Набычились девочки-приёмыши, выпущенные из дома поглазеть на разбойников. Горляна, походя погладив их по головам, возмутилась:
— Ты по себе-то не мерь! Мне сироты что дети родные. Свои выросли, вот маленькие появились, — улыбнулась вдруг мягко, так же, как в первый день улыбалась Закату. — Всегда мечтала о взрослой дочке. Которая не выскочит сразу замуж, в город не уедет, едва научившись на лошадь забираться. Чтобы поговорить было с кем, хозяйство на кого оставить…
Атаманша недоверчиво фыркнула, отвернулась. Оглядела своих людей, будто по глазам читала, чего они хотят. Вздохнула. Указала рукой:
— Барчек, Василёк и Ость пастухи. Шило и Конь кузнецы. Зорька знахарь. Речка рыбак. Костря, Хвост и Чёрный охотники. Жито, Дубок, Тыква, Волк и Пчела — землепашцы. А со мной что хотите делайте.
— Есть мы хотим, и твои разбойнички тоже, — проворчал Медведь, сам усаживаясь во главе стола.
Закат, убедившись, что люди уже обсуждают, кого из разбойников к каким родичам отправить и к какому делу пристроить, тихо вернулся к ограде, к той самой скамейке, на которой всё ещё дожидался его Светозар. Сел рядом, глянул мельком, что вырезал рыцарь, и окаменел.
Тот вертел в руках фигурку человека с воздетыми к небу руками. Только фигурка эта имела два лица, и в руках она держала с одной стороны корону, а с другой шлем.
— Вот корона моя, да? — Светозар ничего не выражающим голосом повторил первые слова коронации. Вдруг размахнувшись, запустил фигуркой в кусты. Выплюнул, как кусок кислого яблока: — Я — тот, кто пришел, чтобы к свету вас привести. Отныне и вовек, я — рыцарь света. Преклоните колена!
Побелевший кулак вонзился в доски лавки, Светозар мгновение смотрел на разбитые в кровь костяшки, потом спрятал лицо в ладонях.
— Знаешь, я бы смирился с тем, что человек, с которым я прожил две луны, с которым косил пшеницу и чьи байки слушал с открытым ртом, оказался Тёмным Властелином. Но это… Свет мой ясный, с этим-то как жить?! Мы все… Магистр!..
Закат некоторое время переваривал откровение. Посвящение в рыцари света, едва ли не слово в слово повторяющее клятву Тёмного Властелина. От этого было страшно, жутко даже, как бывает темной ночью в лесу, когда вдруг понимаешь, что за деревом прячется не тень, а голодный волк.
Но этого не могло быть!
— Он никогда не слышал, как я коронуюсь. Значит, придумал ваше посвящение сам. Просто так совпало.
— Ты в это веришь?!
Закат отвернулся. Не то чтобы он не верил в возможность такого совпадения, просто оно ему очень не нравилось. Светозар резко потёр ладонями лицо, так что щеки заалели. Усмехнулся с горечью:
— Никто меня не предупреждал, что дикими яблоками можно отравиться. Что выпавшая честь попасть в отряд, который победит Тёмного Властелина, может закончиться тем, что Тёмный Властелин окажется отличным человеком и…
— Закат.
Мужчины обернулись на тоненький голос. Около лавки стояла Щепка, уставившись на рыцаря. Уверенно повторила:
— Он — Закат. Ты что, забыл?
Мгновение оба моргали, пытаясь постичь эту детскую мудрость. Светозар улыбнулся первым, встал, взъерошил девочке волосы.
— Ты права, — встретился глазами с тем, кого любой рыцарь света мечтал убить. — Он Закат. Кузен Щуки. Хороший воин… Хороший друг, готовый отдать свою жизнь за деревню, — склонил голову на миг, нахмурился, прикусив губу. Но решился, снова поднял взгляд. — Когда Орден спросит, я буду помнить только это.
— Спасибо, — Закат действительно был благодарен, понимая, чем рискует рыцарь. Тот только передернул плечами, ушел вместе с Щепкой к столу, оставив собеседника в одиночестве.
