Отбирая у людей их родную землю,
вы лишаете их не только, собственно, земли,
но и прошлого, корней, души.
Карен Бликсен, «Из Африки»
— «У меня была ферма в Африке, у подножия нагорья Нгонг….» , — вслух прочитала Сашка и подняла голову. — Мама, что такое Африка?
Марина пометила стилусом место на графике и развернулась к дочери:
— Это же континент, разве нет?
— Конечно, я помню, что это континент, — Сашка покрутила рукой в воздухе. — Кусок земли в океане… Но какая она — Африка?
Мать растерялась.
— Ну… большая. Жаркая. Там… ну… ты же читала про неё? Смотр… слушала фильмы.
— Да, я знаю… — Сашка подняла лицо к потолку — она делала это тогда, когда обычные люди закрывают глаза, чтобы вспомнить или подумать — и заученно продиктовала: — Африка, второй по площади континент после Евразии, омываемый Средиземным морем с севера, Красным — с северо-востока… ещё Атлантическим и Индийским океанами. Африкой также называется часть света, состоящая из материка Африка и прилегающих островов. Площадь Африки составляет около двадцати девяти миллионов квадратных километров… ну и так далее.
— Ну вот, — кивнула Марина, к стыду своему понимая, что сама она из этого помнит только половину — и конечно, в эту половину не входят ни площадь, ни Красное море. — Прекрасно, разве этого мало?
— Это ничто, — Сашка снова повернула лицо к матери. — Как выглядит остров? Я понимаю, что это маленький кусок земли в океане — но как он выглядит? Что такое квадратный километр? Я знаю, сколько нужно пройти по коридорам, чтобы получился километр — но как нужно ходить, чтобы ощутить квадратный километр? И вообще, это всё мелочи… Что такое — Африка? Какая она? Папа, ты тоже не знаешь?
Марина вздрогнула — она так и не привыкла к тому, что Сашкин слух — по вполне понятной причине — гораздо острее, чем у обычных людей, и обернулась к мужу, тихонько стоявшему в дверном проёме. Видимо, он незаметно для нее появился в самый разгар беседы.
Олег пожал плечами — для Марины — и уже для Сашки громко сказал:
— А ещё там много животных. Самых разных. Ты что, не помнишь? «В Африке акулы. В Африке гориллы. В Африке большие злые крокодилы…». Не ходите дети, в Африку гулять, в общем.
— Но ведь они не только в Африке, — резонно возразила Сашка.
***
— Марина, что такое Африка? — спросил он жену вечером, когда дочка уже спала.
Та пожала плечами:
— Жирафы. Верблюды… или нет, верблюды не там? Пустыня… Маленький Принц, кажется, он тоже куда-то в Африку упал…Пальмы? Жара, песок… желтый цвет… Олег, я не знаю… Континент, похожий на голову лошади… куча стран, которые я никак не могла запомнить, не говоря уже об их столицах… Вот как-то так.
— Как-то так, — кивнул он. — Как-то так… У меня тоже всё как-то так. Зебры. Колючки. Львы. «Вельд»… это рассказ Брэдбери, где потом родителей сожрали…
— Мы с тобой разные книжки читали, — рассмеялась она.
— А толку-то, — вздохнул он. — Что такое Африка?
— Африка… — теперь настал её черед вздыхать. — Это то, что мы больше никогда не увидим.
***
«Левиафан» — огромный, неповоротливый, на первый взгляд даже нелепый — плыл в черноте и тишине космоса. В нём всё было идеально — размеры, вес, даже внешняя нелепость на деле были четко просчитаны математиками и физиками. Всё — кроме одного.
Он не был Землёй.
Корабль поколений. Гигантский ковчег на несколько тысяч — небольшой город — человек. Однажды отправившийся в никогда и в нигде — с надеждой, что когда-нибудь прибудет куда-то. И все эти несколько тысяч — небольшой город — верили в это. И может быть, именно поэтому «Левиафан» всё ещё летел.
В нигде — куда-то.
