Себастьян пробежался тяжелым шагом в другую сторону коридора. Там, где, судя по количеству стуков каблука, должна была находиться палата – дверей не было. Темнота и тишина нервировали. Ровная, как в раю, кладка кирпичей не давала покоя своей прохладой. Пальцы не ощущали надежности твердой стены, подрагивая и не желая ровно ложиться на поверхность. Подташнивало после магического перенапряжения. Уже медленнее, человек пошел дальше, отчаянно вслушиваясь и всматриваясь.
«Может, это пелена безмолвия? Тогда я могу вплотную подойти, но ничего не увидеть, – решил Редвел. – Нужно быть аккуратнее».
Пространство изменилось резко и неожиданно. Дворцовый зал проявлялся кусками, словно клочья тумана решили сшить между собой и быстро затягивали сметные нитки.
«Какого черта?! – только и произнес Редвел, – значит, это все ее происки! Все это отделение!».
Императрица появилась резко и странно: словно наклейка, скрученная в рулон, разворачивалась и разглаживалась, внезапно обретая объем и жизнь. За ней так же внезапно появился Сорренж, здоровающийся с ангелом за руку и о чем-то мило беседующий. Бабушка с дедушкой мило попивали красное вино, сидя в бархатных креслах. А Аманда проявилась перед самым носом, негодуя своим обычным в таком настроении красным взглядом, и показав пальцем в сторону Себастьяна коротко приказала страже: «Убить!».
У Редвела грудь перехватило от несправедливости и злости! Реберные кости будто оказались совсем слабыми и пустыми, а легких и сердца за ними не было – казалось, что так инспектора ранило увиденное. И, даже не измена имперского масштаба, предательство родных и друзей, а именно услышанное от нее…
Себастьян сдвинул брови, выдохнул, махнув бошкой из стороны в сторону, волосы еще больше прилипли к потному лбу.
«Не верю! – злобно рявкнул он. – Всему мог бы, но это нет. Точно!».
Странное облегчение растеклось по телу. Внутри осталась боль, будто проглотил большой сухой кус хлеба, и он царапает пищевод, раня изнутри. Осадочек. Пришлось дышать. Глаза открывать не хотелось, понимая, что придется увидеть.
Вокруг была зеркальная комната. Десятки и сотни зеркал, преломляя каждое отражение, и множа оригиналы, показывали Аманду. Огненные волосы развевались, словно змеи.
– Ты долгое время был моим напарником, Редвел. – Начала строгим и сдержанным голосом одна Аманда слева. За ней продолжила вторая из правого края комнаты. – Я жалела тебя.
– Ты был недочеловек. – Уже в середине каркнула следующая копия.
– Я видела твое окровавленное тело там, за складами, после чудовищного взрыва! – кричала еще одна копия, закрывая рот, и, продолжая смотреть злыми огненными глазами на параполицейского.
– Я жалела тебя. Это так удобно: любить существо, пока оно не человек. Мечется, вздыхает, ушами поводит, пытается ходить на двух лапах. – Эта копия кричала, противно сморщив лицо.
– Любила, как игрушку! А потом встретила существо своего племени, слышишь?! – Редвел чувствовал, как глаза жжет от горячего чувства несправедливости, но продолжал смотреть на эти отражения.
– Ты слышал Рэни?! – первая копия снова взяла слово. – Я жду ребенка от него! Ты мне никогда не был нужен. Просто придумал себе все сам и жил этим.
– Я не имела права выбивать землю у тебя из-под ног! Но теперь ты человек. И ты мне не нужен, Себастьян! – вторая копия орала, буравя злым взглядом, приближаясь и крича прямо в лицо.
Редвел сел прямо на пол, тяжело выдохнув, и, приготовившись слушать это еще какое-то время. Он не сдерживал слез.
– Все правильно. Был недочеловек. Все правильно, смешно тянулся к ней, тихо вздыхая. Слушал биение ее сердца, становившееся частым и дробным. Слушал замиравшее дыхание, слушал взволнованный голос, дрожащий надтреснутым хрусталем. Злился, когда она смотрела снизу вверх, как на великого и умного, с сильным пополам. Злился, когда помогала, когда спасала мне жизнь, злился в тот вечер, на полу в лаборатории, когда клялась в любви, не понимая, на что себя обрекает. Злился, когда влюбленно и ревностно не хотела отпускать меня за контур, разобраться с женой и этим вампиренком. Злился на ее любовь, на которую ответить не мог. Злился. Злился на Сорренжа, который пришел и стал ее учить, сделав то, что было необходимо, но что не мог сделать я сам. Злился. Злился и понимал, что суккубу невозможно овладеть своей силой без правильных ритуалов. Злился и ревновал. Настолько, что отдал кольцо. Злился, что мотивы мои были поняты всеми остальными раньше, чем ею самой… Злился за ночь в горах. На себя. Не зная, когда смогу быть человеком снова, и смогу ли… Злился.
