Гучия плакала, дёргая плечиком и отвернувшись к слабо дребезжащему окошку. Лёгкие волосы подрагивали от студёного утреннего ветра, рвущегося сквозь оставшуюся над стеклом щель.
— Чего ты? – буркнул наконец Ильзар, звонко щёлкая затвором пистолета. Он прицелился вперёд, сквозь застящий обзор туман вдоль Щеринской, цыкнул зубом и недовольно отвернулся. Пистолет положил на тощие острые колени.
— Умереть боится, — хрипло объяснил Лук, вертевший облезлую громоздкую баранку. – Как и ты, Бис.
— Все боимся, — отозвался я, махнув рукой: эка невидаль! – смерти бояться. Чёрт. Руки-то у меня дрожали, и ещё как; но хуже было то, что я представлял себе, почему может плакать смирная домашняя девочка из благополучного Эйзула. Представлял – и издевался.
Чёртов страх. Вечно он всё поганит, даже когда знаешь, как надо правильно.
— Я не потому, — возмутилась Гучия, вытаращив огромные карие глаза, чуточку покрасневшие от плача. – И вовсе нет! Если я с вами, значит, с вами!
— Знаем мы, — тихо сказал Лук, похлопав её по плечу. – Поверь.
Гучия посмотрела на него, потом на нас, рассевшихся по краям заднего сидения. Картинка на загляденье: броники велики на шут знает сколько размеров, держатся только благодаря повытершимся пуховикам, из воротов торчат немытые бошки. Ноздрями поводят, зубами щелкают. Девчушка прикусила губу, прикидывая, не разреветься ли сызнова. Ильзар глаза закатил, ровно аллаху молиться начал. Они у него тёмные, чёрные, как смола во рвах, любая девка засмотрится. Кроме разве что моей сестрёны Тэб, которая большая умница и всё ещё старается не пропускать школы, ну и Гучии.
— Скоро? – спросил Лук, сбрасывая скорость и подаваясь на руль, чтобы хоть как-то разглядеть, что там поодаль. Мы с Ильзаром поснимали с предохранителей стволы и откинулись так, чтоб поменьше в окнах отсвечивать. Это район уже был более или менее зажиточный: то там, то сям попадались машины разной степени проржавелости. Чем дальше, тем меньше было таких, что выстаивали на кирпичах, а у некоторых даже окна и фары остались целы. Скверный знак: у кого-то хватало сил и дури, чтобы защищать ещё и машины. Эдак могли вломить и нам – ни за что, просто из осторожности.
— Вперёд, до первого поворота, там направо, — гортанно выговорил Ильзар и нахмурился. – Только ты б пошибчее, что ли? Неровен час…
— Каркай ещё! – обозлился Лук. Руки у него были длинные, узловатые от мышц, перевитых венами; и действовал он ими всегда безошибочно. Вот как сейчас.
— Унпунты! – загнусавил Ильзар, хлопая бабьими ресницами, чтоб сморгнуть слёзы, — Нш! Ншш унпунты!
— Тихо будь, — сказал Лук, осторожно отворачивая правее, чтобы обогнуть крошечный изувеченный внедорожничек – салатовую японскую игрушку. Двери были изломаны и прорублены, двух колёс недоставало. Корма так и вовсе почернела от огня – хотя, рвани бензобак, выгорело бы дотла.
Ильзар промычал громче, и Лук убрал руку от смуглого горбатого носа, вытер пальцы о сиденье. Гучия звонко щёлкнула чем-то, но тут уже ничего не попишешь – и мы катились дальше, всё время ожидая, когда же займутся нашим балаганчиком. Тут, похоже, в ходу куда как крутые способы веселиться…
Обошлось.
За поворотом виднелись здоровенные тополя с жиденькой листвой на растревоженных мётлах крон. Несколько лежали, сваленные на проезжую часть, все в одну сторону, к реке. Из-под замшелого ствола одного торчал смятый кузов грузовичка «Теннесси» с призывно распахнутыми створками. На пятнисто-желтом борту виднелась лаконичная надпись «Люди», сделанная аэрозолем, а чуть ниже – бурый отпечаток пятерни. Всего один.
Здания здесь были повыше, почти все – со слепыми окнами, без стёкол. Не жилые, скорее всего: полно спальных районов, где свет дважды в день и вода почти всё время есть. Тут – разве что воевать. Снайпера – хоть в каждый блок на верхние этажи натыкай.
Впрочем – кому оно надо? С тех пор, как гвардию ввели…
— Притормози, Лук, — тихо попросила Гучия, вскидываясь и прилипая к запотевшему окну. Пальчики – тоненькие-тоненькие, с почти прозрачной кожей и облупившимся игрушечным лаком – торопливо протирали сизые капли. Ильзар тоже встрепенулся, поднял пистолет, всё ещё держа его ниже края окна; левой же рукой парой быстрых, звериных махов протёр своё окошко, нервно стреляя глазами по захламленной обочине.
