«Счастье, — говорил он, — Есть ловкость ума и рук.
Все неловкие души за несчастных всегда известны.
Это ничего, что много мук
Приносят изломанные и лживые жесты.
В грозы, в бури, в житейскую стынь,
При тяжелых утратах и когда тебе грустно,
Казаться улыбчивым и простым -
Самое высшее в мире искусство».
(С) Сергей Есенин «Чёрный человек»
_________________
Дождь то накрапывает, то начинает лить уже в полную силу, оставляя дорожки на оконных стёклах. Капли отражают и искажают свет уличных фонарей. Изнутри комнаты их блеск на контрастном тёмном фоне неба кажется таинственным и волшебным, но Мия не смотрит на капли. Она не задёргивает портьеры, не зажигает лампу. Как вернулась с представления, так и сидит за столиком, опустив голову на сложенные руки. И лишь плечи подрагивают, сотрясаемые беззвучными рыданиями.
Но на робкий стук в дверь девушка всё же вынуждена отреагировать.
— Входите, не заперто, — отвечает она неохотно. И даже головы не поднимает, чтобы узнать, кто же наведался к ней.
Переносной фонарь в чьих-то руках сразу добавил в комнату света и уюта.
— Мия, детка, как ты? – Боннита в несколько быстрых шагов оказывается рядом, обнимает за плечи, — На улице та-ак резко похолодало. Не замёрзла тут?
— У меня плащ. Он тёплый.
«Это скорее уж от одежды танцовщицы веет холодом, да и волосы у неё чуть влажные», — как-то отстранённо замечает девушка.
— Надо было всё же чаю с собой прихватить, всё равно мимо кухни шли, – это вздыхает уже Хельна, входит в комнатку, аккуратно закрывает дверь, осматривается, куда бы поставить или повесить фонарь.
— Вы зря пришли. Я не хочу никого видеть.
— Ну, конечно, не хочешь. Мы все расстроены. Но хотя бы выслушай… – не отступает Боннита.
— Неужели ты скажешь что-то помимо обязательных банальностей? – поворачивается к ней Мия, вытирая кулачком глаза, — Зачем говорить «Будь сильной!», «Слезами горю не поможешь», если эти слова действуют с точностью до наоборот.
Хельна подходит к столику.
— Мы за тебя очень переживаем. И всё-всё понимаем. Ведь это очень больно — терять навсегда.
— Просто ты должна знать, что не одна. Понимаешь, о чём мы? – спрашивает Боннита.
Но Мия не отвечает, идёт к двери.
— Я говорила ему, что давно разучилась плакать. Соврала. Я так часто ему врала.
— О чём ты, подруга, вы же с детства дружите… ну, дружили.
— Да ни о чём. Я собираюсь лечь спать пораньше, чтобы утром выйти к нашим уже не такой заплаканной. Быть «лицом компании» — это моя работа, так что не волнуйтесь, я справлюсь. Потому что должна.
Мия распахивает дверь, оборачивается, и обе гостьи прекрасно понимают намёк.
— Это хорошо всё же, что вы пришли. Спасибо вам за поддержку и участие! Мне теперь хоть немного, но легче стало…
Она по очереди обнимает подруг.
— Хочешь, принесём что-нибудь? – предлагает Хельна, но принцесса цирка лишь покачивает головой.
— Доброй ночи, девчата!
— Доброй ночи, Мия! Держись там…
Комната вновь погружается в темноту и тишину. Девушка, пошатываясь, бредёт к столику, наощупь находит свой фонарь, крутит ручку механизма. Несколько щелчков — и огонёк от проскочившей искры ширится на фитиле горелки. Хоть и давнее приспособление, но удобное. Не так много вещей из родного дома взяла, а эта – одна из самых нужных. Кажется, отцу фонарь кто-то из старых знакомых подарил.
— И вот как всё получилось именно так?! – бормочет Мия, подходя к портьерам, и в уголках глаз девушки опять успевают накопиться слёзы, — Мне кажется, что это всё из-за меня! Из-за меня Элиан увлёкся цирком. Неужели не ясно, что он выбрал этот рискованный путь, чтобы быть рядом?! Что за день сегодня такой?! Ну почему, почему Элиан пошел за этой дурацкой мазью. Если бы он не брал этот проклятый камень! Ну почему он не отрепетировал всё как надо… Почему не перепроверил крепление троса раз пять?! Или десять… Нет, не то! Не так! Просто успокойся! Это даже не твои слёзы…
Но тут взгляд девушки падает на цветочный горшок на подоконнике. Вверх по-прежнему торчит обломанный стебель, но из почвы уже проклёвываются листики и маленький росток с едва заметным бутоном.
