– Верно, неизлечимая. Но бросить пить и вылечить алкоголизм – разные вещи. Почитай в своем интернете про непьющих алкоголиков. И как воцерковление им помогает.
– Не смешите мои тапочки! Воцерковление! – хмыкнул Селиванов. – Да ей всё по звезде сосулькой! Даже Зое позвонить не смогла: типо, с утра выпил – весь день свободен…
Он сказал это беззлобно, снисходительно, но только совершенно бессердечный человек не заметил бы горечи в его словах. Обиды. И не за себя вовсе.
По пути в холл Инна тронула Селиванова за плечо.
– Вить, ваша мама звонила Зое. После обеда. Но она в самом деле была пьяной, и Зоя её не послушала. Обязательно скажи Павлику, что она звонила. Ты понял?
– Это вы нарочно фуфло гоните, чтобы он не расстроился, – ответил Селиванов. – Но Пашке сказать я и без вас догадался.
– Молодец, ты правильно сделал, – улыбнулась Инна.
– А креститься Пашка вправду не хочет, его просто Зоя запугала, что если он не покрестится, то Бледная дева его в речке утопит. Ваша мать, между прочим… – Селиванов злобно зыркнул на Ковалева. – Тоже не подарочек! Вот объяснили бы ей, что Пашка не её сын, тогда бы она в покое его оставила.
Ковалев хотел было возразить, но Инна приложила палец к губам.
– Сергей Александрович с нею поговорит. Так Павлику и передай, Бледная дева его не тронет. А если он не хочет креститься, никто его не приневолит. И отец Алексий насильно его крестить не станет, потому что Павлик уже не маленький и сам должен решать, креститься ему или нет.
– Какого черта? – спросил Ковалев у Инны, когда Селиванов направился наверх, в спальню.
– Это вы о чем? – улыбнулась Инна.
– О Бледной деве, с которой я поговорю.
Ковалев уселся в кресло возле медицинского отделения, и Инна составила ему компанию – села на диван напротив.
– Вам совсем не жалко запуганного маленького мальчика? Крещение избавит его от страхов, но если он откажется креститься, ему нужно на что-то опереться. Этот злосчастный звонок Зое очень не вовремя случился. Будто все сговорились довести ребёнка до нервного срыва. Он пока не готов сам справиться с ситуацией, ему всего семь лет.
– Может, лучше объяснить ему, что Бледной девы не существует? Мне кажется, это подействует надежней.
– Вы в детстве не боялись темноты?
– Нет, – соврал Ковалев.
– Пока рядом кто-то из родителей, ребёнок с радостью верит, что в шкафу или под кроватью никого нет, но стоит ему остаться в одиночестве, и страх возвращается. Этот страх иррационален, его нельзя победить логическими доводами. Должно быть, у вас в детстве за спиной был надежный тыл, у Павлика его нет.
– Дед учил меня надеяться только на себя, – пробормотал Ковалев.
– Не сомневаюсь. Но как вы думаете, у кого вы научились защищать слабых? Думаю, ваш случай как раз иллюстрация к расхожему утверждению: ребёнок последует вашему примеру, а не вашим советам. Почему бы вам не послужить примером для Павлика?
– Ну да, подать пример общения с привидениями. Просто отличный пример!
– Не станете же вы разубеждать свою дочь в том, что Деда Мороза не существует, – всему своё время. Уверяю вас, став взрослой, она не будет думать, что глупый папа верил в Деда Мороза. К тому же Бледная дева – не Дед Мороз, она действительно существует.
– Вот только ерунду выдумывать не надо… – Ковалев глянул в потолок и покачал головой.
– Она – ещё одна ипостась реки, её часть, её фантом. Вряд ли вы поверите мне, и все же я скажу: человек не может уйти из этого мира просто так, ничего после себя не оставив. Тем более утонувший человек. И недаром страхи Павлика цветут здесь пышным цветом…
– С этим я полностью согласен: если запугивать его Бледной девой, он без вопросов будет её бояться.
– Дело не только в запугивании, хотя я не отрицаю, что это немаловажный факт. Но… Бледная дева имеет здесь силу, особенно теперь, когда дяде Феде так трудно её сдержать. Павлик уязвим, его страх – открытые ворота, через которые Бледная дева пьет его жизнь, энергию. И в итоге загонит в такую глубокую депрессию, что ему захочется смерти. Поглядите, как он осунулся с тех пор, как вы прогнали «волка» и на его место явилась Бледная дева…
– В депрессиях я ничего не понимаю, но, мне кажется, ребёнка просто затюкали со всех сторон.
– Не без этого. Многим людям иногда трудно сделать простейший выбор: что съесть на завтрак, например. А тут множество уважаемых ребёнком людей пытаются склонить его на свою сторону – есть от чего растеряться. И тем не менее… Я тут поразмыслила о том, что вы мне рассказали… О заговоре на смерть. Делая такой заговор, человек привлекает на свою сторону силу, которая сильней его, становится её должником. Здесь средоточие такой силы – река. Так вот, долг не был оплачен сполна. Крещение, смена имени, изгнание бесов во время обряда, покаяние, причастие – все это делает человека неуязвимым перед силой реки. Но долг остается – и платят его другие. В данном случае Павлик. Думаю, Зоя хорошо это понимает, потому и стремится его окрестить.
– Так в чем дело? Если вы считаете, что крещение защитит его от Бледной девы, зачем этому сопротивляться? – хмыкнул Ковалев.
– Вы тоже против его крещения, или я что-то путаю? – загадочно улыбнулась Инна.
– Я против мракобесного обряда, который вредит здоровью ребёнка.
