Открываю глаза. Всё плывёт. Гул в ушах. Сильная боль пульсирует в правой части лица. Чувствую, как под руки меня подхватывают двое парней, что всё время молча стояли за спиной Тарасова. Оборачиваюсь на Серого. Тот потирает огромный кулак-кувалду.
— Уберите его нахер! — слышу сквозь звон в ушах его голос.
Пытаюсь вырваться. Но сил нет. В ответ получаю несколько сокрушительных ударов по почкам, голове, в солнечное сплетение. Задыхаюсь от боли, на губах кровь вперемешку с дорожной пылью — лежу на земле. В голове расплываются мутные пятна.
Меня снова подхватывают под руки.
Тарасов подходит ко мне на расстояние вытянутой руки. Снимает очки. Кривит губы в издевательской улыбке. Знает, что я ничего ему не сделаю. Не сейчас. Только бы выбраться — придушу.
— Вот, что я придумал… Есть у меня ещё один товарищ — любитель сотрудничать с полицией. Юра Никитин. Всё верно, Сергей? Он тоже стучит на меня?
— Верно, — сплёвывает Серый.
— Вот хочу показать ему настоящую смерть. Всё думал, где её достать… Эти любители реальных воспоминаний так уязвимы. Пусть кайфанёт напоследок, вспомнит твою смерть.
— Отличная идея! — говорит Серый и садится в машину. — Всё, что угодно, лишь бы я его больше не видел.
Раздаётся свист шин, поднимая столбы пыли, и авто моего напарника скрывается за воротами.
И тебя придушу. От этой мысли хочется улыбаться.
— Ну вот и всё! Неправильно себе друзей выбираешь… — обращается ко мне Тарасов. И, сощурив глаза, скалится. — И врагов тоже! Давайте, заканчивайте!
Меня волокут к тяжелой машине. Только теперь я понимаю, откуда доносится то самое шипение и лязг металла. За большим ангаром стоит огромный пресс, в котором старый автохлам превращается в груды спрессованного железа.
Знаю, что меня ждёт. Эти уроды ничего не скрывают. Но всё вокруг словно бледнеет, или темнеет… Размывается и становится неважным. Только бы добраться до этих ублюдков.
Оглядываюсь по сторонам. Нужны силы. Есть только один шанс.
Резко, что есть сил, тяну на себя правую руку. Она свободна. Ожидаемый удар — пригибаюсь. Хватаю за шкирку бритоголового, коленом попадаю ему в голову. Отталкиваю тяжёлую тушу, словно мешок с дерьмом, на второго урода.
Выхватить пистолет… Мысль обрывается грохотом.
Дикая боль пронзает правый бок. Подкашиваются ноги. Отчаяние заполняет разум. Сквозь муть слёз вижу третьего парня, который стоит с пистолетом в руке. Хватаюсь рукой за бок — горячая кровь липнет к рукам. Падаю на землю. Холодно. Всё плывёт и вертится, словно дикий «вертолёт» после пьянки. Вместо жестяного пейзажа кровавая дымка. Меня волокут по земле. Из-за гула едва различаю голоса.
— Передавай привет Юрию! — смеётся Тарасов.
Чувство беспомощности разрывает меня изнутри сильнее боли. Даже смерть не так страшна. Но неужели я проиграл? Им всё сойдёт с рук. Я уничтожу их! Смеюсь, отхаркиваясь кровью. Всё равно будет так… Как? Эта мысль тонет в разрывающем мозг вихре. И всплывает ответ.
«Передавай привет, Юрию!» — смех Тарасова отдаётся в больном сознании.
Я передам ему привет, сука!
Вот она спасительная мысль.
Юра, привет! Слушай, слушай меня и просыпайся!
Это всё происходит не с тобой! Я — не ты, и это — не твои воспоминания! Просыпайся, сукин ты сын! Просыпайся!
«Передавай привет, Юрию!» — звенит в голове. Больше ничего не остаётся.
Слушай меня! Слушай себя! Ты не здесь! Разве ты можешь быть на этой свалке? Сидишь дома на своём гребаном диване. В теплых тапочках. Давай, Юра! Просыпайся…
Белые стены расплываются. Сердце бешено колотится в груди. Незнакомая комната. Или… Начинаю узнавать. Я у себя дома? Точно: книжный шкаф, письменный стол, диван и кресло, в котором я сижу. На стене фотографии в гипсовых рамках в стиле прованс, с которых на меня смотрят отец, мать, сестра. Когда-то среди них была и Лера — была да сплыла.
Тянусь к мнемофону, но не могу нажать на кнопку — руки дрожат, как после дикого бодуна. Перед глазами ухмылка Дмитрия Тарасова.
— Всё, что угодно, лишь бы я его больше не видел! — голос Серого звучит, как наяву. Я испуганно оборачиваюсь. Никого нет.
— Придушу тебя, — неожиданно срывается с моих губ.
Кто я?
Вновь смотрю на фотографии. С самой большой на меня смотрит щуплый очкарик. Так точно — это я. Юра Никитин. И всегда им был, кроме тех воспоминаний, которые мне даёт Роберт. Вот же гад!
А как улыбался мне сегодня! Точно всё знал…
Вспоминаю репортаж по телевизору, который так его заинтересовал. Мёртвый полицейский… Тогда я спросил Роберта, знал ли он его. Зачем? Закрываю глаза ладонями — ведь я тогда спросил себя! Не потому ли, что смотрел на собственный труп?
Я был этим самым полицейским. Стасом Митрофановым.
Задыхаюсь от этой мысли. Встаю, держась за спинку дивана. Подхожу к окну — нужен свежий воздух. Вокруг уже белым-бело. Первый робкий снег за время моего «отсутствия» перерос в метель.
«Им всё сойдёт с рук», — чужая мысль раскалённым сверлом вонзается в мой разум.
Перед глазами лицо Серого, Тарасова, и… Владимира Петрова: губы чуть искривлены, челюсти сжаты, глаза зажмурены. Володька! Мы работали с ним в соседних кабинетах. Но я даже не знал, что он умер.
— Небось ещё и убийц прикрываете? — опять чужой голос слышится в голове. Чужой, но знакомый. И сладкий аромат бархатной кожи застывает в воздухе. Цветочный запах шампуня. И моя ладонь ложится на её грудь, проходит по плечам и талии…
— Ты трус, долбаный трус! — словно будильник звучат её слова.
Шла бы ты! — думаю я. Но эти мысли не мои. Я бы никогда не сказал Марине такое. Она же ангел. И даже воспоминания о ней делают меня счастливым.
— Я не трус! — говорю вслух, будто обращаюсь к ней. — Он трус, но не я.
Тут же становится стыдно за свои слова. Он спас меня. Или не меня вовсе? Он хотел отомстить?
«Я уничтожу вас!» — эта мысль звенела у него — у меня — ¬в голове перед смертью-пробуждением. А что сейчас? Я всё ещё хочу этого. Точно так же я хочу и Марину.
Беру диск из мнемофона, проверяю индикатор. Он не стёрт. Все воспоминания осталось на диске! Ведь я не умер…
Мариночка, Мариша… Хотела сенсацию? Она есть у меня. Посмотрим, насколько сильны твои амбиции! Странное чувство мести просыпается во мне. Или не во мне?
Номер телефона набираю не задумываясь. Только вовремя вспоминаю, что она не знает меня. Палец замирает над зелёной кнопкой.
Но ведь я её знаю.
Я знаю тебя, моя красавица.
— Привет, Юра, — зачем-то говорю я перед тем, как нажать кнопку вызова.
0
0