И Жанет так просто от него не откажется. Почуяв опасность, она воспользуется своим богатством, своими связями, своими поместьями и своими кораблями. Уедет и увезёт Геро с собой. В тот же Неаполь. Или на Сардинию. Да мало ли куда.
Она свободна и независима. Кто или что может ей помешать? Опять же тщеславие. Сейчас она пользуется королевской милостью, блистает при дворе, окружена поклонниками. Согласится ли она, эта княгиня, обменять всё это на одного единственного, безродного любовника?
Ибо, выбрав путь бегства, она отрежет себе пути к отступлению. Она станет изгоем. Будет скитаться по захолустным замкам, как некогда несчастная Маргарита Наваррская.
Вот тут Клотильда задумалась. Она слишком мало знала свою сводную сестру, чтобы предсказывать. Будь на месте Жанет любая другая знатная дама, она дала бы безошибочный прогноз. Кое-кто из придворных львиц мог бы рискнуть будущим и репутацией ради опального принца крови, ради юного монарха, изгнанного узурпатором. Шансы имел наследник старинного рода, претендующий на титул герцога или маркиза. Но безродный…
Нет, нет и еще раз нет.
Правда, этот безродный — Геро, и узнав его ближе, познав его ласки, его близость, его любовь, его нежность, каждая из них задалась бы вопросом: «А стоят ли все эти титулы, имена и призрачные короны этого пожизненного приговора к любовному отвращению, к вечной игре, ко лжи и притворству? И не лучше ли обменять эту звенящую медь на чистое, взятое из божественного горнила, золото?»
Однако, чтобы задаваться таким вопросом, необходимо обзавестись инструментами – разумом и сердцем. А большинство тех, кого вспомнила Клотильда, обделены и тем и другим.
Все эти дамы из когорты живых мертвецов, не подозревающих о своей смерти. Куда уж им оценивать живое золото? Они довольствуются медью, цимбалами звенящими.
А Жанет? Жанет умна. Это — бесспорно. И, пожалуй, готова рискнуть. Поселила же она Геро в своём поместье. И не скрывает их взаимные чувства. Она даже этим гордится. Ей нравится держать его под руку и вышагивать с ним по дороге.
Любопытных вокруг немало. Попадись они на глаза кому-то из местных дворянчиков, и слухи поползут немедленно. Даже странно, что этого до сих пор не произошло. Лето на исходе, а при дворе до сих пор еще не заподозрили, что Жанет навещает в Лизиньи вовсе не кормилицу.
Жанет может рискнуть. Может. Если ей предстоит делать выбор, она выберет Геро.
Вывод показался огорчительным. Переиграть Жанет будет трудно. Придется затевать интриги и расставлять ловушки. И так же без надежды на успех. Каждый выпад против Жанет будет ожесточать Геро. Это — вновь путь вражды и страха, уже приведший её в тупик.
Тогда остается путь Дельфины – месть, или путь мученика – отступить.
Но возможен и третий, гипотетический. Геро не признается Жанет. Он найдёт книгу, испытает волнение, замешательство, может быть, страх, затем примет решение. Геро прежде всего мужчина, и как любой мужчина, если он не полное ничтожество, сочтёт постыдным прятаться за спиной женщины.
Искать содействия женщины с раннего детства приучены благородные отпрыски, чьи матери исполняли свой долг с излишним рвением. И Клотильда знала таких заласканных, избалованных недорослей. У Геро не было матери. Он рос в приюте.
Сирота ни на кого не рассчитывает. Геро привык выпутываться сам. И защиты он не искал. Он сам был защитником и покровителем. Он пытался оградить от несчастий и потрясений жену, затем самоотверженно боролся за дочь. Он и за Жанет будет бороться, он ничего ей не скажет. Он примет решение сам.
Старик Марво покинул дом на рассвете. Случалось, что он и вовсе не возвращался, оставался на ночь в доме своего прихожанина. Клотильда подозревала, что кюре пользуется самым незначительным предлогом, чтобы покинуть собственный дом и не встречаться со своими постояльцами. Он и от Лизиньи держится подальше, ибо останься он там ночевать, ему непременно задали бы вопрос, почему это он, невзирая на больные ноги, бродит по окрестностям, как пилигрим у подножия горы Синай.
Услышав стук посоха, Клотильда мысленно уверила скитальца, что очень скоро избавит его от повинности. Она вернётся в Париж, даже если трюк с книгой не принесёт никаких видимых событий.
В конце концов, мальчишка мог потерять Монтеня. Или даже выбросить намеренно из детского злонравия. Книга валяется где-то под кустом, пожираемая плесенью и жуками, а она, Клотильда, всё ещё ждёт.
На этот раз срок она назначит себе, подождёт три дня и уедет.
Но ждать ей не пришлось. После утренней прогулки и лёгкого завтрака она предавалась размышлениям, что в этом захолустье, почти в изгнании, вошло у неё в привычку. Размышления были не из весёлых, но доставляли ей странное удовольствие.
Ворвавшаяся Дельфина нарушила ее полуосмысленный сон.
— Там он… Он пришёл, — все тем же прыгающими губами шептала фрейлина.
— Кто он? – машинально задала вопрос герцогиня, но тут же сама на него ответила – Геро!
Только он способен довести Дельфину до экстатического страха. Только он может заставить эти бледные, хилые руки совершать судорожные пассы, а губы сойтись в правильный зигзаг.
— Он здесь?
У неё самой изменился голос. Сама его не узнала.
Дельфина уже безостановочно кивала. И указывала непослушной рукой в окно. Клотильда вдруг метнулась в сторону, потом обратно. Поднесла руки к затылку, оправляя волосы. Она вела себя, как засидевшаяся в девках дочь мелкопоместного дворянина, в дом которого прибыл молодой сосед.
Где его принять? Остаться здесь? Или выйти в столовую? Все эти комнаты так убоги! И сама она выглядит, как провинциальная вдова. Вид у нее почти жалкий.
— Зови, — приказала она Дельфине.
Та вдруг затряслась, как промокшая собака. Клотильда испугалась, что фрейлина сейчас упадет на колени, моля избавить её от встречи с врагом. Одно дело смотреть на этого врага издалека и совсем другое встретится с ним взглядом, прочесть в этом взгляде узнавание.
— Зови, — повторила герцогиня и шагнула в столовую.
Она ещё не успела что-либо почувствовать, всё ещё была наблюдателем, отстранённым и независимым. Не успевала за движением времени и событий. Чтобы за ними угнаться, следовало совершить прыжок с берегов отрицания, оторваться, разжать судорожно сведенные пальцы и поплыть, не препятствуя игре волн. Это было непросто.
Она могла еще отступить, отпрыгнуть. Зачем ей ступать в ту же реку? Тем паче, что река уже другая, с обновлённым, извилистым руслом, река, возможно, бездонная, или состоящая из одних водоворотов под гладкой поверхностью. Эта река может быть населена плотоядными рыбами или дно её будет покрыто рукастыми водорослями. Зачем ей туда?
Не остаться ли на каменистом островке? На этом островке одиноко и скучно, скалистым стержнем он уходит в твердь и не дрогнет до скончания времен. На этом островке ничего не растёт, воздух прозрачен и недвижим. И тот, кто там обитает, огражден от тревог и случайностей. Не сохранить ли ей благословенную скуку?
Но нет, её тянет в воду, в эти радужные завихрения под ногами, под порыв ветра, под струи дождя, под канонаду гроз и свершений.
— Вот и ты, — сказала Клотильда очень спокойно, даже звонко. – Я ждала. Но не так скоро.
0
0