— Эх ты, цвести ещё вздумал… Всё-таки отродился. А Элиан не верил…
_____________
Вечерняя и ночная тишина знакомых коридоров Хельну всегда успокаивала, но не сегодня. Печальное событие тенью лежало на лицах циркачей, и тишина превращалась в гнетущую, тревожную. Попрощавшись с Боннитой, певица не пошла в свою комнату. Девушка направилась к самому верхнему крытому переходу, соединяющему жилой корпус и здание цирка. Но уже на подступах стало ясно, что посидеть там в одиночестве не получится.
Из перехода лился не только свет чьего-то фонаря, но и замысловатая мелодия. В такое время да в пределах жилого корпуса перебирать струны мог лишь Вейлин. А перестук дождя по крыше создавал подобие аккомпанемента. Хельна подошла и встала поодаль, не прерывая игру. Она смотрела за блеском капель на кривизне стекла – для подобных технических и «нефасадных» коридоров, в целях экономии, стекло использовалось старое и бракованное, с причудливыми наплывами и подтёками.
Последний аккорд затихает, а дождь, напротив, усиливается, будто наконец-то вошел во вкус и собирается выдать самую умопомрачительную барабанную дробь. Мужчина откладывает тяжелую струнницу в сторону, встаёт сам, поправляет тунику. Теперь он хотя бы может смотреть на Хельну сверху вниз, с привычной двухметровой высоты, а не снизу вверх из положения сидя.
— О чём задумалась, Хелли? – выводит девушку из размышлений голос Вейлина.
— О том, почему дождь чаще всего соотносят с грустью. То есть, если и самому грустно, и за окном льет как из ведра, то оба события будто в унисон работают. Ты же тоже сейчас играл грустную мелодию.
— А по твоей логике, дальше нас ждёт ещё больше печали? – мужчина перекидывает за спину длинную косу из пяти прядей. Обычно без фамильной причёски (с плетением по всей голове от темени через затылок и далее) люди из рода Игзешесов вообще из дома не показываются.
— Нет-нет, я не это имела в виду.
— А что ты хотела, осень не за горами, поливать будет всё чаще и всё дольше.
— Я о том, что ведь в это же самое время у кого-то может случиться и радостное событие, но тогда на дождь почему-то не обращают внимания, — вздыхает девушка, — А тут и так все подавленные, а ещё и дождь дополняет.
— Да, жалко Элиана, хороший был парень…
— Но всё же по-настоящему тяжело сейчас Мии. Не представляю, как она это переживёт…
— Увы, когда риск – часть профессии, невозможно предусмотреть всего. А переживёт – да точно так же, как и все люди. Рано или поздно все сталкиваются с неизбежным.
— Эх ты. Нет бы посочувствовать и утешить! А ты в свою философию линию гнёшь. Хотя знаешь… а сыграй ещё, – предложила Хельна, — Пока не заявился дежурный и не отправил всех по комнатам. Это, кстати, сам сочинил или перенял у кого?
— Сам. Только стоя играть неудобно, а тащить сюда одновременно и стул, и струнницу тоже не с руки было.
— Ты же на полу сидел. И я присяду.
— Как-то уж совсем по-простецки это, но — как скажешь.
В такие моменты главное – поймать настроение песни. Когда стал понятен рисунок мелодии, родились и слова. Хельна думала о чувствах и переживаниях подруги, пела сейчас как бы «за неё» и «вместо неё».
Капли дождя на оконном стекле,
А на щеках — пара мокрых дорожек,
Но поздно менять, поздно что-то менять
И повторять «но всё же…, но всё же…»
Столько не сделала, не досказала,
Кто-то озлоблен, кому-то всё мало,
Чья-то вина станет чьей-то бедою,
Чья-то ошибка станет чьим-то провалом.
Прости.
Меня.
За всё.
Если есть смысл прощать.
Время ушло, когда можно было о важном,
о важном сказать.
Тебе.
— Скажу всё же, что вы, девочки, часто выдумываете на пустом месте то, чего нет, — комментирует Вейлин после завершения проигрыша.
— Считаешь, Мия не любит Элиана?
