Бен Товий начал говорить — абсолютно без акцента, без единого слова-паразита, чётко, кратко и предельно ясно излагая самую суть на образцово-показательном петербургском языке. Савва слышал от Бен Товия такой речевой строй всего несколько раз, и каждый раз это происходило, когда ситуация была просто патовой. А сейчас она была именно таковой. Для Бен Товия. Савва, как отец двух сыновей, понимал это.
Порядка двух месяцев тому назад в контору Товия зашел мужчина, по виду лет двадцати с небольшим, в дорогом, но неброском костюме и сказал, что требуется обсудить один вопрос, касающийся сына. Бен Товий пожал плечами:
— Молодой человек, вы простите меня, я впервые вижу вас и не имею чести знать вашего сына, хотя уверен, что он достойный мальчик, но я не занимаюсь решением вопросов, которые бывают у чужих детей, и, к тому же, как вы и сами, наверное, видите, я уже старый человек…
— Простите, что перебиваю вас, уважаемый, но это вопрос не моего сына, а вашего.
Бен Товий прожил долгую и очень далекую от спокойствия жизнь, и его трудно было чем-то удивить, а уж тем более напугать. Но то, что он услышал, испугало его. И это был не просто испуг. Ещё не зная сути, он подспудно, спинным мозгом, почувствовал, что проиграл. Вглядываясь в зрачки непрошенного гостя, он видел в них то, с чем ещё не сталкивался. Весь прожитый опыт, которого с лихвой хватило бы на пару десятков жизней, говорил, что на этот раз он встретился с тем, что неподвластно ему и с чем ему не справиться. Он выходил победителем всегда. Именно эта способность выиграть любой бой роднила с ним Савву. Но этот бой он проиграл, ещё не начав. За человеком, сидящим напротив него — он чувствовал, знал доподлинно — стояло нечто… нет, не тёмное, не ужасное, не злое, нет. Оно было… никакое. Безразличное, лишенное души и чувства, серое. Как глаза гостя.
А суть вопроса, который предлагалось разрешить Товию, в общем-то, была проста. По словам гостя, сын Бен Товия, Авишай, попал в крайне неприятную историю, и мог получить — по закону — такой срок каторги, что отец просто не дождался бы его, столько не живут. Но Товия сильнее ужаснуло даже не то, что последние дни жизни он проведёт в разлуке с единственным сыном, с вечной болью в сердце и печалью в душе. Он смертельно боялся за Авишая. Бог дал его сыну нежную тонкую душу и слабое тело. Он не прожил бы в заключении, на каторжных работах, и полугода. Шая не был изнеженным папенькиным сынком, ни в коем случае. Он просто не выдержал бы физически.
Гость знал это и, зная, предложил выход. Он может сделать так, что дело Авишая Бен Товия будет закрыто и обвинение в убийстве проститутки будет с него снято. За это от его отца потребуется небольшая услуга. Всего лишь. При связях, возможностях и опыте уважаемого Бен Товия это сущий пустяк. «Ну как, господин согласен? По сути, прошу прощения, я делаю господину одолжение».
И Бен Товий понял, что деваться ему некуда. Тот Бен Товий, проницательный, умный, сильный и уважаемый, при упоминании о котором многие приподнимали шляпы, Товий, умеющий, если надо, решать вопрос очень жёстко, исчез. А на его месте, в его кресле, сидел совсем другой Бен Товий, который как жалкий поцик, пойдёт и сделает всё, что прикажет ему этот незнакомец. А сделать нужно следующее: из хитрого сейфа, находящегося в царских апартаментах одного из самых известных и дорогих отелей города, взять некоторые бумаги. Взять не просто, так как кроме охраны самой гостиницы есть негласная охрана номера, где помещается сейф, охрана бдительная и профессиональная, не шпики из четвёртого отделения. Взять сложно, но можно. Так вот, глубокоуважаемому Бен Товию предлагается добыть интересующий его гостя пакет.
«Такой известный и уважаемый человек как Бен Товий — мы не подвергаем это сомнению — может без особого труда организовать эту, скажем, акцию. У него есть для этого и опыт, и средства. В тот день, когда интересующие нас документы окажутся там, где я скажу, дело Авишая Бен Товия перестанет существовать, оно растворится как дым, без следа. И ещё. Я абсолютно уверен в деловой честности уважаемого господина, но, до завершения акции, как мы её назвали, Авишай побудет под опекой наших друзей. Он уже наслаждается их обществом. Вот текст письма, которое вы сейчас перепишете своей рукой, и уже сегодня к вечеру ваш сын его получит».
Бен Товий замолчал, ожидая, пока вошедшие в беседку двое слуг застилают стол скатертью и подают кофе. Потом продолжил:
— Дальше я сделал всё так, как было приказано. Я написал, что люди, с которыми он сейчас находится, — мои друзья, что едут по нашим делам в Европу и что я попросил их взять его с собой. Они отбывали срочно, поэтому все объясняю в письме. Ты знаешь, Савва, что мальчик учится в Академии, уже сейчас знаток истории европейской живописи, просто живёт этим, и то, что он увидит картины Лувра и Флоренции привело его в восторг. Да, да, они действительно повезли его в Европу, я получил телеграмму из Вены. Он ни о чем не догадывается… А что я мог, Савва, что я мог, спрашиваю я тебя?..
