Информация пришла неожиданно. Перед заходом звезды ещё ничего известно не было, а едва край диска показался над горизонтом, сообщение о предстоящем выбросе магмы уже заполонило все ячейки. Природные обстоятельства предоставили шанс многим разумным раз и навсегда мыслящие элементы. В том числе и Граву.
Грав уже просуществовал несколько лишних оборотов в разумном виде и с каждым оборотом становился всё более разумным. Это начинало его беспокоить. Говорят, беспокойство — тоже признак чрезмерной разумности. Зараженных разумом становилось всё больше и больше, а количество способов уничтожения разума не увеличивалось. Наконец природа собралась исправить разрастающийся с космической скоростью дисбаланс.
Следовало торопиться. Неизвестно, сколько времени продлится извержение. Однако желающих покончить с существованием, отягощенным упорядоченным мыслительным процессом, накопилось слишком много. Проблема заключалась в том, что Грав стал слишком стационарен. Повышение умственной деятельности приводило к стабилизации форм, что затрудняло перемещение в пространстве. Не получилось бы так, что к месту выброса магмы Грав прибудет, когда вулканическая деятельность уже утихнет, лава остынет и перестанет выжигать разум. Утешало, что и другие зараженные мыслительной деятельностью тоже не способны к быстрым перемещениям. Хотя столь длительно больных на планете были единицы.
Сосредоточившись, Грав попытался максимально удалить из себя все мысли, логические цепочки и рассуждения, чтобы его форма приобрела чуть большую подвижность. Получалось плохо. Жесткие структуры не поддавались дестабилизации. Он с тоской наблюдал за молодыми, которые ещё не обрели даже зачатков разума, поэтому носились вокруг горячими сгустками чистой энергии. Когда-то, как же давно это было, и он мог вот также безудержно перемещаться над поверхностью земли от восхода до заката. Теперь же мыслительный процесс сделал его неповоротливым и почти несдвигаемым с места. В те далекие времена мысль была нужна лишь для того, чтобы было за чем броситься вдогонку. Стоит в мелюзгу бросить любую, пусть самую маленькую, мыслишку, они рванут к ней, сметая всё на своем пути.
Стоп! А ведь это мысль. И мысль, которую Грав пока отдавать не спешил. Нужно ещё немного подумать: как и куда кидать мысли, чтобы волна молодежи захлестнула его и понесла к вулкану. Всё равно придется потрудиться и самому. Грав снова сосредоточился, отпуская лишние мысли прочь. Сейчас он хотел просто изменить форму: сделать себя плоским и широким, чтобы увеличить площадь себя. Или свою? Как правильно думать? Нет, сейчас следует подумать о другом. О том, что толпа мелочи, даже лишь задев его краем выбрасываемой энергии, уже сможет переместить массу Грава на некоторое расстояние. При этом у большей поверхности выше шансы поглотить часть принесенной энергии, размягчиться, чтобы дальше как-то перемещаться самому.
Не размышлять совсем у Грава не получалось, так что он договорился с самим собой, что просто будет пытаться думать не более одной мысли одновременно. Это казалось легче, а на деле тоже получалось не очень хорошо. В какой-то момент Грав погрузился в уныние, понимая, что накатывающие на него чувства — это признак прогрессирующей болезни. Когда к разуму начинают примешиваться эмоции, значит, процесс принял необратимую форму.
Для пробы Грав бросил рядом с собой маленькую мыслишку. Когда совсем небольшой малец на всей скорости ткнулся в неё, Грав постарался захватить, сколько возможно, распыляемой малышом энергии. Даже такой незначительный приток позволил Граву распластать себя в подобие плоского листа. Тогда Грав приложил ещё усилие, приподнял край плоскости себя (Или просто край себя? Не отвлекаться!) и кинул туда несколько мыслей сразу. Тут же стайка молодежи с размаху бросилась за добычей, приподняла Грава над поверхностью земли, протащив его в сторону.
Тут Грав опомнился: предполагаемый выход магмы должен находиться совсем в другой стороне. Ничего страшного — это просто попытка. Зато теперь Грав точно знал, что его задумка вполне жизнеспособна. А вот он сам… Знание, как и эмоции, показатель ухудшения состояния. А ведь Граву предстоит продуцировать многое множество… нет, не так — великое множество мыслей, чтобы энергичный молодняк донес его до жерла вулкана. Остаётся надеяться, что болезнь не успеет перейти в следующую стадию. Знать бы еще, что представляет из себя эта следующая стадия. Да куда ж больше-то знать?! Интересно, а кто-нибудь вообще доходил до этой неизвестной следующей стадии?
