Наверное, голова закружилась от тепла, которого Ковалев не чувствовал, он опёрся на печку, чтобы не упасть, но жар ощутил только через несколько секунд, отдёрнул руку. Вот только обжечься не хватало до полного счастья!
– Черт… Ну дай же тапки, наконец!
– Ты чего? Горячая же печка!
Влада поставила тапки к его ногам и подняла голову.
– Обжёгся?
– Да нет, не успел.
– Давай я маслом полью, чтобы кожа не слезла.
Она выскочила в кухню и через секунду вернулась с бутылкой нерафинированного подсолнечного масла, купленного ещё тётей Надей.
– С ума сошла?
– Лучше будет, вот увидишь. Сядь.
Он сел на кровать, чтобы не так сильно кружилась голова, и Влада этим воспользовалась, принявшись намазывать маслом его правую ладонь.
– Серенький, что ж тебя так трясёт-то? Ты не заболел?
– Просто замёрз.
– Просто? Вот так просто взял и замёрз? Ты купался, сволочь такая! – Она шмыгнула носом и поставила масло на торшер. – Лучше?
– И куртка сейчас тоже вся будет в масле…
– Не чувствую искренней благодарности.
Правый рукав ещё худо-бедно соскользнул, а замотанная футболкой левая рука застряла в манжете.
– Нормально… – протянула Влада, увидев пропитанную кровью футболку.
– Я ловил собаку, – вздохнул Ковалев и добавил в свое оправдание: – Мне врачи сказали поймать собаку и отвести к ветеринару.
– Ты её в речке ловил?
И тут Ковалеву стало смешно. Мало было одного собачьего укуса, который обсуждало все Заречное, включая малолетних детей. Теперь его укусила рыба! Много ли людей могут похвастаться таким приключением – быть укушенным рыбой? Это в конце-то ноября…
– Ну… да. И в речке тоже.
– Мне пока ни разу не смешно. У тебя здесь от свежего воздуха с манной кашей мутится в голове. Давай-ка все это перевяжем и положим тебя под одеяло.
– А чаю мне дадим? Горячего?
– С коньяком, – кивнула Влада.
Кожа на ноге была ободрана до крови спереди и сзади, будто действительно по ноге проехали две широкие острые терки. Размер сомовой пасти впечатлял… Коленка распухла. Влада сказала, что понятия не имеет, как такое лечат, предполагала, что надо купить какую-нибудь мазь, а лучше всего съездить в травму. Перевязка руки укрепила Владу в мысли о поездке в травму, она считала, что надо накладывать швы, иначе большой палец не будет двигаться. В травму Ковалев не поехал, не очень-то хотелось рассказывать врачам об укусе рыбой – хотелось под одеяло с чашкой горячего чая.
Впрочем, под одеялом он всё равно не мог согреться, и озноб никак не проходил.
– Тебе не пора спать? – спросил Ковалев у Влады, которая сидела над нетбуком.
– А что?
– Я читал, что лучший способ отогреть замерзшего – положить его между двух женщин.
– Ну Серый, где же я среди ночи найду тебе двух женщин?
– Я же не совсем замерзший, мне хватило бы одной…
– Может, Инне позвонить? – Влада смерила его взглядом.
– У меня нет её телефона.
– Правда? – улыбнулась Влада – обрадовалась.
– Можешь проверить, когда я буду спать.
– Фи, Серый! Чтобы я опустилась до такой низости – ковыряться в твоем телефоне? Тем более когда ты спишь.
Она, конечно, тут же бросила свой нетик, пошла чистить зубы. И, конечно, после этого направилась во двор – Ковалев и думать забыл о собаке на крыльце и спохватился, только услышав крик Влады с веранды.
Он добежал до двери в три прыжка – пёс не боялся кинуться на взрослого мужчину, женщину он порвёт, как тузик грелку! Надо было посадить тварюгу на цепь! Надо было хотя бы предупредить Владу!
Ковалев оттолкнул жену в сторону, собираясь разобраться с собакой, но пёс только хлопнул хвостом по полу раз-другой, он даже не собирался вставать!
– Что? – всё ещё в испуге спросил Ковалев. – Он на тебя рычал?
Влада покачала головой и нервно хмыкнула.
– Нет, это я просто… От неожиданности… Что же ты не сказал? Его же надо покормить, надо постелить ему что-нибудь – холодно на голых досках… Ох, Серый, и ты голый выскочил… Но я… я всё равно боюсь мимо него пройти.
– Иди, я постою.
– Нет уж, отправляйся-ка под одеяло. Но если через пять минут я не вернусь…
Она вернулась. И пёс снова поприветствовал её вялым хлопком хвоста – Ковалев не решился уйти с веранды. Ну кто же знает это «настоящее динго»? Одно дело выйти из дома, и совсем другое – войти.
– Серый, ну ты что? Ну иди скорей обратно. Ты и так завтра заболеешь.
– Не заболею.
По пути на веранду Ковалев не вспомнил о больной ноге, а обратно еле-еле доковылял. Влада же всерьез озаботилась кормлением собаки – поделилась с ней привезенным рассольником, молоком и хлебом. И вытащила на крыльцо половик с веранды, уже совсем без опаски. Ковалев же нервно прислушивался, не доверяя псу.
Вернулся озноб, и когда Влада наконец разделась, Ковалева трясло так, что дрожала железная сетка кровати.
– Серенький, тут слишком узко… Ты вот так руку положи, чтобы я случайно её не задела. Когда что-то болит, надо удобно лежать…
– Я очень удобно лежу, – проворчал Ковалев. А собирался сказать совсем другое: что у него замечательная жена, умная, красивая и нежная. Любящая собак. Что так хорошо, как с ней, ему не может быть ни с какой другой женщиной. Что ни с кем ему не будет так тепло и уютно. Но, как всегда, не сказал.
