Убитый и подавленный приплёлся домой загулявший ветреник Скородумов. Что же за день такой нехороший? Словно щенка шелудивого его, купца именитого, прилюдно опозорили. Деньги украли и чуть не измордовали.
Жена к мужу ластится, но нейдёт Вася к ней. Не хочет. Глаза прячет виноватые, сплюнул на пол, подошел к буфету зеркальному. Графин с беленькой вытащил. Налил рюмку хрустальную. Выпил. Налил ещё. Достал табакерку, нюхнул, прослезился. И приказал служке тёплую купель для омовения приготовить. Смыть блуд да грех с тела опосля ночи белой.
Пока Васька в себя приходил, мамка его с церковной службы возвращалась да решила сыночка любезного проведать. Ну и зашла по-соседски. Дождалась в гостиной, пока тот в купели пузыри мыльные надувал.
Вот и объявился уже, в атласном халате, надушенный.
Стоит сынок, разопревший, румяный, радушно улыбается. Но материнский взгляд как обманешь? Можно грязь с тела смыть, а как душу от скверны очистишь?
–– Что с тобой приключилось, Васенька? Почему смурной такой?
Молчит Вася. Улыбка застыла и неживой оказалась.
Подсуетилась матушка, пока сын не очухался. Подошла ближе, достала бутыль с водой святою, плеснула на руки да умыла непутевого. И засияли вновь глаза озорные. Прошел морок нечистый, мгла отступила. Повеселел Васенька, рассмеялся. С усмешкой вспомнил все свои приключения: и хорошие, и не очень. Аппетит проснулся и желание к жизни. С превеликим удовольствием купец борща наваристого откушал. Ещё выпил беленькой, холодцом с солёными грибочками заел. Отдохнул. А матушка сердце женское успокоила, да и отправилась восвояси.
Только к вечеру вновь купец занедужил. Опять тоска струны души задергала, но не чёрная хворь, а потребность любовная.
Недолго дома побыл Скородумов. Сапоги начистил, чубчик вихрастый накрутил, вновь лыжи навострил к своей нонешней полюбовнице.
Позвонил в дверь, открыла ему барышня. Вся из себя красивая, расфуфыренная. Ворвался купец ураганом стремительным. Шампань торжественно выставил, букет из роз преподнес. Стоит, светится, словно фонарь на Дворцовой. А глаза похотливые уже ножки под кремовым платьем высматривают, руки чешутся в предвкушении. Разве что шерстью не обрастают.
–– Ай, соколик! Зачем пить эту воду противную, газированную? А подай-ка мне коньяку! –– топнула ножкой барышня и брови нахмурила.
–– Да где ж я возьму его поздним вечером? Или в Елисеевский бежать через полгорода? –– изумился ночной гость.
–– Зачем же. В самой моей квартире и найдёшь. Пойдёшь по длинному коридору, последняя дверка. Там дядька сидит. Худой, с оспинами на лице. Дашь красненькую, а он тебе бутыль французского из-под полы и достанет. Смотри, не заблудись.
Случилось всё так, как и сказала барышня. Принес Васька даме коньяка французского. Бокалы хрустальные наполнили, посмеялись, покуражились. Друг друга до бесстыдства очаровали. И часа не прошло, как свечи в спаленке затушили. Опять провалился Васька в колодец блудливый, смотря на губы алые да зубки белоснежные, улыбкой манящие.
Однако конфуз на сей раз приключился. Хотела барышня любовника своего в щеки румяные целовать, да вдруг отчаянно вскрикнула. И почуял Василий запах горелого. Будто язык обожгла Светлана. Вскочила с кровати и убежала куда-то. А купец лежать остался, да разомлел сильно. В сладкий сон, полуобморочный, потянуло.
Скрипнула дверь тревожно, и зашли вовнутрь то ли люди, то ли тени бестелесные. Василий щелочки глаз приоткрыл и увидел мадаму свою с уже знакомой старухой.
–– Сладенькой у тебя мальчонка, упитанный! –– пробормотала старая карга, покряхтывая.
–– Сладенькой, да жжется! Небось в церкву днём заходил, окаянный! Я аж язык себе опалила!
–– Ну, с этим делом я подмогу, ну-кась…
Нагнулась старая кошелка прямо к лицу Васьки. А он чуть от смрада зловонного не задохнулся, так пахла женщина неприятно. А карга свечу жаркую ещё ближе поднесла, да как дунет изо всех сил на дрожащее пламя. Огонь быстрым мотыльком спорхнул на лицо купца, и занялись щеки красными горячими язычками. Закричал купец бешено, вскочил да выбежал вон из комнаты, по щекам себя хлопая.
–– Куда-ж ты собрался? Не уйдешь, сладенькой! –– закряхтела вслед старая.
