул в приемник, посмотрел код раскрытия, вынул обратно и уложил в нужную ячейку. Возня, конечно, но вполне осуществимо.
Аварийные стержни — дело другое.
Аварийная программа включается моментально, как только стержень попадает в приемное устройство. И уже не может быть выключена — до самого своего завершения.
Их было два, стержня этих.
Их всегда два. На юбом корабле. Один — срочное возвращение на базу. Второй — экстренная посадка на ближайшую кислородную планету. Стандартный набор. Их даже крепят всегда стандартно, не в общем держателе, а прямо на корпусе приемника, сверху. Справа — возврат, слева — посадка. Всегда — именно так. На всех кораблях — от эсминца до самой распоследней шлюпки. Чтобы в любой самой что ни на есть аварийной ситуации, даже при самой крайней спешке, в бреду или вообще на ощупь никто не смог бы перепутать. У них даже внешние капсулы промаркированы чуть ли не диаметрально противоположными цветами — возврат светится в инфра-режиме, посадка — в ультра.
Но сейчас эти их промаркированные капсулы жалко помаргивающими осколками хрустели под ногами — сами-то стержни представляют собой жутко прочный кристалл, им подобное обращение нипочем, а вот капсулы на прямое попадание тяжелого шкафчика явно рассчитаны не были. Лайнер круизный — как корзина тухлых яиц, попробуй не то что уронить, тряхнуть чуть посильнее — вони не оберешься. Вот и не беспокоился никто особо о повышенной ударопрочности.
Два одинаковых стержня.
Понимаете, да?
До базы, с которой «МариТе» стартовала, было не меньше двух недель, да и то — если на форсаже. А ближайшая кислородная планета — вот она. Под самым боком. И два стержня. Один — посадка, пусть даже и не очень мягкая, на вполне себе кислородной, хотя и не слишком цивилизованной Четвертой Никсона и ожидание спасателей. Второй — медленная смерть на разваливающемся и теряющем кислород корабле во время безнадежной попытки добраться до базы.
Два абсолютно одинаковых стержня.
Вот тогда-то и вышел вперед слепой стюард, взятый на борт только потому, что по закону профсоюзной политкорректности в экипаже, насчитывающем более десяти человек, обязательно должен быть хотя бы один атавист.
Он сказал, что стержни разные. Что он отлично видит эту разницу и знает, который из них — тот самый…
Позже стержни будут исследованы с применением всего, чего только яйцеголовые додумаются к ним применить. И обнаружится, что различие между ними действительно есть. После изготовления их покрывают мономолекулярной пленкой разного состава. Немножко, но разного. Для возвращения — один состав, для посадки на ближайшую пригодную планету — другой. Традиция такая, сейчас уже никто не помнит, зачем это делалось раньше, но придерживаются. Традиции на флоте живучи. Разница настолько мизерная, что на глаз ничего не определишь даже при спектральном анализе, только глубинное сканирование показать может.
Мнения ученых разделились. Одни считали, что сверхчувственник вполне мог что-то там такое и ощутить. Вторые же утверждали, что для этого ему нужен был сканер размером с дом…
— Да ты поэт! — говорит сидящий напротив меня атавист, склонив голову к плечу и улыбаясь, — А кем хочешь стать, когда вырастешь?
С трудом удерживаюсь от резкости. Не люблю, когда дразнят. Мой возраст — не его дело! Я тут изо всех сил стараюсь быть вежливым, а он… Ну, раз он так, тогда и я скажу!
— А я знаю вашу страшную тайну!
Он поднимает бровь, чем злит меня еще больше.
— Глен никакой не супер! Вот! И нет никакого сверхчуйки! Вероятность была один к одному, просто повезло — вот и все! Зря его нацгероем сделали!
Вообще-то, это не мои слова. И я так вовсе не думаю. Просто разозлился очень.
Слепой больше не улыбается и выглядит немного растерянным. Мне становится стыдно.
— Вы не бойтесь, — спешу я его успокоить. — Я никому не скажу. И не думайте, что осуждаю. Наоборот! Я ведь понимаю, как там все было. Воздух утекает, реактор греется, а тут еще пассажиры… Капитан хотел предложить им самим выбрать. Принцип демократии и все такое. А во время паники этого нельзя! Ни в коем случае! Напуганная толпа не любит, когда ее просят выбирать. Она предпочитает следовать за лидером, который всегда прав. Они бы там разнесли все в кварки и сами погибли. А Глен — он же на психолога учился, я читал. Он сразу все понял. Им нужен был лидер и все такое. Капитан растерялся, а значит, лидером быть перестал. Лидер, он ведь всегда уверен и всегда прав. Вот Глен и стал на пару секунд таким лидером, приняв решение за них. 50 на 50 — неплохие шансы. Он рискнул — и выиграл. Я прав?
