Подготовка ко второму состязанию Турнира подходила к концу, и Кроули почти перестал появляться в их комнатах. Он встречался то со Скитер, то с Малфоем, то уходил на собрания своего «Клуба рыцарей плаща и кинжала», как он теперь называл бывших Пожирателей Смерти, которые хоть и не присягали ему на верность, но безоговорочно считали своим предводителем. Конечно же, Кроули почти не спал, что не мешало ему выглядеть бодрым и энергичным. Иногда он делился с Азирафелем некоторыми деталями.
— Ангел, а ты знал, что можно нацепить камеру каждому чемпиону на лоб и не гонять в озеро репортёров?
Разумеется, Азирафель не знал. Если честно, то он вообще не представлял себе всех этих штуковин, которыми так лихо оперировал Кроули.
— Да что ты говоришь?! Конечно, это очень хорошо… даже не сомневаюсь, что это придумал ты.
— Скитер, — по лицу Кроули пробежала тень, — но я заставил эти чёртовы камеры не только работать под водой, но и передавать изображение на экран. Заодно и жабросли протестировали.
— Ты загнал в озеро Поттера?!
— Нет. Уизли, на отработке.
— Но, дорогой, там же холодно!
Кроули тяжело вздохнул и заговорил медленно, словно объяснял ребёнку самые простые вещи:
— Ангел, это же братья Уизли. Им не было холодно. К тому же они сами изъявили желание… Кстати, озёрные жители собрались жаловаться Дамблдору и министру.
— Что они там натворили?
— Угостили русалку канареечными помадками.
— И что? Она обросла перьями?
— Вот видишь, ангел! Тебе тоже нельзя быть педагогом.
— Почему это?
— Потому что настоящего педагога должно было заинтересовать совсем не это!
Наверное, Кроули был прав, и настоящий профессор быстро объяснил бы своим подопечным, почему так делать не стоит, но Азирафеля несколько смутило дополнение «тоже». Да и вообще, русалка в перьях, должно быть, представляла собой презабавное зрелище — вспомнить хотя бы Спраут.
— Допустим, что я не педагог, но что с перьями?
— Что-что… братьям Уизли лучше не купаться в Чёрном озере.
— А остальным?
— А это как раз-таки Дамблдор уладил. Ничего сложного.
— Думаешь?
— Уверен.
— А что с братьями?
— Скажем так, мне удалось убедить Дамблдора, что лучших комментаторов тура не найти. И он, хоть и был недоволен, но согласился. Кстати, ты, случайно, не знаешь, что это за странные звуки раздаются по ночам? Все о них говорят, а я как-то не слышал.
— Ещё бы! Тебя ведь постоянно нет. А стук есть.
— И что это за стук? Может, Пивз?
— Нет, он поклялся Дамблдору, что ни при чём. А стук странный… словно кто-то играет на барабане. Знаешь, такие африканские типа джембе или бонго?
— Откуда мне знать, ангел? Барабан и барабан.
— Да нет же, там именно звук отличается, потому что играют без палочек. Просто бьют ладонями.
— Но это точно не Уизли! Они мне поклялись, — Кроули снял очки и задумчиво повертел их. — Неужели всё-таки Малфой?
— Он не мог, — вступился Азирафель. — Это совершенно не в его духе.
— Ну да, он же только чужие машины разбивает… вместе с Поттером, кстати. Того тоже нельзя исключать… и Криви этого… вот чёрт! — Кроули надел очки. — Полный замок малолетних идиотов, и ещё куча гостей.
— Тебе-то что за забота? Я понимаю, если бы тебе мешали спать, — улыбнулся Азирафель.
— Я пообещал Дамблдору найти засранца. А у меня совершенно нет времени — может быть, ты займёшься? Тебе ведь не трудно?
— Не трудно, — с Кроули было сложно не согласиться. — Я постараюсь.
Кроули просиял и уже раскинул руки, словно собираясь обнять Азирафеля, но в последний момент замялся и изобразил, что просто потягивается.
— Ты это… спасибо, в общем. А то у меня реально совсем нет на это времени. Сегодня педсовет, а потом мы встречаемся со Скитер, чтобы подобрать музыку, ну и дописать сценарий. А с утра уроки.