– А я против навязывания детям нездоровых христианских ценностей. Не все иллюзии вредны, но любовь Бога идет изнутри, а не извне, она действительно подобна наркотику.
– Вы определитесь, существует этот бог или нет…
– Уверяю вас, даже если он существует, то он никого не любит. Он питается любовью и страхом верующих. А ещё я считаю, что человек – это звучит гордо. Бог позволяет человеку быть слабым, и даже требует от него быть слабым. Вот дядя Федя справлялся с рекой без божьей помощи. И пока он был жив, Бледная дева не приходила за детьми и не доводила их до депрессии. Вы тоже могли бы… Ведь хтона вы уже приручили…
– Бледную деву тоже надо приручить? Изловить, скрутить в бараний рог и притащить в дом? – осклабился Ковалев. – Напоминает анекдоты про русалок.
– Нет. Помните, я сказала, что река играет с вами, а не со мной, и я не знаю, что ей надо. Над этим я тоже думала. То, что она зовет вас, вы, мне кажется, отлично чувствуете. Но задумайтесь над разницей в словах: зов и призвание. Мало ответить на зов, мало призвания – нужно то, что принято называть инициацией. Она не просто играет с вами, она испытывает вас.
Ковалев многозначительно покивал.
– Увы, в вашем случае инициация однозначна: чтобы пройти испытание, справиться с рекой, надо переплыть её тогда, когда переплыть её невозможно. Не скажу, что после этого она ляжет под вас, но она будет вас уважать и иногда вам подчиняться.
– И Бледная дева перестанет приходить за детьми? – сдерживая смех, переспросил Ковалев.
– Если вы пожелаете – перестанет.
– Это потрясающее колдунство.
– Не вздумайте переплывать реку, как бы вам этого ни хотелось.
– Даже не собирался… – проворчал Ковалев.
– Собирались. С первого дня собирались, это было написано у вас на лбу. Она… играет с вами, она заманивает вас. Вы утонете.
– Ничего не понял, – все же рассмеялся Ковалев. Теперь, правда, натянуто. – Так переплыть или не переплывать?
– Переплыть тогда, когда переплыть её невозможно. И только тогда, когда вам этого не хочется. А впрочем, вы сами поймёте, когда и как это нужно сделать.
Влада позвонила в шесть вечера и сообщила, что уже едет в электричке – и что Ковалев может не тащиться в райцентр к девяти вечера, она теперь сама найдет дорогу до стоянки такси.
– Я хотела нагрянуть неожиданно, чтобы застать тебя врасплох, – она хихикнула. – Но потом решила, что это нечестно.
– Что это ты вдруг решила среди недели нагрянуть? – удивился Ковалев.
– Отпросилась.
– Тебя уволят.
– Не уволят, не надейся. Я купила мощный модем и могу спокойно работать на нете. И не думай, что это я из ревности, – просто невозможно торчать тут одной целыми днями и думать, как там без меня ребёнок.
– Я тебя встречу с автобуса, – вздохнул Ковалев.
* * *
– Бабка Ёжка сегодня раскололась. – Витька потер руки. – Рассказала, как Бледную деву поставить раком. Оказалось, все это хурма – найти тело, похоронить там, отпеть. Для ужасов тема, впрыск позитива населению.
Люля опять отпустила Павлика в старшую группу. А ещё попросила Витьку помочь Павлику нарисовать открытку, дала с собой фломастеры. Наверное, Зоя ей не сказала, что это грех. Потому Павлик сидел за столом и рисовал, глядя на планшет, где Витька разыскал того самого кота с тортом и цветами. И сказал Аркану, что никто порнуху на планшете смотреть не будет, пока Павлик не закончит рисовать. Вот такой брат был у Павлика – настоящий брат!
Но если утром хотелось нарисовать хорошего кота, чтобы Бледная дева обрадовалась подарку, то теперь Павлик засомневался: наверное, открытки маловато, чтобы от нее откупиться.
– А чё оказалось? – спросил Аркан.
– Надо переплыть реку тогда, когда её переплыть невозможно. Типо, доказать, что ты мегакрутой крендель. Бледная дева охреневает с такого фэншуя и ложится в позу камбалы.
– Вить, а какая поза у камбалы? – спросил Павлик, вынув изо рта кончик фломастера.
– Примерно как у унылого перед иконой, только глубже и кошерней.
– Как это «глубже»? В воде, что ли?
– Необязательно. Унылый на коленках стоит, а глубже – это растечься ковриком.
– Не, а как её переплыть-то? – приоткрыв рот от удивления, спросил Русел. – Холодина же…
– Холодина – чешуя, к холоду быстро можно привыкнуть.
– К холоду нельзя привыкнуть, – как всегда, заспорил Сашка.
– Вы, часом, не баран по гороскопу? – фыркнул Витька. – Отсос Петрович, вы вообще плавать не умеете, а мы в этом году до сентября купались, и ничего. Сперва вштыривает неслабо, зато потом самые шишечки, аж в письке щекотно.
– Ага. А три недели назад дядька утонул, не слышал, что ли? Чуть-чуть до берега не доплыл. Вот почему, спрашивается? – не унимался Сашка.
– Почему-почему? По кочану папайи. Мужик в фуфайке был, в сапогах. Ты в сапогах пробовал поплавать? Прикинь, если ватник намочить, сколько он весить будет? Почти неотвратимый писец, топором ко дну пойдешь.
– Он, говорят, как раз таки и ватник снял, и сапоги.
– Ну не догола же он разделся. Все равно одежка на дно тянет. Плавать в плавках надо.
0
0