Носильщики несли легкий паланкин кади быстро, ноги их были неутомимы, а руки мускулисты. Дряхлое тело старого кади, хоть и вкушавшего за обедом сытного плова, не было наполнено жизненной силой и мало весило. «Да, – невесело размышлял кади, – тут целый заговор, и как мне распутать клубок, одному Аллаху ведомо. Ох, не о том я просил Аллаха за утренней молитвой, не о том говорил с Аллахом, творя обеденный и послеобеденный намаз. Надо было просить вразумить меня, старого, указать свет истины».
Возле хибары Жаудата паланкин остановился. Опершись на руку одного из носильщиков, кади Джабраил подошел к двери, постучав кулаком, ибо дверного молотка предусмотрено не было. Со скрипом дверь отворилась и наружу выглянула старуха.
– Почтеннейшая, дома ли твой господин, – спросил кади старую служанку, та раболепно согнулась и пригласила войти внутрь. В единственной комнате было полутемно, служанка зажгла кадящий масляный светильник. Кади вошел и оглянулся. Жаудата не было, но кто посмел бы перечить кади, возжелай он осмотреть комнату? Кади Джабраил возжелал и не остался разочарованным. Писец знал свое дело, аккуратным почерком на свитке он вывел донос на кади Джабраила, указывая на его немощь духа и плоти, перечисляя многочисленные промахи и ошибки, указывая на то, что казнены три невиновных добропорядочных жителя Риштана, три калеки, на которых сломалась телега правосудия, проехавшая прямо по их жизням своим скрипучим колесом. Донос не был дописан, в конце свитка стояла неопрятная клякса. Кади Джабраил свернул свиток в трубу и сунул в рукав шелкового халата. Ему было о чем доложить хакиму Юсупу–хадже. Старой служанке он заплатил полдинара за свиток, указав, что Жаудату не следует говорить о приходе кади. Не слишком доверяясь старухе, он оставил одного носильщика у дома писца, чтобы тот проследил за ней и не пустил из дому на розыски своего дрянного господина.
Между вечерним и ночным намазом у кади Джабраила было время подготовиться к докладу. Он послал записку высокородному хакиму Юсупу–хадже, прося разрешения явиться под светлые очи. Юсуп–хаджа хорошо относился к старику, на просьбу откликнулся без промедлений, его удивила только приписка, в которой старый кади просил о вызове на доклад начальника зиндана Закарии и писца Жаудата. Джабраил медленно дошел до своего дома, его халат запылился, а туфли пожелтели, но старому кади было важно доказать всем, что он еще может самостоятельно преодолевать расстояния, если на то будет воля Аллаха. Об одном жалел старый кади, что не встретился ему больше сегодня голубоглазый советчик, он бы поблагодарил русского купца Ильяса за помощь, и спросил бы у него: а как бы посоветовал Ильяс построить свой доклад перед хакимом?
Омыв ноги и ополоснув лицо, Джабраил облачился при помощи шустрой служанки Фирузы в чистый халат, начал наматывать чалму. Завидев, как Фируза мнется, не решаясь что–то сказать, грозно посмотрел на нее единственным глазом.
– Что топчешься на месте? Кувшин разбила или халат изорвала? – спросил он.
– Там в приемной сидит этот страшный такой…
– Да не тяни ты! Какой такой страшный? – переспросил кади.
– Русский купец, – прошептала Фируза.
– Ай да удача! На ловца и зверь бежит! – прихлопнув в ладони пропел понравившуюся чужеземную поговорку старый кади, водрузив как попало намотанную чалму на яйцеобразную голову.
Впервые кади встречал Ильяса в своем доме, и если бы не назначенный прием у хакима Юсупа–хаджи, угостил бы Ильяса как дорогого гостя. А пока приказал подать только лимонаду и свежих смокв.
– Подумалось мне часом, – отхлебнув холодного кислого напитка, сказал купец Ильяс, – что захочется вам, досточтимый кади, поговорить со мной перед докладом у хакима. Насколько я знаю, вы должны незамедлительно сообщать результаты расследования. Значит, именно сегодня все и разрешится?
– Да, – гордо сказал кади, – я готов представить все в наилучшем виде.
– А уверены ли вы в том, что убийца вами обнаружен и может предстать перед законом?
– Совершенно уверен, – сказал кади горделиво.
– Вы считаете, что он так глуп, что дал себя легко обнаружить? – Ильяс посмотрел пристально в лицо кади, и червь сомнения начал подтачивать кади Джабраила. Кади сел на подушки и подложил под голову руки.
