Азирафель положил палочку на видное место и продемонстрировал пустые руки как показатель чистоты намерений, но Лорд всё равно не доверял.
— Сядьте в кресло, чтобы я вас видел, — распорядился он.
С кем только из смертных ни приходилось договариваться Азирафелю, но никогда прежде он не чувствовал себя так глупо. Обычно он имел дело с теми, кто считал себя сильнее его, и стоило уравнять шансы, как диалог становился продуктивным. Лорд же был не просто слабее — его беспомощность вызывала жалость и сострадание и совершенно точно мешала ему услышать…
— Что вы хотели узнать?
— Вашу политическую программу. За вами пошли люди, и мне интересно, куда вы их вели.
— Почему бы вам не поговорить с этими людьми? Мне казалось, вы с ними знакомы.
— Всегда есть вероятность, что вас не так поняли, а ваши соратники рассчитывали получить каждый своё и наверняка слышали лишь то, что хотели.
— Возможно, но вам-то что за забота? Мистер Кроули сообщил, что вы с ним не собираетесь задерживаться в Британии. Это так?
Азирафель и не подумал узнать у Кроули, о чём они договорились с Лордом, и сейчас осознал свою ошибку. Поэтому он решил действовать осторожно.
— Да. Здесь мы надолго не задержимся.
— Тогда зачем вам вникать в мою программу?
— Мне просто интересно. Дело в том, что я пишу книгу по политологии и собираю материал.
— И вы собираетесь это опубликовать?
— В переработанном виде, безусловно.
От пристального взгляда Азирафелю стало не по себе.
— Вы владеете окклюменцией? — поинтересовался Лорд.
— Даже не знаю, что это такое, — слукавил Азирафель.
Он с опозданием сообразил, что едва не пропустил попытку просмотра воспоминаний, и, как ни пытался успокоить себя традициями этого мира, всё равно ощутил раздражение. Не слишком ли много позволено этому Лорду? А тот странным образом успокоился и заговорил о политике.
Уже через четверть часа Азирафель был уверен, что Лорд пытается его убедить выступить на своей стороне, а для этого последовательно перебирает возможные наживки, прикидывая, на какой из слабостей можно сыграть. И ему и в голову не приходила мысль о возможном равноправии. В общем-то, именно из-за таких методов Азирафель однажды уверился в предсказуемости смертных, а также в их некоторой примитивности. Если бы у него не выдался шанс узнать их поближе, то наверняка считал бы так и сейчас. Видимо, это был просто такой тип людей. Один из многих других.
Увлечённый своими умозаключениями, Азирафель не придал значения шипению Лорда и сильно удивился, когда огромная змея попыталась обвить его ноги.
— Зачем вы это делаете? — поинтересовался Азирафель.
— Ты приш-шёл ко мне один, думая застать меня врасплох. Заморочил голову ненужными разговорами… я лишь хочу показать тебе, что бывает с-с такими с-самоуверенными…
Как же хорошо, что в этом мире не существовало никакого лимита на чудеса, и никому бы даже в голову не пришло интересоваться, что так сильно задело Азирафеля, что он позволил себе начудесить сверх всякой меры. Змея обернулась крохотным ужом и попыталась удрать под диван. Безуспешно, разумеется. Лорд же, наоборот, замер в неестественной позе, беззвучно шевеля губами, и только его беззащитность не позволила Азирафелю обойтись с ним построже.
— Я пришёл поговорить. И мне очень жаль, что разговор не состоялся. Вы тоже будете об этом жалеть, но поскольку ни о чём не вспомните, это заставит вас страдать от неясных предчувствий и от тоски по несбывшемуся.
Азирафель вспомнил о сэре Кэдогане и строго взглянул на ощетинившегося копьём рыцаря.
— Вы знаете, о чём стоит молчать, не так ли?
— Да.
— Тогда позвольте откланяться.
Уходя, Азирафель щёлкнул пальцами, завершая начатое и возвращая змее привычный размер, чтобы у Лорда не осталось даже повода для раздумий. Он не сомневался, что Кроули поддержит его решение в определении дальнейшей судьбы Лорда. До большой политики тот ещё пока не дозрел.
