Лондон, 1862 год
Время от времени Внизу происходит реорганизация. Адское начальство это очень любит: распространять неуверенность среди всех демонов, сеять обманчивые надежды на то, что некоторые из них вот-вот получат повышение, создавать беспокойство для других, что их вот-вот понизят — а понижение в Аду включает в себя нечто большее, чем просто грубый комментарий к вашей оценке эффективности. Кроули всегда чувствовал себя в безопасности от подобных интриг, в безопасности от зла и раздора, которые он сеет на земле, и принимает как неизбежную часть жизни Внизу.
Но на этот раз всё по-другому. Они всё ещё не знают о его Соглашении с ангелом, в этом он уверен. Но они долго допрашивают его, не удовлетворяясь ответами, которые он даёт, пока его не начинает грызть настоящий страх. Возможно, в 1700-е годы он действительно проводил слишком много времени, сопровождая Азирафаэля в театр, на аукционы редких книг, воруя у денди табакерки, и не хватало времени на то, чтобы сеять раздор. Возможно, его пристрастие к ангелу, которое он безуспешно пытался утопить в квартах и галлонах вина, слишком близко подступило к поверхности его кожи.
Он сохраняет спокойствие и своё положение на Земле, но, когда возвращается домой, его руки дрожат, а бутылка вина стучит о стекло, когда он наливает. Он подносит стакан к большому окну и смотрит на Лондон, пока пьет. Он смотрит вниз на людей на улице, разговаривающих, смеющихся, прогуливающихся рука об руку, и чувствует себя очень одиноким.
— Хорошо, — бормочет он и возвращается в дом, чтобы составить план.
На самом деле у него есть только один вариант. Он бессмертен; он исцеляется от большинства ран, которые могли бы убить людей, и всё, что может убить его человеческое тело, не убьёт его навсегда, а только отправит Вниз, чтобы адские специалисты обрекли его на любые мучения, какие им только заблагорассудятся.
Есть лишь одна вещь, которая может гарантированно помочь ему исчезнуть. И это единственная вещь в мире, которую ему никак не получить самому, поэтому он неохотно стискивает зубы и посылает записку Азирафаэлю.
***
Когда Азирафаэль уходит, Кроули впадает в ярость. Это похоже на непосредственные последствия его падения, огромный, всеохватывающий гнев; у него достаточно ярости, чтобы поджечь весь Лондон, но он стискивает зубы и сдерживает себя, чтобы просто поджечь клочок бумаги резким движением пальцев.
Потому что на протяжении последних шестидесяти девяти лет он только и делал, что пытался загладить свою вину. Старался изо всех сил. Конечно, глупо было надеяться, что ангел примет ласку демона, и если бы он не был под влиянием вина, лунного света и убаюкивающего журчания Сены, то понял бы, что это бесполезно, ещё до того, как попробовал. На протяжении многих лет его вполне заслуженно обвиняли во многих вещах, но никогда он не проявлял такого слепого, глупого оптимизма, и унижение от собственной глупости жжёт сильнее, чем осознание того, что ангел никогда не сможет ответить ему взаимностью.
Кроули дулся и зализывал израненную гордость до 1798-го года, пока не собрался с духом и не подошел к двери Азирафаэля. Он принёс табакерку, инкрустированную эмалью, — одну из тех глупых и легкомысленных безделушек, которые так любил Азирафаэль, — но так и не смог заставить себя извиниться. Если бы он только мог, он вообще стер бы из памяти Азирафаэля воспоминания о том вечере, поскольку отдавал себе отчёт, насколько мало шансов на то, что ангел забудет об этом самостоятельно.
Вместо этого он холодно сообщил ангелу, что на следующей неделе отправляется в Лэндс-энд, и спросил Азирафаэля, не нужно ли ему что-нибудь сделать там, пока там будет Кроули, потому что у них было вполне приличное Соглашение, и Кроули был бы благословен, если бы пожертвовал им ради минутного идиотизма.
Азирафаэль был скован и явно чувствовал себя неловко, адресуя все свои ответы книжному шкафу за левым плечом Кроули. Но когда Кроули вернулся, чтобы отчитаться о проделанной работе, хорошие манеры Азирафаэля взяли верх, и он настолько расслабился, что пригласил Кроули на чашку чая.
Кроули поворачивается на каблуках и большими шагами удаляется от пруда в направлении своего жилища.
Может быть, мы оба начинали как ангелы, но ты падший…
Ну, такое вряд ли можно забыть, особенно когда каждый взгляд в отражающую поверхность показывает ему его собственные выпученные, узкие глаза, а волосы горят красным, как адское пламя. Но это никогда не имело значения для Азирафаэля. Раньше, во всяком случае, не имело. С тех пор, как они помирились в 1454-м году. Или, по крайней мере, Кроули казалось, что это не имеет значения; очевидно, он ошибался и на этот счет.
Сент-Джеймс-Парк оживлен в такой приятный день, но чудесным образом никто не встает на пути Кроули, когда он быстро уходит от всего этого оживления, почти бегом. Он ворчит себе под нос, и за его спиной поднимается холодный ветер.
Братание. Есть с кем брататься!! Как будто сразу обнуляя все старания Кроули — ибо он не остановился на табакерке, вместо этого он неуклонно пытался вернуть расположение Азирафаэля старыми книгами, билетами в оперу и шоколадными конфетами на протяжении многих лет, демонстрируя свое лучшее поведение и ни разу не выдав, что Париж — это нечто большее, чем слишком много вина. Мимолетный порыв, порожденный пьянством и его собственной озорной, хитрой натурой.
Но все его усилия, по-видимому, ничего не значили для ангела. С тех пор они только и делали, что братались.
Тяжёлые серые облака несутся над западным Лондоном, а Кроули шагает по улицам. Собаки прячутся от него, а лошади пугливо шарахаются, давление воздуха падает, словно отпущенный камень. Он пересекает Беркли-сквер, не оглядываясь, и кеб останавливается так резко, что лошадь едва не садится на задние ноги.
Ну, если Азирафаэль чувствует себя именно так, тогда всё в порядке. У Кроули есть дела поважнее, чем таскаться за кем-то, кто, как выясняется, всего лишь терпит его присутствие. Из ангельского всепрощения. Или, пропади пропадом эта мысль, жалости. Пусть Азирафаэль занимает высокую моральную позицию, Кроули более чем доволен тем, что барахтается в обществе людей, со всеми их слабостями, мелкими грехами и похотями. В конце концов, он же падший ангел. Это его цель здесь.
Начинают падать первые тяжелые капли дождя, и Кроули срывает свой шелковый галстук и смотрит на водянистые пятна на ткани, пока они не исчезают. Он бежит вверх по ступенькам своего дома, и громкий хлопок входной двери отзывается раскатом грома, от которого дрожит земля, и вспышкой молнии, разрывающей небо надвое.
0
0