Вид смутившегося Кроули умилил Азирафеля настолько, что он мог сейчас согласиться и на что-то большее, чего наверняка делать не стоило. Хотя удержаться и не погладить Кроули по руке было просто невозможно.
— Не бери в голову, дорогой. Я это сделаю.
Выражение лица Кроули было бесценно, и на педсовет Азирафель отправился в самом прекрасном настроении.
***
Дамблдор ударил молоточком в гонг, напомнив Азирафелю Кроули с ложечкой у Фортескью, и собрание началось.
— Итак, коллеги, уже в эту субботу нас ждёт второй тур состязаний. Подготовкой занимается мистер Кроули, мы ему всецело доверяем, а потому давайте сразу перейдём к обсуждению насущных проблем, — Дамблдор оглядел всех поверх стёкол очков и, не встретив возражений, продолжил: — Роланда, вы что-то хотели сказать.
— Да, хотела, — Хуч поднялась со своего места и хлопнула ладонями по директорскому столу, привлекая внимание. — Доколе будет продолжаться это безобразие?
— Вы сейчас о каком именно, дорогая? — ехидно улыбнулась Макгонагалл. — Об отлучках некоторых профессоров из замка в своё дежурство?
— Разумеется, нет, Минерва, — Хуч вернула ей улыбку. — Я о ночных стуках. Этот… — она запнулась, с трудом подбирая слово и явно пытаясь удержаться в рамках приличий, — идиот мешает нормальному отдыху! Я не высыпаюсь!
— Даже не знаю, что вам посоветовать, дорогая. — Макгонагалл, не переставая улыбаться, развела руками. — Может быть, стоит ложиться вовремя и использовать беруши? Знаете, у магглов есть такие специальные затычки для ушей? Хотя, конечно, кто вспомнит о таких мелочах под утро?..
— Не стоит завидовать, милочка, — сдаваться Хуч точно не собиралась. — Когда вы бегали в Хогсмид, коллеги были к вам гораздо добрее. В каком году это было?
Чувствуя надвигающуюся грозу, Дамблдор попытался вмешаться:
— Минерва, Роланда, давайте говорить по существу.
— По существу?! Альбус, вопрос с моими увольнительными так и повис в воздухе! — Хуч возмущённо уставилась на директора.
— Не похоже, чтобы вас это останавливало, — подлила масла в огонь Макгонагалл.
Азирафель чувствовал ответственность за своё крыло оппозиции, поэтому поспешил остудить пыл:
— Милые леди, я как раз занимаюсь поисками нарушителя ночного покоя, и смею вас уверить, что безобразия прекратятся. Не стоит шуметь. Берите пример с нашей дорогой Помоны.
Пример оказался не самый удачный, потому что Спраут, обычно любившая пылко подискутировать, а сегодня непривычно тихая, просто спала. Рядом дремал Филч. Снейп, оказавшийся с ним рядом, попытался незаметно толкнуть завхоза в бок, но эта манипуляция не осталась без внимания.
— Нет, вы только посмотрите на этих голубков! — оживилась Хуч. — И Снейп туда же! И вот за кого ты после этого, Северус?
— За мир, — скривился тот.
— Конечно, тебе ведь не нужны отгулы! Ты даже не знаешь, что такое личная жизнь!
— Я бы попросил… — Снейп некрасиво покраснел, и если бы взглядом можно было высекать искры, стол Дамблдора уже горел бы.
— У Северуса есть личная жизнь, — вмешалась Трелони. — С Филчем.
В ответ Макгонагалл устало махнула рукой:
— Ваши фантазии, Сибилла, конечно, интересны. Любителям специфической литературы.
— Порнографии, — любезно подсказал Флитвик.
— Имен-н-но! Спасибо, Филиус, — Макгонагалл одарила его улыбкой, — Но сейчас речь не об этом, а о порядке. Что станет с Хогвартсом, если профессора начнут нарушать вековые устои?
— Полагаю, так выглядит прогресс! — терпения Кроули надолго не хватило. — Можно сколько угодно отрицать, что профессора живые люди, но ни к чему хорошему это не приведёт. Можно ханжески высмеивать естественные желания, но опять-таки ничего, кроме злости и непонимания, это не вызовет. Пора бы уже перестать делать из личной жизни какое-то пугало.
