Конечно, начальник лагеря не поверил ни единому слову, но дело замяли, не стали даже обращаться к родителям. Хотя они все втроём после отбоя пробрались в административный корпус и позвонили домой. Дед, конечно, ничего не понял и в родительский день учинил Ковалеву допрос с пристрастием – Ковалев все рассказал ему честно, от начала до конца. Не про Финляндию, конечно, а про травку, – потому что боялся, что дед на тренера пожалуется.
– Ну-ну, – сказал дед. – Надеюсь, всыпали тебе хорошо и добавлять не надо. А то бы я добавил.
Больше никогда в жизни желания курить травку у Ковалева не возникало, хотя пробовать доводилось, за компанию, но без энтузиазма. И никакого зла на тренера он не держал, потому что понимал его правоту и признавал его право наказывать, соглашался внутренне со справедливостью наказания.
Ковалев считал, что готов отвечать за свои поступки. Выходит, не готов? Или не уверен в том, что был прав, забирая Павлика? А теперь, получив по шапке, собирается сбежать, лишь бы не видеть торжества на лице Зои?
Что-то менять было поздно. Раз сказал, что уедет, – придётся уехать. И Влада не поймёт, если Ковалев вдруг передумает.
Следующей гостьей была Инна – приехала на машине, как только по улице проехал трактор, расчистивший снег. Аня уже спала, было около девяти вечера. Инну Ковалев тоже видеть не хотел, тем более что смотрела она на него с неприкрытым сочувствием. Понятно, Влада не обрадовалась её появлению.
Инна сказала, что пришла на несколько минут. К Владе. Отказалась от чая и начала без предисловий:
– Вы не сможете уехать. Аня не сможет – у нее начнётся приступ, как только вы отъедете от реки… от райцентра хотя бы на пять километров. Я говорила об этом Сергею Александровичу, но он мне не поверил. Вы – мать, вы лучше чувствуете опасность для ребёнка; пожалуйста, поверьте, что вам не следует уезжать.
Влада сначала испугалась, а уже потом не поверила. Татьяна права, страх за детей иррационален.
– Серый, ну-ка быстро объясни мне, о чем тебе говорили и почему Ане станет плохо? В пяти километрах от райцентра начинается нецелебный воздух?
– То, что мне говорили, – полная чушь, – проворчал Ковалев.
Однако Инна не сдалась. И начала рассказывать Владе о призвании Ковалева, о власти, которую над ним имеет река, о совпадении, которое привело его в Заречное, и всю прочую ерунду, о которой рассказывала ему раньше. И о том, что Аня будет свободна, как только Ковалев ответит на зов…
По мере рассказа лицо у Влады делалось всё кислей. И становилось понятно, что не только в Бога, но и во всё остальное верят только придурки. Ковалев даже хотел напомнить ей о гадании на картах Таро и пророчествах Ангелины Васильевны, в которые Влада почему-то поверила.
Инна не стала дожидаться, когда Влада выгонит её вон, – ушла сама, оставив Ковалева объясняться с женой о его призвании и прочих совпадениях.
Он рассказал Владе о том, что утром узнал от Татьяны. И о её просьбе не уезжать.
– Нет, она в своём уме? – в конце концов фыркнула Влада. – Она на полном серьёзе думает, что ты должен остаться здесь ради священной миссии спасения утопающих? Нет, ты не подумай, я не эгоистка, которой плевать на чужие человеческие жизни, которые ты призван спасать, но, по-моему, все это далеко от здравого смысла. С тем же успехом ты можешь посвятить свою жизнь тушению пожаров или поискам заблудившихся в лесу детей – тоже спасешь много жизней. Ты не хочешь стать пожарным, Серый? Нет? Интересно, почему? Наверное, потому, что закончил академию по другой специальности.
– Это не миссия спасения утопающих, всё гораздо хуже: они считали моего отца ведьмаком, местным колдуном, который на ты и за ручку с водяными. И хотят, чтобы я тоже стал местным колдуном. Экстрасенсом.
– Потрясающе, – усмехнулась Влада. – Я думаю, нам пора спать, если мы хотим к семи утра успеть на дизель.
Ковалев не посмел заикнуться о том, что его отъезд – малодушие, которое вредит Ане. В смысле лечения в санатории и пребывания на свежем воздухе, без мистики и колдунства.
* * *
Дизель не успел доехать до следующей станции, когда у Ани начался приступ. Но сначала жалобно заскулил Хтон – как только закрылись двери и поезд тронулся с места. Аня тоже ныла всю дорогу, и вдвоём они довели Ковалева до белого каления. Собственно, и приступ начался у Ани, когда он не выдержал и прикрикнул на обоих:
– Да прекратите вы нытьё когда-нибудь? Достали!
Не так уж громко он кричал. И не так уж зло, чтобы ребёнок испугался. Даже Влада не вставила привычного «не ори на ребёнка». И показалось сначала, что Аня нарочно дышит так, как перед приступом, что она научилась вызывать удушье, чтобы получать от родителей желаемое (о чем их с Владой давно предупреждали врачи), но ей неожиданно помог ингалятор. На пять минут.
А Хтон завыл. Как по покойнику – немногочисленные пассажиры оглядывались и ужасались, но заткнуть ему пасть Ковалеву не удалось.
На третий раз ингалятор помогать перестал. Аня задыхалась непритворно, Ковалеву показалось, что у неё синеет лицо, – и ничего, кроме ужаса и растерянности, бессилия, он не ощущал. Влада, едва сдерживая слезы, заорала, чтобы он немедленно сорвал стоп-кран и вызвал скорую, но ей кто-то сказал, что сейчас будет станция и скорую надо вызывать туда, а не в чистое поле.