Его создатели учли все возможные ошибки. Они изучили не только доклады психологов, расчеты социологов и выкладки медиков — но и зачитали до дыр наследие фантастов, где хоть как-то упоминалась подобная ситуация. Каждый из этих текстов удостоился отдельного научного исследования и обязательного включения в школьную программу будущих детей «Левиафана». «Пасынки Вселенной» Хайнлайна, «Плененная Вселенная» Гаррисона, «Поколение, достигшее цели» Саймака, «Без остановки» Олдиса, ««Левиафан» отправляется на север» Госта и прочие, и прочие, и прочие — пусть сейчас все эти описания звездолетов и их обитателей казались нелепыми и смешными, наивными и фантастическими, но дело было не в описаниях. Совсем не в описаниях. Это были предупреждения — о том, что нельзя забывать свою родину, забывать откуда ты, предавать забвению самого себя. И этим предупреждениям внимали. Как могли. Как умели.
Информация о Земле бережно хранилась — люди смотрели документальные фильмы, читали книги, слушали музыку. Информация о Земле бережно хранилась — информация, но не память, не сама Земля.
Олег и Марина успели родиться на Земле.
Им было по двадцать, когда «Левиафан» отправился в свое бесконечное путешествие. Первых переселенцев разделили на две группы — тех, что работали во время отлёта, и тех, кого погрузили в анабиоз на ближайшие полвека. В анабиоз отправили гуманитариев, инженеров-теоретиков, учёных, социальных организаторов, стажеров — всех тех, чьи умения не требовались в ближайшее время, чьи профессии дублировались, чей возраст позволял подхватить дела старших товарищей.
Так что Олега и Марину разбудили лишь через пятьдесят лет после начала полета.
И…
Ничего не произошло за эти полвека. Корабль не затянули лианы, космонавты не мутировали в кровожадных чудовищ, экипаж не раскололся на враждующие лагеря. Всё было очень просто и обыденно — неожиданно просто и обыденно. Может, лишь чуть-чуть поменялся язык — появились новые, ситуативные, жаргонизмы. Немного изменились манеры — новый образ жизни потребовал своего этикета. Но в общем и целом все так и осталось до обидного привычным.
Через год Олег с Мариной поженились. Ещё через два года у них родилась Сашка.
Врачи предупреждали исследователей, что неизвестно, как тот или иной организм поведёт себя в пусть и так старательно приближенных к земным, но всё же чужих условиях. Что, может быть, обострятся какие-то не обнаруженные при обследовании на Земле болячки, немного изменится психика, какие-то клетки поведут себя не должным образом… Вряд ли, конечно, но… Из всего экипажа на несколько тысяч — небольшой город — выпало это почему-то только на долю Марины и Олега.
Саша родилась слепой.
Там, на Земле, даже в том далёком прошлом, когда начался перелет, с этим можно было бы справиться, провести операцию, вживить имплантат. Там, на Земле. Но не здесь. И им пришлось смириться.
Сашка адаптировалась достаточно быстро и ни в чем не уступала другим детям — в данном случае играли на руку замкнутость пространства и неизменность декораций жизни на корабле. К десяти годам она уже проглотила всё, что нашла на Брайле — к счастью, библиотека «Левиафана» по какой-то счастливой причине была укомплектована и такими книгами — и бойко интересовалась всем, что происходит вокруг неё. Обычный ребенок — просто чуть лучше слышит, чуть сильнее реагирует на вибрации, и да, совсем не видит.
И вот тут этот внезапный вопрос — «Что такое Африка?»
Вопрос, на который они, два взрослых человека, с пятью образованиями на двоих, так и не смогли ответить ни ребёнку, ни друг другу, ни себе.
Может быть, стоило поступить так, как поступали миллионы родителей до них — отмахнуться и забыть. Сказать «не знаю», «посмотри в книге», «спроси у учительницы», «что, в ЛокалНете забанили?». Столько вариантов, каждый из которых облегчил бы им жизнь и дал бы забыть об этой дурацкой Африке!
Может быть.
***
— Ын, можешь сделать мне песок?
Химик-лаборант поднимает голову. В дверном проеме стоит Олег, инженер связи.
— Песок? Зачем он тебе? — удивляется Ын Чи. Песок не нужен на корабле. Это грязь, лишний вес, среда для бактерий — даже растения в оранжерее растут на питательном геле. Зачем связисту измельченный диоксид кремния?
— Надо, — уклончиво отвечает Олег.