— Да кто её знает, вроде и мала ещё, но дистанцию хорошо держать умеет. И маски меняет только в путь, – по интонации Вейлина совершенно не ясно, комплимент это был или порицание. Хельна восприняла как порицание.
— Если обижаешь мою подругу, то обижаешь и меня. А вообще — ты просто редко с ней общаешься. Мия очень милая и хорошая.
— Ну да, ты же сама недалеко от неё по возрасту ушла. Вот и не понимаешь.
— Значит, и песню продолжать не имеет смысла! – вспылила Хельна, вскочила и направилась в свою комнату.
____________
Не знал я, к чему «проснусь», так что засыпать побаивался. Почитал, конечно, про хирургию, но не-е, жизнь меня к таким сложностям не готовила. Нутром чую, с тем, что я нахватал по верхам, от меня будет больше вреда, чем пользы. О-очень не хочется перемещаться, но куда ж я денусь от себя-астральщика. Как только при материализации начинаю различать внутреннее убранство комнаты, объединённой из двух, сразу смотрю в сторону столов.
Здравствуйте, приехали, свёрнутый ковёр лежит с таким прогибом, что понимаешь – внутри него пусто. Но – хорошая новость – срабатывает «чувство своих» – нахожу леди Варамис лежащей там же, где оставил. Приседаю к ней – дыхание есть, глаза открыты, но сама она с места не сдвинулась ни на сантиметр. Может, только-только появилась? Но тут замечаю шевеление под дальней от меня кроватью, и по спине пробегает волна мурашек. Светильники-то все по стенам расположены, до «подкроватии» их свет явно не достаёт.
– Скоро… буду в порядке… — выдаёт целительница хрипло и так неожиданно, что я даже икаю.
– Чем-то помочь? То же самое лекарство из чемодана достать?
– Нет. Как раз закончится.
– Что именно?
– Действие… кх… парализатора. И вступит в дело… кх… внутреннее восстановление, — женщина начинает сжимать и разжимать кулаки, сначала это даётся ей с большим трудом, затем всё легче.
– Э-э-э, — только и выдаю я, поглядывая то на Варамис, то в сторону подозрительной темноты, — Зачем же вы его вообще выпили? Но гораздо важнее то, что вот там под кроватью кто-то есть, шевелится, я заметил меховой бок.
Показываю направление.
– Значит, всё рассчитала верно. Сан, помоги мне сесть.
Помогаю, конечно.
– Действительно повезло, что твоя интуиция сработала вовремя, повезло, что и я оказалась недалеко, среди зрителей, но по-настоящему повезло пациенту вот в чём: среди его предков оказался представитель расы людей-кошек.
— Так парень — нэкой? И это его синдром девяти жизней?!
— Очень хорошо, что знаешь об этом, — с удивлением в голосе обращается ко мне Варамис, – И как такая особенность нэкоев проявляется в результате получения опасной травмы?
Отвечаю быстро и чётко.
— Организм переходит в режим регенерации при внешней имитации потери жизни.
— Будто на экзамене сидишь. Молодец. Откуда знаешь-то? Есть время в учебники старших ступеней заглядывать?
— Нет, в сборнике баллад сноска была. Запомнилось.
— Понятно. Так… Теперь попробую сама на ноги встать, но ты подстраховывай на случай чего.
— Да, конечно, только про парализующее зелье я всё равно не понял, — держу свои руки так, чтобы точно успеть подхватить Варамис в падении, — Я-то сначала подумал, что в пузырьке что-то усиливающее магию, судя по тому, какие колебания маг.связок тут наблюдал. Но чтобы парализатор… он-то зачем был нужен?
— До чего же ты, Сан, дотошный, — вздыхает целительница, всё ещё некрепко держась на ногах и потому опираясь о столешницу, — Цепкий ум — это хорошо, конечно. Уважаю…
Хех, не знай я, что астральщикам алкоголь категорически противопоказан, вообще подумал бы сейчас на опьянение.
— Так в чём же тогда проблема всё мне объяснить?
— Просто парень не чистокровный. Может в дедах или прадедах кто-то из нэкоев затесался. И память крови в момент опасности сработала. Но настолько слабая, что без нас ему бы не выкарабкаться.
— Да я-то тут и не при чём почти.
— А, ну да, не без нас, а без меня, — уточняет целительница, но я чувствую какую-то едва заметную фальшь в этой фразе. – Для того, чтобы повысить его шанс на выживание, мне пришлось воспользоваться своим запредельным потенциалом. И это именно исключение, а не правило, ни у кого из нашей группировки я похожей способности не знаю. После того, как использую, мне нужно какое-то время побыть без движения, или бед натворю, вот и устраиваю себе такое «выключение» зельем или магией. Большего не расскажу, незачем.
