Утром просыпаюсь от гомона детворы. Выхожу на улицу — друг друга в моей тачке катают. И ведь никто не показывал, как ей пользоваться, сами дошли.
Ксапы нигде нет. Иду искать. Нахожу у Мудра. Сидит нахохлившись, как мелкая птичка зимой. Мудр тоже сердитый.
— Ты, Мудр, мою женщину не обижай, — говорю.
— Обидишь ее. Знаешь, что она придумала? Мы не должны у чудиков ничего такого брать, чего сами сделать не можем. Нам, де, от этого поплохеет.
Я прикидываю. Ножи, топоры, миски всякие худо-бедно сами делаем. Вот пила — вещь полезная. Головач говорит, ему такую не сделать. Бинокль еще… Привык я к нему. Но раньше без него обходился.
Посмотрел на Ксапу, рассмеялся.
— Как же ты без зажигалки жить будешь?
Тут у нее подбородок задрожал. Утешать пришлось. Мудр тоже за нее заступается.
— Ты, Клык, не смейся. Ей зажигалка не повредит, она же не у нас родилась.
— Мне что теперь, свой нож Заречным отдать?
— А что? — оживает Ксапа. — Меновая торговля! Клык, ты говорил, через два года здесь голод начнется. Вот и будем ножи на мясо менять.
— Откуда у Заречных мясо? Сами впроголодь живут, — отметает Мудр. Ксапа опять нахохливается.
— Я вот зачем пришел, — говорю, — Ксапа, как ты узнала, как чудики Жамах зовут?
— В паспорте прочитала, — удивляется даже.
— Вот ты не первый раз говоришь. И Михаил все время говорил, что прочитал где-то. То в книге, то на вывеске. Объясни, что это такое. Я у чудиков отнекивался, что по-ихнему читать не умею. Но надо же знать…
— Ты хочешь научиться читать и писать? — радуется Ксапа. А я
вспоминаю, что она еще осенью ко мне с этим приставала, но я тогда отказался.
— А меня научишь, дочка? — спрашивает Мудр. Ксапа как солнышко засветилась.
— Всех научу!
Оказывается, у чудиков этому с детства всех учат. Мы долго говорим, с чего начинать, да что, как и где. Хотели Головача позвать, но он на охоту ушел, его очередь. Мудр обещает с ним вечером поговорить. Ксапа хочет с пацанов и девчонок начать, но Мудр говорит, они и подождать могут. Первым делом надо уважаемых людей обучить. Если с малышни начать, уважаемые люди не захотят детскими забавами заниматься. Я соглашаюсь. А Ксапа задумывается, потом говорит, пусть все думают, что это Мудр велел ей всех грамоте учить. Лисицей была, лисицей и осталась.
А Мудр соглашается. Балует он ее.
С грамотой оказывается не все так просто. То есть, писать по-русски Ксапа может запросто всех обучить. А для нашего языка надо сначала алфавит адаптировать да словарь составить. Ксапа с Мечталкой этим занялись. Нехорошо вообще-то получилось. У вечернего костра Мудр
поручает Ксапе обучить охотников читать-писать, а Ксапа десять дней отсрочки просит. Мудр только вздыхает да головой качает. Охотники смеются беззлобно, да к другим делам переходят. Что пора Жамах свои две полоски
получить. Тут я рассказываю, как чудиков-надзорщиков обманывали, да что с двумя полосками Жамах бы сразу распознали. А так она среди чудиков за свою сойти может. Ксапа неожиданно меня поддерживает. Мол, Жамах у чудиков
уже была, все знает, у нее даже паспорт есть. То есть, чудики ее в свое общество приняли. Охотники спорят. Жамах испуганно ко мне прижимается, головой вертит, сама не знает, что выбрать. Полоски — это авторитет, признание и уважение женщин. А то ходит как нипойми кто. То ли охотник, то ли девчонка малая, мужчины не знавшая. Долго спорят. Решают пока как есть оставить. Все-таки, охотница. А дальше — на мое усмотрение. Полоски можно в любой момент нанести. Напоминают Головачу, что копье обещал, как Жамах родит. Головач тут же поднимается и новое копье ей торжественно
вручает с теплыми словами. Ксапа в ладоши бьет. Потом объясняет нам, что такое бурные, продолжительные аплодисменты. Малышне очень нравится. Да и мы ладони отбили с непривычки.
Ксапа связывается по длинноволновой рации с Михаилом, уточняет, что он сегодня не прилетит, и Мудр разрешает мне идти на охоту. А Ксапе велит не бездельничать, а учить охотников грамоте. А раз не может, пусть готовится. Ксапа только грустно вздыхает. Она учится говорить на языке
чубаров, а тут все планы насмарку. Зато Жамах радуется! Малыша Ксапе отдает и бежит на охоту собираться. В общем, Ксапа с Мечталкой думают, что с нисходящими дифтонгами делать, на какую букву их посадить, малыш голос подает, а Мудреныш, Фантазер, Жамах и я идем за продуктами.
Не успеваем до подлеска дойти, слышим, бабы шумят. Оказывается, младшая жена Головача, совсем молодая девка из Заречных, вся мокрая и продрогшая вернулась. С моста упала, корзинку с продуктами утопила, нож новый утопила, сама чуть не утонула. Мудр посылает меня разобраться, что
с мостом случилось.