Спорить с Кроули не решился никто, зато Хуч вдруг бросилась ему на шею:
— Дайте, я вас расцелую, дорогой! Давно бы так.
Макгонагалл лишь поджала губы и выразительно взглянула на Азирафеля, призывая его в союзники. Расстраивать её не хотелось, но Кроули был совершенно прав. Хотя Хуч и немного перестаралась с проявлениями благодарности. Сгладил неловкость Дамблдор, светским тоном поинтересовавшийся:
— Вы говорите о любви, мистер Кроули?
— Разумеется, Альбус. Хотя, конечно, я в ней не слишком разбираюсь.
Азирафель мог бы с этим поспорить, но не стал, потому что и сам оказался не очень сведущим в столь тонкой материи.
В кабинете Дамблдора пахло ванилью, кардамоном, мятой и шоколадом. Интересное сочетание, если подумать. Азирафель с интересом разглядывал каменную чашу, про которую слышал только от Кроули. Кажется, она поэтично называлась Омутом Памяти.
— Добрый вечер, господа. Как прошла ваша поездка?
Дамблдор принимал гостей с размахом. Помимо десертов на стол он выставил коньяк и самые изысканные закуски, среди которых Азирафель приметил суши. Всё говорило о том, что к угощению явно приложила свою изящную ручку Винки. А ещё — что Дамблдор готовился и собирается вести переговоры по всем правилам дипломатического искусства. Что не могло не радовать. Договариваться Азирафель любил, предпочитая этот способ всем остальным.
— Отлично. Мистер Фортескью знает толк в десертах.
— О! Вы пробовали его фруктовый шербет? Мне больше всего нравится землянично-сливовый.
— Необычное сочетание, — одобрил Азирафель. — А как вам вишнёвое мороженое?
— Выше всяких похвал.
Кроули скривился и внёс свою лепту в восхваление Фортескью:
— Коньяк у него демонически прекрасен.
Теперь, когда все условности были соблюдены, повисла пауза, которую поспешил заполнить Дамблдор:
— Мистер Кроули, пока вы были заняты установкой этого… как его там?
— Монитора, — подсказал Азирафель.
— Именно, мо-ни-то-ра, — Дамблдор обрадовался новому слову, как ребёнок. — Так вот, в это время мы с мистером Азирафелем кормили уток и пришли к однозначному выводу, что наши цели не противоречат друг другу.
— Я слышал об этом, — кивнул Кроули.
— Ничуть не сомневался, — улыбнулся Дамблдор. — Так вот, после того как я обнаружил хоркрукс Тома, вернее то, что от него осталось…
— Тома? — удивился Азирафель.
— Да. Тома Риддла. Это его имя. Иногда очень полезно быть учителем, хотя, конечно, Том — моя самая большая неудача. Он не понравился мне с момента нашего знакомства, и дальше я не искал с ним контакт. Даже когда понял, что мальчик одарён способностями сверх всякой меры и обладает не только незаурядным умом, но и твёрдым характером. А ещё сильной волей.
— Вы его восхваляете, — усмехнулся Кроули.
— Я лишь отдаю ему должное… и мне страшно представить, в кого он себя превратил. Ведь ничто не проходит бесследно. Особенно раскол души.
— Вы правы, — вздохнул Азирафель. — Сейчас он в прискорбном состоянии, но мы собираемся это исправить.
— Вы делали такое прежде? — оживился Дамблдор.
Азирафель уже собирался признаться, что ни разу, но Кроули его опередил:
— Разумеется.
Дамблдор потрясённо покачал головой:
— Вы всё больше и больше меня восхищаете. И каков был результат?
— Превосходил ожидания, — Кроули налил себе коньяк и отсалютовал бокалом. — Разумеется, процесс требует особой подготовки.
— Я понимаю, — кивнул Дамблдор, — и готов помочь. Чем смогу.
Кроули сделал глоток и мечтательно улыбнулся:
— Вы обещали поделиться досье нашего… гм-м… гостя.