— Чего там, Ильзар? – спросил Лук, не спеша сбрасывать скорость.
— Чисто вроде, — с сомнением сказал Ильзар, кривясь и щурясь, — А вообще – иблис не разберёт, что там такое. Туман.
— Это я понял, — спокойно сказал Лук, — Бис?
— По лівім бакштазі штиль, — сказал я твердо на летнем диалекте. И добавил, больше для Ильзара, по-местному: – Слева тихо. — Лук мотнул головой. И остановил машину.
Ветер сразу завыл громче, стало слышно хлопанье жести где-то во дворе широко растянувшегося комплекса справа. А ещё – вороны. Множество воронов – тоже где-то во дворах. Видимо, им повезло найти, чего пожрать; или просто кому-то другому очень сильно не повезло.
— Ну, девочка? – терпеливо сказал Лук. – Что случилось?
Тут-то и появился архоза. Волнообразно шевеля мощным хвостом о двух гребнях, он всплыл из-за блока слева, прижимая четыре пары лап к белесому чешуйчатому брюху и задирая повыше тяжелую башку. Не знаю, откуда на него смотрел Рубик, который заливал про пылающие глаза, — нам из машины глаз под массивными дугами бровей было почти не разглядеть. Потом архоза распахнул пасть, демонстрируя громадные редкие клыки, и беззвучно глотнул что-то, шевельнув складками на плавно переходящей в плечи шее.
— Вот шайтан, — прошептал Ильзар, прижимая пистолет к щеке. Не знаю, конечно, но от архозы, как по мне, даже шайтан, имей он хоть каплю мозгов, драпал бы почём зря. Когда осень ещё подступала, против них использовали даже тяжелые танки, не говоря уже о ПТУРСах и прочей ерунде. Глупо, конечно; но – хоть сиди, хоть бегай, всё плывет по своим руслам, кому на роду зубы писаны, тот не утопнет. Солдаты сделали, что могли.
Архоза обделил вниманием стоящую машину, благо таких вдоль улицы была пропасть, и далеко не все были перевернуты, разбиты или смяты. Зверюга взмыл повыше и стремительно метнулся через дорогу, ловко струясь в белесом тумане. Спереди клыки заходили за жесткие чешуйчатые губы, отчего морда выглядела… целеустремленной, что ли. Он будто охотился – мчался куда-то наперегонки с пульсом.
Гучия затихла влет: архозу она до сих пор ещё не видывала. Он впечатляет всегда, но, когда в первый раз – обделаться самое плёвое дело, поверьте. Девчонка ещё держалась молодцом, хотя уши вмиг сделались прозрачно-воскового цвета.
Ильзар следил за зверем краем глаза, полуобернувшись ко мне. Всё верно: за архозами, сколько их ни видали, постоянно шатаются отродья помельче – и с «Гранпанаму» размером, и с садовую тачку, и такие, знаете, серединка на половинку. Вот эти уже не побрезгуют обшарить околоток, потыкаться мордами в машины, в квартиры… Надо думать, вот-вот появятся; только стрелять придётся в упор, издали не получится: архозы легко тревожатся, и атакуют источники громкого шума.
И тут машина дрогнула, скрипнув рессорами. Потом ещё раз – сильнее. Лук выругался, почти беззвучно, но затейливо и очень некрасиво.
— Что это? – поинтересовалась Гучия, поднимая ствол и оглядываясь по сторонам.
— Он, дивись, — выдохнул я, сообразив. Впереди, чуть в стороне от архозы, на землю мягким пологом, сминаясь и расправляясь поочередно, валился жёлтый лопастный лист метров пятьдесят в диаметре, отдаленно похожий на полотно, которым была накрыта монументальная скульптура. Над самой землёй он нырнул в туман, откуда почти сразу раздался низкий, едва слышимый шлепок; снова дрогнула земля, а вместе с ней подскочила и бедная наша тачка.
— Непруха, — сухо сообщил Лук и снова завёл движок. Машина двинулась вперед, спешно набирая скорость, повизгивая скатами.
— Слева обходи, — посоветовал Ильзар, уже полностью развернувшийся назад, чтобы вовремя засечь свитских архозы.
— Не учи отца, — жестко гавкнул Лук, выворачивая руль, когда ещё один лист мягко спланировал на обочину, вывалив толстенный черенок чуть не наперерез нам. Гучия завороженно наблюдала картину. И молчала.
