Савва сидел, откинувшись на спинку кресла и, вытянув ноги на иранский ковер, разглядывал свои белые, в сеточку, летние туфли. На лице его была лёгкая улыбка. Савва был доволен. Во-первых, он уже понял, по крайней мере в общих чертах, то, что придумал старик, и радовался предстоящему, потому что впереди предстояли действие и риск, которые для Саввы были равнозначны вливанию свежей крови. А во-вторых, — он ясно видел это — в глазах старика зажёгся огонь, они снова были живыми и молодыми, как двадцать лет назад. Савва чувствовал, как и его самого начинает наполнять своеобразные, появляющиеся только в особо значимые моменты энергия и сила, как наливаются теплом плечи и кисти рук, как обостряются зрение и слух, и перед внутренним взором возникают и всматриваются в него ледяные глаза Белой Волчицы.
Савва, слушая Бен Товия и свои ощущения, дотронулся до перстня, плотно сидящего на среднем пальце левой руки. На тяжелом золотом ободе была рельефно изображена голова волчицы. Перстень лет десять назад по заказу Саввы изготовил знаменитый столичный ювелир, и с тех пор Савва никогда не расставался с кольцом, считая его своим талисманом.
Высокая двустворчатая дверь тихо растворилась, и молодой человек доложил, что к хозяину пришли. Бен Товий кивнул, и в каминную залу вошли двое, юноша и девушка. Повинуясь приглашающему и одновременно повелительному жесту Товия, они прошли и опустились в стоящие напротив Саввы и старика кресла. Бен Товий залпом допил чай. Потом слегка наклонился к Савве и произнес негромко:
— Перед тобой ложка мёда, Савва. Кристина и Анджей, цирковой псевдоним Андре. — Потом повернулся к молодым людям: — Руководитель акции, Савва. На время выполнения работы ваш царь и бог. Его слово — закон и ваша судьба.
Солидное, дорогое ландо мягко и почти бесшумно — только тихо процокали по мостовой копыта великолепной пары — подкатило к центральному входу гостиницы. С него легко сошел видный, уверенный в себе мужчина лет тридцати пяти, может быть сорока, в белом костюме и светлой кремовой рубашке с распахнутым до груди, на итальянский манер, воротом. Следом, приняв протянутую руку, сошла девушка лет девятнадцати-двадцати. Ливрейный швейцар распахнул перед парой двери входа. Следом за ними спешили трое носильщиков, выбежавшие из гостиницы и подхватившие багаж. В фойе мужчина подошел к пребывающему в позе почтительного внимания администратору.
— Я граф Пилсуцкий. Для меня с дочерью забронирован люкс, на десять дней.
Через минуту необходимые формальности были выполнены, и граф с дочерью в сопровождении администратора проследовал к лифту. Старший посыльный, сановито хмурясь, отправил носильщиков:
— Номер 612! Бегом! Бегом!
Носильщики через ступеньку понеслись на шестой этаж. Через пять минут двери лифта открылись, в вестибюль вышел администратор и направился к ожидавшему его управляющему.
— Разместил графа?.. С дочерью? — после небольшой паузы спросил управляющий.
— Да-с. Разместил-с. Господин граф довольны-с. — Потом администратор скосил глаза книзу и добавил: — Сдаётся, она такая же его дочь, как и моя …
— Не твоё дело, дурак! В посыльные захотел? В младшие! — Управляющий так глянул на администратора, что у того вспотели подмышки.
Как только администратор откланялся, Савва обошёл номер. Спальня, гостиная, ванная, балкон. Главное, камин на месте. Он снял пиджак и аккуратно развесил на спинке стула. С балкона вошла Кристина, которая, следуя модному образу — со скукой во взоре и держа в руке длинную папиросу, — озирала окрестный пейзаж. На самом деле прикидывала возможность ухода через крышу, если понадобится. Она поморщилась и потыкала папиросой в пепельницу: она не курила и переносила табачный дым с большим трудом. Сняла со стула аккуратно развешенный пиджак Саввы и небрежно бросила в кресло.
— Извините, граф Пилсуцкий не повесит пиджак. Ещё раз извините.
Савва кивнул. Голова у девчонки работала. Со своей ролью она пока справлялась великолепно. В том, что граф выдаёт за дочь свою пассию, у гостиничного персонала не должно возникать ни тени сомнения. Это необходимо по плану подготовки акции. Савва посмотрел на часы — вот-вот должен явиться официант с шампанским. Он расстегнул рубашку, сел на софу. Кристина сняла платье, и, оставшись в нижнем белье, забралась к нему на колени. Не прошло минуты, как в дверь постучали и в номер вошел официант, катя перед собой тележку с фруктами и шампанским. Кристина встала с колен Саввы и медленно пошла по комнате. Савва протянул в сторону официанта зажатую между указательным и безымянным пальцами ассигнацию, и тот, стараясь не смотреть на стоящую у огромного зеркала Кристину, принял щедрые чаевые и быстро вышел из номера.
— Если до сих пор и были сомнения, то теперь не будет. Савва, я заметила в вестибюле двоих. А вы? — девушка смотрела на Савву через зеркало.
