Наверное, не стоило говорить этого в присутствии Влады, глаза которой и так метали молнии по сторонам, но, к счастью или нет, на веранде появилась Инна. Ковалеву показалось, что она ждала Владу. И того, что Влада не просто появится – ворвется в дом. Улыбка Инны охладила пыл Влады с поразительной легкостью. Ведьма… Она не могла применить свои чары вчера? Когда говорила, что Аня не сможет уехать? Или ей непременно надо было, чтобы и Влада, и Ковалев убедились в её словах? Впрочем, Ковалев был склонен считать Анин приступ совпадением. Она не хотела уезжать, и, возможно, её подсознание сыграло с нею такую злую шутку…
– Мам, это ко мне, – объявила Инна и выразительно посмотрела на Ангелину Васильевну. – Сергей Александрович, папа непременно извинится перед вами. Он искренне раскаивается в том, что сделал.
Она снова посмотрела на мать.
– Ну, раз это к тебе – зови гостей пить чай, – нисколько не смутившись, сказала старая ведьма, но убралась с веранды с некоторой поспешностью.
– Садитесь. – Инна кивнула на стол с самоваром перед широкими окнами. По стеклам стекали крупные дождевые капли. Снег во дворе посерел и скукожился, просел. Ковалев вспомнил, как уютно было за этим столом, когда светило солнце, – и как сумрачно и будто бы сыро стало теперь.
Влада похватала ртом воздух, но все же села, злобно сжимая губы. Инна достала три чашки тонкого фарфора, налила красивого земляничного варенья в вазочку, включила самовар и дернула выключатель – над столом уютно загорелось бра в красивом абажуре.
– Я люблю нижний свет. Он теплее, – сказала Инна, усаживаясь за стол. Она оставалась совершенно спокойной.
– Я знаю, зачем тебе это понадобилось! – зашипела Влада.
– Мне кажется, вы ошибаетесь, Влада Всеволодовна, – без тени иронии ответила Инна. – Я понимаю, что со стороны мои мотивы выглядят понятными: сидит молодая симпатичная девка в глуши, каждый приезжий мужик должен вызывать её интерес. А уж тем более образованный, высокий, интересный, с блестящими перспективами… Простите, Сергей Александрович, я бы предпочла поговорить об этом наедине с вашей женой, но не выгонять же вас под дождь?
– Я могу пойти домой, – обрадовался было Ковалев.
– Нет уж, теперь слушайте. Тем более что это не займёт много времени. Влада Всеволодовна, если бы я захотела, ваш муж бегал бы за мной, как мальчик, забыл бы и вас, и дочь. Но этого не произошло, не так ли?
От возмущения Влада не нашла, что ответить. А Ковалев неожиданно сказал:
– Влада, она права. Я… видел… знаю, что она может это сделать.
– Так почему не сделала? – с кривой улыбкой спросила Влада.
– Потому что ваш муж мне не нужен. Ни в качестве мужа, ни в качестве любовника. Его отец был моим другом. Не сердечным другом, не поймите меня неправильно. Помощником. Мне его не хватает. И в вашем муже я вижу только его преемника.
– Я слышала, ваша прабабка нагадала, что мой муж погубит вас, – задумчиво произнесла Влада. – Право, не знаю, что это значит, но не боитесь ли вы прабабкиного пророчества?
– Нет, не боюсь. Перед смертью баба Ксеня сняла с меня это проклятие. Теперь ни ваш муж, ни какой другой мужчина погубить меня не сможет, у меня другая судьба.
Откуда-то сверху раздалось приглушенное «Ах»… А потом на лестнице, ведущей на второй этаж, зазвучали торопливые шаги. Ковалев не усомнился в том, кого сейчас увидит. Наверное, внутри дома была ещё одна лестница, ведущая наверх…
Инна тоже оглянулась на лестницу. И спросила с улыбкой:
– Подслушивала?
– Инка! – На Ангелине Васильевне лица не было. – Инка, ты правду сейчас сказала? Сознавайся, ты правду сказала?
Последнее она выкрикнула истерически, с ужасом. Ковалев думал, что сейчас Ангелина ухватит Инну за воротник и начнет трясти. Но Инна охладила её долгим тяжелым взглядом, и старая ведьма остановилась, не дойдя до стола трёх шагов. По лицу у нее побежали слёзы, оставляя дорожки с темными разводами туши на напудренных щеках.
– Что она наделала! Что наделала! – тоненько тянула Ангелина в полном отчаянии. – Она же тебя ещё верней погубила! Сама на болоте просидела всю жизнь и тебе такую же судьбу сосватала? Я-то, я-то, дура, верила, что она так и умерла, никому силу не передав… А она… Старая сука! Что наделала!
– Я думала, ты сама давно догадалась, – спокойно и свысока сказала Инна. Слезы матери её будто не тронули. – Могла бы догадаться, не тайна за семью печатями.
– Вот как оно вышло… – Ангелина с ненавистью поглядела на Ковалева. – Вот как вышло! Все же погубил…
Он хотел спросить «А я-то при чем?», но счел лучшим пока помолчать.
– Ничего не помогло… Ничего… Я думала, от судьбы можно спрятаться, обмануть судьбу. Судьбу не обманешь, – забормотала старая ведьма. – Все же погубил…
– Мам, прекрати истерику, а? Выпей чайку. Сергей Александрович ни в чем не виноват.
– Лучше бы ты утонул тогда! – в отчаянии выкрикнула старая ведьма с перекошенным лицом. – Лучше бы ты утонул! Зачем Федька тебя спас вместо Наташки? Зачем?
