Грант, который Академия Океана получила от группы международных экологических фондов, позволял трактовать пути расходования средств весьма вольно. Это позволило укомплектовать довольно-таки универсальную по составу, целям и задачам экспедицию, в которую привлекли высококлассных специалистов из-за рубежа. Те в последнее время очень охотно участвовали в подобных проектах; казалось, условные границы государств, особенно эфемерно выглядящие на бескрайних изменчивых пространствах океана, день ото дня становятся всё более зыбкими и вот-вот сотрутся окончательно.
Анечка Медведева, совсем недавняя выпускница Факультета ихтиофауны и морских млекопитающих приполярных морей, была в таких экспедициях новичком. За ее хрупкими плечиками только и было, что производственная практика на Кольском полуострове и на Чукотке, да летняя практика в Антарктиде, где со студентов спрос был не особенно велик, и где они скорее учились работать, нежели работали по-настоящему. Теперь, на пороге новой, взрослой жизни, она старалась относиться к своим обязанностям очень и очень серьезно.
Это было непросто. Особенно когда все остальные – и экипаж научно-исследовательского судна «Академик Хоффман», и команда научников в без малого полном составе – откровенно смеются над твоей работой, пусть даже ты строго следуешь предписаниям и стараешься сохранить совершенно индейское непроницаемое лицо, игнорируя шквал насмешек, который сыпался на многострадальную анечкину голову с самого начала плавания.
Проблема была, разумеется, не в Анечке. Проблема была в целях экспедиции, а точнее, в той их части, которая касалась работы возглавляемой Анечкой, молодым ассистентом родной кафедры со специальностью «цетология» в дипломе, научной группы в количестве двух…гм, человек. Вернее, одного человека и одного модифицированного ультраанимала, или зверогиброида, если быть точнее.
То есть Умкыра.
Только его врожденная невозмутимость в самые трудные, первые дни экспедиции и позволяла Анечке выдержать не всегда безобидную бурю веселья, которую неизменно вызывало одно упоминание о целях их миссии.
Подобно полувековой давности бредовым псевдонаучным исследованиям, когда европейские ученые на полном серьёзе и при серьёзной же поддержке грантодателей-коммерсантов изучали опасность производимого коровьим пищеварением метана для биосферы планеты, тем самым низведя ценность научного поиска до уровня балаганного развлечения, – так и теперь, в эпоху изобилия, некоторые состоятельные борцы за экологию вдруг озаботились восстанавливающимся поголовьем китообразных. А кит – это ведь вам не корова, и метана он производит не в пример больше! Не говоря уже о… Словом, не только метане.
Так и возник проект по изучению загрязнения акватории высоких, включая арктические, широт отходами жизнедеятельности китообразных с тщательной оценкой оных отходов по двум десяткам основных параметров. На проект международными консорциумами были выделены соответствующие денежные средства – пустячные для консорциумов, но совершенно сумасшедшие по масштабам современной морской науки, – и Анечку срочно откомандировали на борт научного судна «Академик Хоффман», которое круглый год, лишь изредка заходя в порты, чтобы пополнить запасы воды, топлива и провианта, бороздило Северную Атлантику между шестидесятой и восьмидесятой параллелями.
Прикомандированный к ней урсог уже ждал её там.
Анечка, влюблённая в предмет своего профессионального интереса – китов – до потери памяти, детально ознакомилась со своим заданием только в стратосферном лайнере на подлёте к Рейкьявику и немедленно пришла в ужас. На борт «Академика Хоффмана» она ступила в состоянии, близком к полуобморочному.
Разумеется, их сразу прозвали «копрофилами», хотя на деле они были всего лишь копрологами. Это уже потом появились и другие, не менее обидные для Анечки, прозвища. Что до Умкыра – так он и ухом не повел, то ли не вполне понимая предмет шутки, то ли считая ниже своего медвежьего достоинства реагировать на выпады малоумных обезьяноподобных противников.
С тех пор вот уже полтора месяца, продвигаясь на север вместе с китовыми стадами вслед за уходящим льдом, они самозабвенно, целиком и полностью отдались нелегкому делу изучения китовьего дерьма во всех его проявлениях.
Как ни странно, дело оказалось интересным. Анечке, стоило лишь преодолеть врожденное отвращение существа разумного ко всяческого рода фекалиям и абстрагироваться от первоначального предубеждения, открылись вдруг незамеченные ранее перспективы.
И ведь действительно – для того, чтобы изучить рацион китообразных, совершенно необязательно варварски убивать их, потрошить, а потом совсем уж шамански гадать по внутренностям, словно отправляя нечестивый кровавый ритуал. Можно просто изучить то, во что превратились все эти моллюски, рыбы, иглокожие, ракообразные, и прочая, и прочая и пр., которых пожрали в промежутках между веселыми играми и не менее веселыми совокуплениями изящные дельфины и их более неповоротливые старшие братья.
Ну, вы поняли, что именно.