Азирафель вернулся к себе и, чтобы успокоиться, плеснул в какао шоколадный ликёр. Это не только вернуло ему настроение, но и вызвало желание обсудить всё с Кроули, не дожидаясь утра. Почему бы нет? Азирафель направился в спальню, мысленно подбирая слова в защиту Лорда и представляя, как сильно может разозлиться Кроули, даже узнав облагороженную версию событий.
Кроули спал. Он лежал на спине и разлёгся на кровати почти по диагонали, явно не замечая появления Азирафеля, и был совершенно расслабленным и безмятежным. И пижама на нём была та самая, выбранная для него Азирафелем — тёплая и радующая взгляд традиционной шотландской расцветкой. Почему-то от этого на душе стало очень хорошо.
— Кроули, — шёпотом позвал Азирафель. — Ты спишь?
Очевидно, он не просто спал, а спал очень крепко, и просыпаться не собирался, а стало быть, не стоило его будить. Вместо этого следовало просто уйти в свой кабинет и заняться делом. Но Азирафель медлил, придумывая глупые причины для задержки, пока окончательно не понял, что просто любуется спящим Кроули. Осознание этой простой вещи позволило остаться, но совершенно не помогло решить, что с этим делать дальше. Продолжить смотреть? Или всё-таки подойти?
Азирафель нашёл надёжную поддержку в стене: прислонившись к ней, он ощутил хоть какой-то ориентир в этой реальности и смог беспрепятственно отдаться наблюдению. Он слишком хорошо помнил, как ощущалось прикосновение к Кроули, чтобы повторять этот опыт. Может быть, когда-нибудь потом… позже… и не так… такие моменты нужно разделять, в этом Азирафель был убеждён абсолютно. Зато смотреть он мог сколько угодно. Получая эстетическое наслаждение. Именно так!
Днём Кроули бывал слишком подвижен и неуловим, чтобы его можно было как следует разглядеть. Да и объяснить внезапный интерес Азирафель был пока не готов. Зато он был готов любоваться, удивляясь, почему раньше совершенно не обращал внимания на внешность Кроули. Уже пару веков Азирафель любил бывать в музеях, подолгу останавливаясь возле полотен мастеров эпохи Возрождения, которых знал лично. Он любил красивые вещи и ценил умение подчеркнуть красоту. Именно поэтому сейчас оставалось лишь недоумевать, отчего яркая красота Кроули прошла мимо. А ведь он был красив, и дело было вовсе не в идеальных пропорциях тела или особенной рыжине волос, нет! За всем этим стояла личность, эмоции которой и делали лицо Кроули уникальным… собой. И как бы он ни менял свой облик за прошедшие тысячелетия, он всегда оставался самим собой.
Азирафель не мог точно сказать, сколько прошло времени, но когда ему захотелось сесть, он решил, что пора заканчивать с наблюдениями. Тем более что основное он понял, а с деталями можно разобраться позже. Он должен был всё обдумать.
— Сладких снов, Кроули, — пожелал он едва слышно и ушёл, прикрыв за собой дверь.
Азирафель чувствовал себя довольно странно. Впервые он забыл о деле и просто сидел у камина, подбрасывая поленья и переворачивая их щипцами. Можно было даже сказать, что он ни о чём не думает, но, скорее всего, это утверждение не соответствовало истине. Он вспоминал, чего почему-то никогда прежде не делал, предпочитая жить настоящим. И воспоминания эти оказались очень интересными хотя бы потому, что всегда в них был Кроули. С того самого дня, как они познакомились, он всегда был рядом.
Азирафель попытался вспомнить что-то ещё, помимо общения с Кроули, и с удивлением обнаружил, что все остальные воспоминания спрессовались в какой-то ком. Там тоже было много интересного, но без Кроули окружающее словно теряло цвет… и так было всегда! Очевидно, этому феномену было какое-то объяснение, возможно самое простое и логичное, но пока Азирафель его не видел. Пока.
Он потянулся к камину, чтобы засунуть поглубже головёшку, начавшую искрить. В это же мгновение пушистик оставил печенье, которым с удовольствием хрустел, и спрыгнул на пол, явно намереваясь разглядеть искры поближе. Инстинкта самосохранения у него, похоже, не было. Как и мозгов.
— Хастур! Негодник! А ну вернись к печенью.
0
0