Он бредёт через лес, за спиной пыхтит верный шут. Из-за деревьев показывается замок — уже сто лет как руины замка. Стены испещрены латками, левая башня осыпалась, и её проще не трогать — баррикады надежней он всё равно не сделает.
Вздыхает — могло быть и хуже. Например, его алтарь мог стоять у моря, и ему приходилось бы идти к своему замку несколько месяцев, как делал Герой. Начинает взбираться на холм.
Он — Тёмный Властелин.
У него нет выбора.
***
Закат то проваливался в забытье, то просыпался, то засыпал — если это можно было считать обычным сном. По ним он хотя бы примерно представлял, сколько прошло времени. Пытался спросить Ежевичку или Ро — что с ним? Но не было сил говорить.
На этот раз он очнулся среди ночи и впервые понял, что чувствует себя если не хорошо, то хотя бы просто — чувствует. Приподнялся на локтях, с трудом сел. Определенно, умирать и воскресать было куда легче.
— Эй, ты куда это? А ну ложись обратно! — Ро ругалась шепотом, видимо, не желая разбудить Ежевичку. За время его болезни она осунулась ещё сильнее, скулы заострились так, что девушка сама походила на мертвеца. — Бок болит? Живот?
Закат покачал головой. Он чувствовал только огромную слабость, будто был новорожденным щенком, но ничего не болело.
— Сколько я спал?
— Скорее сколько ты не мог определиться, умирать тебе или повременить, — пробурчала девушка, тяжело села на край кровати. Потёрла лицо. В комнате едва тлела лучина, но Закат даже не видя спорить мог — глаза у Ро красные, невыспавшиеся. — Сама не понимаю, какой злой рок я тебя спасаю…
— Такой, что лекарка ты, дурочка, — зевающая Ежевичка подошла к ним, улыбнулась. — Ну хоть теперь ты очнулся, а? Или снова свалишься в лихорадке?
— Наверное… — Руки вдруг начали дрожать, он сполз обратно на постель — на мост…
— Нет, только не опять! — ему отвесили тяжелую пощечину, Закат проморгался, снова увидел комнату знахарки, а не свой целый ещё замок.
Почему-то было очень тяжело поднимать веки. Хотелось закрыть глаза, вернуться в своё прошлое. Узнать его наконец-то. Снова увидеть сны…
— Какие сны, ты здесь помирать рок знает отчего собрался!
Конечно, он умирал во снах. Он несчетное множество раз умирал.
Раньше. Когда воскресал, а не пытался выздороветь.
Колесо вращалось вхолостую, опасно зависнув над колеей. Цепляло стоячую грязную лужу, брызгало водой. Мечтало соскользнуть на свое место…
Закат потянулся к горлу. Он не был уверен, что вообще сумел пошевелить рукой, но его поняли, расшнуровали ворот, потащили через голову цепочку с камнем.
— Это ещё что за…
***
Его разбудили солнечные зайчики. Проскакали по глазам, по стене, взбежали на потолок. Исчезли. Скрипнула дверь, кто-то поставил на пол плеснувшее через край ведро. Закат сел, чувствуя себя неожиданно посвежевшим. Попытался коснуться камня на шее… Нащупал пустоту.
Вспомнил.
Торопливо встал, придерживаясь за стену. Тут же увидел оникс — осколок тьмы на дощатом столе. Но почему-то не смог успокоиться, пока не повесил его на шею.
Да, камень едва не убил его, вызвав привычку тела — если ранен, умри. Но при этом был единственной надеждой узнать всё до конца. Пусть Закат просматривал старую колею, эта колея была его жизнью. В её грязи была похоронена память о том, что было до превращения в Тёмного Властелина. О нём настоящем.
Он помнил всё, что видел во время болезни. Как построил замок. Как устал в него возвращаться. Как захватывал земли. Как убил свою королеву и впервые умер — от её руки, а не Героя. Как умерла мать мальчика, позже ставшего Тёмным Властелином…
— Доброе утро, болезный!