Он вздыхает. Трет глаза. Выглядит при этом неожиданно усталым.
— Ты не прав.
Теперь, похоже, растерянным выгляжу уже я.
— Почему?
— Понимаешь, эти стержни… Они действительно разные. Но я не знаю, как тебе объяснить.
— Потому что мне нет пятнадцати? — начинаю приподниматься, готовый уйти. Потому что холодное бешенство не зря называют холодным, от него темнеет в глазах, я вот-вот сорвусь и наговорю еще чего-нибудь лишнего, а нам еще столько времени вместе жить.
— Сядь, — говорит он устало, и снова трет глаза. — Будь тебе пятьдесят, я бы точно так же не знал, как объяснить. Потому что ты не видишь звезды. Смотришь, но не видишь… С другой стороны — ты хотя бы смотришь. Сейчас мало кто смотрит, большинство предпочитает сразу анализировать…
Он пожимает плечами.
— Ладно, попытаюсь… Вот, смотри! — Он достает из коробки с лото два кубика, кидает их на стол. — Они похожи, правда? И в то же время они разные. Видишь?
Медленно опускаюсь на место. Ярость уходит, уступая место уже привычной неловкости. Чтобы не смотреть на него, смотрю на кубики. Трогаю их пальцем.
Обычные кубики. Причем совершенно одинаковые.
— Они одинаковые. Облегченный полимер-диэлектрик, слабая поглощающая способность. Внутри хорошо просматривается металлический шарик… — присматриваюсь, добавляю уже менее уверенно — Похоже на низкооктановую сталь, но видно плохо. Нет, я верю, наверное, разница есть, но без приборов…
Он качает головой.
— Они разные. Этот синий. А этот — красный. Понимаешь?
Первое чувство — удивление. Я ведь знаю, что такое красный. Антарес красный, я его видел на школьной экскурсии. Да мало ли! И что такое синий, я тоже знаю, хотя с этим сложнее. Синий — цвет интенсивный. Даже от легких оттенков его начинают сильно болеть глаза и все такое. А уж смотреть на ослепительно синюю сверхновую, что недавно появилась в нашем рукаве — себе дороже! Можно вообще всю сетчатку пожечь — напрочь, до десятого слоя.
Надо ли говорить, что лежащие передо мной кубики не были ни красными, ни синими? Да что там! Они вообще не излучали. Просто атавист, похоже, опять перешел на свой малопонятный сленг.
— Хочешь, покажу тебе фишку? Пометь один из них чем-нибудь. А потом поменяй местами так, чтобы я не видел пометки. А я все равно угадаю…
И он действительно угадал.
Двадцать семь раз подряд.
А потом пиво кончилось.
И я внезапно вспоминаю, что мне надо еще отнести обед Эджену — он не отходит от груза, и потому обеды ему ношу я, мне не трудно.
Я заторопился.
— Аварийные стержни с самого начала красили в разные цвета, понимаешь? — сказал атавист, когда я был уже на пороге. — Синий и красный. Синий — посадка, красный — возвращение. Это началось еще до Всеобщей Генетической Модификации и было как-то связано с первыми кораблями, еще на самой первой Земле. Правое и левое, синий и красный код, что-то в этом роде…
Странный все-таки они народ, эти атависты. И сленг у них странный. Код бывает спектральный, структурный, генетический или сингулярный. Ну, иногда еще Давинчи, но он вообще спорный. А чтобы синий или красный?.. Глупо.
Иду по коридору. Меня слегка покачивает от выпитого пива. Корабль проходит недалеко от нейтронной звезды, ее тяжелый спектр утомителен, от любого движущегося предмета расходятся радужные сферические следы, словно круги по воде от брошенного камня. Красиво, но слишком уж давит. Я другие звезды люблю, которые помоложе. Они — как растрепанные на полгалактики волосы безбашенной девчонки, что всю ночь с тобой куролесила, и планеты путаются в этих волосах, как блескучие яркие шарики на пружинках. А незащищенный коридор словно затягивает золотой паутиной, и ты идешь прямо сквозь эту паутину, и она облепляет тебя щекотным пузырящимся загаром…
А этот атавист еще говорит, что я не вижу звезды?! Я — и не вижу?! Да я столько их видел!!! И еще увижу. Они ведь красивые. Я люблю на них смотреть.
Смешной он.
Только вот эта его фишка, с кубиками…
Я ведь во все глаза смотрел. Даже усиление на полную мощность врубил, хотя до пятнадцати и запрещено, но кто тут заметит…
Но так и не понял — как он проделал этот свой фокус?..
