– И все сидят в гостинице?
– Ну как… когда и сидят. Когда патрулируют. Но из деревни-то редко куда выезжают. Больше всё-таки сидят в кабаке, да вино пьют. Конечно Хупету-Корчмарю прибыль, и гости они спокойные, да только пора бы им уж в свою столицу возвращаться, ифленским, простите, мор… э… морским бродягам. Нечего им тут делать, мой батя так думает. И я тоже так думаю.
– Значит, пятеро. Ждут в гостинице, из деревни не выезжают… возможно, всё получится немного легче, чем я ждал…
Последнюю фразу Шеддерик пробормотал под нос, и Довен-Рыбак её не услышал. Зато хорошо расслышал первую, и поспешил дополнить информацию:
– Конечно, куда им ехать, с ними сиан столичный. Заносчивый, как артельный, важный. В капюшоне. Вина не пьёт. Везде каких-то палок натыкал, так теперь кроме как по тропинке, никуда и не пойдёшь. Говорит, эта его магия и убить может. Надеется, наверное, что вы, добрый благородный чеор, в деревню так прямо и пойдёте, прямо в их руки. А его сианские ловушки – тут как тут!
– А, нет, – вздохнул Шедде. – Не легче. Ну что, Довен-Рыбак, проводишь меня в деревню? Мне надо посмотреть, что там за сиан, и что он там куда натыкал…
Парень уже немного освоился, осмелел, и нет-нет, да зыркал в сторону Темершаны. Шедде казалось, что с любопытством. Как будто у него на языке вертится вопрос, который он не смеет задать.
– С позволения… добрый благородный чеор… мне бы не хотелось этого делать. Ведь они ж и меня за компанию с вами пристрелить могут, у них же ружья, не чета вашему пистолету.
– Действительно. Как опасно! – протянул Шедде. – Прогуляться по родной деревне со старым знакомым, ехавшим мимо, да заблудившимся.
– Да какой же вы мой знакомый, у вас вон волос светлый, одёжа столичная! Не пойду! А меня сейчас батя хватится, тревогу подымет. И уж тогда это вам придётся бежать и прятаться…
Парень даже спину распрямил и нос задрал, почувствовав себя хозяином положения.
Что было плохо, так это то, что его действительно могли хватиться и поднять тревогу. Если бы мальканки рядом не было, Шедде бы один раз вломил зарвавшемуся дурню по челюсти, да и дело с концом.
Кто мог подумать, что обещание «никого из местных не убивать» так быстро будет испытано на прочность? Оно конечно, бить – не значит убивать. Но пока она тут стоит и смотрит – ничего не выйдет. Ибо потом неизбежно придётся долго и кропотливо восстанавливать её доверие. Или тоже бить.
Так, чтобы вспомнила пережитую давно в прошлом боль, окончательно превратившись из человека в не очень ценную, но пока ещё нужную вещь…
Мысль была из самых паскудных. Шеддерик даже головой слегка тряхнул, прогоняя её.
Бить крестьянина было нельзя ещё по одной причине. Как бы ни старался, а четыре дня путешествия по заледенелому лесу без еды и почти без сна его вымотали и ослабили. Как бы грозно он сейчас ни выглядел, и каким бы неопытным кулачным бойцом ни был бы его противник, вероятность того, что парень вырвется и убежит, оставалась серьёзной. Впрочем, терпение у Шедде было не безграничным. Особенно сейчас, когда позади долгий путь, а цель совсем рядом.
Оставался ещё вариант с подкупом. Вариант ненадёжный, потому что не исключал возможности обмана.
Шеддерик осторожно открепил от шейного платка старинную агатовую брошь, и показал её парню.
– Может, передумаешь?
Глаза у того заблестели. Он даже ещё больше приосанился. Наблюдать это было забавно.
– Я даже не прошу тебя вести меня к гостинице, – улыбнулся ифленец. Просто покажи одну из сиановых вешек, любую, и всё.
Довен-Рыбак облизал губы.
Он был почти согласен.
– Но сначала… нам нужно незаметно миновать деревню. Ступай впереди, покажешь дорогу. Чеора та Сиверс…
Темершана быстро кивнула, поспешила вперёд, раздвигая по пути мокрые еловые лапы. У тропы оступилась, чуть не упала – Шедде поймал за локоть.
Всё-таки им обоим требовался отдых и нормальная еда. И чем быстрей, тем лучше.
Шеддерик перехватил пристальный взгляд крестьянина. Не робкий, а такой «оценивающий», как будто тот старается как можно больше запомнить. Вероятно, надеется, оказавшись на свободе, тут же донести о них тем, кто сейчас командует в деревне.
Что ж, посмотрим, чем дело закончится на самом деле.
Они шли втроём сквозь мокрый лес, и Шеддерик старался двигаться так, чтобы успеть перехватить Довена-Рыбака, если тот решит удрать; и чтобы успеть подхватить Темершану, если та надумает падать.
Обошлось.
Мальканка хорошо держалась, но только покровители ведают, чего ей это стоило.
Через четверть часа неприметная тропа, по которой они шли, вывела к наезженному перекрёстку.
Не желая, чтобы Довен его услышал, Шедде лёгким прикосновением остановил девушку, и сказал, понизив голос:
– Как мы уйдём, ступайте вдоль тракта, не останавливайтесь. Если всё пройдёт нормально, догоню вас через час.
И услышал в ответ:
– Будьте осторожны. Если пропадете, я одна не справлюсь.
– Конечно. Не переживайте за меня. Всё будет хорошо.