— Получается, именно Вы по сути и вытащили пациента «с того света»?! – восхищаюсь я, — Это круто, что могу сказать! Я не представляю, каких усилий это стоило. Но… раз способность редкая, разве стоило её использовать вот так просто, по просьбе какого-то студента, меня то есть, да ещё и на иномирце.
Варамис даже криво улыбнулась, уже без моей помощи обойдя стол и приближаясь к кровати.
— Ты не переживай, я уже близка к рецепту, который сведёт на нет всё негативное влияние на меня моей некрономи… моей запредельной магии. Я отдавала себе отчёт и уже просчитала неминуемые последствия, когда соглашалась помочь тебе там, у цирка. Но не рассчитывай более на мои силы. Как закончим с лечением нашего котика, я вплотную займусь своим заданием.
— Так вот почему вы сказали «потренироваться на кошках», а я не понял, простите, решил, что образное выражение. Читал по хирургии. Но если что, у меня мама ветврач, и с кошками я ей, было дело, помогал…
— Ветеринар? Хм, прямо ирония судьбы какая-то. Кстати, по возвращении зачту тебе эту помощь как практикум, когда у вас по моей кафедре занятия будут. Если твои знания и умения, конечно же, окажутся… как там это в резюме обычно пишется… «релевантными»…
«А за внешней суровостью и строгостью у Варамис всё же есть и более человечная сторона» — думаю я, — «Никто бы из наших не осудил её за отказ помочь кому бы то ни было из местных. Такова правда жизни. Всем не поможешь, на всех не разорвёшься. Но ведь согласилась же вмешаться».
И главное – так быстро догадалась и просчитала, что сможет пробудить в человеке дремавшую память крови другой расы. Умудрилась учесть, сколько примерно времени потребуется такому «нетиповому» нэкою пролежать в саморегенерации. А теперь поднимает и спокойненько несёт вместе со мной это огромное пушистое чудо на стол, хотя сама только что едва на ногах держалась…
— Мне бы проще было лечить нэкоя в человеческой форме, но зато ему самому проще лечить себя в звериной, — шутит целительница.
— А в человеческую он когда будет перекидываться? И как это вообще с точки зрения физиологии происходит?
— Можешь сам посмотреть, хотя зрелище не из приятных, а объяснения уже на второй ступени обучения получишь, там эту тему проходить будете. Мне не до объяснений, я и так жуть как устала. Сходи, попроси у Ломастеров тёплую воду и ткани чистой побольше, будешь отмывать шерсть пациента от запёкшейся крови, пока я диагностирую состояние внутренних органов. Очень надеюсь, что всё заживёт, как на собаке, хотя в данном случае, как на кошке.
— Я вот тут подумал, что сохранение массы тела должно действовать, ноша по весу примерно такая же… — начинаю я, но внезапно ловлю грозный взгляд целительницы, — Всё-всё, уже иду за водой и тканью.
И правда, подтормаживаю что-то, потом ведь наверняка нужно будет и в комнате прибирать, и ковер с обрывками одежды, даже не знаю, то ли вычищать, то ли сжигать, а времени в обрез… В общем и целом, только спустя час и практически без сил мы выползли с леди Варамис из комнаты с пострадавшим и потопали на первый этаж, в столовую. По местному времени – одиннадцатый час вечера, а по нашим субъективным ощущениям – седьмой час, самое время ужинать.
Зеваю. Часто и безудержно. То ли темнота за окнами располагает, то ли зевающая Элисса, приносящая нам еду для позднего перекуса, мне примером служит.
С благодарностью принимаю у женщины плошки и чашки.
— Как же мы вас всё-таки нагружаем, — сетует целительница, — Чем лучше компенсировать? Вы только скажите.
— Это уж к Астеру с такими вопросами, я-то что, помогаю, чем могу. Вот разве что Ту-Дзик приболел, горячий лежит, а как на лапы встанет, так и дрожит, как на студёном ветру.
«Варья» хлопает меня по плечу.
— А у меня тут юный ветеринар сидит, может, что подскажет.