Всю ночь за Олегом бегали голые развратные бабы, и, вырвавшись поутру из пропитанного эстрогеном сна с эрегированным членом, он понял, что по жизни ему катастрофически не хватает секса. Последний раз Это было у Олега чуть ли не под Новый год. Между тем на дворе уже вовсю буйствовал месяц май.
Жениться что ли, даже подумал Олег, но быстро отогнал сдуру забежавшую мысль. Это с какой стати? Молод он для семьи, тридцатник всего, успеется ещё посадить себе на шею обузу.
И только хотел Олег похвалить себя за правильное понимание жизни и вернуться в сон, как в дверь постучали.
Кого с утра принесло, недоуменно подумал он, натягивая просторную спортивку и подбредая к дверному глазку. Олег не ожидал кого-то из знакомых. По новым — мобильного времени — правилам этикета гости всегда звонили перед приходом: дома ли хозяин? Визиты сюрпризом ушли в прошлое вместе с соседскими посиделками на лавочке у подъезда. Значит, очередной коммивояжер принёс что-то на продажу.
Расколотый дверной глазок не прояснил ситуацию. Олег вздохнул — сколько раз говорил себе заменить глазок, — и приоткрыл дверь.
На площадке топтались двое крепких парней в красно-синих спецовках. Они словно сошли с рекламного плаката какой-нибудь «грузтакелажмонтаж» — «Перевезём за полчаса».
— Поберегись! — зычно отозвался один из них, и Олег едва успел отшатнуться. Мимо него пронесся длинный ящик, за концы которого держались рекламные красавцы. Судя по сноровке, с которой они обогнули углы крохотной прихожей, не задев длинным ящиком ни один из них, ребята были те еще профи.
— Эт что… такое? — оторопело отозвался Олег.
— Опрыжкин Олег Петрович? — Молодцы успели опустить ящик на пол, и один из них, помоложе, протягивал хозяину квартиры какие-то бумаги.
— Он самый, — отозвался Олег и сглотнул.
— Распишитесь, — радостно осклабился грузчик.
— Зачем? — Олег опасливо взял в руки листок. На нём действительно стояли его фамилия и имя.
— Не за чем, а на чём, — скаламбурил наглый грузчик. — На извещении о получении.
В голове у Олега пронеслось вычитанные в интернете страшилки об аферистах и нечистых на руку фирмах.
— Я н-ничего не заказывал! — ответил он, слегка отталкивая руку грузчика и отступая на шаг. — И платить не буду.
— Оплачено! — бодро прокомментировал тот. — Насчет остального — ничего не знаем. Наше дело — доставка.
— А вы вообще кто? — поинтересовался Олег. Мимоходом он подумал, что должен был спросить это с самого начала.
— Мы из будущего, — пояснил грузчик.
Олег оторопел и вскинул голову. В глаза тут же бросилась надпись на спецовках — ООО «Будущее».
«Чего только не придумают!» — подумал он и подмахнул протянутую бумагу.
Грузчик аккуратно свернул лист и спрятал его в верхний карман. Оттуда же он достал визитку и протянул её Олегу:
— Если что, звоните.
На картонном прямоугольнике значилась та же надпись, что и на спинах грузчиков. И номер телефона со странным префиксом.
— А это что за… — Олег хотел уточнить, что за дополнительные цифры указаны в номере, но в прихожей уже никого не было. Пока он рассматривал визитку, грузчики из «Будущего» словно испарились…
* * *
Про Олега, если использовать литературные штампы из прошлого, можно было сказать — «хорош собой». Высокий, со спортивной фигурой, с открытым лицом и всегдашней улыбкой, слегка кудрявящиеся волосы — женщины считали его видным мужчиной. Менее удачливые с внешностью сверстники прикладывали массу усилий по завоеванию женщин, а Олегу они сами падали в руки. Именно поэтому он не слишком часто пользовался своей внешностью. Предпочитал быть разборчивым. Он не мог позволить себе даже легкого флирта — сдержанность в отношениях создала ему среди женщин репутацию серьёзного мужчины. С таким не секс на раз-другой, а прочные отношения строить нужно. Женщины воспринимали его слова не как простое заигрывание и требовали ответа. Причем серьёзного. Не интрижки, не флирта, но прочных семейных уз.
А Олегу хотелось лёгких отношений, секса на вечер и безболезненных разрывов. Попав несколько раз впросак и разрушив миллионы нервных клеток, Олег на время зарекся связываться. И в итоге пришел к тому состоянию, при котором голые женщины начинают преследовать тебя даже во сне.