– Мам, ты совсем обалдела? – вздохнула Инна. – Перестань орать. Я жива и здорова. И своей судьбой вполне довольна. Ты сама всю жизнь этой моей судьбы хотела, еще скажи, что нет…
– Хотела! Да, хотела! Потому что я – циничная стерва, потому что с детства училась равнодушию к чужим смертям! Для того медицинский закончила, для того в хоспис пошла работать! Чтобы сердцем зачерстветь, чтобы привыкнуть, не пропускать через себя чужую боль!
– Научилась? – усмехнулась Инна. – Вот потому баба Ксеня тебе свою судьбу и не отдала. Потому что ты главного не понимала и не понимаешь: они не через дом на болоте – они через чьё-то сердце должны уходить. Кто-то должен их за руку подержать перед уходом.
– Но почему это должно быть именно твоё сердце?! – с честной нежностью и страхом прошептала Ангелина.
– Наверное, потому, что мне хватит на это силы, – отрезала Инна. – Мам, сила даётся именно на это, а ты хотела силу на что-нибудь другое приберечь. Для того и училась равнодушию.
– Так зачем, как ты думаешь? Есть ли в моей жизни что-нибудь, кроме тебя? Только чтобы тебя защитить, тебя счастливой сделать! Ты ещё под сердцем у меня была, а я уже за тебя готова была любому глотку перегрызть, как волчица.
– Может, тоже заговор на смерть Сергея Александровича делала? – Инна презрительно изогнула губы.
– Тоже? Что значит «тоже»? – Ангелина подняла брови, но потом покивала вдруг головой с пониманием. – Ах вот как! Вот оно что! Я-то всю жизнь себя винила! Столько лет была уверена, что погубила Наташку, да ещё и без толку! А это Зойка! Зойка, стерва!
– Ты успокоилась? – спросила Инна. – Тогда сядь и расскажи. Всё равно призналась…
– Ни в чем я не призналась, – холодно ответила Ангелина. – В отличие от дуры Зойки, я заговор на смерть делать никогда бы не осмелилась. Тем более с ребёнком под сердцем.
– Сядь, – повторила Инна и повернулась к Владе. – Извините нас. Не нужно было выяснять отношения в вашем присутствии.
– Ничего, я уже начинаю привыкать к вашим… к выяснению отношений, – ответила Влада.
Перед Ковалевым Инна извиняться не стала. А ему очень хотелось уйти, чтобы не слушать бреда на тему странных фантазий.
Ангелина всё же села – напротив Ковалева. И сказала, глядя ему в глаза:
– Я не делала заговор на смерть, ни на вашу, ни на смерть вашей матери. Я не сумасшедшая. Я лишь хотела, чтобы Наташка уехала. Испугалась и уехала. Видите ли, бабкино пророчество звучало расплывчато: сын Наташки погубит твою дочь, мою правнучку. Как и когда, она не сказала. И вариантов было сколько угодно. Дитя в материнской утробе погубить легко – матери достаточно поднять на руки трёхлетнего карапуза, например. Или испугаться чего-нибудь. Или оступиться и неудачно упасть. Я всего лишь хотела, чтобы Наташка уехала и увезла вас. Я всего лишь вызывала домового, безобидного домового! Чтобы постучал по полу на чердаке и ножками потопал. Наташка боялась темноты, две ночи – и она бы сбежала. А вместо домового явился этот кошмар! Настоящий демон смерти, убийца… Кстати, он теперь сидит у вас во дворе.
– Ерунду не болтайте, – проворчал Ковалев. – Я готов поверить в то, что вы вызывали домового. Я тоже в детстве вызывал пиковую даму и кровавую Мэри. Сам я их не видел, но кое-кто из моих друзей утверждал, что они приходили. Однако у меня во дворе сидит нормальный, живой и вполне покладистый пёс. Ветеринар сказал, что ему около двух лет.
Ангелина его будто не услышала.
– Смирнов его долго ловил, собирался утопить. А когда поймал, вдруг передумал. И тоже считал, что его Хтон вполне покладистый и безобидный пёс. Впрочем, это возможно: ведь он сделал то, для чего его вызвали…
– А я думаю, что в ту ночь кто-то нарочно привёл злую собаку в дом к моей матери. Это гораздо более правдоподобно, нежели вызов домовых, заговоры на смерть и прочая чушь. Учитывая, чем кончилось дело, можно назвать бедного пса убийцей. И даже демоном смерти, звучит поэтичней. Я бы хотел узнать, кто это сделал, но, боюсь, по прошествии стольких лет найти его невозможно. Зоя Романовна утверждает, что это была она.
– Она врёт! – усмехнулась Ангелина. – Она была у меня в ту ночь. И никуда не отлучалась. Мы бы проболтали до утра, такое часто бывает с девушками, но услышали крики тети Паши, увидели людей под мостом… Я тогда жила на другой стороне реки, неподалеку от вашего дома.
– Серый, они тут все сумасшедшие? – спросила Влада по пути к дому.
– Ага, – ответил он.
Дождь лил и лил, растопив почти весь снег. Они шли вдвоём под одним зонтом, Влада прижималась к Ковалеву и иногда заглядывала ему в глаза снизу вверх.
– Я серьёзно. Они же шизофренички обе… Ты слышал, о чем они говорили? Я подумала даже, что они нарочно это всё разыграли. Но администраторша так натурально руки ломала, как ни одна актриса не может. И если они на полном серьезе, то это диагноз. Про какой дом на болоте они говорили? Аня тоже сказала про дом на болоте.
– Дом, где жила прабабка Инны. Я там был. Дом как дом… Заброшенный, даже электричества нет. Мальчишки бегают туда испытывать смелость, это местная традиция.
0
0