Савва, до сих пор молча слушавший рассказ старика, отпил из чашки, прищурился на противоположный берег.
— Да, если они могут позволить себе такой вояж… Понятно, что за твои деньги, — На эту фразу Саввы Товий лишь кивнул, — но всё равно, просчитанность и молниеносность действий… чувствуется рука профессионала. А связи, возможности… Мне кажется, за твоим гостем стоит организация, и очень мощная. — Савва положил руки на стол и повернулся к Бен Товию. — Ты знаешь, старик, я думаю, что, если мы будем сопротивляться, искать концы, восстанавливать справедливость, мстить — мы проиграем, и, упаси Создатель, я уже не говорю о последствиях таких наших действий. — Савва навалился на стол грудью, глядя Товию прямо в глаза. — Эти люди взяли тебя за сердце. Поэтому мы должны выполнить все их требования точно и в срок. Только так. Иначе… иначе мы погубим мальчика. А дальше… всё в руце Всевышнего…
— А… Если… Савва?.. — Рука Товия, державшая чашку дёрнулась, кофе выплеснулся на скатерть.
— Я не думаю. Судя по тому, что ты говоришь о Госте — будем так его называть, — ему и тем, кто за ним стоит, не нужна жизнь Авишая, твоя, или ещё кого-либо. Им нужен результат. Так что отбрось всё побочное — ты всегда умел это делать лучше всех, — и давай дело работать. Пусть в этой бочке дёгтя, что поднесла судьба, будет наша с тобой ложка мёда.
После позднего обеда они сидели в гостиной, где топился камин, — по вечерам Товию становилось зябко, сказывался возраст. Старик, прихлёбывая горячий чай на травах, подробно излагал план действий и рассказывал, что смог выяснить и что подготовил.
— Одновременно с проработкой плана акции я попросил хорошего знакомого, что сидит в Управлении жандармерии, поискать концы по делу Авишая, и, если такое есть, то узнать, что там да как. Мой знакомый, а он занимает там, где я сказал, очень большой кабинет, пришёл ко мне сюда, сел, где ты сейчас сидишь, и шепотом сказал, что да, такое дело есть. Там, в этом деле, Шая убил проститутку. Мальчику семнадцать, он ещё не знает женщины, это я говорю, и всё, что там написано, так же верно, как то, что я римский папа. Но папка с делом лежит в столе у начальника управления, который есть выкрест. Савва, ты знаешь, что такое выкрест для честных евреев. Он даже мать свою сожрёт, как зверь рыкающий гирканский, за то, что она еврейка — если ему прикажут. А папка лежит у него в столе, а он сидит за этим столом и ждёт, что ему прикажут: то ли спустить к исполнению, ли то тихо отдать взад, не раскрыв, как и не было никакой папки…
Савва привстал и отодвинул кресло подальше от огня.
— Товий, скажу тебе одно: это не наша игра. Мы даже не стоим рядом со столом, где сидят игроки. Мы лежим на нём. Мы — карты, и нами кто-то играет свою партию. И чем скорее эта партия закончится, тем лучше для нас.
— Да, ты прав. Я рассказал тебе это, чтобы ты знал весь расклад. А теперь о главном. Ты знаешь, что и где нам нужно сделать. Так вот, у главного инженера отеля я купил всю документацию, касающуюся сейфов и хранилищ, включая способ их установки.
— И?..
— В номерах установлены американские кабинетные сейфы «Мослер».
— Цифровой код и ключик? Знакомая система. Ключик наш клиент, надо полагать, носит при себе — либо в потайном кармашке, либо на цепочке, как другие крестик или звезду Давида. А вот шифр… Ладно, разберёмся.
— Также я знаю, что в номере напротив апартаментов, где находятся документы, сидит негласная охрана. Так что вариант изъятия пакета, как орешка вместе со скорлупкой, отпадает. Но. Вместе с бумагами по гостиничным сейфам мне принесли полный план отеля, что называется, до кучи. Я просмотрел его, так, для полноты картины, и случайно обнаружил то, что нам нужно. Здание гостиницы очень старое. Это бывший, тогда ещё пригородный, дом одного ясновельможного, был возведен в конце тысяча шестисотых годов. Через все этажи здания, от цокольного этажа до самого верха, проходит старая дымовая шахта. Когда лет тридцать назад дворец переделывали под гостиницу, выходы шахты в камины комнат по этажам были заложены кирпичной кладкой. А для каминов провели новый трубопровод. Я поинтересовался у Хаима Иоффе, ему сейчас девяносто три, и семьдесят лет он чистил и чинил камины, зачем было огород городить, ведь шахта вполне исправна. Оказывается, старая шахта — идеальное подслушивающее устройство: то, о чём говорят в номере, стоя вблизи камина, отчетливо слышно у зёва камина на другом этаже. Поэтому входы в шахту закрыли. И забыли. А я нашел. Ещё. Внутри шахты, на стене, имеются скобы, по которым можно попасть к камину на этаж какой тебе надо. Кладка, которой заложен вход в камин, тонкая, всего в полкирпича. И вот что я подумал…
0
0