Закат смотрел им вслед. Он всё ещё не мог поверить, что такому количеству людей плевать на то, кто он на самом деле.
Впрочем, что значит «на самом деле»? Он ведь и сам уже считал, что он — Закат. Даже если вспомнить прошлую жизнь, даже несколько прошлых жизней…
Он давно перестал быть Темным Властелином.
***
После еды почти не спавшие ночью люди валились с ног и постепенно разбрелись по домам. Разбойников устроили на сеновале, для верности приставив охрану, хотя, по большому счету, пара селян с этой оравой ничего сделать не смогла бы. Атаманшу хотели поселить в доме старосты, в последней комнате наверху, но та, насупившись, попросилась к своим.
— Иди, конечно, кто ж тебе запрещает, — вздохнула Горляна. Закат, поймав обеспокоенный взгляд старостихи, пошел следом, украдкой зевая в кулак. Опасности больше не было и вместе с ней отступила деловитая собранность, оставляя после себя усталость и лёгкое головокружение, как уходящая армия вытоптанную землю.
У дверей сеновала остановился, махнул изнывающим от недосыпа Репке с Гвоздём:
— Идите домой, я вас заменю.
Те даже спорить не стали, убрели. Закат сел у стены. Стащив сапоги, вытянул ноги, откинулся спиной на прохладные доски. Прищурился, глядя в небо, слишком яркое, чтобы под таким можно было заснуть. На сеновале тихо переговаривались.
— Ты им доверяешь?
— Я никому не доверяю, Волк, — жестко отозвался высокий голос атаманши. — Но не ты ли три дня назад мечтал о собственном доме?
— Я-то мечтал…
Волк замялся, кто-то отрезал недовольно:
— Ты ещё пожалуйся, что дом хотел не такой, а эдакий. Спасибо, что вообще нас не прибили. А я говорила ночью…
— Кто ж знал, что он правда Тёмный, а не просто больно хитрый крестьянин, — примирительно пробасил другой голос.
— Я должна была знать, — со странным убежденным отчаянием отозвалась атаманша. Ей почему-то не возразили, завозились, похоже, похлопали по плечу.
— Не переживай так, Ро, — тихо попросил кто-то совсем юный. — Всё же уладилось. Я рад, что нам не пришлось никого убивать.
Закат тихо фыркнул в тон остальным разбойникам. Надо же. Он думал, что столкнулся с опытной бандой, а оказались такие же селяне, как живущие в Залесье. Некоторые почти мальчишки… Хотя оружие они держали не в первый раз. Интересно, что заставило их сменить косы на мечи?
Солнце нырнуло за конек крыши, Закат встал, чувствуя, что иначе заснет. Прошел туда-сюда, разминаясь, помахал руками, изобразил пару боевых стоек. На сеновале не то затихли, не то он перестал их слышать. Через несколько часов пришел посвежевший, видно, выспавшийся Медведь. Заглянул в темное, пахнущее сеном нутро сарая, фыркнул:
— Дрыхнут за милую душу. — Велел, глядя, как зевает Закат, — и ты иди спать. Хватит уже это сонное царство сторожить.
***
Он смотрит с холма на длинную процессию, растянувшуюся по дороге. Последние беженцы проигравшей земли, в середине колонны — карета, окна задернуты небесно-голубыми шторками. Многочисленная охрана настороженно оглядывается по сторонам. Серьёзные противники, но не для его отряда.
Тёмный Властелин указывает на цель:
— Убить всех, кроме той, что в карете.
Черная волна скатывается с холма, сметает золотую нить. Карета стоит посреди боя, нетронутая жемчужина в море крови, награда победителю.
Но когда битва стихает, и Тёмный Властелин открывает дверцу, то рычит от ярости.
По голубому шелку расползается тёмное пятно, из которого торчит золотая рукоять кинжала. Ещё не побелевшие карминово-красные губы улыбаются.