– Предлагаю потренироваться на мне, – сказал купец Ильяс, – изложите все доводы, а я найду брешь в вашей логике.
– Почему вы мне помогаете? – недоверчиво спросил кади Джабраил.
– Потому что пока в городе есть неподкупный судья, мне нечего бояться. Меня не бросят в зиндан по ложному обвинению и мне не отрубят голову только за то, что у меня русая, а не черная борода.
Кади покивал и сказал:
– Пожалуй, в ваших словах есть правда. Я скажу вам, что все организовал подлый Жаудат, мой писец. Я его на груди пригрел как ядовитого гада, да будет остаток дней его скорбным, а ночи бессонными. Зитуллу отравила по его наущению блудница Фериде. Она принесла в зиндан ядовитые лепешки, которые дали Зитулле. Он съел их, а под утро в зиндан опустили сразу троих разбойников. Хоть один из них, хоть все трое – удачно подходили на роль убийц. Таким образом, у писца Жаудата, который претендовал на мое место и готовил на меня донос, появилась сообщница, исполнившая свою роль. Жаудат выставил бы меня как неспособного расследовать дело, и – готово! Пост кади Риштана свободен.
Кади гордо смотрел своим единственным глазом на собеседника, а морщинистые ручки победно сложил на животе.
– Э, нет, эдак вам хакима Юсупа–хожду не убедить, – засмеялся Ильяс, шуточно грозя пальцем.
– Ах, да, я не сказал главного: именно лекарь Мансур сообщил мне, что Зитулла был отравлен. И что сам Мансур мог изготовить смертоносный яд. А Хабиб–малыш сказал, что Фериде – ведьма, и ее с отравленными лепешками видел у зиндана нищий.
– Да… – протянул Ильяс, – а теперь послушайте меня. Пусть Жаудат признает, что хотел на ваше место, так как считал себя более достойным этой должности, но он будет отрицать свою причастность к убийству Зитуллы. Фериде заявит, что знать не знала никакого писца, а лекарь Мансур подтвердит, что никакого яда ей не продавал. И вы не сможете доказать, что все они чем–то друг с другом связаны. Ваша логическая конструкция рассыплется как детский пирожок из песка.
Кади покачал головой и снял чалму. От волнения он вспотел, вытер бритую морщинистую голову куском надушенной ткани и выпил лимонада. Ильяс со снисходительной улыбкой наблюдал за ним.
– Чего же я не так понял? В чем моя ошибка? – спросил он.
– Всякое преступление имеет мотив, и он должен быть достаточно серьезным, как сегодня мы уже обсудили и пришли с вами к единому мнению, досточтимый кади Джабраил, – начал купец Ильяс, – как известно, человеком движет жажда власти, жажда богатства и жажда обладания женщиной. Вы выбрали мотивом жажду власти. Жаудат стремится занять ваш пост, и потому Фериде помогает ему. Но какая связь между блудницей и Жаудатом? Допускаю, что они вообще не знакомы. Зато в городе известно, что Фериде замужем, и этот Хабиб–малыш очень мешает вести ей разгульный образ жизни. Может, Фериде несла свои отравленные лепешки совсем не Зитулле, а своему мужу? Кто посоветовал ей купить яд у Мансура? С чьего разрешения она вошла в зиндан? Ответив на эти вопросы, вы поймете, кто все это затеял и организовал. И виновен во всем совсем не глупый писец Жаудат.
– Как же могло так получиться, что лепешки попали к Зитулле? Он был убит по ошибке?
– Я думаю, что виной всему обычная путаница, – пожал плечами Ильяс, – спросите стражников, кому они отнесли передачу Фериде и по чьему приказу троицу грабителей спешно выкинули из просторной камеры в яму зиндана.
– Вы так говорите, словно сами были там! – восхитился кади, – словно стояли за спиной негодяя Закарии.
– Просто надо искать, кому выгодна вся эта ситуация, а Закария получает не только свободную женщину Фериде, которая будет благодарна ему, но и вашу должность. Только не своими руками, а благодаря чрезмерной ретивости вашего помощника – Жаудата, который не только строчит доносы, но и запутывает ваше расследование неумелыми подсказками. Неужели вы думаете, что на пост кади назначат малограмотного писца, а не беспорочного служаку Закарию? Всегда и повсюду доносчику только кнут, а не пост.
0
0