Мда…
***
Борт «Академика Хоффмана» навис над «зодиаком» необъятной стеной ярко-оранжевого цвета. Корпус пока успешно сопротивлялся натиску волн, не было тех вмятин усталого металла, которые обнимают ребра-шпангоуты старых, видавших виды судов. Ошвартовав лодку, Умкыр придерживал одной лапищей штормтрап, а другой направлял анечкино восхождение на палубу, аккуратно подталкивая кверху ее тугие ягодицы, обтянутые неопреном гидрокостюма. Анечка, обвешанная подсумками с образцами, как новогодняя ёлка игрушками, оказавшись на палубе, свалила свою ношу под фальшборт и, перегнувшись через планширь, потянулась навстречу новым «подарочкам», которые Умкыр ловко бросал ей прямо в руки.
— Я в душ! – заявил, оказавшись на палубе, урсог.
Теперь, спустя полтора месяца знакомства, Анечку уже перестала удивлять любовь напарника к водным процедурам. Из воды он мог не вылезать часами, очень любил нежиться в горячих источниках на побережье и греться в судовой сауне; поговаривали, что на то, перегреется там Умкыр в своей шкуре или всё-таки нет, делались немалые ставки; результат игры на судовом тотализаторе пока оставался неизвестным – зверогиброид легко выносил совершенно смертельный по человеческим меркам перегрев.
Анечка ахнула ему рукой и волоком потащила свою часть груза в лабораторию. На полпути почувствовала, как мощная лапа подхватила поклажу, и, не оглядываясь, благодарно кивнула:
— Спасибо, Умк!..
Обработав образцы, Анечка почувствовала вдруг, что адски проголодалась. Скинув наконец гидрокостюм и переоблачившись в рабочий комбинезон, она вприпрыжку побежала в сторону кают-компании. Успела как раз к ужину. В кают компании царило дурашливое веселье, которое, стоило только Анечке переступить комингс, немедленно обратилось на нее.
— О-о, а вот и наш прекрасный цетолог! – приветствовал анечкино появление в дверях кают-компании руководитель научников Смекайло, человек незлой, вдумчивый, но довольно ехидный по своей натуре. – Какие у нас сегодня достижения? Сколько центнеров органических удобрений с гектара акватории собрал нынче наш ударный экипаж?
— Ах, Алексей Сергеич, оставьте, право, – сморщила носик Анечка. – Сколько уже можно смеяться над одним и тем же?
— Не поверите – мне еще не надоело, Анна Николаевна! – Начрук откровенно развлекался; по всему было видно, что пребывает он в самом что ни на есть превосходном расположении духа.
Вежливо улыбнувшись, Анечка получила от кока Семёна, бойко орудовавшего черпаками за стойкой буфета, свой ужин, плюхнулась за свободный столик и ожесточённо заработала ложкой. Есть хотелось адски. Публика, однако, не унималась и всё приставала с расспросами.
— Говорят, сегодня маловато собрали? – доверительно наклонился к ней от соседнего столика океанограф Любимов, простодушно хлопая выпуклыми водянистыми глазами. – Экосфера всё ещё в опасности?
Анечка, не переставая жевать, неопределенно пожала плечами. Иногда вынужденная невозможность ответить бывает очень кстати. Иначе можно такого наговорить!..
Жест её, впрочем, был истолкован вовсе не как попытка уйти от разговора.
— Вотт неззадачча! Что, сладкайя мойя Анна Никколаевна, никкак деррмометрр забаррахлилл? – участливо спросил с характерной протяжной напевностью в интонациях Олле Пекколайнен, гидролог. По-русски он говорил давно и неплохо и вполне мог даже позволить себе шутить на неродном языке.
— Нет, наверное, с пердографом проблемы! – вторил ему раскосый ихтиолог Касимов, щеря крупные зубы. Никто так и не мог добиться, каким ветром его занесло из засушливого центра континента сперва в специальность, а потом – в океан. «Водичку люблю», – отвечал он на подобные вопросы и довольно щурил глаза так, словно это все объясняло. Впрочем, возможно, как раз и объясняло.
— Пукоизмеритель накрылся! – веселились аккустики.
— Говносчетчик не откалиброван! – вторили им радиометристы.
— А-ха-ха!
— Гы-гы-гы!..
— Дельфины-то – это ещё что-о! Дельфин – пустяк, много не нас.ёт! А вот погодите, господа-товарищи золотари, тут у нас аэронаблюдатели с гидроаккустиками сообщают, что на подходе стадо гренландских китов голов этак в сто. Вот тут-то будет, где поработать! Вот где объемы! Вот где – масштаб!..
И так далее. Обычный вечер в кругу друзей, чо.
— Ша.
В кают-компании воздвигся Умкыр, благоухая ромашковым шампунем. Оглядел всех собравшихся с высоты своего роста – то есть из-под самого подволока. Дружелюбно оскалил десятисантиметровые клыки:
— Ы-ы. Всем привет!
Шутники, как всегда, заёрзали-занервничали и потянулись из кубрика по внезапно возникшим неотложным делам.
— Спасибо, Умк, – Анечка благодарно улыбнулась и прижалась на миг щекой к меховому боку. От гиганта веяло теплом и покоем.
Помедлив, тот осторожно-осторожно накрыл ее голову своей огромной лапищей.
Анечка счастливо вздохнула всей грудью – и замерла, не смея поверить нахлынувшему вдруг счастью.
Потому что вдруг совершенно отчетливо поняла: вот оно, и другого – не надо…
0
0