— Да, конечно, — Дамблдор показал на каменную чашу и хитро улыбнулся: — Полагаю, вам знакома эта вещь.
— Знакома, — ничуть не смутился Кроули. — Очень комфортный путеводитель по воспоминаниям.
Дамблдор так откровенно восхищался нахальством Кроули, что Азирафель испытал укол чего-то смутно похожего на ревность.
— Давайте перейдём к делу, — предложил он. — Не затягивая процесс.
— О! Мистер Азирафель, несомненно, человек дела, — заулыбался Дамблдор и, прикоснувшись палочкой к виску, вытянул оттуда серебристую дымку, которую стряхнул в воду Омута Памяти. — Это моё воспоминание о первой встрече с Томом. Мне кажется, стоит начать именно с него.
Вода в чаше на миг словно вскипела, а потом успокоилась и начала искриться. Дамблдор подошёл к ней, широким жестом приглашая присоединиться. Азирафель с интересом взглянул на Кроули, который моментально оказался рядом с директором и изящно погрузил лицо в воду. Он себе представлял процесс немного иначе, но так тоже было интересно.
Опыт, действительно, оказался необычным. Когда Азирафель путешествовал по воспоминаниям Кроули или показывал ему свои, это получалось гораздо интимнее, наверное, из-за близкого контакта… или из-за того, что они испытывали друг к другу определённые чувства… Азирафель постарался выровнять сбившееся дыханье и отвлечься на маленького мальчика, выросшего в государственном приюте. Получилось отлично, и совсем скоро Азирафелю удалось понять, что же пошло не так, и почему первый контакт ребёнка, осознавшего себя колдуном, с миром магии закончился провалом. А ведь Дамблдор хотел, как лучше…
— Как вы поняли, господа, — светским тоном продолжил директор, — я совершил чудовищную ошибку, не оценив потенциал ребёнка и дав волю своим чувствам, на что не имел права.
— Разве бывают права на чувства? — Кроули прикусил губу и словно невзначай взглянул на Азирафеля.
— Конечно, нет, — вздохнул Дамблдор. — Но чувства не должны мешать работе. Мне стоило подать в отставку сразу же, когда я это понял. Но человек слаб… поэтому я был бы очень благодарен, если бы вы позволили мне исправить эти ошибки.
Кроули взглянул на Азирафеля, интересуясь его мнением, и стоило едва заметно прикрыть глаза, как он заговорил:
— У вас будет возможность всё изменить, Альбус. И если захотите, то можете принять участие в ритуале.
Конечно же, Дамблдор хотел! Да и кто бы на его месте отказался от возможности увидеть что-то новое и лично убедиться, что угроза исчезла?! Он не только подтвердил, что желает участвовать, но и предложил помощь по подготовке, а потом открыл сейф за одним из портретов, откуда достал ещё несколько флаконов с воспоминаниями. После такого Азирафель уже не сомневался, что у них всё получится, хотя и испытывал некоторую неловкость за то, что они с Кроули даже не намекнули о грядущих изменениях в Министерстве. Но, с другой стороны, разве мало у Дамблдора было своих секретов? В конце концов, они пока договорились лишь по одному вопросу.
Вечер воспоминаний закончился приятным ужином, который можно было продолжить и у себя, как предлагал Кроули, но у Азирафеля было дело. Он не мог оставить в неведении Барти. Если за комнатами Кроули наблюдают привидения, то они вполне могут доложить Дамблдору о посетителе Лорда. Не то чтобы с этим было невозможно справиться, но множить проблемы Азирафель не любил.
Разговаривать в комнатах Барти было неразумно, поэтому Азирафель попросил Винки отнести ему записку с приглашением в библиотеку. Подумав, он приписал «Срочно!» и для верности трижды подчеркнул. Барти примчался меньше чем через пять минут.
— Что-то случилось? — начал он с порога, с подозрением оглядывая кабинет.
— Кое-что, — улыбнулся Азирафель. — Будет лучше, если вы об этом узнаете. Какао?
