Набив брюхо сытным обедом, кади любил вздремнуть в прохладном кабинете, для чего были припасены и складное бархатное ложе и мягкие подушки. Но теперь сон не шел к нему, и качаясь в паланкине, Джабраил угрюмо двигался к себе домой, размышляя на темы обеденной беседы со светлобородым Ильясом.
По дороге ему попался лекарь Мансур, которого сопровождал слуга с тележкой лекарственных средств, мазей, трав и кореньев, а также везущего кувшины с чистой водой, которая, как известно, и есть главное целебное снадобье.
Поздоровавшись с образованнейшим Мансуром, кади выразил свое неудовольствие тем, что лекарь не осмотрел умершего Зитуллу. Мансур удивленно вскинул брови и ответил поспешно, что о смерти Зитуллы ему ничего не известно, так как с ночи и до обеда он пробыл в доме сиятельного Ильдара, дочь которого благополучно разрешилась от бремени. Теперь молодая вдова, о которой некому было позаботиться после гибели ее мужа, снова вернулась в дом отца, чтобы богатое приданое не отошло ушлым родственникам безвременно почившего Али.
Кади прервал многословное и ненужное объяснение лекаря вопросом, разве начальник зиндана уважаемый Закария не посылал за лекарем, на что Мансур замешкался и ответил, что мог и посылать, всенепременно мог, да только Мансур с ночи и до обеда дома не был, а находился у сиятельного Ильдара.
Нетерпеливо выслушивая Мансура, кади смекнул, что кто–то из них врет – Закария или Мансур.
– Разворачивай тележку да едем в зиндан, коли сам не хочешь там оказаться, – грозно крикнул кади Джабраил и двинулся в обратную сторону Риштана, а причитающий слова извинений Мансур семенил следом за паланкином, недоумевая, чем он мог прогневать досточтимого кади Джабраила.
По прибытии кади выяснил, что бренное тело Зитуллы уже повезли на городское кладбище, чтобы предать земле в безымянной могиле, куда ежедневно сваливали трупы беднейших горожан. Выругавшись на чересчур расторопных стражников, кади Джабраил двинулся с паланкином и сопровождавшим его лекарем Мансуром на окраину города. И кто только давал распоряжение на захоронение? Видишь ли, мухи успели обсидеть тело негодяя? Так ведь на до и мухи, чтобы на трупы садиться, работа у них такая, у мух. Видишь ли, по законам шариата тело надо предать земле до захода солнца! Видишь ли мулла распорядился! А кто главнее: мулла захудалой мечети по соседству, где термиты все стены поточили, да из правоверных ее только путники и посещают, или кади – второе лицо в городе после хакима?
Когда кади и лекарь прибыли на городское кладбище, они увидели, что уродливый могильный камень отодвинут в сторону, могила раскопана узким клином, чтобы едва можно было впихнуть мертвое тело, зашитое в ветхий саван.
– Разрезайте, – скомандовал кади, показывая перстом на саван Зитуллы, и могильщик, потоптавшийся в нерешительности, разрезал саван сбоку, обнажив худое скрюченное тело.
Мансур, прижав к носу тряпочку с благовонием, склонился над телом. Он не прикасался к мертвецу, дабы не осквернить себя, как лекаря, но осматривал труп пристально. Пожевав губами, Мансур отпрял от тела и обернулся к кади Джабраилу.
– Переговорить надо с глазу на глаз, досточтимый кади Джабраил.
Кади распорядился захоронить тело Зитуллы, вылез из паланкина и, опираясь на руку лекаря, пошел между желтоватых надгробий из ракушечника, в сторону мавзолея великого полководца Ибрагима Бесстрашного. Там, в тени акаций, густо разросшихся вокруг старых стен, он присел на нагретую солнцем скамью. Лекарь Мансур прислонился к стене и наклонился к уху Джабраила.
– Досточтимый кади, я сомневаюсь, что негодяй Зитулла умер от побоев.