Так надо было ответить – хотя бы потому, что впервые она проявила тревогу о будущем.
Повернулся к пленнику.
Тот стоял, набычившись, глаза прищурены, руки в боки.
– Это, – сказал он. – Дело всё же опасное, благородный чеор. Неплохо бы цену-то поднять… а я пообещаю молчать о вас и о вашей девке.
Шеддерик нехорошо улыбнулся, но пленник угрозы не почуял. Он, видно, был из тех, кому не ведомо ощущение границ, а возможная прибыль затмевает разум.
Возможно, он считал, что у благородного чеора и его спутницы просто нет выбора…
Он ошибся.
Шеддерик даже подумать не успел, как его кулак прилетел в глаз Довена-Рыбака. Тот высоко, по-бабьи вскрикнул и сел в грязный снег у обочины. Хорошо, что правый кулак – в ином случае дело простым фингалом могло не кончиться. Но Довен об этом догадываться не мог. Он довольно проворно поднялся. Уставился на Шеддерика с ненавистью.
Ну, в конце концов, от него и не требовалось дружеского участия. Только небольшая вынужденная помощь.
– Так бы и сказали, что денег нету, – прогнусавил он. – Чего бить-то… помогай им тут задарма…
– Чтоб язык держал за зубами.
Да, срываться не стоило. Но уж больно напрашивался этот Довен-Рыбак…
Ладно, главное, чтобы выполнил свою задачу. А там ясно будет, что с ним делать.
Темершана сгребла с еловой лапы ком относительно чистого снега, протянула пленнику:
– Прижмите. Поможет от синяка.
Тот скривился, как от зубной боли, пробормотал:
– Будет мне всякая ифленская подстилка советы давать…
Шедде услышал. Но когда развернулся, оказалось, опоздал: Темершана справилась сама.
Довен-Рыбак сидел в той же грязи, из которой минуту назад вылез, а Темери стояла над ним, тряся отбитым кулаком.
Кажется, у парня будет не один фингал, а два. Такое сложно объяснить родственникам. Впрочем, если он и дома никогда не следит за языком, то возможно, родные не сильно удивятся.
Шеддерик с удовольствием отметил, что второй раз Довен-Рыбак встал с куда большим трудом. А когда их взгляды встретились, Довен смог окончательно убедиться, что ифленец полностью на стороне своей спутницы.
Бледная Темершана едва заметно улыбнулась, показывая, что о ней тоже беспокоиться не стоит.
Возможно, это было не так, но тянуть время не стоило. Языкастый пленник чем дальше, тем больше приносил неприятностей.
Вешки сиана всегда много говорят о том, кто их расставлял. У каждого, владеющего тайным знанием, свой стиль, почерк, магия. И если знаешь, куда смотреть, то легко сможешь определить, к какой школе сиан принадлежит, в каких краях обучался, а при должной подготовке сможешь даже узнать имя.
Шеддерик в тайных знаниях силён не был. Но что-что, а видеть и замечать детали, находить связи между событиями и предметами за несколько лет представительской работы в соседней стране научился.
Сиан, сопровождавший отряд из Тоненга, учился в метрополии – его вешки сделаны из орешника, который на Побережье встречается крайне редко. Он или слишком самонадеян, или молод, потому что оставил свои изделия на виду, не озаботившись маскировкой. И у него всё в порядке с тщеславием и самомнением: сам Шеддерик никогда бы не стал маркировать вешки цветом. Да ещё таким ярким.
Впрочем, возможно, это как раз сделано для местных жителей – чтобы знали, куда ходить не следует.
Шеддерик, убедившись, что Довен за ним не наблюдает, осторожно снял перчатку с левой руки. В свете сумрачного дня сверкнули вживлённые в плоть саруги. Потёр старые шрамы, поморщился. Перчатка давно ощущалась, как вторая кожа, и сейчас рука казалась слабой, незащиЩённой. Хотя, в некотором смысле, дела обстояли как раз наоборот.
Шедде даже на миг пожалел неизвестного сиана, которому предстояло пережить несколько неприятных минут. Тайное знание позволяет связать предметы неживого мира с сознанием владельца, его Эа. А вот древняя магия чернокрылых самим своим присутствием разрушает эти связи. Отчасти поэтому сёстры Золотой матери так ограждают святилища и монастыри от всего, что связано с этхарами. Знали бы они, что у благородного чеора под перчаткой, и его, наверное, не пустили бы на порог.
Если закрыть глаза, то кажется, что от сиановой вешки идёт лёгкое тепло. Шеддерик подержал руку над ней, а потом решительно сжал пальцы на ярко-рыжем навершии. Пальцы слегка закололо, от них вверх по руке побежали струи холода, словно снег и лёд забрались под кожу, ожили там и свили гнездо. Это чужая магия пыталась сопротивляться. Сейчас сиан, где бы он ни был, должен был почувствовать себя сильно нехорошо. Для верности сосчитав в уме до десяти, он отпустил вешку и повернулся к Довену. Тот уже в нетерпении притопывал ногой.
– Так, теперь нам нужна гостиница. А верней – конюшня. Знаешь, как подобраться туда незаметно?
Удовлетворившись лёгким кивком, Шедде принялся быстро заряжать пистолет. Дело было рискованное: с одной стороны, убедившись, что показывать дорогу его принудили при помощи оружия, которое даже не было заряжено, Довен-Рыбак мог просто убежать, и у благородного чеора не хватило бы сил его догнать. С другой стороны, сейчас Довен помогал уже не из страха, а из алчности… так что убегать вроде бы было не в его интересах, ведь плату он ещё не получил.