Закат проснулся в холодном поту, с желанием бежать к сеновалу, чтобы убедиться, что с этими пленными всё в порядке, и никто из них не решил, что смерть лучше позора. Провел дрожащей рукой по лицу, стирая остатки сна. Кто был в той карете? Зачем она ему понадобилась? Закат не мог вспомнить, только стоял перед глазами образ — прекрасная дева в голубом платье, заколовшаяся кинжалом. Возможно, она должна была стать его очередной жертвой? Но он убивал только темноволосых…
Сжал оникс, пытаясь вспомнить. Мелькнуло на краю сознания — рыжие волосы уложены в высокую прическу, всегда грустное лицо с тонким шрамом на щеке. Он помнил её живой, но как? Нет ответа. Быть может, сон рассказал бы больше, но пока Заката ждали дела в настоящем, а не его позабытое прошлое.
За окном светало, он проспал не только остаток дня, но и всю ночь. Завтрак уже стоял на столах — снова на улице, чтобы накормить всех «гостей». Сытный ужин и сон помогли, разбойники больше не сбивались в стаю. Семьи, решившие приютить одного или двух из них, постепенно втягивали будущих работников в разговоры. Гвоздь с интересом слушал разглагольствования широкоплечей женщины о металлах, Ежевичка с тощим юнцом живо обсуждали травы, хихикала над рассказанной на ухо шуткой Осинка, а Пай дулся, чуя в чернявом пришельце соперника за сердце обаятельной рыжули. Закат сел рядом с Медведем, почти во главе стола, и, глядя на людей вокруг, удивлялся. Он пока не запомнил имена разбойников, а вот селян, похоже, знал всех. Переводил взгляд с одного на другого, слушал, как всплывают в голове имена — Мох, Колос, Рыбка, Гвоздь, Дичка, и не мог не улыбаться. Эти люди стали его семьёй. Почему-то то, что он просто знал их по именам, значило для него больше, чем вчерашний день, когда он едва не отдал за них свою жизнь.
Долго обсуждали, кто пойдёт в соседнюю деревню — некоторые разбойники приходились друг другу родственниками и не хотели расставаться. Щука вызвался проводить их, атаманша обязана была убедиться, что её люди устроятся хорошо. Медведь смотрел на постепенно стихающий спор настороженно. Вздохнул, попросил негромко:
— Проводишь их до Зорек?
Закат кивнул, достроив всё, что не сказал староста — провожать разбойников должен тот, у кого есть над ними власть. И вряд ли кто-то сможет удержать их от глупостей надежней, чем Тёмный Властелин.
***
В путь отправились сразу после завтрака, пешком и налегке, взяв с собой только еды на два дня. В Зорьках им должны были собрать припасы на обратную дорогу, а одну ночь можно было провести и под деревом, чай не зима. Кроме Щуки и разбойников с ними увязался Пай. Едва отговорили Светозара, тоже желавшего присоединиться к почетному караулу — помог только многозначительный взгляд Медведя на остающуюся в Залесье часть шайки, за которой, вообще-то, тоже нужно было присматривать. Убедившись, что ему дают едва ли не более опасное задание, рыцарь наконец смирился с необходимостью остаться.
День выдался не лучший для похода — пасмурный, душный, низко висели седые комковатые тучи. Оставалось только радоваться, что они не пришли неделю назад, в разгар страды, иначе Залесье лишилось бы урожая. К полудню заморосил мелкий противный дождь, за пару часов вымочив путников до нитки. В сапогах Заката хлюпало, лапти и босые ноги остальных обросли валенками грязи. Дорогу развезло, лужи под деревьями смотрелись совершенно негостеприимно, так что на обед останавливаться не стали, решили подождать, пока распогодится. Закат молча радовался, что две луны назад остался в деревне, а не отправился в скитания — как оказалось, он сильно и быстро уставал при ходьбе, хотя теперь проводил на ногах куда больше, чем все последние годы. Предчувствовал, что наутро будет ныть все тело, зато обратный путь пройдет легче.
0
0