– Разве ты не видел на теле Зитуллы синяков и кровоподтеков? – усомнился Джабраил в компетентности лекаря.
– Видел, кади, – вздохнул Мансур, – но синяки у него не свежие, им два или три дня. Они обрели контуры, у них есть признаки заживления. Желтизна в центре и по краям. Если бы Зитулла умер от побоев, он был бы опухший как мешок с бычьим навозом, коим торгует кривой Джамал. Нельзя причинить поверхностное повреждение, не затронув внутренних жизненных вместилищ крови, лимфы и жизненной силы, а также костяка человека, который есть ствол жизни людской. Синяки могли появиться от ретивых стараний при допросах, господин. К делу они не относятся.
Джабраил кивал, понимая, куда клонит мудрый лекарь.
– Дальше говори, – приказал кади, и Мансур со вздохом продолжил.
– О, досточтимый кади, твой опыт и знания гораздо больше моих. Я лишь скромный лекарь, который может смешивать целебные коренья для успокоения зубной, головной боли, родильной горячки, телесного жара молодых и холода в костях старцев.
– На что ты намекаешь, лекарь? – спросил кади, пытливо всматриваясь в глаза Мансура, – уж не хочешь ли ты сказать, что кто–то подмешал яду в пищу Зитуллы?
Мансур вздохнул и кивнул.
– Со всей очевидностью скажу: все признаки отравления. На шее Зитуллы были кровавые борозды, оставленные его ногтями. Нечестивец драл себе горло перед смертью в тщетной надежде вдохнуть хоть немного воздуха. Все его тело свело судорогой, потому что в его легких, как в рваных бурдюках, не задерживался воздух.
– Знаешь ли ты такой яд, лекарь? – спросил кади Мансура.
– Знаю, досточтимый кади, но боюсь говорить о том. Кто защитит меня? – сказал тихо лекарь.
– А можешь ли изготовить его? – продолжал допрашивать кади с пристрастием.
Лекарь замолчал, словно набрал в рот воды.
– Да что я тяну из тебя ответы, словно ты нерадивый ученик, не знающий первой суры Корана? – вскипел кади, но тут же замолчал от удивления. Мансур тихонько сжал его руку своей, указывая глазами на дорожку между могильными камнями. Прямо к ним шагал начальник зиндана.
Подобострастно поклонившись, Закария пожелал кади и лекарю доброго здоровья и осведомился, что привело их в столь знойный день на городское кладбище. Словно не знал Закария ответа на свой вопрос.
Кади, кряхтя поднялся со скамьи, и сказал:
– Поторопились вы с погребением Зитуллы. Еле успел я с почтенным доктором посмотреть на тело перед тем, как его предали земле.
– Досточтимый кади, мулла настаивал на погребении, – осмелился возразить Закария, но в глаза кади не посмотрел.
– Не станем подвергать сомнению полномочия служителя Аллаха, для того и дана ему власть на земле, чтобы заведенный порядок не нарушался, – как бы соглашаясь с Закарией ответил кади.
– Кади Джабраилу было угодно, чтобы я простой лекарь, осмотрел тело, и я его осмотрел, – вмешался в разговор лекарь Мансур и тут же поклонился, чтобы не видеть, как сверкнул единственный глаз престарелого кади.
– Позвольте узнать, подтвердил ли почтенный Мансур вашу версию о причине смерти негодяя Зитуллы? – спросил Закария.
– О да, Закария, можете не сомневаться, почтенный Мансур указал на явные признаки побоев у Зитуллы и на повреждение этих, как его… внутренних вместилищ…
– Внутренних вместилищ жизненной силы, – подсказал Мансур.
– О, – не нашел ничего другого сказать Закария, – значит, дело за малым? Наказать виновного.
– Осел остается ослом, даже если везет казну султана, – многозначительно и не понятно для собеседников сказал старый кади и удалился в паланкине, оставив Мансура и Закарию вдвоем среди ракушечных плит.
0
0