* * *
Ящик из белого гофрированного пластика, длиной метра в два и по полметра в высоту и в ширину, занимал чуть ли не половину гостиной.
«А вот хрен вам! — решил про себя Олег, обходя стороной неожиданный подарок. — Не открою и все тут».
Стараясь не смотреть на ящик, Олег прошел на кухню, попил воды из-под крана, щелкнул кнопкой электрочайника. Вернулся в гостиную, включил телевизор, снова выключил. Посмотрел на своё отражение в глянцево-чёрной поверхности экрана, рукой пригладил взлохмаченные ото сна волосы.
Загадочный ящик не давал покоя, притягивал его магическим образом. И Олег сдался…
Однако вскрыть его оказалось делом непростым. Ящик нисколько не походил на те почтовые посылки, что Олегу доводилось отправлять-получать в детстве. Сделанный из прочного пластика, он, казалось, не имел швов и зазоров.
«Как же его открывать?» — недоуменно подумал Олег. И в эту секунду увидел выдавленную прямо в пластике кнопку-стрелку.
Едва обозначенное нажатие большого пальца, даже не встретив сопротивления материала, раскололо ящик ровно посредине. С легким щелчком он раскрылся наподобие цветочного бутона. Вот только внутри него вместо нектара в полупрозрачной обертке неподвижно лежало женское тело…
— Ёпрст! — Олег отскочил от коробки, словно его долбануло током. Ноги ослабли, на лбу выступил холодный пот.
Вот же гадство! Так он и знал, это какая-то подстава. Бесплатный сыр, бла-бла-бла… Блин. И что делать? Звонить в ментовку? Первого и загребут ведь.
Что делать, что делать? Минуты три Олег усиленно тёр лоб, вертел в потной ладони телефон, набирая и стирая ноль двадцать два. Мысли в голове прыгали и скакали. Вдруг его беспорядочно блуждающий взгляд упёрся во что-то инородное на полу гостиной. Какой-то листок бумаги. Издалека выглядело как этикетка. Выпало из коробки?
Он аккуратно приблизился, стараясь не смотреть внутрь «посылки», и бросил взгляд на бумажку. Так и есть, артикул. И самыми крупными буквами на нем значилось «Сексмашина. Метаморф. Жен.».
Олег шумно выдохнул, узел в желудке ослаб. Ну конечно, в ящике никакой не труп, а просто кукла из секс-шопа! Кто-то из друзей решил посмеяться над ним. Приколисты, блин! Кто же такой умный? Толик? Вряд ли. Этот жадоба цветы жене на 8 марта дарит искусственные, где уж ему раскошелиться на такой розыгрыш. Вовчик?
Уже смело Олег заглянул в коробку и, развернув обёртку, поразился мощи современной секс-индустрии. Кукла предстала перед ним во всей красе — словно живая, только без сознания. Волосы, кожа, даже ногти — все естественного вида.
Он ухватил её под мышки — о, тёплая, — попробовал вытянуть из ящика. Но неожиданно для себя не сумел поднять куклу — та оказалось чуть ли не тяжелее человека. Хм, как бы не повредить драгоценный сюрприз, ведь придется возвращать. Подсознательно он все время ожидал звонка в дверь и бешеного хохота друзей за дверью — «улыбнитесь, вас снимает скрытая камера».
Олег сунул руку в ворох обертки, провёл ладонью по бедру сюрприза. Теплая, идеально гладкая кожа слегка пружинила. Он повёл руку вниз, осторожно просунул внутрь, между бедер, подсознательно опасаясь, что те вдруг сожмутся и захватят его в капкан. Но кукла оставалась недвижима, зато рука проскользнула дальше, и пальцы Олега нащупали что-то на дне коробки.
Сжал пальцы, он потянул что-то, и на свет появился целлофановый запаянный конверт с тоненькой книжицей и устройством навроде айпода…
Следующий час Олег, сидя на диване и попивая кофе, изучал книжицу, оказавшуюся инструкцией по эксплуатации куклы из ящика. Если верить её авторам, это была действительно секс-машина.
Инструкция была предельно лаконичной. На двух листах она советовала включить оказавшийся дистанционным пультом «айпод», что Олег тут же и сделал. Самым загадочным местом в инструкции выглядела дата выпуска, указанная 2210-м годом. Олег вспомнил надпись «ООО «Будущее» и решил, что это такой фирменный стиль.
Экран выдал надпись «перед первым включением систему необходимо конфигурировать. Вы согласны?».