Мне отлегло. И в этот момент впереди и вверху очередной лист угодил на спину архозы. Тот взревел, пока мелькопильчатые края плавно спеленывали мощные кривые лапы, изогнулся – и упал, врезавшись в очередной тополь, тут же рухнувший на правую половину проезжей части и дальше, на обочину. Коротко пискнула сигнализация, лязгнули сминаемые машины. Жёлтый свёрток конвульсивно бился и изгибался, не издавая больше ни звука.
Лук газанул, дёргая неуклюжий рычаг переключения передач, – и тут же по тому месту, где только-только прошелестела машина, гулко хлопнул могучий хвост, вокруг которого бесшумно оплетался черенок.
Листья больше не сыпались; не то листопад был кратковременным сам по себе, не то нацелился конкретно на архозу. Свои минусы нашлись бы и в том, и в другом случаях, а доподлинно никто ничего не знает всё равно.
— Осень, — с чувством произнес Ильзар. Как выругался.
— Зато знаем, почему падали другие тополя, — пожал плечами я. Вот уж воистину: знание бывает двух типов – бесплатное и оплаченное. Второе достается дорогой ценой и обычно страдает неполнотой. Первое может быть даже совершенным и стопроцентным, — но, как правило, изумительно бесполезно на практике. Вот как этот пример с миграцией архоз – или бегством?..
Гучия переключила моё внимание на себя, осторожно и деликатно отерев лоб рукавом.
— Уже поруч, — спокойно предупредил я, снимая с предохранителя «темучина». Лук покосился в зеркало заднего вида, но промолчал, только пожевал губами. Дома он курит, притом, что – почти без перерыва, разве что в спальнике или в душевой – нет. Здесь же, в Осени, где постоянно пахнет дымами и кострищами, курить слишком опасно: нельзя даже на йоту отвлекаться от запахов окружающего. Потому Лук нервничает и сердится, пускай и знает, что волнение вредит не меньше.
Ему трудно мне верить, адски и немыслимо трудно; и каждый раз хочется оспорить, возразить, переиначить. Такой характер, наверное. Вон у деда моего, пока не заломали его страхоползки, натура была даже покруче! Спасу никому не было. Да что там! Даже потом, когда нашли, где он влопался, вокруг его ботинок и винтовки полторы дюжины отродьев насчитали.
— На уши, — посоветовал я Луку, чтобы мужику было проще, — на уши гляди! На щеки ещё. Гучия!
Девочка обернулась, нервно потирая лоб маленькой аккуратной ладошкой. Щечки и ушки у неё и впрямь зарумянились, хотя в кабине стало ещё холоднее в преддверии настоящего утра. На носике выступила роса.
— Не понял, — зловеще протянул Ильзар, кривя тонкие породистые губы.
— Вона щойно з літа, — отрезал я, крепко сжав пальцами ильзарово левое запястье – которое с пистолетом: — Тьфу… она ещё летом пахнет, недавно оттуда.
— Она уже чувствует, — добавил Лук. – Молодец, Бис. Уже близко. По записанным координатам – кварталов пять…
В этот самый момент по лицу у меня словно скользнула невесомая тёплая паутинка. Это было как неожиданный поцелуй от симпатичной тебе девчушки в углу школьного двора, как проехать на лыжах солнечным январским утром, как мчаться на велосипеде через подвесной мост над Каменкой… Ликующий восторг подпёр мне кадык – и почти сразу ушел. Сгинул. Я попытался отдышаться, сжимая кулаки. Ну же… Да. Сзади и слева.
— Стій! – почти крикнул я, хватая его за плечо. – Проехали уже!
Лук остановил машину. Поглядел на Гучию, потом на меня. Проглотил очень искренние нехорошие слова и развернулся с лихостью раллийного водилы. Машина гнусаво взвыла, прохрустел гравий, которым поначалу латали прорехи в покрытии – и мы остались одни среди воя ветра и кисельного тумана.
— Хорошо, — сказал он спокойно. – Так где?
Я попытался поймать ощущение снова; без толку. Внимательно всмотрелся в здания, одинаково серые, одинаково пятнистые от подпалин и разложившихся листьев. И заметил…
— Да вон же, — нетерпеливо каркнул Ильзар, тыча стволом в направлении стены, по которой шастали вверх и вниз полетайши. – Видать, чуют его.
Лук помолчал, недобро глядя на отродий, круживших в окрестностях одного из подъездов.
— Далековато, — глухо сказал он, натягивая счастливые перчатки, — Почему бы аж настолько?
— Так ведь он мог испугаться, — весело ухмыльнулся Ильзар, — Струсил – и смылся.
Лук покосился на него пренебрежительно: само собой, что человек из других мест здесь испугается, мы и сами боимся – будь здоров; вот только убежать, пусть даже на пару десятков метров, ему удастся вряд ли. Сами же местные, люди толковые и нормальные, и пришьют для верности – мало ли что за дрянь прикидывается бегущим человеком, да и подлинные люди способны бегать по весьма различным причинам и поводам.