Ковалев подхватил Аню на руки и бросился в тамбур, Влада потащила вещи, Хтон перестал выть и, шмыгнув у Ковалева между ног, оказался у дверей первым.
Ещё несколько томительных секунд дизель замедлял ход и тормозил, пока не встал у платформы первыми двумя вагонами, – они ехали в третьем. Хтон спрыгнул вниз не задумываясь, Ковалев поискал ступеньки, но так и не понял, как по ним спускаться, и, побоявшись бежать в соседний вагон, тоже спрыгнул в снег, прижимая Аню к себе, – ощущение было такое, будто его ударили по почкам дубиной. Влада сбросила сумки на землю и крикнула, что ей помощь не нужна, когда Ковалев хотел поставить ребёнка на ноги.
Дизель закрыл двери, свистнул и тронулся с места. Аня дышала глубоко и свободно, бронхоспазм прошел так быстро, будто его и не было.
Влада всё же расплакалась. От облегчения. Обнимала Аню и беспорядочно целовала ей голову. Аня лепетала: «Мамочка, не плачь» и в итоге тоже заплакала. Нет, никогда Ковалев не поверил бы, что она может вызвать приступ нарочно, заставить Владу плакать нарочно!
Сам он стоял и не мог сдвинуться с места – боль от удара о землю никак не отпускала. Даже прислониться было не к чему… Хтон скакал по снегу, как веселый щенок, отпущенный на волю, и с непривычки путался ногами в поводке.
Влада утерла слёзы – себе и Ане – и повернулась к Ковалеву.
– Серый, надо вещи… Серенький, Серенький, что с тобой?
– Ничего. Просто испугался.
Она не поверила и сказала:
– Я одну сумку могу понести, она не очень тяжелая.
– Не надо. Держи лучше ребёнка и собаку.
– И куда мы пойдем? Что-то я ничего, кроме платформы, тут не вижу.
– Вряд ли поезд останавливается посреди леса. Наверняка где-то есть дорога и жилье.
Поднимался ветер.
Они вернулись в Заречное к позднему рассвету, отдав за такси сумасшедшие деньги. Аня искренне радовалась, что они едут назад, но вовсе не злорадствовала. И спрашивала, пойдёт она сегодня в санаторий или не пойдёт. Влада сидела впереди, потому что сзади Ковалев держал Хтона.
– Заедем мы туда совершенно точно, – с угрозой ответила Влада. – Сказать твоей Инне, что я о ней думаю.
– А сумки мне потом тащить через мост? – уточнил Ковалев. – И только ради того, чтобы ты сказала Инне, что о ней думаешь?
– Твоя Инна – ведьма почище её матери.
– Мама, Инна Ильинична не ведьма, а бабка Ёжка. Она живет в доме на болоте иногда, и мальчишки говорят, что она ест детей.
– Мальчишки говорят ерунду, – ответила ей Влада. – Мы сделаем так: выйдем у моста на шоссе и пойдем пешком до санатория, там одна остановка. А ты с сумками поедешь до дома на машине. Может, мы ещё успеем на процедуры, раз уж вернулись.
Ветер принес с собой тепло и нагнал тяжелые тучи, начался дождь – сначала мелкий, неуверенный, он не прекращался, а креп с каждым часом.
Влада позвонила из санатория и сказала, что Инна на больничном, а потому придется идти к ней в гости.
– Зачем? – спросил Ковалев. – Неужели чтобы сказать ей всё, что ты о ней думаешь?
– И сказать тоже. Но ради этого я бы к ней не пошла.
– Зачем тогда?
– Тебе, конечно, не понять, но я собираюсь заставить её снять порчу, которую она навела на Аню.
– Так… – поглубже вздохнул Ковалев. – Ничего лучше не придумала?
– И ты пойдешь со мной. Как муж и отец.
– Нет, в этой клоунаде я участия принимать не буду, – хмыкнул Ковалев.
– Серый, раз мы теперь не дружим, а враждуем семьями, ты должен меня поддержать.
– Даже не собираюсь. Ни враждовать, ни поддерживать.
– Речь идет о здоровье твоей дочери. Ты ведь не будешь отрицать, что по дороге в город у нее случился приступ?
– И что? Ребенок расстроился, переволновался, в машине ее укачало…
– Серый, пожалуйста. Я должна пойти. Но одной появиться в этом змеином гнезде мне страшно.
– Не ходи.
– Я всё равно пойду. В любом случае. Я тебя попросила, но ты можешь наплевать на мою просьбу, никто тебя не заставляет, – фыркнула она и положила трубку.
Ага, не заставляет… Да это натуральный шантаж!
Здесь не запирали дверей, по крайней мере днём, и Влада растерянно остановилась на высоком каменном крыльце дома главы администрации в поисках звонка.
– Тут принято стучаться, – намекнул Ковалев, но Влада, вспыхнув, решительно распахнула дверь безо всякого стука.
Должно быть, Ангелина Васильевна увидела их из окна, потому что в эту секунду как раз появилась на веранде. С улыбкой радушной хозяйки.
– Правильно ли я понял, что Илья Валентинович на работе? – осклабился Ковалев.
Улыбка её слегка поколебалась.
– Увы, – ответила она, быстро взяв себя в руки.
– Передайте ему, что я жду извинений за его личную просьбу к капитану Колтырину.
0
0