Успокоенный привычным а-ля виндоус вопросом, Олег любезно согласился. Дальше пошла калька — «вы являетесь обладателем устройства под названием секс-машина серийный номер 025867560869. Данная серия обладает способностью к метаморфизму в пределах установленных нормативов. Относитесь к Сексмашина предельно бережно — и она прослужит вам незаменимо долго».
Затем следовали вопросы: фенотип, текстура кожи, параметры фигуры, цвет. И так далее, включая «режим молчания». Олег по привычке не заморачивался, нажимая на клавишу «по умолчанию». Лишь один раз он изменил себе, со словами «джентльмены любят блондинок», поставив галочку возле опции «платиновый» в отношении цвета волос.
Наконец экран выдал долгожданное: «Установка завершена. Запустить устройство?» И Олег нажал на «Йес», с любопытством ожидая что же последует.
В следующую секунду он с громким «йопт» отскочил в сторону от ящика, где, словно чертик из табакерки, поднялась секс-кукла. Ее глаза были раскрыты и устремлены на Олега.
Сейчас он чем угодно мог, что перед ним стоит не кукла из секс-шопа, а самая настоящая женщина. Её взгляд был осмысленен и ясен. Олег даже покраснел и прикрылся диванной подушкой, застеснявшись своих голых ног и семейных трусов.
Женщина же, ни говоря не слова, переступила стенку ящика и двинулась к Олегу. И от неё исходила такая мощная волна эротизма, что вместо того, чтобы испугаться ожившей куклы, Олег прям аж прогнулся ей навстречу. А когда она прильнула к нему тёплой, идеальной пропорции грудью второго, нет, третьего, размера, и Олег посмотрел ей в глаза, то понял, что противиться нету сил…
Первый раз всё закончилось в зале: она — сверху, он — извиваясь на ковре. Второй — там же, через пятнадцать минут, и уже на диване. Третий — на кровати в спальне, в казалось бы банальной миссионерской позиции, но сейчас почему-то такой сладкой…
После третьего раза измочаленный Олег впал в отчаяние. Силы его были на исходе, а желание не исчезало, неугомонная партнерша только урчала да постанывала, вводя Олега в исступление. В какой-то момент он вспомнил о пульте, но добраться до него было не так просто. Олег опрометчиво оставил его в прихожей. Теперь же кукла висла на нём, едва он отрывался от неё. Пришлось волочить её за собой в прихожую.
Слава богу, на панели горела активная кнопка «отключить». На неё Олег и надавил большим пальцем. Кукла замерла и отвалилась от него, словно насосавшаяся пиявка. Все её эстрогенное очарование исчезло, она снова превратилась в красивый манекен.
Обессиленный Олег долго рассматривал неожиданный подарок. Внезапно он заметил некоторую странность. Цвет волос. Сейчас он отливал платиной, хотя изначально был безусловно русым. Между тем опцию «очень светлый» он сам устанавливал на пульте при первом включении.
Пожалуй, к устройству стоило присмотреться внимательнее. Что Олег и сделал. Внизу экрана виднелись три кнопки: включить, спящий режим и настройки. Олег нажал на третью…
Ему хватило нескольких часов. Секс-машина оказалась гениальным изобретением. Помимо изменения физических параметров «сексмашины», которую Олег окрестил Анжелой, в нём были заложены и стандартные модели — на все вкусы — блондинки-брюнетки, полные-худые, белые-черные и так далее.
Для любителей селебрити была своя фишка — в памяти хранились фото знаменитостей — «сексмашину» можно было настроить на них.
А ещё позволялось внести в память фото любой женщины и настроить Анжелу по этому образу и подобию. Олег поставил эксперимент — собрал из Одноклассников фотки своей начальницы, и тут же не удержался — сфоткал её в голом виде, после чего переслал её мужу. Так тебе и надо, стерва, думал он, будешь знать, как годовую премию мне урезать.
Эксперименты с известными людьми быстро приелись. Олег поставил вариатор внешности на рандом, запустил. Фу, чуть не блеванул — появившаяся старушка была как две капли воды на голую Татьяну Пельтцер из киношного детства Олега. Нет, с рандомом нужно поосторожнее.
Олегу оставалось лишь недоумевать — индустрия какой страны настолько продвинулась в технологиях, что может позволить себе такие игрушки? Даже у японцев их быть не могло. О варианте «будущее» Олегу думать не хотелось — уж слишком он отдавал фантастикой с оттенком безумия, а Олегу и без того казалось, что его крыша съехала и уже не может остановиться…
Чтобы окончательно не повредиться рассудком, Олегу срочно требовалось с кем-то поделиться своей новостью. Не слишком привечавшему гостей Олегу пришлось пригласить друга детства Толика — по телефону он все равно не поверил бы.