Тем не менее, солнечный человек находился в здании и, скорее всего, был жив: отродья их чуют – очень чётко, – близко не суются, опасаясь, но и далеко уже не уходят. Болезненные отношения, как по мне. Как правило, атакуют солнечных редко – и очень большими стаями, вместе с действительно матерыми бестиями. Пока все было в порядке.
— Пошли, в темпе, — распорядился Лук, выходя из машины. Мы сыпанули следом, встали в крошечное каре и скользящим шагом двинулись по асфальтированной дорожке.
Отродья чирикали, пищали и шелестели наперебой. Среди полетайш, в оперении которых можно отыскать более двух дюжин оттенков белого, молочного и кремового цветов, оказалось не меньше трех круа, скачущих по вертикальной стене, словно громадные белесые тушканчики – по бахче в долине Сырдарьи. Впрочем, вчетвером, при оружии, мы могли не бояться никого из них. Поэтому шли быстро, уверенно и немножко зло: плохо, когда от плана приходится отступать так рано, не сделав еще и половины намеченного.
Шли так: Лук впереди с ухоженной, хотя и старенькой винтовочкой, следом Гучия с тупорылым «вольтом» в руках, а позади мы с Ильзаром, замыкающие, с пистолетами. Только у дамуга была серебристая «циветта» с плавным спуском и магазином повышенной емкости, а у меня – плебейский, но полюбившийся «темучин» с уродливым толстым стволом. Смотрели внимательно, ступали осторожно: асфальт вызывал неодобрение у отродий, но, если им хотелось мясца, так они и через бетон пытались прорваться, не то что.
У самого подъезда щепак развлекался с черемуховым кустом, протискиваясь сквозь него так, что ветки и листва практически не шевелились. Толстощекая морда зверя умильно щерилась, короткие передние лапки оглаживали вислые усы, затем он топорщил гребень, разворачивался – и снова лез в куст.
— Полезный навык, — хмыкнул Лук, и щепак заухал, отскочив в сторону и сторожко уставившись на людей. Ильзар усмехнулся и навел на зверя пистолет. Всё-таки вести себя, как скверный мальчишка, было его основным навыком и любимейшим хобби. Щепак сгинул, но к тому времени я уже увидел их.
Маленькие, блекло-оранжевые птички вились в воздухе, надолго зависая на одном месте, но никуда не садясь ни на мгновение: ни у одной не было лапок.
— Лук, — сказал я, тыча стволом «темучина», — вон глянь!
Лук развернулся, одновременно вскидывая винтовку к плечу. Некоторое время разглядывал пичуг в коллиматорный прицел, затем закинул ремень на плечо и повернулся к нам.
— Времени нету, Ильзар, — сказал он, качая головой, — надо быстро. Шалтай уже близко.
Ильзар поморщился и открыл рот, чтобы завозражать и заскандалить, но Лук взял его за вихор над ухом и развернул башкой к округлой выпуклости, медленно растущей из стены прямо на глазах. Редкий болван наш кавказец, всё-таки. Видеть стаю вечнолетиков – и спокойно идти мимо, давайте, дети, дружно скажем: потеряшка, рассеянный наш друг…
— Ах, иблис… — помертвелыми губами прошептал Ильзар, — ах, шайтан…
— Вот именно, — кивнул Лук, — шалтай, а мы о чем тут? Вперед!
Мы вошли, и уж внутри стало понятно все. Бетон подъезда покрывала мягкая сочная трава, в которой то тут, то там пробегали зайчики, а среди увитых плющом перил порхали роскошные темные махаоны.
— Не только что привели, — заключил Ильзар.
— Не перший день тут, — поправил я, взводя курок. Самое время осени ударить – в спину ли, в лоб ли. Лето слишком сильно расцвело в этом домочке, против подобного соблазна не устоять.
— Веди, Гучия, — попросил тихонько Лук, — я прикрою.
Мы поднялись на пару этажей, не обращая внимания на траву, цветочки, пряно пахнущие цветущие кроны, выросшие из стен, точно так же, как и на державшихся за оконным стеклом отродий. А уже на третьем сердце сжалось от невозможного, невероятного счастья – с такой силой, что я еле удержал оружие. Остальным было не легче – кроме разве что, Гучии, весело засмеявшейся и толкнувшей ладошкой дверь.
Мы зажмурились, не успев ни остановить малышку, ни отпрыгнуть, чтобы укрыться от осколков. Но все обошлось: ни взрыва, ни выстрелов, ни глухих шлепков от ударов тяжелыми предметами. Только щебечущая девочка, уходящая вглубь квартиры.
И мы вошли следом, спина к спине, толкаясь и теснясь, не сразу вспомнив, как полагается прикрывать друг друга.
0
0