— На пробирку наберу, — прикидывает Ын Чи.
— Ящик. Мне надо ящик.
— Ящик?
— А лучше два. Или три.
— Ты хоть понимаешь, о чем просишь? Это же не платина! Это же песок!
— Понимаю, — кивает Олег.
Ын Чи начинает интриговать это задание.
— Ну хорошо… хорошо, — делает он вид, что решение даётся ему с большим трудом. — Через неделю приходи, будет тебе три ящика.
— Только нужен как настоящий. Не чистый кварц, а ещё какие-нибудь примеси, хоть немного.
— Он ещё и заказывает! Иди отсюда! — вслед Олегу летит смятый комок бумаги.
Ын Чи продолжает синтезировать поливалтол, но задача приятеля не дает ему покоя. Наконец он чертыхается и отодвигает стенд с пробирками в сторону.
Песок? Как настоящий?
Но какой он — настоящий песок?
Ын Чи закрывает глаза и копается в памяти…
… — Эй, лягушонок, — кричит за его спиной дедушка Лю. — Не торопись так, я не поспеваю за тобой.
Ын Чи три года, он бежит по кромке пляжа, а босые ноги вязнут в густом песке. Дедушка, конечно, притворяется — в его одном шаге три таких, как у Ына.
— Эй, лягушонок, не стой, засосёт, — дедушка Лю легко подхватывает его подмышку. Песок с разочарованным чвяканьем неохотно отпускает ноги мальчонки. — Мне тут чайки по секрету сказали, что воооон за той дюной целая колония мидий. Пошлепали туда?
Ын Чи чувствует, как по его щеке катится что-то горячее.
***
— Марьям, можешь собрать систему сухого тепла?
Техник коммуникаций с удивлением отрывается от своего обеда. Рядом с ней — а она и не заметила — присел Олег.
— Теоретически да, — пожимает она плечами. — Не так уж и сложно.
— Практически, Марьям, практически.
— Практически… — начинает прикидывать она, но осекается. — Но зачем?
— Надо, — Олег смотрит куда-то в сторону. — Ничего особенного, скорее даже на один раз.
Марьям смотрит в тарелку. Там свернулось что-то коричневое, именуемое «жидкая котлета».
— Попробую, — говорит она. — Ничего не обещаю, но… с одним условием, потом верни мне. Детали подотчетны, списать не смогу, буду разбирать обратно.
— Спасибо! — Олег чмокает сестру в щеку и убегает.
Марьям снова смотрит на жидкую котлету, а потом резко отодвигает тарелку.
И закрывает глаза.
…— Майям! Майям! — маленький Олег голышом прыгает по залитой солнцем веранде. Она, щурясь, чтобы не прогнать послеобеденный сон, выглядывает.
— Олег, а ну оденься, обгоришь!
— Майям! — брат не удерживается на ногах, плюхается на пол и заразительно смеется.
Она вздыхает, хватает со спинки стула какую-то рубашонку и выходит на веранду.
И на неё обрушивается солнце.
Оно везде — в волосах, в носу, на кончиках пальцев, трепещет где-то под рёбрами и пытается вырваться через босые пятки. Солнце обнимает её и прижимает к себе, к всему миру.
— Майям, Майям! — заразительно смеется солнце.
Марьям чувствует, как на её губах пляшет улыбка.
***
— Добро пожаловать в Африку, — говорит мама.
— Добро пожаловать, — вторит ей папа.
Тепло. Оно везде. Оно везде — в волосах, в носу, на кончиках пальцев, трепещет где-то под рёбрами и пытается вырваться через пятки. Тепло обнимает её и прижимает к себе, к всему миру.
— Это… — пытается понять Сашка.— Солнце?
«Майям, Майям!» — начинает звучать в её ушах. Сашка тянет руку к тому, что могло бы говорить — и понимает, что это везде. Отец — она узнает его пожатие — перехватывает её руку.
— Сюда, — говорит он. — Песок.
Под пальцами хрустит и сыплется. Чуть покалывает кожу и, щекоча, забивается под ноготь.
«Лягушшшшшонок» — шуршит песок. — «Лягушшшшонок».