— Я тоже. И двое с газетами. Итого четверо, всё как говорил Товий. И ещё здесь, на этаже. Где именно — надо выяснить. — Савва снова посмотрел на часы. — Через полчаса принесут ещё шампанского, и пару часов отдыхаем. А вечером ресторан.
— Поняла. Я в ванную, приму душ. Грех не воспользоваться такой роскошью.
Савва налил себе шампанского и с фужером в руке вышел на балкон. По раскладу, он должен был изображать солидного и богатого господина, намеревающегося провести неделю-другую в обществе молодой любовницы; господина, прямо скажем, весьма недалёкого, поскольку история с его якобы дочерью была шита белыми нитками. Все это было подготовлено и обсуждено с Бен Товием, и «Граф Пилсуцкий», человек столь же простой, даже глуповатый, сколь и явно очень высокого о себе мнения, должен был восприниматься именно таким, а значит, не вызывающим никаких подозрений в заинтересованности объектом, и, тем самым, не представляющим опасности.
Официант, принесший шампанское и клубнику со сливками, внимательно, с видимым интересом поглядывал на разбросанные на самых видных местах интимные принадлежности дамского туалета, а расставив заказ на курительном столике, придвинутом к широченной разобранной кровати, столкнулся с выходящей из ванной комнаты в одних ажурных чулках Кристиной. Как только за ним закрылась дверь, Савва, сосчитав до десяти, выставил в коридор свои туфли — чтобы почистили. Официант, принесший шампанское, стоял перед номером, расположенным напротив апартаментов объекта, из-за которого была затеяна вся операция. В дверях номера стоял крепкий коренастый господин и слушал официанта. План «Визитка» был выполнен: через час в гостинице всем будет известно, что граф с «дочерью» занимаются любовью. Плюс определилось местонахождение негласной охраны объекта. Савва ещё минуту постоял у двери, слушая, что происходит в коридоре, и повернул ключ в замке.
— Теперь отдыхай. Вечером ты должна выглядеть сногсшибательно.
Кристина, повернувшись к нему спиной, сняла чулки и аккуратно сложила их на банкетке.
«А вот это я упустил начисто. — подумал Савва. — Нелегко будет мне изображать её любовника. Только изображать, находясь рядом с ней…»
Девушка поймала его взгляд и прекрасно поняла его мысли.
— Извините, Савва…
Она юркнула под простынь и свернулась клубочком, как кошка, на самом краю кровати.
Савва, не раздеваясь, прилёг на другой край, и, заложив руки за голову, закрыл глаза.
Два дня назад, вечером, в день приезда Саввы, старик, коротко представив ему Кристину и Анджея, передал их на попечение доверенного человека, сказав, что они могут отдыхать до особых распоряжений. Потом, отослав слуг, рассказал Савве о его помощниках. Анджей и Кристина, единоутробные брат и сестра, родом из Варшавы, Кристине двадцать, Анджею семнадцать. Отцов не знают, мать, по словам знавших её, удивительная красавица, ещё детьми отдала обоих в цирк, которым владеет её друг. Именно друг. Он был намертво и безнадёжно влюблен в неё, а она так и не приняла много раз предложенные ей руку и сердце. После её смерти, лет семь-восемь назад, он взял детей в свою труппу. Кристина с братом, с детства живя на арене, стали не просто артистами цирка, а высококлассными гимнастами, особенно Анджей. Помимо того, Анджей во время фестиваля цирков в Монако брал уроки кулачного боя у боксера из Лондона и какой-то хитрой, неизвестной в Европе борьбы — у японца из токийского цирка.
Бен Товий, по одному ему известным каналам, знал об этом и через своих людей вызвал из Варшавы именно их, Анджея и Кристину. Они стопроцентно соответствовали тому, что задумал старик, но, когда он увидел их вживую, не поверил глазам. Старый Бен Товий обладал способностью, абстрагируясь от второстепенного, убирать лишние детали и добавлять недостающие, видеть суть, которую редко кто замечает. Он увидел сразу. Дело в том, что единоутробные фотографически повторяли черты друг друга, лица, фигуры, даже жеста, не теряя при этом своей индивидуальности. Один рост, один цвет волос, одна линия губ. Анджей-Андре был хрупок и тонок, кожа лица была нежна и свежа как у сестры, и только глаза, смотревшие совсем не по-девичьи спокойно и холодно, выдавали понимающему человеку, что перед ним стоит жёсткий и опасный боец. И увидев их, Анджея и Кристину, перед собой, Товий понял, что недостающая деталь той мозаики, которую он складывал последние полтора месяца, нашлась и встала на своё место. И теперь нужен был Савва, ибо только Савва мог сделать так, чтобы задуманная и собранная Бен Товием мозаика заиграла всеми цветами.
С Анджеем Савва провел несколько тренировок на специально прикупленном сейфе, аналогичном тем, что стояли в номерах. У паренька оказались очень чувствительные музыкальные пальцы и отменный слух. После нескольких подходов он уже безошибочно взламывал код…
0
0