— Но лучше всё же обратиться к кому-то местному, – тут же добавляю я и задаю, наконец, вопрос, который мучил меня со времени расчётов по течению времени в разных мирах. – Леди Варамис, ведь когда в Лиаре наступит одиннадцать часов завтрашнего дня, я буду с ног валиться и на ходу засыпать. А потом – и вовсе лежать спящим тельцем, не в силах выполнять обязанности курьера и помощника по дому.
— Да, тут ничего не попишешь, я переговорю с Астером Ломастером по этому вопросу. Он сейчас уже спит, госпожа Элисса?
— Лучше бы спал, но, увы, нет, занят в мастерской. Видимо, срочный и сложный заказ. А вы пока кушайте.
Женщина уходит, а мы с удовольствием следуем её совету, ложки так и мелькают.
— Я ещё вот о чём вспомнил. Вы ни разу не спросили, кто же именно меня подговорил на перемещение в Лиар. Их накажут, или всё спишется на то, что я сам виноват, что поддался на провокацию, и накажут уже меня?
— А ты сам как думаешь?
— Я больше волнуюсь, не навредят ли они ещё кому-то. Тем более, если уверятся в своей безнаказанности.
— Тогда называй имена, попробую по земным связям передать, за кем из студентов теперь нужен глаз да глаз.
И тут в столовую вбегает Элисса и очень резко останавливается, мы с целительницей синхронно поворачиваем головы в её сторону.
— Ой, там этот… ну, ваш! Я только в щёлочку заглянула. Лежит, бледный такой. И у него — уши!
— Что «уши»? — снисходительно уточняет Варамис.
— Ну, я… просто не видела ни разу таких. Пушистых. С кисточками…
— У вас на Лиаре что, кошек не водится?
— Водятся. Но у людей таких ушей ни разу не видала. Это чёй-то за раса такая? Даже по ауре другой совсем. И почему сначала как нормальный человек был?
— Раса эта «нэкои» называется, для Лиара она не характерна, — произносит целительница, а я отмечаю для себя мысленно, что у Элиссы-то, оказывается, тоже навык ауросенса есть, раз заметила изменения. Какими были уши пациента, когда он находился внутри ковра, она уж никак видеть не могла.
— Если он уже в человеческой форме, — добавила Варамис, — Значит, наш ушастый гость скоро очнётся. Идём.
Направляемся втроём к комнате, по пути слышим грохот упавшей и разбитой посуды, Варамис, естественно, входит первой. Нетерпеливо выглядываю из-за её плеча, любопытно же.
— Ой, а прежних ушей уже и нет, – ахает Элисса.
По моим ощущениям парень тоже вполне себе человек. На кровати лежит под одеялом, волосы по подушке разметались, сам бледный, на лице и руках огромные рубцы, будто следы застарелых шрамов. Открывает глаза.
— Простите… я нечаянно задел.
Только тут обращаю внимание на упавшую с тумбы статуэтку, фигурка раскололась в падении, а я сначала думал, что посуда разбилась.
— Где я? И кто вы? Почему я ничего не помню?
— Что значит, «ничего не помнишь»?
Вижу, как леди Варамис проводит рукой над головой пациента, по маг.связкам чувствую что-то похожее на сканирующее заклинание, скорее всего оно самое и есть.
— Пожалуйста, скажите мне, кто я такой? Не понимаю. Почему всё как в тумане? – заметно нервничает, глазами из стороны в сторону водит.
— Сколько пальцев на руке? — показывает Варамис три.
— Два… нет, четыре. Да причём тут…
Теряет сознание, целительница касается его лба.
— М-да… не всё так просто, как казалось сначала. Что-то с памятью моей стало. То есть, что-то с памятью его стало. И регенерация уже сошла на нет, слабовата кровь, слабовата. Ещё бы немного продержался на самолечении — и даже внешних повреждений не осталось бы. А так… – Варамис разводит руками.
— Значит, шрамы останутся? – уточняю я.
— Останутся. Полагаю, что возникли из-за локальных сбоев его многочисленных трансформаций. А потеря памяти — скорее всего временная. Идём, пусть спит, сил набирается. Госпожа Элисса, когда мальчик проснётся, непременно захочет пить, можете дать ему простой воды комнатной температуры или чуть подогретой. Кормить пока не стоит, когда вернёмся, решу вопрос по питанию и лекарствам. У нас уже пробуждение близко. Буду крайне признательна за помощь!
— Понимаю. Не беспокойтесь…
Та-ак… Мне показалось, или же за участливыми речами и скромным «взглядом в пол» Элисса прячет что-то ещё?
0
0