А ничего с мостом не случилось. Просто кора со стволов облезать начала. С виду все крепко, а под ногой кусок коры отрывается и скользит как по льду. Девка на таком куске коры поскользнулась, и вместе с ним — в воду…
Опускаюсь я на четвереньки, достаю нож, начинаю старательно бревна от коры очищать. Чтоб под ногами не скользили. Не меньше часа вожусь. Достаю из кармана рацию, вытягиваю антенну, связываюсь с Мудром. Рассказываю, что было, что сделал. Потом связываюсь с Мудренышем, тот
мне говорит, где их искать. Убираю рацию, подхватываю копье и спешу к охотникам. Сто шагов бегом, сто шагом. Вверх по склону шагом, вниз — рысью с прискоком. Хорошо! Солнце греет, лес прохладу дает. Легкий ветерок листвой играет, птицы поют. И вообще, все хорошо! Вернусь с охоты, меня
жена встретит, девки молодые с уважением на охотников с добычей взгляды бросать будут. А на них взглянешь, так засмущаются, захихикают, скромно глазки опустят.
Быстро двигаюсь, а все ж чуть-чуть опаздываю. Мудреныш с Фантазером нехорошими словами Жамах ругают. А та даже не отнекивается. Глаза в землю прячет, губы кусает, нервно древко копья теребит.
Я поляну взглядом окидываю. Три оленьих туши. Мы, вообще-то, за двумя шли. Кровь только на копье Жамах. Раненых, вроде, нет.
— Ты, Клык, проучил бы свою бабу, — с ходу говорит мне Мудреныш. — Она просто волчица бешеная, а не охотница.
— Простите меня, пожалуйста, — лепечет Жамах. — Я больше не буду.
Слова-то какие знакомые. Сколько раз от Ксапы слышал…
— Да что случилось?
Мудреныш только сплевывает, копье в землю вгоняет, под дерево садится. Фантазер рассказывает.
Как мы охотимся? Выбираем оленей, лучше совсем молодых самцов или старых. Осторожно, чтоб не пугать стадо, отгоняем подальше. И вдали от стада забиваем. Главное, чтоб стадо нас не боялось. А Жамах, как стадо увидела, словно взбесилась! Бросилась в центр, двух полных сил самок завалила на глазах у всего стада, да еще в убегающих копье бросила.
Третьего в шею ранила. Добивать пришлось на виду у всего стада.
— Теперь это стадо людей бояться будет, — заканчивает Фантазер. — И двух телят осенью не досчитаемся. Голод на два дня раньше наступит.
Учудила Жамах, нечего сказать… Надо как-то ее выгораживать.
— На полдня вас одних оставить нельзя, — говорю я и сажусь рядом с Мудренышем. (Жамах тут же рядом со мной пристраивается.) — Она же первый раз с нами на охоту вышла. Наших обычаев не знает. Не могли придержать да обучить? Любой пацан знает, что на охоте от бабы больше вреда чем пользы. Особенно поначалу!
— Придержишь ее, — бурчит Мудреныш, но уже не зло, а устало. — Легче медведя за хвост придержать. Говорю же, взбесилась просто.
— Я больше не буду, — скулит Жамах. — Парни, ну что вы как неродные?
— Твоя Ксапа себе такого не позволяла, — упрекает Фантазер. — А если все так делать будут?
Слушаю я их и удивляюсь: и охотники, и Жамах ксапиными словами говорят.
— Ладно. Что сделано, то сделано. Олешек не оживить, так что поедим и назад пойдем, — решает Мудреныш. — Скажем бабам, чтоб третью тушу вялили или коптили.
Жамах вскакивает и с пяти шагов разбега копье куда-то вдаль бросает. Постояла, подождала, пока копье воткнется — и за ним бежит. Возвращается — а на копье жирный заяц насажен. Как углядела? Как попала?
— Шкурку-то попортила! — восклицает Фантазер и незаметно нам подмигивает.
— Это ж надо, насквозь просадила! Теперь только выкинуть,
— подхватываю я.
— Добыла — так действуй, — поднимается Мудреныш. — А вы, зубоскалы, за дровами.
Собираем мы дрова, складываем костер. Но запаливать не спешим. Мы огонь с искры зажигаем, а про чубаров, слышали, они палочку между ладоней крутят. Очень нам интересно, как Жамах это делать будет. Сидим чинно, ждем.
Как же! Посмотрели… Жамах кончает свежевать тушку, оглядывается на нас, фыркает и тянет из кармана зажигалку.
— Поняли, племя бездельников? — говорит Мудреныш. — Это и есть то, чего Ксапа боится. Теряем навыки под прессом внешнего влияния!
Хватает Жамах со спины за самую широкую часть и на меня валит. Визгу, хохота… Я щекочу животик Жамах. Фантазер кричит, чтоб слезли с него, что у него своих баб хватает, а сам помогает мне щекотать. Жамах ругает нас по-чубарски, а я перевожу. Оказывается, ее язык тоже неплохо понимаю. Жамах визжит и на меня ругается. Что зайца из-за меня в огонь уронила. Мы, конечно, бросаемся спасать зайца. А он вовсе и не в костре. Обманула!
— Вот проглоты, — смеется Жамах. — О еде больше, чем о бабе думаете!
Назад возвращаемся весело, с шутками. Мы туши несем, Жамах — наши копья. Фантазер говорит, рано ей еще тяжести таскать.
Старая, конечно, поворчит, что лишнего зверя забили. Но что делать? Виноваты, так виноваты.
0
0