Барти кивнул и протянул руку, намекая на обратное превращение. Азирафелю нравилось возвращать ему облик. А ещё нравилась его похожесть на Кроули — пусть они и не были родственниками, это никак не влияло на эстетическое удовольствие. Да, в общем-то, противоречивая натура Барти тоже вызывала целую гамму чувств, самым ярким из которых было желание помочь и вытащить со дна той пропасти, куда бедолага сам себя загнал. Это-то Азирафель мог, в отличие от… думать о спасении Кроули было больно, да и не было никаких идей, если честно.
Барти тихо вздохнул и зажмурился, принимая никем не учтённую благодать, а потом улыбнулся:
— Как вы это делаете?
— Что именно?
— Не знаю… но рядом с вами на самом деле даже дышать легче. Не зря ваш друг называет вас ангелом. Вам подходит.
Собственный комплимент заставил Барти смутиться, и он замолчал, пытаясь разглядеть дно у чашки. Азирафель сделал вид, что не произошло ничего необычного, и улыбнулся:
— Я заказал вам вишнёвый штрудель, будете?
— Да. Вы мне расскажете, что случилось?
— Конечно, именно за этим я вас и позвал.
Азирафель рассказал о том, что комнату Лорда посещает привидение, и посоветовал быть осторожнее. Потому что Дамблдор теперь знает о госте.
— Знает и ничего не делает?
— Он согласен на ритуал.
Лицо Барти вытянулось:
— Но как?! Как вы это сделали?!
Азирафель улыбнулся и немного слукавил:
— Чудом.
Семь.
Ободранными пальцами дёрнуть клапан разгрузки.
Шесть.
Нащупать продолговатое яйцо гранаты. Omne vivum ex ovo. Смерть тоже из него. Конец отсчёта.
Для меня. И для этих, ниже по каменистому склону — вопящих, предвкушающих. Они уже поняли, что я пустой; что последний магазин, выплюнув последнюю очередь, превратился из надежды в ничто, в смятую банку из-под пива, в использованный презерватив.
Они ухмыляются, дают отдых раскалённым стволам и сладострастно поглаживают рукоятки опытных ножей. Вечно голодных ножей. Ножи нахлебаются моей, ещё живой, крови. Ножи будут минусовать: минус ухо, минус сморщенный от ужаса пенис. Плюс девять метров вытянутых на свет божий (божий?!) кишок. Итог под чертой: мои потроха и тягучая слюна на изуродованных счастьем харях мучителей.
Хрен им.
Пять.
Обломанным ногтем подхватить заусениц чеки. Супермены в кино рвут кольцо зубами. Брехня. Нет таких зубов. Сначала — пальцами согнуть усики, сблизить, слепить. Как два тела перед последним танго.
Четыре.
Палец — в кольцо. Венчаюсь с тобой, милая. Моя гладкая, моя прохладная, моя осколочная. Будь со мной ласковой, девочка. Не подведи.
Три.
Она летит. Освобождённая. Свободная.
Морды тех, на склоне, начинают вытягиваться. Они ещё вопят. Но уже от другого предвкушения. Человек — мерзкое существо. Всё время орёт. Рождается — орёт. Радуется — кричит. Рыдает от горя, верещит при оргазме.
Видит трёхсекундную смерть — визжит.
Заткнитесь уже.
Послушайте лучше, как шелестит песком вечность.
Два.
Смерть танцует, белые одежды её развеваются и открывают на миг прекрасное тело. Иди ко мне, желанная. Пульс — сто шестьдесят. Я приготовил ложе для нас с тобой, видишь? Оно засыпано, как лепестками роз, горячими благоухающими гильзами. Оно украшено обрывками бинтов в бурых пятнах. Резиновый жгут, сорванный впопыхах с приклада, свернулся змеем— искусителем.
Иди же, познай меня!
Один.
Господи, неужели всё? Зачем было всё? Запах мамы, сентябрьский букет, слепые руки во влажной темноте. Снег слёзы вспышка прихода в мир вспышка ухода ещё секунду одну секундочку господи
***
— Вариант нормы. Реакции стандартные. Годен.
Медсестра — холодной ладонью по щеке:
— Поднимайтесь, голубчик. Вы прошли. Зачислены в штурмовую роту.
Бреду к двери, пошатываясь. Пацаны в коридоре: все глаза на меня.
— Ну, как там? Что было?
— Фигня. Мультик посмотрел.
Следующий!