Ежевичка вошла в комнату с бадьёй, поддержала, помогла сесть. С умилением смотрела, как Закат умывается, но при попытке размотать бинты, которые закрывали левую руку, ногу и всё туловище, остановила:
— Нет уж, кто повязки накладывал, тот их и снимать должен. Сейчас Ро придет, обожди чуток. Поешь пока.
Девушка правда пришла скоро, принесла в лукошке свежих яиц в крапушках помета. При виде Заката, уплетающего за обе щеки кашу, фыркнула, но от чести снять первый бинт отказываться не стала.
Под повязками обнаружились красные припухшие шрамы — следы от медвежьих лап на боку и плече, от сука на животе. Наверняка на спине, чуть левей хребта, заживала точно такая же уродливая рана. Медведь, отъевшийся за лето, так налег на убившее его оружие, что оно пробило человека насквозь.
Лекарки в четыре руки взялись щупать швы и срезать нитки.
— Повезло тебе, что кишки и желудок не задело, — улыбнулась Ежевичка, с усилием выпрямляясь. — Иначе ничего бы мы сделать не смогли.
Закат кивнул, недоверчиво касаясь похожей на звезду отметины. Он помнил, как однажды умирал от такой раны, долго, мучительно и мерзко. Но после воскрешений следов не оставалось, иначе он с ног до головы был бы покрыт шрамами. Вместо них были латки на рубахе.
— Ну все, считай, здоровый, — подвела итог Ежевичка. — Походишь пока с посохом, ну и живот с рукой береги. Но если мы тебя не выпустим, кое-кто мою скромную хатку штурмом возьмет.
Закат приподнял брови, но объяснений не дождался. Впрочем, далеко за ними ходить не пришлось — «объяснения» сидели на крыльце. Первым вскочил Пай:
— Господин! Вы… Я!.. — совершенно потерявшись в словах, замолк, счастливо улыбаясь и часто моргая. Светозар сказал проще:
— В следующий раз пойду с тобой. Несмотря ни на что, — и обнял Заката, крепко, но очень осторожно.
Тот молчал. Единственное, что он мог спросить — «вы что, все дни тут просидели?», но это было бы не к месту. Видно же — если не все, то большую часть точно.
— Ну, успокоились, сердешные? — насмешливо спросила с порога Ежевичка. — Идите уже в село, всех невест без вас разберут.
***
Как выяснилось по пути, лекарка вовсе не шутила. Урожай убрали давно, близились заморозки. Едва ли не каждый день в Залесье звучали предложения выйти замуж, а с приходом разбойников перевес стал не в пользу женихов. Дичка, впрочем, ждала Светозара у забора. Увидев Заката, подскочила, захлопала в ладоши:
— Живой! Здоровый! Надо скорее Луже сказать, она так беспокоилась!
Светозар стоически вытерпел поход к старой корзинщице, но у порога старостиного дома решительно остановился. Откашлялся. Опустился на одно колено.
— Дичка, я люблю тебя. Ты выйдешь за меня замуж?
И раскрыл поднятую над склоненной головой ладонь, показывая залог предложения, достойный невесты подарок — деревянный гребень удивительно тонкой работы. Дичка ахнула, Закат и Пай отошли в сторонку, чтобы не мешать. Шут рассказывал шепотом:
— Светозар сам его вырезал, пока мы под дверями у Ежевички сидели. Делать что-то надо было, а то от ожидания с ума сойти можно. Он бы и меня резьбе научил, но…
Мимо уже вдохновенно целующейся пары прошли Волк и Осинка. Волосы рыжуля спрятала под чепцом, давая понять — она теперь серьёзная, почти замужняя женщина. Закат отвел взгляд. У Пая ведь была надежда. Если бы его господин не лежал столько времени у лекарок…
— Всё правильно, — тихо сказал Пай, глядя вслед Осинке. — Она с ним счастлива, это видно. А вам может понадобиться уйти, и я должен буду идти с вами.