Толик долго отнекивался — из трубки доносились звуки клубного рейва.
— Дело на миллион, — сказал тогда ему Олег. — И ещё бабы.
Петр с Багиррой поссорились! Из-за детей. Это же я виновата, я рассказала ей о будущем.
Со всех ног бросилась к Стасу. В коридоре чуть не налетела на Марту. Извинилась, конечно, и шмыгнула в аналитический центр. Но Марта встревожилась и позвала хозяина. Это даже хорошо, не пришлось два раза каяться. Как кончила рассказ, хозяин вызвал Петра, а мне велел выйти.
Ноги сами понесли меня в комнату. В шкаф. Защелка щелкнула, я опять забыла язычок замка скотчем заклеить. Но это не страшно, его легко отжать пилкой по металлу из прибамбасов ошейника.
В шкафу хорошо. Словно в другой мир попадаешь, твой мир, в который больше никому хода нет. В нем тихо, спокойно. Даже время по-другому идет.
Вся суета остается снаружи, а здесь — покой.
Немного пошмыгала носом, но желание плакать уже прошло. Я вдруг поняла, что все скачки моего настроения — это от того, что маленького жду.
Надо следить за языком. Хозяина могу подвести.
Вроде, кто-то постучался в дверь.
— Миу, ты здесь? Все хорошо, Петр пошел мириться с Багиррой.
— Спасибо, господин Стас.
Щелкнул замок, открылась дверца шкафа, Стас присел на корточки.
— Ты молодец, Пушистик. Все правильно сделала. Только перестань звать меня господином, хорошо?
— Госпо… Стас, бестолковая стажерка хочет попросить тебя об очень важном. Стажерка хочет узнать все о компьютерах. Что они такое, и как с ними правильно беседу вести.
— У тебя в курсе по бытовой технике была работа на компьютере.
— Мне этого мало. Я знаю, как спросить, если знаю, что спрашивать.
Вот Багирра хотела узнать, что ее имя означает, я спросила. А как спросить о том, чего я еще не знаю?
— Ух ты! Никак хочешь выучиться на аналитика? Ладно, подготовлю для тебя углубленный курс работы на компьютере, — улыбнулся Стас. — Но на это уйдет не меньше двух недель.
— Спасибо.
Стас поднялся, прикрыл дверцу, но не до щелчка замка и вышел. А я осталась сидеть в шкафу.
Сегодня ненароком подслушала беседу Пуррта и Ктарра. Сначала даже не поняла, о чем они говорят. Просто гуляла по роще, думала о маленьком. И вдруг…
— …И на трубовозе отвезем. Загрузим в машинное отделение. Там сколько угодно места. Десяти бочек надолго хватит. С продуктами хуже. Они долго храниться не могут. А воду Багирра прокипятит — снова хорошая.
— Продукты есть в байках под сиденьем. Помнишь, Миу рассказывала, как байк утопила?
— Еще бы!
— Петр сказал, те продукты могут годами лежать. Попробуем Багирру напрячь, может, ей удастся достать.
— Все-таки, Ктарр, я не понимаю…
— Живет долго тот, кто в любой миг готов к нападению врагов.
— Не ты один классиков учил. Я не об этом! Мы в башне уже закончили первый этаж. Заложить изнутри дверь — враги полмесяца долбиться будут.
— Враги не будут долбить дверь. Они заткнут трубу, что из котлована воду откачивает. За три дня вода поднимется, и мы потонем в этой башне. Понял? Забудь о башне, пока под крышу не подведем. А из других укрытий каналокопатель — самое надежное место. Пространства много, стены железные, толстые.
— Надежнее железного дома?
— Намного надежнее. Железный дом на месте стоит, его можно осадой взять. Попробуй каналокопатель возьми! Ползает он медленно, но не медленнее сарфаха. И ночью спать ему не надо. Если серые нападут, мы за неделю до рыжих доедем. А нападут рыжие — через день в Столице будем.
— На трубовозах можно за три-четыре часа до Столицы доехать.
— Доехать можно. Но, пока едешь, всех, кто в кузове, из луков
перестреляют. Нет, только каналокопатель сможет увезти через пустыню сразу всех.
У меня даже хвост к брюху прилип. Сначала думала, рыжие убежать хотят. Оказалось, нет, Ктарр всех спасти хочет. И серых тоже. Войны он боится. Если такой опытный солдат боится войны, то это неспроста…
Но Ктарр не догадался, что железный дом умеет летать. Видел корабль иноземцев, который совсем как железный дом, только больше, а не догадался!
А если железный дом будет подниматься и опускаться на вражескую армию, то очень быстро всю раздавит!
Но об этом ему лучше пока не знать. Об этом лучше никому не знать!