Магистр поднял глаза: копии смотрели, зло, и, не мигая.
– Я злился. Но, в то же время, я всегда знал, как она ко мне относится! Знал и не подпускал ее. Не мог отвечать взаимностью, еще более затягивая прочный узел наших отношений. Но всегда знал. Да, я всегда сомневался, за что мне и влетало. Мы, слышащие чуть больше, чем простые люди, мы, чувствующие запахи, слышащие оттенки звука и ритмы сердца… Мы, знающие разницу между правдой и тем, что люди показывают в качестве правды, всегда сомневаемся в том, что видим и чувствуем. Мы сомневаемся. И я сомневался. Но, я ведь всегда знал, знал точно.
Демоницы – это не человеческие женщины, хоть и выглядят они похоже. У них, в отличие от людей, не бывает случайных детей. Не бывает. Зачатие – всегда обоюдо желанный процесс. И я хотел стать отцом. Я это тоже знаю.
– Ты не станешь отцом! – прокричала копия один. – Ты не пришел вовремя и не спас искру жизни от этой твари!
Себастьян посерел лицом. Сглотнул и продолжил тяжело и с паузами.
– Да, я опоздал. И… да. Я мог потерять и тебя и будущего ребенка… я осознаю. Но. Я не мог прорваться раньше. Были свои причины. Я так обрадовался, и словно ожил, осознав, что Хас с нами. Хас спас. Мой младший и совсем недооцененный друг. Юный бессмертный, не разменявший еще первой своей сотни, и ведущий себя, как мальчишка, пока еще имеющий чувства, привязанности и настоящих друзей. Наш друг, рисковавший своей бесценной жизнью ради нас.
– Но Хас не спас… – пыталась оспорить копия, а Редвел лишь махнул рукой.
– Я пережил травматическую ситуацию, и должен был двинуться мозгами, но мне повезло еще больше.
– В чем же? – скептически хмыкнул третья копия, многократно отражаясь в зеркалах.
– Я попал сюда.
– Ты сюда вляпался. – Подала голос одна из ранее молчащих задних копий.
– Можно и так сказать, но мне повезло. – Себастьян улыбался, и стал вытирать глаза рукавом, вспомнив о проявленных эмоциях, – я попал в артефакт Абскура. Это замечательная возможность «творить свою реальность». Я столкнулся со своими страхами. Страх покинутости и никому ненужности, страх интриг и заговора против меня, страх измены, страх брошенности и потери. Ревность. Страх страхов. Вы так четко и точно показали мне, чего я так боюсь, и за что мне прилетает. Благодарю тебя, зеркало страхов.
– Но я так не работаю! – Аманды взглянули удивленно одна на другую и соединились, забавно взвизгнув. Копий стало вдвое меньше.
– Вызовите мне ее. А то я заблудился слегка. – Улыбнулся магистр.
– Это невозможно! – каркнули все Аманды хором и снова соединись по двое.
– Меня больше нельзя держать в отделении – я имею магию и только что разобрал свои травматические последствия схватки.
– Нет, я уверен в обратном. – Из последних рыжих копий родился главный врач и указал на глиняный кувшин с васильком.
– Это легко. – Тем не менее, нерешительно вздохнул Себастьян.
Расправив ладони на собственных коленях, магистр ощутил приятную настоящую шероховатость, придавшую уверенности. Волной силы бесполезно. Нужно придумать кое-что поинтереснее. Горе ты мое, от ума. И я вернусь домой со щитом, или на щите…
Итак, щит работает на грубую силу, на физическое воздействие. На волну чистой магии. Но. Щит не помогает, например, от холода.
Руки поднялись и уверенно развернулись ладонями к себе. Редвел впитывал тепло. Дыхание превратилось в густой пар. Нескольких секунд хватило: свежий зеленый василек треснул и кусками осыпался вниз.
– Больше мы вас не держим. – Врач растворился в небытии, так и не дав ответов, было ли в этом отделении хоть что-то реальным…
0
0