Чуть позже, с дуновением — это же называется ветер, да? — приходит терпковатый и пронзительно свежий запах. И Сашка понимает — в джунгли пришел сезон дождей. «Только по лужам не бегать!» — предупреждает сезон дождей. — «Полные сапоги наберёте».
«Покорми птиц», — вместе с клекотом птиц над головой приходит тихий усталый голос. — «Покорми. Зима скоро, им ещё лететь через океан. Покорми их — а может быть, кто-то нашего папу в его путешествии покормит».
Упругий и напористый рык разрывает остальные звуки — и вместе с ним эхом врывается негромкое ворчание и бормотание «Я злой и страшный желтый лев, я съем вас вместе на обед… ну, я так не играю!». Свет заслоняет огромная тень — она покачивается и негромко трубит, и в этом трубном гласе прячется удивление «Этот корабль такой большой… он точно сможет подняться и полететь с нами в космос?»
…Под ладонью волнами перекатывался мягкий ворс — и весело лаяла собака, которую кто-то кликал «Дружок» и учил приносить тапки. Ноздри щекотал запах кофе — неужели он — или оно — так всегда пахнет? — и стучала ложечка в чашке, и суровый мужчина осведомлялся, точно ли к третьей паре.
Шею трогали шелковистые губы — и совсем рядом с ними какой-то мальчонка испуганно ныл и спрашивал, не плюнет ли верблюд…
— Так много людей, — говорит Сашка.
— Где? — удивленно спрашивает мама. — Мы тут только втроём.
— Так много людей, — повторяет Сашка. — Так много людей в этой Африке…
***
Пробы воздуха, воды и почвы, проверенные на тридцать первый раз всеми возможными методами и способами, неуклонно утверждали одно и то же: эта планета абсолютно пригодна к обитанию в большинстве её областей.
Капитан дала приказ погрузить три четверти населения корабля в анабиоз с возможностью досрочного выхода — и опуститься на планету.
Посадка была мягкой — тряхнуло лишь чуть, когда второй пилот от волнения выпустил стойку раньше на пару секунд, и та зацепила край каменной гряды. Возможно, даже никто, кроме капитана, и не заметил-то эту небольшую вибрацию. Ещё полчаса — долгих, томительных полчаса — на то, чтобы улеглись поднятые песок и пыль — их же можно было так называть, да? — чтобы стабилизировался радиационный фон и на тридцать второй раз из лаборатории доставили анализы воздуха, воды и почвы.
Наконец трап опустился.
И первые люди сделали шаги по поверхности ещё никогда не видавшей их планеты.
Капитана выкатили в коляске — несмотря на то, что по кораблю последние десять лет она передвигалась на антигравитационном кресле, ступить — если так можно сказать — на новую планету она захотела именно в этом древнем, зачем-то и для кого-то захваченном ещё с Земли, монстре.
— Капитан, ученые передают право дать название этой планете вам, — наклонился к ней первый помощник.
— У меня была ферма в Африке, у подножия нагорья Нгонг… — прошептала она.
— Что, капитан?
— Африка, — громко сказала она. — Я нарекаю её Африкой.
Первый помощник с удивлением обвел взглядом пейзаж.
В ослепительно, невозможно голубом небе светило три фиолетовых солнца. На горизонте поднимались белые, сверкающие так, что глазам было больно, — анализы говорили, что это чистая соль — многокилометровые пики.
Это никак не напоминало ему то, что он видел в документальных фильмах и книгах об Африке.
— Африка? — неуверенно переспросил он.
Она кивнула.
— Хорошо, — ответил помощник. — Я передам им.
— У меня была ферма в Африке… — совсем неслышно шепнула она, когда все шаги удалились.
Тепло. Оно везде. Оно везде — в волосах, в носу, на кончиках пальцев, трепещет где-то под рёбрами и пытается вырваться через пятки. Тепло обнимает её и прижимает к себе, к всему миру…
На горизонте садились три фиолетовых солнца. Белые пики погружались в лиловую темноту.
А капитан сидела в кресле и прислушивалась к голосам, которые вновь — как сто три года назад — наполняли ее и мир вокруг. Она дарила этот новый мир им — и их дарила этому новому миру.
Она прибыла в свою Африку.
В их Африку.
Она привезла в эту Африку Землю.
0
0