Надо осторожно расспросить Пуррта, что они задумали.
Детство кончилось. Я взрослая, серьезная девушка, я не бестолковая сороконожка, — повторяю каждое утро по десять раз перед завтраком. — Я взрослая, детство кончилось.
Не верю. Себе не верю, ужас! Но надо делать дело. Все продумала, подготовилась… Выскакиваю на улицу. На танцплощадке столпотворение. Все кричат, машут руками. Подбегаю, расспрашиваю.
Пуррт и Ктарр кидают монету, кому первому Марта будет хвост
пришивать. Кидают три раза. Два уже кинули, счет один-один. Решающий бросок… Нет, они теперь бросают монету, кто будет бросать монету. Золотой, взятый на время у Прронырры, взлетает в воздух и со звоном падает на площадку. Крики, толкотня… Выпадает кидать Пуррту. Золотой снова взлетает в воздух! Снова крики. Кто-то кому-то отвешивает щелбаны. Ктарра поднимают на руки и несут на крыльцо железного дома. Поднимаю монету и
отдаю Прронырре. Подхожу сзади к Пуррту.
— Не исчезай, слова есть.
Этот нахал подхватывает меня на руки.
— Пусть без хвоста, зато с добычей! — орет во всю глотку. На крыльце оборачиваются. Парни тут же начинают спорить, что лучше, я или хвост?
— Променять меня на хвост? Какой-то короткий и облезлый! Злые вы! Уйду от вас. Пуррт, идем отсюда, они меня не ценят!
Увожу парня за палатки.
— Ты когда последний раз в городе был?
— Накануне того дня, когда воду пустили.
— Ничего необычного, тревожного не заметил?
Вроде, нет. А что?
— Тревожно мне как-то. Не пойму, почему, но тревожно. Может, ты с Ктарром поговоришь?
— А сама?
— Если я подойду, он подумает, меня хозяин послал. А ты сам по себе.
Знаешь, вчера мы с Линдой Мылкого возили. Очень он к каналокопателю приглядывался. Линда ему рассказывает, как он песок роет, а Мылкий смотрит, надежно ли дверь запирается, да какие стенки толстые… Неспокойно мне…
— Уроды кривоногие! — выругался Пуррт. — Жди в роще, я Ктарра
позову.
— Постой, Ктарр сейчас занят. Марта из него кровь выкачивает чтоб хвост оживить.
— Тогда подождем, — покладисто согласился Пуррт. — Скажи, это очень больно, когда хвост пришивают?
— … Сам замолчи! Это не я ее привел. Это она велела тебя позвать! — рявкнул Пуррт.
— Мужчины, тихо! — звонко воскликнула я. — Меня слушайте, я говорить буду!
Как ни странно, оба замолчали.
— Ктарр, ты еще не забыл, в какой руке меч держат?
— Рыжая, тебе виденье было?
— Какое виденье?
— Откуда мне знать, какие у тебя виденья? Ну, как с Татакой, как у трубы, когда нас предупредила, что вода хлынет.
Хорошо, что за пальму держалась, иначе бы на песок села.
— Не было никаких видений. Просто тревожно мне. В городе какое-то… — сделала руками неопределенное движение.
— Значит, тоже чувствуешь. Кланы готовятся Владыку сменить.
— Так ведь… Давно готовятся. Отравить пытались, застрелить
пытались…
— А теперь наследников ищут. Владыка проговорился, что у него
бастарды есть, но он хочет передать власть законному сыну. Злые уши это слышали. Теперь злые глаза высматривают этих бастардов. Найдут — убьют.
Холодно в груди стало. Это же меня ищут чтоб убить.
— А сколько их?
— Никто не знает. Владыка сказал «бастарды», выходит, не меньше двух. Ты во Дворце жила. Много у Владыки было наложниц?
— Бы-были… Но постоянной очень давно не было! Иногда, от случая к случаю, на одну ночь.
— Вот одну из них на прошлой неделе со всем семейством вырезали.
— Ужас какой!
— Ужас будет, если Владыку убьют, и кланы начнут между собой за власть драться. Страна ослабеет, тут наши могут старые обиды вспомнить.
— Наши — это кто?
— Рыжие. Или ты себя серой считаешь?
— Дурак! — ответила я на языке рыжих. — В тот раз четыре королевства победить не смогли.
— И в этот не смогут. Но нам от этого легче не будет, когда через
наш оазис армии пойдут.
Я открыла рот, закрыла… Снова открыла и горячо попросила прощения у Ктарра.