— Ты не должен, ни уходить, ни сидеть под дверями у Ежевички. Я ведь теперь батрак. У батраков слуг не бывает.
— Простите, мой господин, — в голосе Пая не было ни крупинки сожаления. — Но я хочу остаться рядом с вами. Если только вы меня не прогоните.
Закат покачал головой. Гнать Пая он не собирался, да и, пожалуй, не имел права.
— Я хотел попросить… — Светозар наконец нашел силы оторваться от своей невесты. — Я же пришлый, семьи здесь нет. У Дички названные родители — Лист с Крошкой, а меня на холм вести некому. Ты будешь моим названным братом?
— Да, — Закат кивнул, стараясь скрыть крохотную неловкую заминку перед ответом. — Для меня это будет честью.
Быть братом светлого рыцаря. Который полную луну сидел под дверями знахарского дома и ждал, когда Тёмный Властелин очнется.
Это уже почти не казалось странным.
***
Свадьбы должны были сыграть на следующий день, все сразу. Ждали, по сути, только Светозара, и теперь, когда Дичка, улыбаясь, позволила завязать у себя на затылке тесемки чепца, тянуть не собирались. В домах невест и женихов кипела готовка — впрочем, время было такое, что кипела она в каждом доме. Погреба наполнялись вареньями и соленьями, трудился, не покладая рук, бондарь Лист, удачно обзаведшийся помощниками из бывших разбойников. От них же пришел рецепт квашеной капусты, который осваивали теперь все, у кого в огороде уродились раньше не слишком долговечные кочаны. За Заката едва не передрались — Горляна хотела привлечь его к готовке, а Лист, конечно же, к своей работе. Обошла всех Лужа — за прошедшую луну старуха сильно сдала, и Закат на день полностью заменил её в деле плетения полезной утвари и даже мебели для молодых семей. Закончил работу только поздней ночью, так что Лужа, посмотрев на валящегося с ног работника, велела устраиваться у нее.
— Зачем тебе до старостиного дома брести? Оставайся, все равно после свадеб работы только больше станет — будем лапти делать. Мне самой уже со всем не справиться.
Закат спорить не стал. Никакими вещами он до сих пор не обзавелся, даже одежду до недавнего времени носил ту же, в которой пришел, сам стирая её то и дело по вечерам, и натягивая по утрам уже свежую. Рубаха, однако, встречи с медведем не пережила. Ежевичка безжалостно выкинула окровавленную тряпку, хоть Пай и порывался её зашить, а взамен выдала отрез полотна. Так что пока Светозар вырезал подарок невесте, Пай шил новую рубашку своему господину.
Этой рубашкой имущество Заката и ограничивалось, так что он не то что заночевать — переехать к Луже мог, даже не заходя домой.
***
На следующее утро его растолкали до света.
— Вставай, женихов брат! Им с солнышком клятвы приносить, опаздывать не дело.
Быстро проснуться и собраться было не сложно — что там собираться, в конце концов, умыться да одеться. Однако без завтрака его не отпустили. Лужа, тяжело налегая на клюку, подошла к сидящему за столом, посмотрела, как он, обжигаясь, спешит выпить горячий взвар. Улыбнулась:
— Торопыга, — запустила ему в волосы гребень, дернула. Закат прикусил край кружки от неожиданности. — Эгей, да ты что, вовсе никогда не расчесываешься? И на праздник так пойти собирался?
Закат пожал плечами, уже понимая, что без причесывания не уйдет. Лужа, впрочем, больше не тянула за сбившиеся колтуны, а разбирала их на прядки узловатыми пальцами, словно лыко для корзины.
— Ты только погляди, как волос вьется! Локоны, и цвет какой… Повезет твой невесте, мало того, что работящий, ещё и красавец.
Закат не удержался, закашлялся. Глотнул ещё взвара, снова обжегшись. Красавец. Он. Пожалуй, Лужа в самом деле стара и стала плохо видеть, раз в его тусклых черных волосах и грубом лице что-то красивое нашла.
0
0