– Да, пожалуй, тут не помешала бы вторая женщина… Ты холодный, как лягушка.
Он проснулся часа через два – ногу жгло будто кислотой, руку дергало так, что каждый удар сердца обращался вспышкой перед глазами. Если бы не спящая с краю Влада, он бы встал и выпил таблетку баралгина. Или даже две. В общем, ночь стала сущим кошмаром: Ковалев дремал понемногу, на грани сна и яви в голову лезли странные и неудобные мысли, бросало то в жар, то в холод, и только к утру стало вдруг легче и он заснул крепко, без снов.
Наверное, Влада решила его не будить, прикрыла дверь в кухню, Ковалев сквозь сон слышал Анин голос, думал, что пора вставать, и вроде бы даже садился на кровати, но потом оказывалось, что это снова ему приснилось.
– Мама, ну мне же уже жарко! – раздался с кухни голос Ани.
– Я иду, зайчонок! – отозвалась Влада из большой комнаты – наверняка красила там глаза. – Не выходи без меня!
Мысль о том, что на крыльце лежит «настоящее динго», а ребёнок запросто попытается погладить собачку, подбросила Ковалева с постели. Он, не догадавшись включить торшер, с трудом нашел в темноте спортивные штаны, не обнаружил тапок и вывалился в кухню босиком.
И вовремя, потому что Аня, совсем одетая, уже открывала дверь на крыльцо, а Влада, пока без куртки, бежала за ней следом, но не успевала её остановить.
– А что здесь делает дикий пёс? – оглянувшись, театрально спросила Аня, с той интонацией, с которой эти слова говорила Инна.
– Его имя уже не дикий пёс, а первый друг, – механически ответила Влада, замерев на месте.
– И он будет нашим другом на веки веков?
Разумеется, Аня присела на корточки и потянулась рукой к песьей голове. Ковалев хотел было крикнуть, чтобы она этого не делала, но побоялся её напугать – собаки не любят резких движений, неуверенности и страха. Влада тоже стояла не шелохнувшись, Ковалев с трудом подвинул её в сторону, чтобы выйти к двери на крыльцо.
– Какие ушки… – приговаривала Аня. – Гляди, мам, сразу разгибаются… Ой, то есть пап…
Она обеими руками прижимала песьи уши к голове, а потом отпускала. Пёс посмотрел на Ковалева с философской тоской в глазах…
– Убью, – одними губами шепнул Ковалев собаке, что, впрочем, было излишне – пёс не проявлял никакой агрессии, и вовсе не из страха быть убитым, а по каким-то внутренним этическим соображениям. Не верилось, что это тот самый «волк», который под луной бросился на Ковалева возле котельной. Тот самый, который преследовал Павлика у автобусной остановки. Который преграждал им с Владой путь от санатория и катил впереди себя волны злобы… Может, у «настоящего динго» был брат-близнец?
Влада выдохнула и вдохнула с нервным всхлипом.
– С ума сошла? – вполголоса спросил Ковалев. – А если бы…
– Это ты привёл собаку, – напомнила Влада.
– И что? И теперь можно держать одетого ребёнка в доме, пока ты красишь глаза?
– Я не красила глаза, я искала влажные салфетки.
– Папа! Перестань сейчас же ругаться на маму! – Аня выпрямилась и повернулась к дверям.
– А тебе мама что сказала? Не выходить без неё. Почему ты вышла?
– Потому что мне было жарко! – выкрикнула Аня в лицо Ковалеву.
– Не ори на ребёнка! – присоединилась к ней Влада.
Пёс поднял косматую башку и в недоумении оглядел всех троих.
– Это еще кто на кого орёт… – проворчал Ковалев.
– И вот мне ты почему-то не разрешаешь ходить босиком даже чуть-чуть по ковру, а сам вот босиком бегаешь, – назидательно сказала Аня.
– Цыц, малявка, – уже беззлобно хмыкнул Ковалев.
– Правда, Серый. Кончай ругаться и отправляйся в постель. Я Аню отведу и вернусь.
Пока Влада одевалась, Аня с удовольствием продолжила испытание лучших собачьих чувств: ушки выпрямлялись, шерстка вставала дыбом, если гладить не в ту сторону, зубки щелкали – Аня испуганно отдёрнула руки, только когда носик чихнул…
– Пап, а мы его так и будем звать, Первый Друг?
– По-моему, длинновато для собачьего имени…
– Можно же звать сокращенно. Просто Друг. – Аня на секунду задумалась и радостно улыбнулась: – Или Дружок.
– Это Колин чистокровный волкодав – натуральный Дружок. А у нас будет Хтон, – решил Ковалев неожиданно для себя.
– О, как здорово! Хтон гораздо лучше. Хтон… – Аня попробовала имя на вкус и сообщила псу: – Хтончик, ты теперь наша собака на веки веков.
Баба Паша пса не испугалась, а, наоборот, растрогалась и, смахнув слезу, сказала:
– На Фединого Ктона похож как… Наверно, сынок евоный…
– На кого похож? – переспросил Ковалев.
– У Феди пёс был, он его Ктоном звал. Хороший был пёс.
– А потом куда делся?
– Так от тоски издох… Всё на то место ходил, где Федя утонул… Ляжет на песок, подползет к воде, скулит жалостно так… Там и издох. А я вот, старая, все никак помереть не могу.
– Тьфу на вас, баба Паша… До ста лет живите, – пробормотал Ковалев.
0
0