Подумав, решила начать с Петра. За технику у людей отвечает он. Желание оборудовать на каналокопателе кухню Петр принял как абсолютно естественное. И сообщил, что на таких машинах есть жилая секция. Там шесть кают три на три метра, кубрик-столовая, санузел и прочие удобства. Но редко, кто ими пользуется, обычно после смены улетают в лагерь. Все-таки,
шумно. И он даже боится заглядывать в кормовой отсек. Обычно из ненужных кают кладовки устраивают, там наверняка помойка, и система жизнеобеспечения не работает.
Я сообщила об этом ребятам и разрешила поносить себя на руках. А как только они, во главе с Петром, уехали на трубовозе к каналокопателю, побежала к хозяину и все рассказала. Хозяин позвал Стаса и Линду. Линда тут же позвонила Мылкому. Тот сказал, что слышал об убийстве, но не понимает его причины. Убили семью среднего достатка, но ничего не взяли. Линда велела обо всех таких загадочных преступлениях немедленно сообщать
ей. Потом позвонила «главному полицейскому». Тот тоже не понимал, в чем дело. Ему Линда рассказала все, что я узнала от Ктарра. За что получила горячую благодарность и обещание лично заняться этим делом.
Папу и Кррину я волновать не стала. А побежала проверять, как у бригадиров идет работа, и кому чего не хватает. Хозяин каждый день мне это поручает.
На стройке полный порядок. Закончили самый нижний подземный этаж,приступили ко второму. Крестьянские девушки обмазывают наружные стены смесью герметика с песком. А потом Линда на маленькой машине подгребает к стенам песок из отвала. Не трогает только яму, откуда вода откачивается. Так постепенно зароет весь котлован.
У аграриев работы выше головы. Вода в озере опустилась больше, чем на метр, на дальнем конце осушились огромные площади, покрытые илом. Им теперь таскать — не перетаскать. Огород можно раз в пять увеличить! А кто это делать будет? Руки нужны.
Поднялась над озером на байке. Мухтар сказал, озеро больше мелеть не будет. Установилось динамическое равновесие. Вся вода, которая из грунта поднимается, в трубу уходит. Расход в трубе пять с половиной кубов в секунду. Вот я и решила посмотреть, много это для озера?
Из короткого канала, прорытого на пробу, через болото, через озеро к водозаборнику тянется рукав мутной желтоватой воды. Мухтар говорит, это ненадолго. Скоро вся муть уйдет в трубу, а грунтовые воды чистые. Скоро вообще в нашем озере вода будет чистая и прозрачная. Надеюсь, так и будет.
Ближе к вечеру хозяин поручил отвезти папе во Дворец компьютер, принтер и два экрана. Один большой, а второй просто огромный! Специально для Дворца сделанный. Первым рейсом отвезла что поменьше, а огромный экран оставила на потом. Компьютер установила у папы в кабинете. Подключила
принтер, экран, коробочку радиомодема, которую Стас назвал сетевичком. Рядом с принтером поставила блок питания. А в угол составила коробки с бумагой и переплетную машинку. Включила, связалась с железным домом, доложила хозяину. Он тут же возник на экране. Похвалил меня и позвал Стаса. Пока я расставляла по-новому вещи в кабинете, папа завел какой-то спор со Стасом о цене хлеба и площади посевов.
Вторым рейсом привезла огромный экран. В машину он не влез, поэтому везла на поддоне под машиной. Грузить помогали шесть парней, а выгружали четыре стражника. Еще четыре нам двери открывали. Потом четверо рабочих прибивали к стене присутственного зала раму, на которую мы повесили экран.
Я настроила экран на папин компьютер и передала папе планшетку, с которой можно управлять компьютером издалека. Он попробовал, но оказалось, что без русского языка управлять компьютером сложно. Система так коряво переводит меню, что даже мне трудно разобраться. В общем, папа согласился, что
Кррина будет учиться у нас по три стражи в день, если только хозяин выдаст ей байк.
Хозяин усмехнулся и сказал, что байками распоряжается Петр. А Петр заявил, что не может дать рабыне байк, так как у рабыни не может быть личного имущества. Но он может разрешить ей пользоваться казенным байком под ее ответственность. И все это таким серьезным тоном… Владыки, а развлекаются как дети.
В общем, Кррина полетела со мной в железный дом за байком. А потом я ее до глубокой ночи учила навигации. Не хватало еще, чтоб она в пустыне заблудилась.
Перед сном прошла обследование в страшной комнате. Марта заявила, что плод развивается нормально.
— Я имя придумал, — сообщил хозяин. — Родится девочка, назовем Кирра.
Красивое имя, мне понравилось.
— Обломись, — сказала Марта. — У Миу будет мальчик. Теперь я точно знаю.