Звезда поднималась всё выше, а Грав пока не приблизился к месту уничтожения разума ни на ширину своей формы. К нему приблизились надзирающие. Обычно надзирающими становились особи на начальной стадии разумности. Они обладали способностью достаточно долго удерживать одну конкретную мысль. Конечно, с одной стороны, это указывало на заражение разумом, но с другой, надзирающие имели право на внеочередное разрушение своей мыслящей формы после того, как доставляли на уничтожение столько мыслящих, сколько граней у икоситетраэдра. Именно столько юных энергосгустков образовывалось после разрушения каждого разума.
Надзирающие официально сообщили Граву, что извержение начнется ближе к закату звезды, так что ему следует поторопиться с перемещением в сторону вулкана. В противном случае зараженному придется ещё очень долго ждать своей очереди на уничтожение обычными методами. Грав ответил, что уже принимает меры к регулярному перемещению в нужном направлении, после чего надзирающие полетели дальше.
А ведь это неправильно, подумал Грав. Если один надзиратель ликвидирует двадцать четыре мыслящих формы, после каждой из которых образуется по двадцать четыре новых особи, то скоро на планете будет не поместиться. Даже если из вновь появившихся только половина заразится разумом, всё равно плотность жизненных форм скоро вырастет настолько, что молодежи просто негде будет резвиться. Не лучше ли таким застабилизировавшимся мыслящим структурам, как Грав, тихонько оставаться на месте, формируя дополнительный рельеф поверхности планеты, чем плодить новые формы? И чем его болезнь мешает другим? Его мысли — это его проблема.
Его, да не совсем его. Он же вон разбрасывается мыслями, чтобы заставить молодежь переместить его. Фактически тем самым он умышленно распространяет заразу разума. Конечно, далеко не всякий юнец способен его мысли воспринять, а тем более начать мыслить, но все-таки и его вина будет, если кто-то соберется думать.
Грав приподнял другой край плоскости себя (или всё-таки своей плоскости?) и бросил несколько мыслей. Молодежь налетела и подхватила его, увлекая в нужном направлении. Грав подкинул ещё мыслишку и переместился дальше. Постепенно он пришел к выводу, что не стоит слишком разбрасываться мыслями, достаточно выдавать по одной. Всё равно бросаются все. Дело пошло быстрее. Почувствовав бесхозные мысли Грава, к нему стало прибиваться все больше и больше энергичных юнцов — скорость начала увеличиваться.
Интересно, кто сообщает надзирателям нужную информацию? Этот некто мог бы устроить и организованное перемещение больных к местам уничтожения. А ведь чтобы додуматься до необходимости подобного рода организации этот некто должен уметь размышлять, думать. Значит, он тоже больной? И давно болен. Неужели давнее, чем Грав? Наверное, можно как-то более удачно сформулировать эту мысль, но зачем? Интересно, а другие заражённые о чём-нибудь подобном задумывались? Говорят, интерес — тоже признак усиления заболевания.
По пути Грав обгонял других разумных, которые пытались своими силами добраться до места извержения. В какой-то момент Грав осознал, что обогнал почти всех. Можно и передохнуть. Грав опустился на грунт и блаженно перестал думать. Это получилось почти сразу и принесло невероятное облегчение, от которого форма Грава начала расплываться сама собой. Он ощутил легкость, какую, бывало, чувствовал в молодости, когда еще и думать не научился.
К размышлениям Грава вернула вздрогнувшая земля: вулкан проснулся, мощным взрывом выбросив огромную порцию магмы. Вся молодежь тотчас метнулась к источнику сил и энергии, оставив вновь отвердевающего Грава одного. Несколько мыслей, брошенных вдогонку, уже не смогли приманить ни одного из них. Грав поймал себя на том, что с каждым разом ему все легче и легче плодить мысли, думалось всё быстрее и быстрее — болезнь продолжала прогрессировать.
Ума нет — пусть горят, подумал Грав. Один сгорит — один народится. Сгорит разумный, результат будет значительно хуже. Так стоит ли ему туда вообще двигаться?
— Не стоит, — поймал он чужую мысль.
Странное чувство. Казалось, он думал о том же, но мысль пришла явно со стороны. Грав аккуратно принял мысль и поизучал её. Это было ново. И это было интересно.
— Но посмотреть стоит, — послал он ответную мысль.
Несколько мгновений второй думал про себя. Видимо, тоже оценивал ощущения.
— В этом что-то есть: делиться мыслью. То есть не отдавать её совсем, не выбрасывать, а оставлять и себе, — откликнулся он наконец.
— А главное, уже не страшно заразить друг друга, — подхватил Грав. — И мы сможем спокойно обмениваться мыслями и думать вместе.
— Наверное, это интересно…
— Мне не хочется сейчас уничтожать свой разум, мне хочется попробовать, каково это — мыслить вместе.
— И мне. В конце концов, не такая уж и страшная болезнь — разум.
На фоне заходящей звезды Грав и его новый друг любовались извержением вулкана и понимали, что завтра у них будет ещё много времени на… общение. Да-да, они так и решили это назвать, раз мысли стали общими.
0
0