— Если ты не читаешь, ангел мой, то тебе следовало бы обратить на меня внимание.
Азирафаэль отводит взгляд от дождя, стекающего по окнам. На какое-то размытое мгновение ему кажется, что у Кроули длинные волосы, а его глаза не прикрыты дорогими солнцезащитными очками, обнажены и горят яростью, которая не утихнет потом ещё лет сто.
«Как же мне тебя не хватало, — думает Азирафаэль. — Я старался не думать о тебе, но вместо этого только и делал, что думал».
Кроули склоняет голову набок и садится на подлокотник кресла Азирафаэля. Он прячет лицо за ухом ангела, вопросительно сопя.
— Я знаю, что тебе вовсе не надо подходить ко мне так близко, чтобы понять, что я чувствую, — замечает Азирафаэль с лёгкой улыбкой. — К тому же я всегда скажу тебе об этом, если ты спросишь.
— Практика никогда не помешает, ангел. Ты сегодня грустный.
— Наверное, так оно и есть. Дождь заставляет меня вспоминать.
— Не стоит этого делать, — шепчет Кроули ему в шею. — Я никогда не делаю.
Это откровенная ложь, и они оба знают это, поэтому Азирафаэль только протягивает руку и нежно проводит костяшками пальцев по щеке Кроули. Как чудесно, что ему позволяют сделать это сейчас. Как ужасно, что путь к этому занял так много времени.
— Хм. Я думал о Потопе.
— Подходящая погода для этого, я полагаю. И о чем же ты думал?
— Мы тогда с тобой так ужасно поссорились… И так и не помирились.
Кроули чуть отстраняется и с любопытством смотрит на ангела.
— А мы разве нет?
Азирафаэль хмурится.
— Нет. Мы тогда не виделись сто лет или больше, да и то совершенно случайно столкнулись потом в Вавилоне.
— Нет.
— Нет, это точно был век, ровно сто лет, я считал…
— Нет, ангел, — говорит Кроули, и непонятно, чего в его голосе больше — нежности или раздражения. — Мы снова встретились не случайно. В тот год Вавилон был территорией Тааматы. Я должен был контролировать Ниневию, но я сторговался с ней поменяться, потому что… Что ж. Потому что я слышал, что ты направлен туда.
— Я этого не знал, — тянет Азирафаэль с некоторым удивлением.
— Ну, теперь знаешь. Я провел около сорока лет в безумии, десять лет был женат, тридцать лет думал, что покончил с воспоминаниями о тебе, потом ещё десять лет осознавал, что это не так. И десять лет искал тебя и присматривал за тобой.
— Большую часть этого столетия я провел на Небесах, — задумчиво произносит Азирафаэль. — Вавилон был первым местом, в которое я угодил после возвращения на Землю. И в котором задержался.
— Потому, что сразу же угодил в вертеп греха и логово беззакония. Это были веселые времена!
— О да, — Азирафаэль слегка морщит нос. — Ты настолько сильно хотел показать мне танцы, что я так и не сумел тогда… хм… сказать тебе хоть что-нибудь из тысячи или около того вещей, которые собирался тебе сказать. Я провёл много времени, думая о них на Небесах, а потом, когда действительно увидел тебя, все они напрочь вылетели из моей головы.
— Тысяча вещей? Правда?
— Однажды я их пересчитал. Список вышел где-то в районе тысячи двухсот, плюс-минус.
Кроули выглядит искренне ошеломленным, и Азирафаэль берёт его руку, нежно поглаживая большим пальцем тыльную сторону ладони.
— Неужели ты и правда верил, что я вообще никогда о тебе не думал?
— Ну… да. Конечно. Я имею в виду, особенно в те дни. Я же всё ещё был Демоном Кроули, плохим, проклятым, соблазнителем и всё такое.
— Я думаю, ты недооцениваешь себя, дорогой.
Одним отработанным движением Кроули вынимает книгу из рук Азирафаэля и, повернувшись, оседлывает его колени, легко положив руки на плечи ангела.
— Я что, настолько сильно завладел твоими мыслями? — ухмыляется он.
— Моим сердцем, если быть точным.
Кроули стонет, наклоняясь вперед и прижимается к Азирафаэлю ещё плотнее, чтобы с драматическим разочарованием положить свой подбородок ему на макушку.
— Ангел, ты превращаешь искусное обольщение в нечто непростительно сентиментальное и романтичное.
— Как же мне тебя жаль, — лицемерно говорит Азирафаэль, протягивая руку, чтобы крепко прочесать ногтями короткие волосы на задней стороне шеи Кроули. Демон вздрагивает и со вздохом прижимается к телу Азирафаэля.
— А теперь ты используешь против меня конфиденциальную информацию, доверенную тебе по секрету. Какой же ты нехороший и мерзкий ангел!
— Ах да, ну конечно. Потому что кричать: «Да, да, продолжай, я убью тебя, если ты прекратишь!» — это значит говорить что-то по секрету, — сухо замечает Азирафаэль.
Его рука на мгновение замирает, когда он снова вспоминает о том, как боялся оказаться нехорошим ангелом, как думал, что любое прикосновение, любое кратковременное утешение в чем-то, кроме Рая и Её Плана, будет верным билетом в Ад и проклятием. Пожалуй, это даже хорошо, что он отказался от пылающего меча.
Кроули многозначительно ёрзает у него на коленях, но прикосновения Азирафаэля становятся медленнее, кончики пальцев вместо ногтей, и Кроули со вздохом тает, вжимаясь в ангела.
— Ты можешь грустить, если тебе это нужно, Азирафаэль, — говорит Кроули через какое-то время. — Я подожду и всё ещё буду здесь, когда ты закончишь. Ты ведь закончишь через какое-то время, правда? Нельзя же грустить вечно.
— Я знаю. И мне совсем не грустно. Ну, почти. И… Я так много извинялся перед тобой за ту неделю до наводнения. Я не мог ничего сказать, чтобы не споткнуться о собственные ноги.
— Ты был новичком в этом деле. Мы оба были.
— И я не хочу извиняться перед тобой сейчас, — задумчиво продолжает Азирафаэль. — Я не сожалею о том, что мы сделали. И я не жалею о том, что сказал тебе.
— Это было… больно, — немного натянуто произносит Кроули, и Азирафаэль пожимает плечами.
— Некоторые вещи причиняют боль.
— Ублюдочный ангел. Тогда я тоже не буду извиняться за то, что сказал.
— Мне бы этого не хотелось.
0
0