А Васька вслепую бежит в ванную комнату, лицо жаром пылает, горит. Чует Скородумов, что уже кожа пузырями полезла и запахло плотью паленой. На ощупь кран холодный открыл, крича бессвязно. Ладонями быстро водицу начерпал и погасил пламя адское. В зеркало посмотрел и порадовался, что цело лицо осталось. Ожогов нет, лишь усы малость опалил.
Понял Василий, что в доме этом сила нечистая обретается и бежать надобно без оглядки. Но как уйти? Одежда вся в комнате полюбовницы осталась. А там ведьма злобная, наверняка его, касатика, поджидает.
Вышел из ванны осторожно. Коридор тёмный, неприветливый. Скребётся кто-то. Шаг шагнул, таракан пробежал и на ногу босую щекотливыми ножками прыгнул. Дёрнулся Вася, коленом о косяк приложился. С ветхого потолка штукатурка посыпалась, но купец переждал чуть-чуть и дальше пошел по мрачному коридору. В комнату попал какую-то, взглянул и едва ума не лишился.
Сидит что-то черное, разлапистое и мохнатое, словно паук. Большой, кряжистый и лохматый. Сидит, лапами перебирает, смотрит глазами фасеточными и гнетёт. На душе темно и пусто становится, руки и ноги немеют. А чудище в передних лапах большой клубок чёрных ниток держит и потихоньку наматывает. Заметил Скородумов, что нить тёмная прямо к нему, несчастному, тянется. Душу изнутри рвёт и силы вытягивает. Вот уже и на ногах не стоит человек, медленно оседает. На колени упал, а нить всё тянется, тянется! Лёг на пол Василий, скрючился. А нить всё дальше бежит, душевные силы исподтишка выматывая…
Всё, конец, думал Вася. И вдруг порхнул из открытой форточки маленький серый воробушек. Чирикнул, подскочил и нитку клювиком перебил-перерезал. Василий сразу облегчение почувствовал, встал, а черный паук встрепенулся, поднялся и в старуху волшебным образом обратился. Схватила ведьма тяжёлую кочергу, заворчала да стукнула птичку малую. Только перышки вверх полетели!
Скородумов не стал ждать, чем дело закончится. Потащился быстрее прочь, настолько быстро, сколько сил оставалось. На грязном полу заплеванном увидел портки чьи-то драные, не думая, сгрёб в охапку да быстрее из проклятого дома сгинул.
Вот позор-то какой! Он, купец именитый, Василий Скородумов, бежит ночью белой по городу многолюдному в одних драных подштанниках! С опалёнными усами и лицом, сажей перепачканным. Только пятки сверкают босые.
Весь стольный город узрел невиданное позорище! И всяк прохожий над непутевым любовником потешался! Дворник пыльной метлой чуть ли не тыкал, городовой усмехался, и даже самый грязный мальчонка пальцем худым показывал на эдакое пьяное чудо.
Лишь у самого своего дома остановился Васенька. Запыхался. И обмер. Стоит прямо у дверей парадных тот самый убогий, что вчера ему у храма Божьего повстречался. Глаза голубые, цвета небесного. Стоит бледный, мертвенный, как сама смерть.
–– Говорил тебе, Васенька, не ходи!
И слеза малая упала из глаз убогого. Присмотрелся Скородумов и увидел, что с левой руки человека кровь течет, а сквозь рубище проступает рана глубокая. Побили нищего, как того воробушка. Обидели божьего человека!
Безликой тенью прокрался Василий в дом свой, аки вор, пока супружница на перинах почивала. Повезло ему, изменщику, жена не проснулась и ничего не приметила. Как был купец голый, так сразу в холодную купель и залез. Подогреть-то не успели. Служка беленькой учтиво поднес. А Скородумов зубами стучит, рюмка в руках трясется. В душе мрак холодный и чёрные мысли кружатся.
Через пару часов вновь пришла маменька. Ибо сердце материнское завсегда беду сыновнюю чует.
–– Здравствуй, Васенька!
–– Здравствуйте…
–– Намедни беда со мной приключилась. Прям наваждение какое… Хотела принесть тебе водицы святой с храма Божьего, да какая-то кошка приблудная в дом заскочила. Махнула хвостом, бутыль разбила, тварь окаянная. Пошла вновь в церкву, –– птица чёрная налетела. Кружит и кричит, крыльями машет. Пройти не даёт. Не к добру это!
А Вася молчал, ибо даже не знал, что ответить. Перед ним лицо маменьки родной плыло, как в тумане северном, словно мираж в мутной водице невской.
–– Нашла я твой крестик крестильный! Носи, Васенька. И поможет тебе Боженька от всяких бед избавиться.
И, пока сын в себя не пришел, мать быстро ему крестик серебряный на шею повесила. Посветлело лицо у купца Скородумова. Улыбнулся, возрадовался. Приказал подать пирогов с капустою и самовар поставить. Матушку чаем попотчевать.
0
0